MAYDAY

Пройдет немало лет, прежде чем все окончательно стихнет. А пока мир за окном полнится криками. Зловонный монстр воет голосами жертв – мужских и женских, старых и детских. Скребет когтями в двери, мы слышим – он близко. Никто не уйдет, всех впитает ржавая земля. Мы черви, это наш конец.

Небо поливает колким дождем, тленом пропитан воздух. Уходящее лето – последний рубеж, за которым схлопнется жизнь.

Глава 1.

20 июля.

– Пап, ты же быстро вернешься? – тихий голос прошелестел и повис в сгустившихся сумерках.

В этом некогда светлом, наполненным радостными голосами доме, теперь говорили очень тихо и очень мало.

Мужчина обернулся. Позади в дверном проеме стояла девушка с серыми глазами и копной пепельных волос. Точь-в-точь как у него. Одним движением накинул на плечи пиджак, сунул ноги в ботинки и уже потянулся было к дверной ручке, как взгляд вновь наткнулся на бледное лицо. В отражении зеркала виднелась дочь и вопрос, застывший в дымчатых глазах. Сколько ни отворачивайся, а правды это не изменит. Он медленно приблизился и крепко обнял девушку.

– Конечно, я скоро приду. Присмотри за братом.

С глухим щелчком закрылась дверь, глухой тоской отозвалось сердце. Еще немного постояв, Кристина провела пальцами по включателю, но света не было. Веерное отключение теперь случалось все чаще.

Тихонько заглянув в комнату брата и убедившись, что тот спит, она вернулась в гостиную, опустилась на диван и застыла. Взгляд затравленно скользнул по ровным линиям книжных полок, перескочил на черный прямоугольник плазмы, теперь совершенно бесполезной, и остановился на фото в рамке. Очертания красивой женщины медленно теряли четкость. Словно окружающая темнота разъедала их, стирая границы и превращая в размытое пятно.

Неужели с памятью будет так же?

Всхлипнув, Кристина прикрыла глаза и представила лицо матери, всегда серьезное и чуть уставшее, как вдруг безмятежная картинка исчезла под натиском иной, куда более страшной: залитый кровью пол и искаженные предсмертной судорогой губы. Не в силах вынести это, она резко открыла глаза и судорожно вздохнула. Видимо, прошло слишком мало времени. Последние минуты, проведенные с мамой, пока затмевали все прочие.

Во рту разлилась привычная горечь. Почти все, кого она знала, мертвы. Лучшая подруга, синеглазый красавец Арсений, бывшие сокурсники, знакомые, родственники… даже если кто-то из них выжил, ей об этом ничего не известно. Мобильная связь, интернет отключены, остался лишь громкий голос систем оповещения за окном, да и тот транслирует пару раз в сутки.

Стряхнув оцепенение, девушка чиркнула спичкой и зажгла свечу. Огонек пугливо потянулся вверх, вытягиваясь каплей. Его тусклый свет очертил крошечный круг на светлом дереве столика, отразился в темном экране плазмы. Но не коснулся главного. На душе по-прежнему монолитной плитой лежала безысходность. Вопреки словам отца, она знала: вернется он нескоро, впереди долгие часы ожидания и липкого страха.

В доме воцарилась гулкая тишина. Ее змеиная рука проникла во все комнаты, в каждый угол, щель, очертив владения.

Глупая, как только закончится ночь, ты проиграешь.

Полчища чудовищных звуков разом поработят мир, вытеснив из него тишину. Заставят бешено стучать сердце, парализуют тело. И даже свеча не спасет. Можно включить музыку на телефоне, там вроде еще оставалось немного зарядки, в конце концов, можно почитать вслух. Но нет, ни в коем случае. Любой посторонний шум усыпит бдительность, не позволит услышать. И тогда невидимый враг, ужасный, ненасытный монстр может подкрасться совсем близко. Единственный выход – затаиться и слушать, слушать, ловить каждый шорох.

Застыв, Кристина обратилась в слух. Лишь два огромных черных зрачка неотрывно смотрели в окно, туда, где за тонкой стеклянной преградой таилось страшное.

Шли минуты, летели секунды, исчезая в пространстве. В какой-то момент она начала клевать носом, но тут же вздрогнула и испуганно заозиралась по сторонам. Иуда – сон, много столетий назад перебежав на сторону ночи, теперь мучил, стараясь захватить в свой плен. Приходилось изо всех сил цепляться за реальность.

Ровно в шесть утра началось. Сначала отдаленные раскаты, едва уловимые, низкие, они становились все ближе и громче, пока не обрушились истошными воплями на подоконник.

Два месяца назад. 14 мая.

Новость настигла на базе. Хорошенько выспавшись после ночного рейса, Данила Вершинин наконец-то выбрался к реке. Рыбалку он любил, хотя клевало редко. Но разве в этом суть? То были часы спокойствия, безмятежности, внутренних диалогов и важных решений. Под веселое чириканье птиц находились удивительно верные ответы на вопросы, которые в повседневной суете никак не давались. Только здесь голова очищалась по-настоящему, а мысли обретали кристальную ясность.

Солнце медленно катилось к горизонту, отбрасывая блики на зеркальную поверхность озера. Лиловое на голубом, в окружении сочной зелени. Даже глаза здесь отдыхали. Слева ближе к лесу виднелись камышовые заросли. Вечерний ветерок лениво перебирал сухие стебли, тихонько покачивал, отчего воздух наполнялся едва слышимым шепотом. Поплавок оставался неподвижным. Вторя окружающему пейзажу, он и не думал предвещать появление рыбы. А Дэн и не думал следить за ним. Мысли его унеслись далеко за пределы острова.

За спиной мужчины виднелся небольшой одноэтажный домик, с чердаком и уютным крыльцом, купленный почти год назад. Это был его маленький мир, тщательно закрытый и отгороженный ото всех. Личное неприкосновенное пространство. База. Логово. Называйте, как хотите, сути это не меняет.

Убаюканный шепотом ветра и предзакатным солнцем, Дэн прикрыл глаза. На красивом смуглом лице застыло выражение безмятежности. Несколько темно-русых прядей упало на лоб и, подхватив, ветер тут же принялся играться с ними. За роскошную шевелюру ему попадало не раз. Сначала преподаватели, затем инструктора в летном училище, сейчас время от времени журил командир. Но ничто не могло заставить его сменить волнистую гриву на короткий ежик. Возможно, все дело в характере, а возможно, запали в душу однажды кинутые слова матери. Как-то утром, собирая сына в школу, она невзначай заметила, что с такой шевелюрой и тяжелым, темным взглядом, смотревшим всегда прямо из-под широких бровей, он похож на главнокомандующего. Сравнение ему очень понравилось, и с тех пор Данила не расставался с гривой, впрочем, взгляд тоже не изменился.

Как ни странно, но роскошной шевелюрой он был обязан отцу. Потомственному военному, поступившему на службу в военно-морской флот и сделавшему там блестящую карьеру. Гордый, импульсивный, властный, он готовил себе преемника и воспитывал сына со всей армейской строгостью. Но нравом Данила пошел в мать. Спокойный и упертый, точно бык, он настоял на своем и отправился учиться на летчика. Променяв океанские просторы на небо, Дэн тем самым сильно разочаровал родителя. После поступления отец не разговаривал с ним год, расценив поступок сына, как предательство. Но на втором курсе как-то раз украдкой приехал на летное поле. Шло построение, и инструктор важно вышагивал вдоль курсантов. Данила стоял первым. Самый высокий и крепкий, настоящий солдат. Надо признать, сын тогда произвел сильное впечатление. И наблюдая, как тот ловко забрался в кабину самолета, с каким благоговением положил руки на штурвал, мужчина смирился и успокоился. Однако с тех пор отношения с родителями так и не наладились. Да что теперь говорить, обоих забрал ковид.

Погруженный в свои мысли, Данила не сразу услышал звонок. Однако, нагло расплескивая спокойствие вечера, трезвон нарастал, пока наконец-то не пробил брешь в терпении. Вот приспичило кому-то! Недовольный оставил удочку на берегу и неохотно побрел к дому. На кухонном столе дисплеем вниз звонил и вибрировал телефон. Перевернув его, Дэн некоторое время размышлял, не будет ли проще скинуть вызов. Но что-то удержало его.

– Дэн, – как-то взволнованно начал Рыжий, чем сильно удивил собеседника. – Семьсот сорок седьмой упал. Вся команда Лактионова погибла. Из пассажиров тоже никто не выжил.

В ту же секунду безмятежный закат, березовая роща, блики воды – все исчезло.

– Постой, – изо всех сил прогоняя набежавшую тьму, пробормотал мужчина. – Какой рейс?

На том конце нетерпеливо вздохнули, повторив:

– Двадцать один сорок два из Шарм-эль-Шейха. Плановый.

Это был рейс авиакомпании, в которой оба работали уже более пяти лет. Данила вторым пилотом, а Ромка бортпроводником. Оба знали Лактионова, как одного из лучших пилотов. Такие не падают…

– Когда это случилось?

– Час назад.

– Точно разбился? Вероятность угона есть? – верить не хотелось, представлять тем более. Поэтому он упорно цеплялся за малейшую возможность прогнать горькую правду.

– Да, точно, точно! – с каким-то отчаяньем воскликнул Рыжий.

Обычно спокойный, сейчас же друг бил все рекорды нервозности. Значит, все правда.

– Господи, – Дэн прикрыл ладонью глаза. Из трубки доносился гомон голосов, время от времени прерываемый мелодичным сигналом оповещения. Вне сомнений, Рыжий в аэропорту. – Что говорят диспетчеры?

– Диспетчеры…– собеседник немного помедлил, словно сомневаясь, стоит ли об этом говорить, но все же решился, – Дэн, да чертовщина какая-то… говорят, почти сразу после взлета капитан доложил о ЧП на борту. Вроде бешенства среди пассажиров. Или нападения. А на сороковой минуте полета самолет просто исчез с радаров.

Дэн внимательно слушал, вникал, анализировал. Процессор в голове шумел, пытаясь вывести логическую связь, а она все никак не выводилась. Как пилот, он прекрасно осознавал все риски и сложности: неполадки в работе самолета, тяжелые погодные условия, ошибки пилотов – с этим все ясно. Но чего он никак не мог понять, при чем тут бешенство?! Боингом, совершавшим рейс Шарм-эль-Шейх – Москва, управлял капитан Лактионов – пилот с пятнадцатилетним стажем, в профессионализме и адекватности которого не было ни малейших сомнений! Даже если бы самолет захватили террористы, капитан ни за что не открыл бы им дверь в кабину. Нет, ерунда какая-то. Тут что-то другое.

Отключившись, он некоторое время размышлял – как лучше поступить? Первым порывом было немедленно сорваться и мчать в аэропорт, в офис компании, на место катастрофы, неважно куда, главное – быть ближе к событиям. Но он тут же одернул себя. Случившегося это не исправит. В подобных случаях другим пилотам остается только горевать, отгоняя неизбежные мысли о том, что на месте погибшего экипажа могла быть твоя команда.

Все еще пребывая в замешательстве, мужчина перевел мрачный взгляд на распахнутую дверь. Умиротворяющий пейзаж, восхищавший всего минуту назад, теперь казался неуместным. Перед глазами стояли страшные картины авиакатастрофы.

Вздохнув, Данила провел ладонью по онемевшему лицу и достал сумку. Решение принято. Несмотря на давно спланированный отдых, завтра он возвращается в Москву.

15 мая.

(здесь и далее записи из личного дневника Кристины Кошкиной)

«Сегодня весь день провела в институте. Внешне все вроде бы спокойно, но в воздухе отчетливо чувствуется нервозность. И ленты соцсетей только подогревают всеобщее настроение. На многочисленных фото из Америки один и тот же сюжет: парамедики в защитных костюмах грузят в машину скорой помощи очередного пострадавшего – связанного, захлебывающегося собственной кровью. Все случаи похожи, как один: пациент – бездомный или наркоман с внезапно открывшимся кровотечением. И в этой ситуации непонятно решительно все. Почему именно бездомные? По какой причине кровотечения? Зачем пациентов связывают? Куда увозят и что с ними делают?

Комментарии под постами только добавляют сумятицы в происходящее. Одни пишут об агрессивном поведении пострадавших, из-за чего их приходится усмирять. Другие очевидцы описывают волну страшных скоропостижных смертей бродяг по всем Штатам. Третьи утверждают, что несчастные умирают после мучительной агонии, длящейся несколько часов кряду. И видео окровавленных, корчащихся от боли людей на тротуарах, в подворотнях – также ясности не вносят. Какого черта там происходит?

Поскольку официальные источники молчат, в сети вовсю развернулись баталии диванных экспертов. Самое популярное мнение – происходящее вызвано новым видом наркотика. На втором месте – версия о некой страшной, неизвестной болезни. Есть и те, кто считает фото и видео – чистейшей профанацией, чтобы посеять панику и страх.

Блогеры спорят о дальнейшем развитии событий, дают ничем не обоснованные мрачные прогнозы, особо шустрые репостят материалы с места событий, по кадрам разбирая происходящее.

Студенты и преподаватели стараются сохранять видимость спокойствия, однако во взглядах то и дело мелькает тревога. Разговоры стихли. В коридорах больше не обсуждают зачеты и коллоквиумы. Кажется, даже предстоящая сессия отошла на второй план.

На сдвоенных лекциях пропедевтики мне впервые стало неуютно, все казалось чужим и нелепым. Профессор Булатов рассказывал о заболеваниях кровеносной системы, и все делали вид, что это всего лишь лекция, но понимали – выбор темы неслучаен.

Моя подруга Анна не слушала. Уткнувшись в телефон, она читала новостную сводку. И, судя по ее мрачному виду, хороших новостей не было. Ребята на переднем ряду о чем-то ожесточенно спорили. Вскоре их громкий, срывающийся на голос шепот услышал и преподаватель.

Он постучал ручкой по столу, призывая к тишине. Но вдруг один из споривших не выдержал и встал. Парень без предисловия задал один вопрос. Всего один, прямой до невозможности вопрос:

– Профессор, как вы считаете, причина эпидемии в новом виде наркотика?

Некоторое время преподаватель смотрел на студента, затем с тяжелым вздохом заметил, что пока речи про эпидемию не идет, а докторам стоит доверять фактам, а не слухам. После чего продолжил лекцию. Но все заметили, как при этом побледнело его лицо».

тот же день, чуть позже.

«Вечером я увидела ровно такое же выражение. Едва сдерживаемая обеспокоенность блуждала по лицам родителей. Мой, всегда спокойный и внимательный к малейшим деталям отец выглядел встревоженным и впервые в жизни не поставил портфель на комод.

Мне девятнадцать лет, и сколько себя помню, отец всегда по возвращении с работы совершал одни и те же действия. И сейчас, глядя на забытый в коридоре портфель, я мучаюсь плохими предчувствиями».

16 мая.

 Май в Москве выдался жарким и душным. Стремительно расцвела черемуха, газоны пестрели алыми тюльпанами, в парках распустились ярко-желтые одуванчики. Природа тоже торопилась, но этого никто не замечал. Над городом черным полотном повисла тревога. Взоры всех жителей были прикованы к экранам телевизоров.

 «В вечернем выпуске новостей сказали то, о чем отец напряженно молчал прошлым вечером. В крупнейших городах США – Лос-Анджелесе, Нью-Йорке, Сан-Франциско – зафиксированы вспышки ранее неизвестной болезни. Официально. Представители власти утверждали, что случаи единичные, переживать не о чем, ситуация под контролем, но надолго ли? Заголовки на различных порталах кричали о том же. Пробежав взглядом очередную статью, суть которой можно свести к емкому: «на пороге новая пандемия, и мы все умрем», я чувствовала, как по спине ползет холодок. И дело вовсе не в панической писанине журналистов. Вести из Америки для нас (будущих медиков) не сулят ничего хорошего. Что для обывателя «какая-то неизвестная болезнь», то для докторов – очень тревожный звонок.

 В поисках ответов я подошла к отцу. Мои родители – доктора. Отец заведует инфекционным отделением Боткинской больницы. Мама работает там же, но в кардиологии. Я студентка второго курса медицинского института. А потому мы слишком хорошо понимаем угрозу и ее последствия. Повторения пандемии никто не хотел. Еще сильнее мы опасались нового вируса. Ведь это все равно, что без оружия и подготовки столкнуться с неизвестным и крайне опасным врагом.

 Отец отвел меня на кухню и плотно прикрыл дверь. Прежде чем заговорить, он посмотрел на меня долгим, тяжелым взглядом, от которого мне стало не по себе, а разум наполнился паршивыми предположениями – одно хуже другого. Наконец, папа признался, схожие случаи выявлены также в Амстердаме, Париже и Лондоне. По предварительным данным, болезнь вызвана вирусом, схожим с Эбола, но протекает гораздо стремительней, а летальный исход наблюдается у сорока процентов зараженных. Те же, кто выживает, ведут себя агрессивно, нападая на людей. Поэтому зараженных быстро изолируют. На данный момент зафиксировано более тысячи прецедентов, и это число растет.

– Ранее мы с таким не сталкивались. Если верить отчетам, инкубационный период от тридцати до сорока минут, клинические признаки очень яркие – обильная кровавая рвота, многочисленные гнойные папулы по всему телу, которые довольно быстро вскрываются. – признался отец и нахмурился. – Заражение происходит через слизистые оболочки и кровь. Учитывая, что люди буквально исходят кровью и гноем, ничего удивительного, что вирус распространяется столь быстро. Если так пойдет дальше, не исключено, вскоре случаи заражения появятся в Москве. Поэтому…– он вновь скользнул беспокойным взглядом по моему лицу, – будь осторожна.

17 мая утро.

Грязная зона аэропорта осталась позади. Миновав служебный вход в «Домодедово», Дэн прошел пункт досмотра и поднялся на второй этаж. До вылета оставалось три часа, а значит, у него есть как минимум час, чтобы найти своих и переговорить. Жаль, что Рыжий отбыл в Лондон. Вот уж в ком таился настоящий талант сыщика. Длинный и юркий, как шнурок, Ромка всегда был в курсе всего, и ему не требовались ни мыло, ни связи, чтобы подобраться к правде. Едва в воздухе появлялось волнение, как Рыжий тут же настораживался, прислушивался и брал след. И не успокаивался, пока не докапывался до истины. Да, сейчас бы помощь друга очень пригодилась. Но делать нечего, придется самому. Первым делом заглянул в брифинг-центр и отыскал глазами капитана Тарасова – первого пилота экипажа.

– Привет, Даня, – излишне громко приветствовал шеф и подал знак глазами: не входить. Вместо этого мужчина поднялся сам и зашагала навстречу, – я вот что хотел спросить…

Дэн все понял и невзначай попятился назад. Скрывшись от глаз коллег, Тарасов быстро ухватил напарника под локоть и оттащил в сторону.

– В общем, ситуация такая, – с ходу начал он, – никаких вопросов про семьсот сорок седьмой не задавать. Делом занимается специальная комиссия, прокуратура, да еще кабинетчики набежали из министерств.

О том, что место крушения объявлено карантинной зоной, как и о том, что родственники погибших, скорее всего, никогда не увидят тел, Данила уже знал. Но, черт возьми, что все-таки происходит?!

Верно расценив выражение его лица, Тарасов припечатал:

– Ты что, новости не видел? Ясно, опять в отшельника играл. Данила, ну сколько можно? Учу тебя, учу, – сетовал собеседник, – а все без толку! Заведи ты уже себе жену и детишек. Хватит бегать в холостяках и вторых пилотах. Это ж первая истина в авиации. Пока пилота на земле никто не держит, к управлению воздушным судном не допустят!

– Игорь Юрьевич… – нетерпеливо выдохнул напарник.

С девушками у него не складывалось. Они вечно тянули к нему свои руки. Сильный, статный, Данила притягивал их, как причал корабли. Каждая видела за его плечами стабильность, тихую гавань семейного уюта и всеми силами старалась задержать непокорный взгляд карих глаз на себе. Да только сам Дэн считал женщин слишком непредсказуемыми, чтобы брать на борт такой балласт. А потому давно и всерьез решил быть один.

– …оставим темные стороны моей биографии в покое. Лучше объясните, при чем здесь крушение самолета и карантин?

Но вопрос так и повис в воздухе. Внезапно из брифинг-центра донесся странный шум. Обычно в комнате, где пилоты готовились к предстоящим полетам, царили сосредоточенность и тишина. Но только не сейчас. Воздух так и вибрировал от криков. Оба немедленно рванули обратно. В этот момент один из коллег пытался настроить висевший на стене телевизор, ему на помощи кинулись еще пара человек. Стало ясно: произошло нечто чрезвычайное. Словно вспышки звучали фразы, предвещавшие только одно – катастрофу. Наконец, пилоты справились с телевизором, добавив звук.

Все замерли. На экране возникла карта полетов из международного аэропорта Марракеш (Марокко). Ведущая новостей взволнованным голосом сообщает, что связь с экипажами воздушных судов, летевшими по направлению Рим, Рио-де-Жанейро и Дубай, пропала. Местоположение судов также не известно. Правительство страны просит помощи у мирового сообщества в организации поисково-спасательных мероприятий.

Никто в комнате не успел опомниться, как диктор побелевшими губами уже спешит сообщить следующую горячую новость, не менее ужасающую и трагичную:

«Только что нам поступило известие, гавань Стамбула протаранил круизный лайнер. На полном ходу судно врезалось в причал. Количество раненых и погибших уточняется…».

Тут же на экран вывели видеозаписи очевидцев. Над гаванью точно гигантский айсберг высится лайнер. Люди, здания, машины – все пространство вокруг лайнера за считаные секунды превращается в месиво. Но самое страшное происходит потом. С многочисленных палуб начинают сыпаться люди. В кадре множество окровавленных тел. В пыли, суматохе не понять, как и почему это происходит.

В комнате повисла гнетущая тишина. Съемки оказались настолько откровенными и страшными, что даже им, закаленным небесным волкам, готовым к любым критическим ситуациям, стало не по себе. Все взгляды неотрывно следили за происходящим на экране, а в головах один и тот же вопрос на репите – что происходит?

17 мая вечер.

«Не смотря на жару, меня бьет озноб.

Сегодня в институте все говорили о крушении самолетов и круизного лайнера. Столько людей погибло! Социальные сети и мессенджеры заполонили шокирующие кадры: кровь, мертвые тела мужчин, женщин, детей… Думая о них, я не могу сдержать слез. Какой ужас и шок, должно быть, испытывали несчастные перед столкновением. Само осознание неизбежности, крики отчаяния… ничего не могу с собой поделать. Вновь и вновь прокручиваю в голове секунды ДО.

Но если я думала, что на этом плохие новости закончились, я сильно ошиблась. Буквально через три часа после катастрофы появились первые сведения о зараженных. Вместе с тем лайнером в Турцию приплыл новый вирус.

В момент, когда об этом объявили, я стояла рядом с мамой. Мы молча смотрели на экран плазмы, одинаково ошеломленные и испуганные. Когда первое потрясение прошло, мама заметила, если не будет закрыто наземное, водное и воздушное сообщение с Америкой и Европой, это закончится пандемией для всего мира. Но голос отца, раздавшийся позади нас, заверил, что ЭТО уже происходит. Он слишком хорошо помнил ковид, поэтому иллюзий не питал.

После разговора с родителями я закрылась в своей комнате. Мне хочется побыть одной. Трудно поверить, что над твоими родными, друзьями, над привычным миром нависла смертельная опасность. Как это произошло? Когда? В поисках ответов я углубилась в изучение новостных сайтов и отчетов ВОЗ. Это помогло восстановить хронологию событий.

Первые тревожные вести начали поступать еще десять дней назад. Данные исходили от волонтеров, работающих в районе Скид Роу – известном гетто для наркоманов и бездомных, расположенном в центре Лос-Анджелеса. Там зависимым бесплатно раздают шприцы с дозами, дабы избежать грабежей и насилия. Оставим этическую сторону вопроса за скобками, важно другое: именно после введения последней партии наркотиков, местные жители стали вести себя странно. По словам волонтеров, в течение нескольких минут после принятия дозы у людей открывалось обильное кровотечение. Многие умирали сразу, а выжившие вели себя невменяемо и агрессивно, нападая на своих же соседей. На сайте, где опубликована новость, размещались фотографии района. Многочисленные палатки, картонные коробки, грязь, пугающего вида люди – отчаявшиеся, опустившиеся до самого дня. Изображения в комментариях не нуждались: это было идеальное место для инфекций и болезней. Нет ничего удивительного, что вирус распространялся там со скоростью урагана.

Американское правительство легкомысленно проигнорировало первые сигналы от волонтеров. Бездействие помогло вирусу сильнее вгрызться в население Скид Роу и начать распространятся в благополучных районах. Очевидно, ситуация резко ухудшилась, раз Штаты все же решили выступить с официальным заявлением и обратиться за помощью к ООН и Всемирной Организации Здравоохранения.

Из прочитанного лично у меня сформировалось два вывода. Первый – вирус попадает в кровь жертв вместе с наркотиками. Второй – кто-то намеренно запустил смертельную партию в массы. Другой вопрос – зачем они это сделали? Осознавали ли, какой опасности подвергают мир?