– Д-да, заходите… Т-то есть, для нас честь принять… э-э… -он страшно покраснел, умолк, и гостеприимным жестом пригласил войти внутрь дома. Ири взяла Киракию под руку, и воспользовалась приглашением. Юноша дождался, пока они не переступят порог, и треснул себя по лбу, очень надеясь что его фиаско не наблюдал никто из его более взрослых родственников.
Однако в возможности глянуть Ири вслед он себе не отказал.
Внутренние убранства дома Шайкай оказались куда как скромнее и практичнее в быту, нежели его же помпезно-горделивая наружность. "Дворец" снаружи – оказался внутри простым жилищем. Не бедным, не тусклым, но простым, удобным и уютным, ухоженным жилищем.
Киракия молча наблюдала за тем, как встретившие их в прихожей женщины обменивались взаимными словесными любезностями с ее мамой. Ей пока были непонятны сложные ритуалы взрослых, а уж смысл этих ритуалов и вовсе был окутан мраком тайны. Она лишь положительно кивала в ответ когда к ней кто-то обращался, мысленно пытаясь уразуметь творящееся.
Взрослые были странными. Столько сложных слов и жестов, непонятных намеков и улыбок, – вместо того чтобы быстро и просто выразить суть: "Ты нам нравишься, и мы рады что ты пришла" и "Я рада что у вас все хорошо, как славно что мы дружим". Пусть у Киракии не всё было так хорошо в общении с её одногодками, как у её мамы с односельчанами, – но с детьми всё было хотя бы просто и понятно. Мысль о том, что однажды и ей придется научится говорить с окружающими в такой же манере не вызывала в ней ни восторга, ни страха. Лишь непонимание.
Одна из женщин отделила её от матери, и отвела в отдаленную комнату. Еще при приближении к той двери, Кира могла расслышать возгласы других детей. Ей не сильно хотелось туда.
Но её мнения не спрашивали, а памятуя просьбу матери, она не стала изъявлять протеста. Войдя в комнату и представ перед другими детьми, она нахмурилась, и сразу же пошла вдоль стены к ближайшему углу, даже не дождавшись окончания её представления другим детям от приведшей её женщины. Видимо уже наслышанная о своевольном характере младшей Хойен, средняя жена мастера Асаи не стала удивляться поведению девочки-гостьи, и скрылась за закрытой дверью, вернувшись к сборищу в гостевом зале.
В детской ненадолго воцарилось молчание. Внимание присутствующих было обращено на неё, и Киракия, всё ещё хмурая и молчаливая, ответила взглядом в глаза каждому, будто бы приняв это за вызов. Благо, уже через мгновение остальные дети вернулись к своим занятиям.
Здесь было много игрушек и мягких подушек. Комнату явно заранее приготовили для того, чтобы собрать тут детей и не дать им заскучать. И дети не скучали. Каждый нашел себе занятие либо в общении со сверстниками, либо в игре с приглянувшейся безделушкой. Кто-то устроил бои подушками, кто-то вел считалочку с подругами, а кто-то просто кувыркался по стеленному мягким ковром с подушками полу.
Некоторых из присутствующих детей Киракия знала. Других видела не часто или впервые. С одной из девочек она даже дружила, но сейчас та была в кампании других, не любивших Киру девчонок, и она не покинула их чтобы побыть с ней. Киракии это казалось обидным.
Здесь не было никого старше десяти лет. Самым старшим, по виду, тут казался мальчик, которому было всего восемь, – впрочем, если верить его словам, расслышанным Кирой из короткого разговора с ним другого мальчика помладше, – почти девять. Того мальчика звали Хан, и он правда был здоровее всех других детей. Пусть он и не был обделен вниманием, Кира заметила, что сам он, как и она, сторонится кампании, и чувствует себя здесь как-то неловко. Он ни с кем не играл, и не проявлял интереса к игрушкам. Он тоже выжидал, когда всё кончится. Всё это – кончится. Это было ей… знакомо. Словно бы почувствовав на себе задержавшийся взгляд Киракии, мальчик глянул в её сторону, – Кира тут же отвернулась и снова нахмурилась.
"Ещё чуть-чуть" – подбадривала она себя. Её слух уловил то, что кто-то из девочек позвал её к себе, поиграть с мягкими игрушками и поесть всё ещё горячее печенье, которым угостили детей взрослые. Киракия сделали вид что не услышала. Второй, и третий раз тоже. Она не знала, о чём говорить с ними. Ей были неинтересны странные и причудливые фантазии других девочек, игравших во "взрослую жизнь", а её рассказы о подвигах родного отца их не впечатляли. Они, разве что, могли попытаться вставить пару слов о своих папах, – но как это могло быть интересным? Кому интересны подвиги кузнеца, семья которого поколениями работает на нужды всего клана? Или охотника, который рискует жизнью что бы добыть клану мяса? У кого-то папы тоже были мастерами Inkai – но кому были интересны они, когда существовал её отец? Самый лучший и сильный, о котором знали даже те самые отцы других девочек! Но этим девочкам он был неинтересен.
"Глупые!" -мысленно фыркала она.
Киракия предпочла уставиться в точку перед собой, и снова предаться мечте о том, как её папа вернётся в клан, и как все станет… лучше. Как будет рада мама, как будет рада сама она. Как все перестанут относится к их "неполной" семье снисходительно. А если кто всё же попробует проявить неуважение – папа, как самый сильный мастер клана, заставит его пожалеть.
От этих мыслей её отвлекли голоса детей. Она забылась, и не знала сколько просидела в углу почти не шевелясь. Привлекшие её внимание голоса взбодрили её. Нет, дети ни на минуту не смолкали с самого момента её прибытия, но… что-то было не так. Она неуловимо ощутила это, и прислушалась.
Владелицей привлекшего её голоса оказалась Алури. Это была девочка семи лет, которую Киракия хорошо знала, и которую сильно не любила, что было взаимно. Алури умела хорошо вести себя напоказ перед взрослыми, но с другими детьми она была горделива и заносчива, что, однако, не мешало ей быстро завладевать вниманием сверстниц и занимать среди них лидерскую позицию. А еще, Алури ненавидела тех, кто поступал ей вопреки, или просто не исполнял прихоти, и настраивала всех вокруг против таких детей. Киракия уже несколько раз испытывала на себе её способность обернуть вчерашних подруг в насмехающихся над ней подхалимок Алури. Из чистого желания пойти ненавистной девочке наперекор, Кире захотелось встать на сторону того, кого Алури решила сделать своей жертвой на этот раз.
К ее удивлению, сегодня целью Алури оказался никто иной как тот самый мальчик – Хан. Киракия пропустила начало их с Алури разговора, но из того что слышала сейчас – поняла, что та дразнила Хана. Она пыталась взять его "на слабо".
– …Если ты правда хочешь стать воином как твой папа, -с лисьей ухмылкой говорила малолетняя змея. – …то ты не должен быть трусом. Ты же сказал, что уже ходишь учиться в Монастыре, так?
– Так. -хмуро отвечал мальчик, явно стараясь сдержать раздражение. Киракия же поражалась тому, что уже не в первый раз Алури сходило с рук такое обращение к мальчикам. Самой Киракие не простили бы даже излишне дерзкий взгляд в глаза юноше, не то что обвинения в трусости. Но у Алури был отец, и им был мастер, – что кстати, относился к одной из ветвей дома Шайкай. Её было кому защитить.
– Ну тогда для тебя это не должно быть проблемой, Хан! -продолжала нахалка, под хихиканье окруживших её подхалимок. – Докажи, что ты смелый! Пойди и погладь его так, чтобы мы увидели в окошко. -договорила она, тыкнув пальцем в сторону окна выходящего во двор дома, указав точно на одну из стоявших там будок. Киракия поняла в чем было дело, но вместе с тем, была в недоумении от того, что целью нападки Алури стал именно Хан. Среди девочек шептались, что он ей сильно нравится – зачем же ей затравливать его?
Между тем, сидевшие рядом с Ханом мальчики пребывали в некотором смятении. С малых лет воспитанные в понимании превосходства над девочками, они, однако, быстро потеряли уверенность перед их быстро сплотившимся коллективом. Они неловко, вразнобой, попытались подбодрить и защитить Хана, заверяя всех в том, что он "точно-точно храбрый", и сомневаться, что у него получится погладить зверя и остаться невредимым не нужно. Сами не ведая того, тем самым они делали ещё хуже, лишь больше подталкивая подростка к показному действию, к выбору между глупым риском и публичным осмеянием.
Хан пока молчал. Было не ясно, ответит он отказом, или пойдет на поводу у Алури. Киракия решила вмешаться.
– Не трогай будку! -бойко бросила она, встав с места и отойдя от угла, в котором провела большую часть времени. Хан удивлённо посмотрел на девочку-бунтарку. Алури налилась краской.
– Тебя никто не спраши…
– Тебя тоже, дура! -вместе с обидным детским ругательством, в самопровозглашенную лидершу девчачьей общины полетела подушка, и полетела она слишком резво для того чтобы принять это за игру. Снаряд попал точно в цель, и Алури, пошатнувшись, схватилась за лицо, в которое прилетело ребро подушки. Поднялся громкий визг и плач. Хан покраснел, вскочил с места, потянулся к Алури, словно бы попытавшись защитить от уже свершившейся атаки, но поняв тщетность попыток унять ревущую девчонку, остановился на полпути. Все девочки в детской заохали и заахали. Многие косо и с испугом глядели на Киракию, казалось, готовую добавить к подушке пару тумаков, кто-то даже заревел вместе с Алури. Мальчики с непониманием переглядывались.
Спустя пару секунд в комнату влетела одна из жен мастера Асаи, и с перепуганным видом спросила, что случилось. Но еще прежде чем кто-либо успел обвинить Киракию, сама Алури указала на Хана, и бросила обвинение в него. Хан словно бы потерял дар речи. Остальные дети тоже молчали. А Алури продолжила обвинять Хана в том, что он ударил ее потому, что она, конечно же в шутку, просила его погладить зверя из будки во дворе. Выслушавшая её женщина перевела ошарашенный взгляд на Хана.
– Хан! -возмущённо произнесла она. – Мы ведь оставили тебя здесь как самого старшего! Следить за порядком. Ты ведь уже взрослый мальчик! Да ещё и из рода Ченшай! И ты ударил девочку? -она не кричала и не строила грозных гримас, но говорила с такой укоризной, что ни в чем неповинный Хан был готов скрючиться в молчаливом устыжении. А Киракия потеряла терпение.
– Она лжет! -крикнула девочка, испепеляя Алури несвойственным ребенку её возраста озлобленным взглядом. – Хан её не трогал!
– Тише, Киракия. -резко сменившимся тоном, постаралась осадить её женщина. – Не вступайся за тех, кто не заслужи…
– А я вступаюсь! -дерзко и с вызовом огрызнулась она, вызвав изумлённый взгляд взрослой собеседницы. – Её ударил не Хан, а я! Вот так! -в лицо Алури тут же прилетела вторая подушка. Вовсе не ожидавшая такой воинственности воспитательница впала в шок от увиденного. К ужасу Алури, Кира воспользовалась этим чтобы неожиданно резко сблизиться, при том подозрительно сжимая левую руку в кулак. – А теперь еще и вот так!…
– Киракия, ну что за скандал! -бледная, встревоженная Ири спешно уводила дочку из прихожей во двор. За их спинами творился небольшой переполох, и Ири делала всё возможное, чтобы укрыть своё дитя от глаз рассерженных родственников пострадавшей девочки. Киракия покорно шла впереди матери, несколько потрёпанная, но довольная. Её всё ещё немного трясло. – Я же так тебя просила… -Ири прервалась на полуслове, и обратилась к кому-то позади: – Тысяча извинений! Прошу, не держите на неё зла. Она всё ещё ребёнок! -тихо, тяжело вздохнула. Вновь повернулась к Киракии, выводя её за дверь на улицу. – Подожди меня здесь. Во имя Предков, умоляю, не делай ничего предосудительного! Мама вернётся совсем скоро. Мне нужно уладить всё это. -договаривая это, она скрылась за дверью в прихожую, оставив дочку во дворе.
Киракия глубоко вдохнула. Сделала ещё пару шагов вперед, и села на нижнюю ступень порога. Легким неразборчивым гулом доносились до нее возгласы взрослых из дома. Там творилось разбирательство. Киракие не было дела до того, что в конечном итоге виноватой останется только она. Алури, наверняка, снова выпутается. Построит глазки. Извинится. Хан? Он молчал. Как молчали и другие дети, когда Алури изливала ложь. Кира видела этого мальчика впервые, и не слишком верила в то, что он попытается восстановить справедливость. Никто никогда не пытался.
Неважно.
Она остановила ложь. Она победила. Отец бы точно ею гордился. Увы, это чувство сильно омрачалось тем, что почему-то другие взрослые считали, что высказывать своё недовольство нужно не самой Киракие, а её матери. Хотя та и не была виновата. Не она ударила Алури в глаз.
Все-таки, взрослые были странными.
Она встала со ступени, и стала ходить вперед-взад, погрузившись в раздумья о том, как бы поступил сейчас папа? Уж он-то точно бы нашел самый лучший выход. Она не сразу заметила, что существо, живущее в одной из будок во дворе, покинуло своё обиталище, и вышло наружу. Лишь когда звон цепей, не позволивших двинуться дальше удержал существо на расстоянии шага от будки, Киракия обернулась. Перед ней на четырех лапах стоял огромный зверь. Волк. Необычно крупный волк с густой и длинной черной шерстью. И необыкновенно умными для животного его семейства глазами. К шее и лапам волка тянулись металлические цепи, сковывающие его движения, и не позволяющие уйти дальше позволенного хозяевами, а пасть была насильно стиснута намордником.
Кира поглядела волку в глаза. Почему-то, она вовсе не испугалась его. Волк ответил ей таким же взглядом. Он не рычал, и не скалился. Не пытался напугать или оттолкнуть. Выйдя из отведенной ему будки, он несколько секунд поглядел в глаза маленькой девочки, а затем осел на покрытую инеем землю. Киракия не отрывала от него глаз.
Пусть она и была ребёнком, она могла видеть всю ту мощь, что была скрыта в этом могучем звере. Мощь, и… сознание. Это было странное, неописуемое чувство. Она каким-то образом знала, что этот волк обладает большим сознанием, чем обычный зверь. Что он всё понимает и осознаёт. Понимает – но не может сказать ни слова на доступном акари языке. А потому, просто принимает всё как есть. Принимает будку. Принимает страх. Принимает цепи.
– Так вот кого она уговаривала погладить. -проговорила Киракия, подступая к зверю на шаг. – Ты ведь понимаешь, что я говорю? -волк, не издав ни звука, меланхолично повел на неё взглядом. Киракия присела на корточки рядом с его здоровенной мордой, но не стала тянуть руки, чтобы погладить. – Они не знают, что ты понимаешь? -волк поднял голову, и вновь взглянул девочке прямо в глаза. Молчаливая пауза, стоившая больше десятков слов. – Наверное, они просто думают, что ты – как остальные. Хочешь просто всех убить. И съесть. -беспечно пояснила она. Волк скривил взгляд в таком правдоподобном выражении скепсиса, что даже взрослый человек смог бы поверить, будто животное, вопреки здравому смыслу, понимает язык и отвечает девочке. – Да, так обычно бывает с такими как ты. Откуда взрослым знать, что ты – другой? Это как… как традиции. -Киракия обратила внимание на цепи, уходящие от ошейника и кандалов на лапах зверя вглубь будки. Казалось чудом, что зверь вообще мог с ними шевелиться. – Да, это как традиции. -она невольно поглядела на собственные запястья. -Цепи, что сковывают нас.
– Отойди от него! -вдруг раздался позади неё голос подростка. -Кира отскочила. Она не испугалась волка, который так и остался спокойно лежать на земле возле будки, но решила, что её окликнул один из отпрысков хозяев дома Шайкай. Быть может, общаться с животными девочкам тоже нельзя. Но обернувшись, она легко признала в окликнувшем ее мальчике Хана. Тот поспешил подойти к ней, и отвести еще на пару шагов от волка. – Ты в порядке? Он тебя не покусал?
– На нём же маска. -хмуро ответила Кира, недоверчиво глядя на Хана. Тот казался куда более дружелюбным по отношению к ней, чем она к нему.
– И правда, на нём намордник. -согласился подросток. – Значит ты и есть та самая Хойен Киракия? Дочь знаменитого Хоно?
– Да. -всё в том же настороженном духе отвечала Киракия.
– Я – Хан. -представился юноша. – Из дома Ченшай.
– Я знаю. Я слышала. -она всё ещё хмуро глядела на него с подозрением. – Ты тоже пришел сказать, что я неправа?
– Что? -растерялся мальчик. – Нет! Я пришел сказать… Послушай, Киракия, прости что не вмешался там… -сокрушенно произнес он, опустив взгляд. – Я… я растерялся. Она оболгала меня так… так нагло! Я не знал, как ответить ей так, чтобы не оскорбить хозяев, и не бросить тень на своего отца с матерями. Поэтому, я пришел к тебе сейчас. Сказать спасибо за твою помощь. Ты… справедливая. -закончил он. Киракия изменилась в лице.
– Ну… я…
– Я всё рассказал старшему брату и дяде. -немедля добавил он. – Они сейчас в доме, помогают твоей маме защитить своё имя. -голос Хана вдруг стал тверже и увереннее. – Пусть у Шайкай сегодня и праздник, но это их дочь виновата в скандале. И не только у неё сильная семья.
– Если ты из Ченшай, то…
– …То мой род – самый сильный во всем клане, верно. -гордо заявил Хан. – Мы защитим тебя и твою маму от этой несправедливости, Киракия. Даю тебе слово Ченшай.
