Восемь Путей. Шрамы. Часть первая
– Ой-ой, страшненько! –одёрнулась она, а затем весело рассмеялась.
– Что такое? –не понял Хан, зажмурившись.
– А-а-а! –попытавшись сделать звучание голоса страшным, воскликнула Кира, направив фонарь снизу-вверх теперь уже на собственное лицо. Хан резко изменился в выражении, испуганно подскочил, но потом тоже рассмеялся.
Они провели в кладовке около часа. Хан ворошил добытые родственниками вещи, рассказывая о них всё, что знал, а так же то, что о мире за пределами гор Шен ему уже было известно.
Это продолжалось до тех пор, пока за ними не пришла Хима, позвавшая двоих к обеденному столу. Киракия была посторонней, к тому же, девочкой, а потому её не стали звать за семейный стол, но накрыли столик в соседнем, гостевом домике, где компанию ей составили пара тёток Хана, дети из линий-ответвлений Ченшай, и, конечно же, сам Хан, покинувший компанию родных ради своей гостьи. Приём показался Киракие более чем радушным. О допуске к семейному столу не стоило и мечтать, а то, было предоставлено ей, было почестями желанных гостей. Неслыханная доселе щедрость.
Целый день двое провели в компании друг друга. Общие идеи и увлечения находились быстро, а веселье, с которым Кира и Хан проводили время, быстро привлекли внимание прочих детей Ченшай, и уже довольно скоро, у двоих образовалась небольшая толпа из "последователей". Время летело незаметно.
Тем неприятнее было для Хана напоминание от сестры о том, что приближался вечер. Он дал слово матери Киракии, что вернёт её дочь домой ещё до самого вечера, а Ченшай обязаны держать данные слова. Особенно он, – наследник.
Они быстро собрались в путь, но явно не горели желанием его начинать. Хима вызвалась сопроводить их.
Путь назад не занял много времени. Они шли уже знакомой дорогой, и двигались быстрым шагом, – Хан был обязан успеть домой до возвращения отца, чтобы провести с ним какие-то уроки, о которых, – Хима дала понять, – знать имели право лишь сами Ченшай.
Словно контрастный, леденящий душ, Киракию ударило разительное отличие вида, когда они приближались к родному дому её семьи. Красота, уют, размах и оживленность Ченшай были роскошью, к которой было легко привыкнуть. А вот дом Хойен…
Это был скромный, но красивый и ухоженный домик, который с трудом мог тягаться даже с меньшими домами семей-ответвлений таких родов как Ченшай или Шайкай, а уж на фоне родовых жилищ таких семей и вовсе бы терялся из виду, – однако, он был самым для Киракии любимым, а главное, родным. Небольшой дворик с заборчиком, тоже призванным лишь обозначить территорию, но не оградить её, встречал приближающуюся троицу пока ещё закрытой калиткой.
Дом семьи Хойен располагался на окраине деревни, в относительной дали от многочисленных троп к низине горы, и тем более от той единственной, что вела к вершине.
Несколько обособленный от всего поселения, он одиноко стоял в уже затянувшемся напоминании о временах, когда семья Хойен, ещё большая и влиятельная, решила перенести свою резиденцию из центра деревни на отшиб, где было много свободного места.
Там, не стеснённое соседством с другими могучими домами клана, быстро растущее семейство, как тогда надеялись её старейшины, могло бы занять больший простор. Но, как это часто случалось среди акари, в какой-то момент, – по ныне уже позабытой причине, – произошёл раскол.
Внутренняя вражда окончилась бойней, которую не успели вовремя остановить. То, что не сгорело в братоубийственной междоусобице – было сохранено усилиями тех, кто остался в живых. Могущество Хойен было растеряно; ещё три поколения обескровленный род постепенно вымирал, в конечном итоге оставив после себя лишь пропавшего отца, одинокую жену, и последнее дитя, что жили в скромном, уединённом доме. Последнем, из уцелевших.
Пусть сама Киракия ещё не знала всех подробностей истории своей фамилии, но видеть последствия оной – вполне могла.
Она была рада вернуться домой. Но ей было грустно.
Когда они проходили калитку, Хан, ненадолго, попросил её остановиться. Глубоко вздохнув, он сказал ей слова, которые, хоть он этого не знал, объединят всю историю их с ней знакомства, весь прошедший в весёлой компании день, и скрепят их дружбу на годы:
– Мой папа говорит, что друзья определяют нас. –сказал он необычно серьёзно. Его тон был искренним, и трогал за душу, – это был тон вовсе не похожий на детский. – С одними нам весело, дружба с другими – приносит честь. А дружба с некоторыми выгодна, но дружбой не является. –он сделал короткую паузу, будто вспоминая произнесённые ему когда-то и кем-то слова. – Акари стоит судить по тому, каких именно друзей у него больше. Сегодня, я похвастаюсь ему, что обрел подругу, в которой есть и веселье, и радость; которая готова поднять кулаки против лжи, и не боится даже самого Фанро. Подруга, в которой течет кровь Хойен, великих воинов. Великой семьи. Я скажу отцу, что он мог бы мне завидовать!
Пока Хан произносил свои трогательные слова, которые давались ему не легко, и которым бессловесно внимала Киракия, Хима предпочла пройти дальше, к уже отворяющимся дверям дома, из-за которых её встречала Ири.
– Мои приветствия, почтенная дочь Ченшай. Как всё прошло? –не скрывая радостного волнения в голосе, спросила мать девочки. Хима слегка прибавила хода, сблизилась с хозяйкой дома, и заговорила очень тихо:
– Да укроет ночь грядущая, ваш дом от невзгод, Хойен Ири! –поприветствовала она достаточно почтительным тоном, но оставив в стороне исполняемый при таком приветствии поклон и прочий этикет. – Меня зовут Ченшай Хима. А визит вашей дочери прошёл исключительно благоприятно. Дети наших семей, по-видимому, ладят меж собой с завидной простотой!
– Ах, как я рада это слышать!
– Позвольте я скажу вам нечто, что Старшие моей семьи сочли бы излишним откровением. –почти шёпотом произнесла она, на мгновение оглянувшись на прощающихся детей. – Нечто, что я дерзну счесть долгом искренности перед, весьма вероятно, – в близком будущем! – близкой нашему роду семье.
– Я вся внимание, дражайшая Хима. –тихо ответила Ири, заинтригованная словами гостьи.
– Я буду, насколько возможно, кратка. Хан – наследник нашей семьи. Дядя Аркат именно ему завещает первенство фамилии, а потому будущее мальчика для нас, для всех нас, Ченшай, – исключительно важно. Но у моего племянника никак не получается найти себе друзей, от чего мальчик не по годам замкнут и, как правило, не общителен. Но ваша дочь, очевидно, чем-то его зацепила. Очень редко можно видеть нашего Хана в таком расположении духа, в каком сегодня он провёл весь день. –она сделала короткую паузу, вдохнула воздуха, и вновь украдкой оглянулась. – Поймите, что я ничего не могу обещать. Но если эта их взаимосвязь окажется долгосрочной… Прошу вас, не обещайте свою дочь в жёны никому иному. Я переговорю с дядей, со старейшинами, и, конечно же, со Старшей Матерью. Если духи предков окажутся благосклонны, то через девять-десять лет, наши семьи породнятся.
– Ваша мысль, – нет, ваша надежда, – безусловно мне приятна, и даже льстит, -несколько озадаченно, в лёгком неверии, протянула Ири, задумываясь. – …но… не торопитесь ли вы с такими долгоидущими планами, Хима? Всего-то один день проведенный вместе… А вы просите меня не планировать для дочери иных вариантов…
– Верьте моим словам, Ири! –в тоне Химы была слышна мольба. – Я провожу с Ханом времени больше, чем кто-либо из его сестёр! Даже из матерей! Да я воспитывала его, когда он был ещё совсем мал, и я знаю, о чём говорю. Хан никогда, никогда не был таким, каким он был с вашей дочерью сегодня. И если я хоть что-то понимаю в Учении, кое мне преподавала сама Старшая Мать, лично, то могу смело заявить – их связывает воля Предков! –она коснулась своей рукой руки Ири. – Могу ли я довериться вам в этом договоре, Ири-мата? Могу ли ожидать, что вы благоволите развитию связи меж нашими детьми, благословите их союз, когда придёт время, и сохраните эту нашу договорённость в тайне? –Ири молчала. Её взгляд сделался абсолютно серьезным и проницательным. Она глядела Химе прямо в глаза.
– Связь… из Учения Матерей… сохранить в тайне… -проговорила она вдумчиво. – Кажется… кажется, я понимаю, чего вы хотите добиться. –она помолчала ещё несколько секунд. – Я даю согласие. –на лице гостьи из Ченшай выросло выражение триумфальной радости. – Но важнее будет согласие Старшей Матери. –предостерегла Хойен.
– Оставьте это мне.
– Мама! Я вернулась! –радостный голос дочери разнесся позади Химы. Ири мгновенно сменилась в выражении, и приняла дочь в объятия.
Довольная Хима Ченшай, с поклоном попятилась назад, и, ухватив племянника под руку, повела восвояси.
Глава III
30. 11.1481 г. Н.Э.
В горах Шен время, казалось, шло своим, обособленным от остального мира, чередом. Неторопливо плывущие друг за другом дни, и вместе с тем пролетающие мимо года. В поселении на вершине время так и вовсе словно бы застыло в вечном горном морозе. Перемены, если они и случались, были незначительны. Традиции обеспечивали стабильность и единообразие в каждом поколении.
Меж тем, конфликты сменяли друг друга. Враждующие кланы акари всегда находили повод для очередной мести или демонстрации силы, что выливалось в кровопролитие; чаще всего малое и уже привычное, – реже, в достойное внимания и памяти в поколениях. Внутренние распри тоже давали о себе знать, благо главы кланов и их старейшины следили за тем, чтобы подобное не выходило за рамки единичных дуэлей или простого соперничества.
На фоне всего этого, сезоны сменяли друг друга. Цветущая весна закончилась, уступив место лету, – как всегда яркому и пышному, – лету, которое продлилось два отведенных ему мимолетных месяца, и угасло, дав дорогу осени. Та, протосковавши свой трехмесячный срок, оборвалась с падением первых снежинок, возвестив о начале первого из четырех месяцев зимы, – месяца холода. Однако сложно было заметить все эти перемены, находясь в поселении на вершине горы: там всегда царил мороз. А вот окружившие подножья Шен оазисы своими меняющимися палитрами цветов ярко иллюстрировали каждый период года.
Зима занимала в этом цикле особое место. Вечно теплые леса оазисов, по большей части, сохраняли в её период свою зелень и листву, лишаясь жизненных красок и замерзая лишь по окраинам. Мороз, сколь он ни силен, не был способен сковать бьющую словно гейзер из-под земли энергию жизни, коей по неведомой причине полнились земли оазисов. И всё же, зимой природа в них замирала. Замирала, в предвкушении скорого кошмара.
Тёмные Чащи, – покрытые по сей день не разгаданной тайной феномены-сердца каждого существующего оазиса, – выпускали свои чудовищные порождения на охоту, в мир. Пусть народы акари не страшились сих чудищ так же, как их боялись "чужаки", живущие в "странах Равнины", но недооценивать их угрозу они тоже считали глупостью. Нет, в Шен не объявляли "зимних" перемирий, но все же, смещали внимание с границ враждебных кланов вниз, – к подножью.
Воины акари, как бы они не презирали своих сородичей сури, спускались в нижние поселения чтобы защитить их от нашествия тварей Чащ, тем самым заблаговременно уберегая и собственные поселения на вершинах. Времени на междоусобные розни оставалось меньше чем обычно. А вместе с тем, пребывание у подножья открывало простор для новостей.
Живущие традициями акари, как было уже сказано, привыкли к стабильности, и исчезающей редкости перемен. Всё новое – было в какой-то степени отражением старого. Что-то действительно удивительное и необычное, как правило, было новостью или слухом, идущим с Великой Равнины, или касалось офабохири – "народы Равнин", иначе называемые тари, "чужаками".
Спустившиеся с вершин горцы, зачастую с интересом, узнавали о творящемся в "большом мире" от проезжавших через торговые пути Шен купцов, перевозчиков, курьеров и прочих путешественников. Собираемые ими новости, слухи и новинки, позже, приносились ими к вершине, где надолго становились поводами для обсуждений и осмыслений. Пусть горцы Шен и абстрагировали себя от мира Великой Равнины, но всё же, всегда было интересно скоротать время за обсуждением причудливых событий других стран и народов.
А новостей хватало. Подходящий к концу 1481 год был неспокойным, и среди вала информации каждый выделял для себя что-то, что казалось наиболее важным и интересным лишь ему самому.
Так, поговаривали что союз Шен с Конклавом трещит по швам, и что в скором времени его может не стать. Шел второй год события, которое с чьего-то летучего словца уже успели окрестить "кризисом акари". Кроме того, страна вела очередную приграничную войну на востоке, с Триумвиратом, а среди населения уже ходил слух о том, что скоро свой удар по Конклаву нанесет и Цивиум, с которым отношения в последние годы становились всё хуже. В самой столице Конклава, Крисополисе, тоже царила тревожность: вести о том, что по самым разным причинам и стечениям обстоятельств там прокатилась серия смертей чиновников и штабных командиров не внушали оптимизма. В то же время, на севере страны творилась какая-то чертовщина, которую почему-то никто не мог унять. Ходили слухи, что связано это было с "восстающими из могил мертвецами", но для ушей акари звучало это до смешного нелепо и неправдоподобно. На юге страны тоже был хаос: там вспыхивали протесты, граничащие с восстаниями, а на западе и вовсе ползли слухи об отделении части провинций в новое государство, со столицей на островах западного архипелага.
А ещё… всё чаще в разговорах о самых разных значимых для страны событиях, мелькало имя: Каин ди Алонья, или же Каин Феррер. Из всего того, что о нём рассказывали, было сложно поверить и в треть, но сомневаться в самом его существовании не представлялось возможным, ведь это был младший отпрыск принцепс-лорда Конклава, главы государства. Юноша благородных кровей, которому сейчас было чуть больше шестнадцати лет, поначалу вызывал только смешки у тех, кто впервые слышал о приписанных ему делах. Смешки, однако, со временем затихали, сменяясь у одних опасениями, а у других одобрением, а то и восхищением. По-прежнему оставались и те, кто считал истории о нём выдумкой. Пропагандой, столь необходимой Конклаву в тяжёлое время. И всё же, имя юноши бралось ими на заметку, и не раз упоминалось в разговорах жителей высокогорья.
В тот вечер полил дождь, – необыкновенная причуда природы для окончания месяца холода, уже успевшего укрыть пеленою снега все Пустоши, и даже окраины некоторых оазисов. На холодном и порывистом горном ветру Шен он был отнюдь не послаблением погоды.
Вечный мороз в вершинах этих титанических гор был, без преувеличения, опасен для жизни обыкновенного человека, – а уж попасть под дождь в этих местах, не имея надёжного и тёплого укрытия, или же, на худой конец, специального утепляющего снаряжения, – было верной смертью. Даже известные своим невероятным иммунитетом к болезням, и общей крепостью здоровья, акари Ву'Лан предпочли не испытывать судьбу, и стали срочно загонять детей по домам, готовясь к жуткой гололедице наутро.
Киракию непогода застала на тренировочной площадке, во дворе владений Ченшай, где вместе с Ханом они соревновались в прохождении полосы препятствий. Ей почти удавалось его догонять. Разница возраста в несколько лет, и тренировки в Боевом Монастыре клана, были неоспоримым преимуществом мальчика из Ченшай, – тем удивительней была прыть, с которой девочке из Хойен удавалось хотя бы приблизиться к нему. Другие дети уже давно устали, или вовсе сдались принимать участие.
Когда упали первые капли дождя, двое друзей даже раззадорились: промоченные снаряды стали скользить, и им было интересно как это скажется на их результатах. Но непогода быстро набирала в силе, и уже скоро, старшие прервали их состязание.
За прошедшие со дня их знакомства годы, Киракия успела стать частым гостем Хана. В Ченшай к ней попривыкли, и даже позволяли приходить без приглашения, что было привилегией очень не многих во всём клане. Отдельно, выделялись своим к ней неожиданно доброжелательным отношением некоторые из старших семьи, – в частности, несколько женщин, что являлись хранительницами Учения культа Праматерей. Они были особенно рады визитам девочки, и всегда находили для юной Хойен время. В их числе была и Хима, которую в окружении Хана можно было видеть чаще, чем любую из его матерей, Кроме того, уже довольно скоро, к списку желанных гостей семейства присоединилась и мама девочки, Ири, от чего у Киракии и вовсе сложилось ощущение почти-что родственной близости к могучей семье своего лучшего друга, Хана.
Можно было подумать, Киракия смягчилась с возрастом. Она гораздо реже стала ввязываться в прямые конфликты, или открыто проявлять непримиримую принципиальность своего характера. Неудивительно, ведь шёл уже третий год её обучения в Храме Традиций, последний из начальных, или же "детских". Она познавала культуру клана, его традиции, и основы. Правила хорошего поведения там были не менее важной дисциплиной, чем основы письменности, песни, танцы, и прочие занятия, доступные уже ученицам старших классов; Храм вообще оказался весьма занимательным местом, где можно было обучиться буквально всему, что хранили в себе поколения Ву'Лан. Неожиданно для себя, Киракия полюбила Храм, и сбегала с проводимых там уроков только для встреч с Ханом, вместе с которым они гуляли, делились историями, а иногда и устраивали шалости, за которые влетало обоим.
Сам же Хан, – некогда скромный, и несколько замкнутый мальчик, – превратился в озорного двенадцатилетнего подростка, с головой не менее горячей чем сердце, но не растерявшего привитых ему честности и благородства. Со времен обретения им подруги в лице Киракии, он успел обзавестись и другими друзьями, – что, впрочем, оказалось для юного Ченшай не только преимуществом, но и некоторого рода проблемой.
В основном, новыми друзьями Хана стали ровесники, но были среди них и ребята постарше, – все они были его одногруппниками из Боевого Монастыря. В более "взрослой" компании горячных подростков и пылких юношей, обученных в общем для клана Ву'Лан менталитете, царили новые для мальчика его лет нравы и интересы. Всегда и во всём, сила стояла превыше всего, слабость крайне резко и грубо порицалась, а любые игры всегда сводились к той или иной форме соревнования.
Давало о себе знать и половое созревание, что в среде его ровесников проявляло себя особенно ярко: влечение к противоположному полу часто проявлялось в разговорах его новой компании, – зреющая страсть, однако, неизменно скрывалась за маской надменного, почти презрительного отношения к будущей "собственности", вожделение к которой становилось скрывать всё труднее. На фоне всех этих влечений и нравов, его, Хана с Киракией, необыкновенное взаимопонимание, поддержка, и общие интересы становились поводом для насмешек и издёвок. Сила фамилии никак не уберегала, и не помогала в таких ситуациях, – отнюдь, делала каждый случай только острее. Что-то, Хану приходилось терпеть. Что-то, стыдливо отрицать. Но с каждым годом всё чаще – пресекать языком силы, потихоньку устанавливая свой авторитет сначала среди ровесников, а позже, и обращая на себя внимание старших. Силы подростку из Ченшай хватало, но было бы справедливо сказать, что за поддержание тёплых отношений с Кирой, Хан нередко расплачивался кровью и ушибами.
Когда они закончили с ужином в доме тётки, где сегодня принимали Киракию с остальными детьми, Хан поспешил остановить подругу перед тем, как та отправится домой.
– Кира, так что насчет моего предложения? –Хан, всё ещё не успевший высохнуть после того как их с младшей Хойен обдал дождь, по-свойски ухватил её за запястье, будто та была ему родной. – Я поговорил с дядей, он пустит тебя под мою ответственность.
– А? –Киракия не сразу поняла к чему отсылал вопрос Хана. Фамильярность подростка её явно не смущала. – А-а! –вспомнила она. – Ты про охоту? –озорство в её взгляде быстро сменилось разочарованием, а затем обречённостью. – Я бы очень хотела, Хан, но мама меня не пустит. Говорит, что "нечего мне там делать", и "там слишком опасно"… Пф-ф! Как будто я маленькая…
– Женщин берут на охоту, Кира! –с надеждой в голосе напомнил Хан. – Снимать шкуры и потрошить дичь – ваше занятие. Наше – находить и убивать. Ты ей сказала?
– Всё без толку, Хан. –вздохнула Киракия разочарованно хмурясь. – Через неделю мой девятый день рождения. Это мамин праздник, и она никогда не позволяет мне отлучаться от неё в этот день. –она виновато развела руками. – Ничего не могу поделать.
– Хмм… -Ченшай над чем-то недолго призадумался, и по мечущемуся взгляду его глаз было видно, что он ведет внутренний торг с самим собой. – Ну тогда… Но… Ай, ладно! –решился он, махнув рукой на нечто известное лишь ему. – Тогда попроси маму, чтобы она пригласила нас на свой праздник. –Хан пожал плечами. – Всё же, ты у неё единственная, и я могу понять, почему день твоего рождения она всегда празднует. В моей-то семье много детей, поэтому мамы решили, что праздновать будут только наши "круглые" даты.
– А как же охота? –с неверием спросила Киракия. – Это же так интересно! Ты ведь так долго хотел отправиться на охоту с дядей!
– Ничего, ещё успею. –хмыкнул Хан, поправив сползшую на глаза прядь смоченных волос. – Дядя ходит охотиться гораздо чаще, чем у твоей мамы случается праздник! –Киракия заметно повеселела.
– Тогда жди приглашения! –радостно пообещала она, и удалилась в прихожую, в которой её уже ожидала тётка, готовая сопроводить гостью домой.
День был долгим и насыщенным: с раннего утра, Киракия успела помочь маме по дому, отучиться в Храме несколько часов, и до сих пор проводила время в компании лучшего друга. Это было полное красок и впечатлений время, в котором было больше эмоций, чем отдельных образов.
Вымотанная физически и ментально, больше всего Кира сейчас хотела увидеть маму, рассказать ей о проведённом дне, – как она всегда это делала, – и, наконец, лечь спать, загадав напоследок у духов Предков долгожданного возвращения своего папы.
Тётушка Хана, однако, сообщила ей, что им придётся сделать небольшой крюк по пути к дому. Дело было в том, что сегодня возвращать по своим домам тётушке предстояло не только гостью из Хойен, но и детей из нескольких других семей. И пусть это шло вразрез со здравым смыслом, но по логике чтящей традиции и устои клана семьи, тётка была обязана отдавать разные приоритеты детям, – при чем, исходя не из близости их домов, а из силы и влияния их семей. Дружба была не счёт.
Увы, в любых подобных списках приоритетов, Хойен-младшая, по-прежнему, всегда оставалась в самом конце. А значит, ей предстояла не самая короткая дорога.
Впрочем, сегодня Кира была не против возможности погулять подольше. Это был необычный вечер. То, что взрослые воспринимали не иначе как аномалию, странное природное бедствие – Кира приняла как нечто особенное и интересное.
До сей поры, ей ещё не приходилось видеть столь плотного ливня. Поселение Ву'Лан и без того раскинулось выше первого слоя облаков, а те, что витали ещё выше, очень редко искрились молниями и громом настолько рьяно. Нет, заволоченные густыми тучами небеса были в Шен вовсе не в диковинку, тем более зимой. В горной стране, где большую часть года лежит снег, обычная непогода едва ли могла кого-либо удивить. Но сегодня… Сегодня в небесах царила буря, стремительно и незаметно налетевшая словно бы из неоткуда.
У более суеверных народов, подобное проявление природы не вызвало бы и доли сомнениями в своем божественном происхождении. Это был настоящий гнев небес, достойный упоминания в хрониках какого-нибудь летописца. Акари, однако, не просто так назывались "безбожниками", а потому не видели в случившейся буре ничего большего, чем аномалию. Опасную, и даже жуткую, – но вполне привычную для обитателей этих краёв. Не видела в ней ничего "божественного" и Киракия, которая и понятия то такого ещё не ведала, – "Бог". Но она знала, что такое "сила", и без труда могла видеть её в происходящем. Буря в небесах была необыкновенным проявлением силы – силы самой природы. Вид сего зрелища завораживал девочку, и она почти что не заметила всего проделанного ею пути, успев при том вымокнуть до последней нитки.
Между тем, провожатая тетка Хана, довольно скоро оставшаяся с Киракией наедине, прибавила ходу, перейдя в прибежку. Пусть она покорно следовала правилам, осознанно отдавая Киракие низший приоритет, – женщина испытывала искреннее беспокойство за здоровье дитя, и даже чувство вины за то, как была вынуждена поступать. Она с радостью бы поделилась с девочкой собственной тёплой накидкой, не будь та столь же вымокшей как одежды Хойен-младшей, – да ещё и успевшей подмерзнуть по краям. Всё, что она могла сделать сейчас – это постараться поторопиться, и поскорее вернуть ребенка к теплу родного, домашнего очага.