Я трогала свое лицо, с отчаянием пытаясь обнаружить, что оно теперь из себя представляет. Но каждый раз, натыкаясь на грубые швы, и неровные поверхности, я приходила в ужас, думая о том, что они со мной сотворили, в особенности, как я теперь выгляжу. Мне хотелось посмотреть на себя. Но рядом, как я и упоминала, не было никаких зеркал. У меня по-прежнему кружилась голова от снотворных и была слабость во всем теле, потому как я так почти ничего и не ела. Наконец, однажды, медленно и шатаясь, держась за стенки, я подошла к окну, вспомнив как, однажды, помощница по дому мыла окна в гостиной, а я, подойдя к ней, увидела на стекле свое отражение.
Схватившись за ручку рамы, я с большим усилием, так как у меня была слабость во всем теле, подергав несколько раз окно за ручку, смогла, наконец, приоткрыть его. Встав напротив, я принялась рассматривать свое отражение и то, что я там увидела, заставило меня невольно вскрикнуть и закрыть руками свое лицо.
– Что это? Убрав, наконец, руки с лица и снова уставившись на свое отражение, прошептала я. Ужас, охвативший меня в тот момент, пронесся холодным потом по всему моему телу. Меня вдруг затрясло как осенний лист, дрожащий на ветру в холодный вечер.
– Неужели этот монстр, это уродливое отвратительное существо и есть я? В мыслях моих пронеслись строки из когда-то прочитанного мной романа Мери Шелли «Франкенштейн» Никогда бы не подумала, что смогу когда-то оказаться на месте одного из самых изуродованных и изощренных литературных персонажей, – подумала я тогда про себя.
Неожиданно меня пронзила одна мысль: зачем они сделали со мной подобное? Кому это нужно? Но ответа я так и не находила. За все- то время пока я находилась в заточении в этой палате, я волей, не волей, размышляла над этим.
Кроме как того, что это случилось после того как отец умер, завещав мне огромного состояния, мне больше ничего не приходило в голову. Где-то в глубине души у меня даже закрался ответ на этот вопрос: кому это было нужно? Эдварду Валкеру? Или быть может конкурентам, что соперничали с нашей компанией? Но тогда не проще ли было просто убить меня и покончить со всем этим? Я долго мучилась этими вопросами и каждый раз, увидев свое изуродованное лицо на стекле, мучилась тем, что со мной сотворили, и это происходило до тех пор, пока однажды ко мне в палату не вошел врач и не сказал, что меня хотят видеть.
Его слова поразили и одновременно с этим удивили меня. Я не знала, кого увижу сейчас перед собой, но именно это, как думала я, возможно, поможет мне разобраться во всем.
И вот, наконец, дверь приоткрылась, а я замерла в ожидании.
Послышались твердые шаги. Мгновение и передо мной на пороге появился мужчина: высокий, широкоплечий, в черном строгом костюме, в галстуке под цвет белоснежной рубашки; в черных, до блеска начищенных туфлях. Широкие поля шляпы сейчас таинственно закрывали лицо незнакомца. Казалось, что он делает это намеренно, заставляя меня помучиться, одним единственным вопросом: кто же он?
Наконец, незнакомец медленно приподнял голову и я увидела его лицо. Я замерла на месте, затаив дыхание.
Глава 5
– Ну, что? Не ожидала? Услышала я низкий, насмешливый мужской голос.
Передо мной ехидно и самодовольно улыбаясь, стоял Эдвар Валкер.
– Ты! Прошептала я и инстинктивно закрыла свое лицо рукавом.
После того как я впервые увидела свое лицо после операционных вмешательств, я боялась кому-либо показывать его. Мне казалось, что взглянув на меня, у людей тут же возникнет отторжение, осуждение или, в полном смысле этого слова – отвращение и этого я боялась больше всего. Мне было стыдно показываться людям на глаза, кто бы это ни был. Даже если в комнату входила медсестра, для того чтобы поставить мне успокоительное, не говоря уже о докторе, я всегда механически прикрывала свое изувеченное лицо рукой, потому что мне было не по себе от того как я теперь выгляжу.
Но наглости и напористости Эдварду Валкеру было не занимать, поэтому он подошел ко мне и, схватив мою руку, попытался отодвинуть её, чтобы рассмотреть мое лицо.
Какое-то время я усиленно сопротивлялась этому, но Эдвард Валкер, приложив все свои силы, насильно одернул мою руку и против моей воли взглянул мне в лицо.
С минуту он казалось, стоял, не шелохнувшись, а я пораженная и сломленная смотрела на него. Наконец, осознав, что изменить ничего уже нельзя и меня увидели такой, какой должны были увидеть, я, остановив на нем спокойный взгляд, произнесла:
– Что, не ожидал увидеть подобное?
Он покачал головой, но затем на его лице вдруг появилась ядовитая ухмылка.
– Я, конечно, представлял себе не раз, как это может выглядеть, но, что бы настолько? Приподняв в удивлении брови, произнес он.
– Настолько отвратительно? Ты это хотел сказать? Договаривай, – едва сдерживаясь, произнесла я.
Он снова покачал головой.
– Никогда бы не подумала, что человек способен на такое,– сказала я.
– На какое? Переспросил он, остановив на мне дерзкий взгляд.
– Ты думаешь, что мне пришло в голову сделать с тобой такое только ради денег?
– Ну, вот ты и признался, – сказала я.
– А я и не скрываю этого. Но, только ты ошибаешься, ради только денег, я мог поступить иначе, – сказал он, все еще ухмыляясь.
– То есть убить меня,– не сводя с него ненавистного взгляда, сказала я.
– Совершенно верно. Но не все так просто, как тебе кажется. Возможно, кому-то в это трудно поверить, но, человеческой сущностью движет не только нажива денег, желание роскоши и богатства. Есть еще кое – что, то, что задевает человека гораздо сильней любых денег и представь себе – это чувство собственного достоинства, попросту говоря, человеческая гордость. Каждый человек должен знать, что он что-то, но значит в этом мире. Что он не просто какая-то букашка среди людей, но такой же как и они, имеющий право голоса, право выбора в своих желаниях и стремлениях, с которыми другие должны считаться, – ответил он, не сводя с меня пристального взгляда.
– Человеческая гордость? Чувство собственного достоинства? Воззрившись на него, воскликнула я.
– Разве может чего-то стоить чувство собственного достоинства того, кто, не колеблясь, может раздавить это чувство в другом человеке? Растоптать в нем все, чем он живет, чем дышит? Причем ни минуты не колеблясь и сделав это с особой черствостью и жестокостью? Сказала я.
– О, о каких мы заговорили нормах морали. Легко говорить такое тому, кому никогда не приходилось терпеть подобное от других. Ты пытаешься меня образумить? Наставить на путь истинный? Выпучив на меня свое черные глаза, воскликнул Эдвард Валкер.
– Нет смысла наставлять на путь истинный того, кто никогда не сможет преодолеть в себе зло, ненависть и жестокость, – ответила я.
– Вот как? Откуда тебе знать каким был мой путь? Ты что всевидящая?
– Для этого не нужно быть всевидящей. Иногда хватает нескольких действий и поступков, которые могут разом перечеркнуть в человеке даже то, что когда-то казалось, было хоть каким-то его достоинством, – ответила я.
– Ложь! Все ложь! Ты и твой отец никогда не видели во мне особых достоинств,– ответил злобно Эдвард, сплюнув в сторону.
– Ему было удобно иметь в подчинении, такого человека, как я. Всегда под боком, везде на подхвате, одним словом – мальчик на побегушках, готовый нестись за ним, хоть на край света, а что взамен? Закричал он.
– Разве мой отец не хотел поднять тебя до высот? Воскликнула я.
– Вот именно, хотел, но ты не дала этому свершиться. Ты не дала мне этой возможности. Ты забрала у меня все! Все, к чему я так стремился все эти годы, всячески угождая твоему отцу. Таскаясь с ним в дождь и в холод на охоту и куда бы ему, не вздумалось. Я поднимался среди ночи и мчался к нему как ненормальный и все для того, что бы угодить ему. И когда казалось, что я уже достиг того к чему так долго стремился, ты.… Именно ты, сделала то, что в одночасье разрушило все мои мечты, отказавшись…
– Я не могла поступить иначе, потому как никогда не любила тебя Эдвард Валкер и не скрывала этого. Это было бы не честно не только по отношению к себе, но и к тебе. Более того, я всегда была прямолинейна с тобой и никогда не подавала тебе ложных надежд, разве не так? Сказала я.
– Лучше бы ты дала мне эти надежды. Тем было бы лучше для тебя. В этом случае мне не пришлось бы, сотворить с тобой подобное. А теперь, посмотри на себя? Что ты представляешь из себя? Думаешь, теперь тебе кто-то поверит, что ты дочь известного предпринимателя, что ты Амелия Агостини? А могло бы быть все иначе, если бы ты выбрала меня. Но ведь ты всегда действовала по зову своего чертова сердца, которое никогда не любило и всячески отвергало меня. А знаешь, что теперь будет? Другая, вместо тебя, та, что любит меня, будет настоящей Амелией Агостини. С ней мы покорим весь мир, а ты будешь уродливой, никому не нужной и умрешь где-нибудь подворотней. Впрочем, есть другой выход, – при этих словах его лицо вдруг стало еще жестче. – Не догадываешься какой?
– Что ты имеешь в виду? Уставившись на него, спросила я.
– Я много думал над этим, прежде чем прийти сюда и увидеть тебя. И даже какое-то время колебался, думая, а смогу ли я жить, если тебя не станет на этом свете? Но затем, пришел к выводу, что все точки над «и» расставить должна именно ты. Я увидел, то, чего опасался увидеть, думая, что еще какая-то хоть и мизерная, но есть надежда на то, что ты изменишь ко мне свое отношение, и я смогу остановиться и быть может, даже спасти тебя. Но, нет, все гораздо хуже, чем я представлял себе. Ты не просто никогда не испытывала ко мне тех чувств, что испытывал по отношению к тебе я. Напротив, сейчас, я окончательно утвердился в мыслях, что был всегда только отвратителен и неприятен тебе. Поэтому мы можем разом с этим покончить.
– Что? Не понимая, о чем он говорит, переспросила я.
– Разве теперь тебе есть смысл жить с таким лицом,– прокричал он прямо мне в лицо, а затем рассмеялся:
– Ха-ха-ха, ха-ха-ха, ха-ха-ха.
– Ты жестокий и отвратительный человек. Ты за все заплатишь и за то, что сотворил со мной и за все свои злодеяния. То, что ты сделал, подобно только самому дьяволу, простому бы человеку такое даже бы и в голову не могло прийти, – прокричала я. Но он в ответ продолжал смеяться и его смех обжигал меня, словно это был огонь из преисподней.
– Вот именно, – снова уставившись на меня, сказал он. – Простому бы человеку, действительно вряд ли бы пришел в голову такой план. Но у меня есть для тебя еще кое-что. Вернее, я припас для тебя то, что может помочь тебе с легкостью избавиться от этого внешнего уродства и повергнутого чувства собственного достоинства. Я могу помочь тебе покончить со всем этим. Вот, посмотри, что у меня есть, – сказал он, взглядом подзывая меня посмотреть то, что у него спрятано во внутреннем кармане пиджака.
– Ну же, загляни туда! Сказал он, ядовито, усмехаясь.
