Легенды Сэнгоку. Страж севера

Стояла тишина. Воздух заполнял приятный и расслабляющий запах благовоний. Иномару, любил тишину. Так ему думалось легче. Но, было в этой тишине и ещё кое-что…

– Теперь ты взрослый? – раздался за спиной тихий, глуховатый голос.

– Да. – ответил юноша, улыбнувшись краешком рта. Он был рад услышать этот голос. Ему он был рад всегда, как ничему и никому в этом мире. – Ты видел?

– Да. – ответил голос. – Я горжусь тобой! Только…

– Что, только? – удивился Иномару, услышав нотки сомнения.

– Не скверно ли ты поступил с матерью? – голос сделался грустным. – Она ведь живёт ради того, чтобы ты жил.

– Кувыркаясь в постели с врагом! – разозлился новоиспечённый самурай. Он обернулся.

Примерно в половине кэн от него, в воздухе, висело нечто. Белое, прозрачное, почти неразличимое существо, с тусклыми очертаниями. Иномару уже давно привык к нему и даже мог кое-что рассмотреть в этой, на вид, бесформенной фигуре. Например, он давно понял, что дух, а это был именно он, висел в воздухе в сидячем положении, поэтому и казался невелик. Ещё, ему было заметно кое-что из очертаний лица. Прямой, но выдающийся вперёд нос, как и у него, Иномару, точно такие же брови вразлёт и небольшие, чуть узковатые глаза.

– Ты верно говоришь, но она сделала это, чтобы сохранить твою жизнь. – настаивал дух.

– Тогда зачем она отговаривает меня от мести Огаве? – юноша подался вперёд, приблизившись к призраку.

– Беспокоится. – коротко отозвался тот. Но, после недолгого молчания добавил. – Как ты поступишь с ней, когда всё кончиться?

– Никак. – Иномару снова отвернулся. Вопросы о матери его занимали меньше всего, если вообще занимали. – Пусть пострижётся в монахини, мне всё равно. Если захочет, то может остаться в замке, но пусть не лезет ко мне со своими наставлениями или, что там у неё на уме.

Дух вздохнул. Тяжело или облегчённо, Иномару не понял, но он тут же перестал его ощущать. В храм кто-то вошёл.

– Господин! Огава выдвинулся из своих владений! Нам пора.

Юноша обернулся. У входа, на одном колене и в полном доспехе стоял его старший воин Хираго. Духа уже не было.

– Прекрасно! – довольно произнёс Иномару. – Выступаем немедленно!

Миомотэгава, север Этиго.

Огава вознёс молитвы своим предкам и стал было собираться в дорогу, как вдруг на него волной нахлынул поток мыслей. Не иначе предки постарались с того света, решили заставить своего удачливого потомка пораздумать над собой. То, что Огава Нагасукэ был удачлив, никто не сомневался, даже он сам. Будучи младшим братом покойного Хондзё Фусанаги, он был усыновлён кланом Огава и, впоследствии, стал его главой. Практически сразу, он обрёл независимость от могучего северного клана Хондзё, но, тем не менее, поддерживал своего брата, являясь, к тому же, его соседом. В точно таком же статусе находился и их двоюродный брат Аюкава Киёнага, – причудливый человек, живший по образцу древних воинов полулегендарной Императрицы Дзингу. Вместе с Иробэ Кацунагой, они составляли основной костяк северных кланов Этиго. Но, всему когда-нибудь приходит конец, и после череды боёв, во времена смуты, Хондзё Фусанаге пришлось бежать через горы, в соседнюю провинцию. Пока беглец копил силы, Огава воспользовался его отсутствием и захватил замок Хондзё. Беременная жена Фусанаги, каким-то образом пробралась через патрули и бежала из замка. Уйти ей удалось не далеко, один из воинов Аюкавы нашёл её в лесу, близ владений господина, всю израненную, от веток и камней и обессиленную. Фусанага, узнав о вероломстве брата, заручившись поддержкой клана Дайходжи, он намеревался отобрать свой замок обратно. Но в пути, от рук неизвестных, напавших ночью на лагерь, Ходзё Фусанага погиб. Погиб причём, при весьма странных обстоятельствах. Нападавшие не убили ни одного человека, а лишь запалили лагерь, устроили панику и исчезли так же неожиданно, как и появились. Фусанагу обнаружили сразу, как только порядок был восстановлен. Он был мёртв. Не единой раны, ни царапины или даже ушибы, не было на его теле. Смерть пришла от внезапного приступа, вероятнее всего, вызванного страхом от неожиданного нападения. Для самурая умереть от страха, ещё хуже плена или пыток.

Дальше, за неимением наследников в клане Хондзё, Огаву признали главой. Но, неожиданно для всех, Аюкава притащил в замок жену Фусанаги, да ещё и с новорожденным ребёнком. Роды оказались сложными и преждевременными, из-за перенесённых роженицей событий и ранений, подозревали, что малыш умрёт. Но, он не умер. В это же день, Огава из главы перекочевал в опекуна новорожденного, коего нарекли Иномару. Но и здесь Нагасукэ нашёл выход.

После того, как жена погибшего брата восстановилась от тяжёлых родов, Огава решил её шантажировать и пригрозил, что убьёт её сына до его совершеннолетия, если она не будет выполнять все его указания. Женщине ничего не оставалось делать, как согласиться. Она стала наложницей Нагасукэ и ко всему прочему, убеждала подрастающего Иномару в благожелательности его опекуна. Видимо, она лишилась рассудка после родов, либо была действительно такой смиренной, что не пыталась настроить сына против убийцы своего мужа. А то, что Огава имел отношение к смерти Фусанаги, практически никто не сомневался, только доказать этого никто не мог. Для всех, отец Иномару умер позорной смертью – от страха. Но, всего Нагасукэ учесть не смог.

Несмотря на смиренность своей матери Иномару рос совсем не таким, каким его ожидали увидеть. Помимо тренировок боевым искусствам и обучением разными науками, что должен пройти каждый родовитый самурай, мальчик оказался поразительно своеволен, озорлив, а временами даже жесток, как по отношению к слугам, так и по отношению к родным, включая свою мать. Зато воины, старые слуги бывшего господина, его привечали и даже обучили дополнительным воинским навыкам. К десяти годам Иномару мог легко побить своих сверстников и даже тех, кто постарше, в любом виде искусства, от поединка на мечах, до выслеживания врага по следам и запаху в любой местности. А за последние пару лет, поведение Иномару вышло за все рамки. Сначала, он жестоко избил на тренировках сына Огавы, за что был сурово наказан и посажен под замок на месяц. Потом он начал перечить уже самому Нагасукэ и в конечном счёте, дело дошло до кровопролития. Иномару убил слугу, который принёс ему пищу, когда тот отбывал очередной арест. Причём убил ни мечом, ни кинжалом, их у него не было, а обычной кисточкой для письма, точным ударом в глаз.

Огава провёл ладонью по бритому лицу, очнувшись от размышлений. «Проклятый ублюдок! – выругался он про себя, поминая Иномару. – Надо бы прикончить его, пока он не создал мне ещё больше проблем.» Проблем, юный наследник Фусанаги, создавал массу. Ко всему прочему, старейшины клана обязали Нагасукэ провести над мальчиком обряд гэмбуку, чего он делать не хотел. Ведь после этого, этот малолетний зверёныш станет главой клана, и кто знает, что взбредёт ему в голову.

– Надо с этим что-то делать. – вслух произнёс Огава и вышел из молельни.

Вдохнув свежий воздух полной грудью, мысли покинули его на некоторое время. Он огляделся по сторонам. Двор был начисто выметен и ухожен. У ограды, на грядках всё ещё цвели цветы, поражая разнообразием красок. Прямо за храмом, вдоль берега реки Миомотэ, ровным строем, словно выстроившиеся воины, росли деревья сакуры. Огава пожалел, что сейчас не весна и ему не полюбоваться на цветущую красоту этого места. Он хотел зачем-то позвать прислужника небольшого храма, но его не оказалось в его поле зрения и Нагасукэ направился к выходу, где его ждали пять его вассалов.

Выйдя за ворота, Огава не обнаружил слуг на месте и, хотел было окликнуть их, гневным возгласом, но острый тычок между лопаток, заставил его не издавать звуков. Оружие – два меча, у него тут же отняли. Ещё один тычок, и Нагасукэ, сделав несколько шагов вперёд, оказался в окружении незнакомых ему воинов. Точнее, они были знакомы, все до единого, и даже подчинялись ему, как оказалось, недостаточно. Возглавлял их маленький человек, не выше среднего роста, зато чрезмерно наглый и воинственный. Этот малыш, раздражённо подбежал к Огаве и огрел его прутом-мути прямо по икрам. Это заставило пленённого самурая упасть на колени. Встать он не попытался. Всё тот же наконечник упирался ему уже в шею, чуть ниже затылка. Маленький воин встал перед Нагасукэ и чего-то ждал. Теперь, когда коротышка перестал двигаться и снял шлем, Огава смог разглядеть его поподробней. Помимо маленького роста, сей воин обладал юношеским лицом, совсем молодым, не более пятнадцати. Выдающийся, до боли знакомый, нос с небольшим перегибом у переносицы, густые брови вразлёт и высокий лоб. Узкие глаза блестели бешеной яростью. Желание убить, так и отравляло воздух и наполняло его смрадом смерти. Но, кровь уже была пролита. Нагасукэ оглядел окружавших его воинов, у пятерых из них, на копьях были насажены головы его вассалов, и он понял, – их смерть сегодня не последняя.

– Как глупо! – выдавил из себя Огава.

Маленький воин подошёл к нему поближе и сдёрнул со своей головы хатимаки, служившую ему подшлемником. Пленник разглядел на голове юноши выстриженный на темени клок волос.

– И как теперь тебя называть? – Огава иронично улыбнулся и добавил сквозь зубы. – Дорогой племянник.

– Хондзё Ядзиро Шигэнага! – гордо и надменно заявил юноша, ещё несколько часов назад носивший детское имя Иномару. – Я двадцатый глава клана Хондзё и единственный наследник Фусанаги! – юноша сунул Огаве прут под подбородок и приподнял его голову. – Ты убил моего отца, своего брата и господина! Завладел его домом и землями и спал с его женой! – обвинял его Шигенага. – На что ты надеялся, оставив меня в живых?

– Это был глупый поступок. – спокойно отозвался Нагасукэ. Он понимал, жить ему осталось не долго, а посему, страшиться уже нечего. Пусть этот недомерок глумится над ним сколько угодно. Огава не ударит в грязь лицом и не согнётся перед ним. – Да и с чего ты взял, что я убил твоего отца? В то время, когда он умер от страха, – Огава нарочито подчеркнул последнее слово. – я находился в замке Хондзё. Все это видели.

Последовал сильный пинок в лицо. Шигэнага бил с несвойственной его возрасту силой, видимо ярость удваивала его мощь.

– Проклятый лжец! – выругался юноша. Он пнул пленника ещё раз. Нагасукэ не сдержал удар и опрокинулся навзничь. Шигэнага не успокоился. Он прыгнул ему на грудь и снова начал пинать пленника по лицу, до тех пор, пока нога не устала. Потом он осыпал его ударами мути.

Через некоторое время Шигэнага успокоился, выплеснув свою ярость, он плюхнулся на, принесённый ему, складной стул и стал ждать пока его дядя не придёт в себя. Но, Огава не желал вставать, или попросту не мог. Тогда воины взяли его под руки и бросили под ноги своего юного господина.

– Скажи, – уже более сдержанно произнёс Шигэнага. – зачем ты убил его?

– Я уже сказал. Это был не я. – хлюпая и хрипя, ответил Нагасукэ. Его лицо походило на кровавую кашу, разбитое и иссечённое.

На мгновение Хондзё засомневался, а что, если это действительно был не он? Зачем он так упирается перед смертью. Но нет, он мотнул головой, отгоняя подобные мысли. Это он убил отца, дух ему сказал. А духи не врут.

– Ты настолько горд, что не желаешь сознаться в предательстве? – Шигэнага наклонился к Огаве поближе. – Разве гордость важнее чистой совести и достойной смерти?

– Свою совесть ты уже запятнал. – плюясь кровью выговорил Нагасукэ.

Хондзё оскалился, став похожим на маленького демона-они, поскольку его лицо сильно побагровело от злости. Он хотел зарубить Огаву на месте, но не стал. Как бы зол он не был, дух Нагасукэ впечатлил его, и Шигэнага решил поступить не так, как хотел изначально.

– Дайте ему малый меч! – приказал юный глава.

Воины переглянулись.

– Но господин, он ведь ни в чём не сознался! Давайте выбьем из него признания, а потом убьём!

– Я хотел отомстить за отца, и я это сделал! – уверенно произнёс Шигэнага. – Огава умрёт и его клан тоже! Я сожгу его замок, убью всех слуг и уничтожу всё, что связано с его именем! Клан Огава канет в забвение! Разве это не хорошая месть? – он снисходительно глянул на ползавшего в крови у его ног дядю. – Что же касается моего отца и клана, то я восстановлю их доброе имя и положение своими силами! Дайте ему клинок!

Хираго, что изначально держал Огаву на острие своего копья, небрежно бросил ему его вакидзаси. Вид у Нагасукэ, поистине был жалок. Он, кое-как поднялся на колени, с превеликим усилием скинул верхнюю куртку-дзинбаори, высвободил обе руки из косодэ, ослабил оби и обнажил нижнюю часть живота.

– Эй, племянничек! – позвал Огава, сплёвывая зубы. – Не желаешь снести мне голову? Или кишка тонка?

Шигэнага, не имея желание отвечать на подначки живого трупа, молча вынул свой меч и подошёл к Нагасукэ слева, остановившись чуть поодаль, за спиной. Замахнувшись, он стал ждать.

– Сможешь ли ты снести мне голову с одного удара? – спросил Огава. – Может, предоставишь эту возможность Хираго?

– Не сомневайся! – со злой обидой рыкнул Хондзё.

– Тогда слушай. – Нагасукэ набрал побольше воздуха, чтобы чётче выговорить слова. – Это я заказал убийство твоего отца. Я нанял искусных шиноби, чтобы они обставили всё так, будто Фусанага умер от несчастного случая. Уж кто знает, на какие фокусы способны эти убийцы-тени, но сделали они всё даже лучше, чем я ожидал.

– Зачем? – лицо Шигэнаги затряслось от гнева.

– У твоего отца были земли и положение, гораздо больше чем у меня. Но, он оказался не на той стороне, не на стороне победителей. Он мешал им, и они поручили мне его убрать. Теперь всё. – Огава обернул лезвие вакидзаси рукавом косодэ, чтобы оно не вошло слишком глубоко, и вонзил клинок в левую часть живота. Напрягся и повёл холодную сталь вправо взрезая плоть и внутренности. Когда малый меч, обогнув дугу, чуть ниже пупка, остановился с правой стороны живота, Огава уже бился в конвульсиях. Шигэнага, почему-то не рубил. Нагасукэ, из последних сил повернулся, чтобы посмотреть на своего племянника. Тёплые кишки вывалились на колени своего владельца, обдав его напоследок неприятным запахом.

Хондзё стоял в стороне, равнодушно наблюдая за ужасающим кровавым действом. Его катана спокойно покоилась в ножнах за поясом. Огава в последний раз скривился, извился в предсмертной агонии и опрокинулся вперёд, лицом в собственную лужу крови.

Когда кровавое представление закончилось, Шигэнага подошёл к трупу. Ничуть не брезгуя, юноша поднял покойника за волосы, и молниеносно вынув меч из ножен отсёк ему голову с первого удара, одной рукой. Гнев поистине придавал ему большую силу, что даже его сторонники ужаснулись такими выходками своего нового господина. Все они стояли с каменными лицами взирая на юного Хондзё.

– Хираго! – внезапно позвал Шигэнага своего главного вассала, заставив от неожиданности всех вздрогнуть. – Выдели пятерых человек, пусть они возьмут голову Огавы и едут в замок. Голову повесят над главными воротами. Мою мать под замок. Всех недовольных убить. Те, кто верны Хондзё, приготовить к обороне.

– Что вы задумали господин? – Магосабуро, откровенно впадал в ужас, подумав, что ещё может прийти в голову этому юноше.

– Мы, то есть я и остальные тринадцать человек, отправимся в замок Огавы и наведём там порядок. – ответил Шигэнага. Он неоднозначно оглядел своих воинов. – И что вы встали?

Вассалы тут же сорвались с места. Хираго сделал всё, как приказал господин, а сам отправился с ним к замку Огава, у него и в голове не укладывалось, что этот маленький демон учинит там.

К замку Огава они подошли под знамёнами и отличительными знаками его хозяина, добытыми у убитых вассалов Нагасукэ. Подъехали впятером, – Шигэнага, Магосабуро и ещё трое. Остальные затаились неподалёку. Как только ворота были открыты, юный Хондзё, первым вырвался вперёд и начал рубить всех направо и налево. Остальные безоговорочно последовали за ним, включая тех, кто был в засаде. Во дворе замка создалась паника. Стражники пытались организовать сопротивление, но так и не смогли сделать ничего существенного. Гарнизона в замке было мало, все вассалы сейчас отсутствовали, пребывая в своих владениях, ведь нападения никто не ждал. Конечно, они находились неподалёку, и увидав дым от подожжённых строений, могли прийти на помощь. Но, это вряд ли спасло бы обитателей замка, поскольку вассалов у них было не много. Всего-то полдюжины самураев, большинство которых Нагасукэ увёл с собой, да сотня крестьян, мобилизованных в ашигару. Поскольку последние на помощь вряд ли придут, замок Огава был обречён.

Шигэнага ни щадил никого. Под его смертоносной катаной падали все, начиная от стражников и кончая согбенными стариками. Смерти были преданы все члены клана Огава. Жену и наложницу Нагасукэ, Хондзё убил сам. Не пожалел он и сына своего кровного, уже покойного, врага. Тот был на несколько лет старше его самого, но в честном поединке на мечах, который Шигэнага ему благородно предоставил, он оказался не искусен. Остальных перебили вассалы Хондзё и запалили замок. Лишь одного человека пощадил Шигэнага, но участь уготовил ему не самую сладкую.

У Нагасукэ был младший брат, который заведовал документами клана. У этого брата была дочь, прекрасная, словно цветущая сакура. Не устоял перед её красотой и юный Хондзё. Его воины оттащили сею девицу от тела её убитого отца, накинули мешок на голову, связали и закинули поперёк седла лошади их господина. Шигэнага, удовлетворившись учинённой им резнёй, запрыгнул на того же коня и поскакал прочь. Вассалы, похватав кто, что успел из ценного, не пропадать же добру, двинулись следом.

К полуночи всё было кончено. Отряд Шигенаги, целый и невредимый, благополучно возвращался домой, оставив за собой горы трупов и пожарищ.

Замок Хондзё.

Вид с вершины горы Муракамияма открывался поразительный. Она возвышалась над северными землями, будто древняя Императрица, сидящая на высоком троне, над головами своих подчинённых. С самой вершины можно было разглядеть всю округу. Осенние краски подступали к ней со всех сторон. Изумрудными великанами глядели на неё с севера длинноногие криптомерии, заполонившие гору Гэдо. С востока, золотом и зеленью, подплывали разнообразные леса высоких холмом. С юга, слева и справа, неумолимым огнём полыхали алые и золотистые клёны. На западе, за многочисленными домами близ лежащих деревень, в далёкую непроглядную дымку, уходили тёмные воды моря Нихон.

Шигэнага взобрался на высокую смотровую башню, установленную на самой вершине рядом с тэнсю, чтобы оглядеть свои огромные владения. Всё его естество трепетало от такого великолепия. Он чувствовал, что возвышался над всеми. Подобно великому ками, что смотрит на землю с горы Мира. Его рот растянулся в улыбке. В надменной и недоброй.

– Ты доволен? – раздался внезапно глухой голос за его спиной.

Шигэнага не испугался. Наверное, он совсем лишился всякого страха перед кем-либо. Тем более, что он знал, кому принадлежал этот голос.

– Я отомстил! – торжественно произнёс он, не оборачиваясь. – Я победил Огаву и вернул земли, принадлежавшие мне по праву! – он небрежно хмыкнул. – Не так уж это было и сложно.

– Но это ещё не всё. – произнёс дух. – Что ты будешь делать с остальными?

– Какими остальными? – переспросил Шигэнага обернувшись. – Ты имеешь ввиду Аюкаву? Этот никчёмный любитель древности не сможет противостоять мне! У него людей то нет. Ты видел? Замок Огавы ещё не успел догореть, как все местные псы сбежались под моё начало!

– Так и есть. – согласился дух. – Но, не забывай об Иробэ. А самое главное – о Нагао.

Шигэнага скривил недобрую мину. Он считал, что со стариком Кацунагой можно было разобраться, но Кагэтора. Новый сюго, фактически являлся хозяином этих земель, хоть и отдал управление северным кланам. А надзирать над всеми, поставил всё того же Иробэ Кацунагу.

– Ничего. – проронил Хондзё. – Разберёмся и с ними. – взгляд его неожиданно скользнул в южную сторону. Там, среди обширных полей и разбросанных, тут и там, деревень, вздымался высокий столб пыли. Не иначе, как воинский отряд торопиться подступить к замку Хондзё. Хотя, Шигэнага не мог похвастаться орлиным зрением, но, он готов был поклясться, что на знамёнах этого отряда выделялись три бамбуковых побега, заключённых в кольцо.

– Помяни старого демона, он и появиться! – выругался юный воин. Он снова повернулся к духу, но тот исчез, так же внезапно, как и появился. Зато, под башней Шигэнага разглядел одного из своих воинов, машущего своему господину руками. – Что тебе?! – раздражённо крикнул Хондзё.

– Господин! Прибыл гонец от Аюкавы! Он говорит, что Киёнага-сама скоро прибудет и пожелает говорить с вами!

– Не пожелает, а испросит разрешения! – поправил слугу Шигэнага. Он глянул на северо-восток. Примерно в одном ри от горы, юноша разглядел ещё один отряд. Его было плохо видно из-за непроглядных лесов, но с такой-то высоты, это было вполне возможным. Хондзё не сомневался в том, кому принадлежал этот отряд. В той стороне находился лишь один замок – Обадзава, владения Аюкавы.

– Что передать гонцу? – напомнил о себе воин.

– Скажи ему, пусть передаст своему господину, чтобы тот дождался Иробэ, старый демон уже в часе пути отсюда, и только тогда я приму их! Но, только их двоих! Если они не согласятся на эти условия, то пусть убираются в Дзигоку! – с самодовольной улыбкой прокричал Шигэнага и коротко хохотнул, довольный своими словами.

Воин тут же удалился исполнять поручение, а юный Хондзё продолжил наблюдать за передвижением незваных гостей. Он не совсем понимал, что хотят от него эти двое, ведь он был в своём праве, истинный наследник клана. Возможно, они не собираются мириться со смертью Огавы и хотят отомстить, или же решили подмять нового союзника под себя, ввиду его неопытности и юности.

– Что ж, посмотрим. – сам себе, задумчиво произнёс Шигэнага

Аюкава, ровно, как и Иробэ, не пожелали отправляться в замок Хондзё в одиночку. Но юный хозяин замка, после двух часов переговоров, с помощью посыльных, изменил своё решение и решил встретить гостей у главных ворот замка. Переговоры, должны были состояться на деревянном мосту перекинутому через глубокий и широкий ров, прямо посередине. Аюкава и Иробэ восседали на складных стульчиках, устланных звериными шкурами. Рядом с ними, по обе стороны, стояли верные самураи, готовые в любой момент прикрыть своих хозяев. Эта встреча была не менее рискованной, чем, если бы они вдвоём отправились в замок, ведь со стен их свободно могли утыкать стрелами лучники Хондзё. Причём, почти в упор. Но, здесь, в случае недобрых намерений юного хозяина замка, у старых вояк был шанс спастись. Маленький, но он был.

Шигэнага появился после того, как его гости благополучно устроились под прицелами его лучников. Юный Хондзё вышел в доспехах и при оружии. Разве что голову его прикрывал не шлем, а узкая полоска хатимаки с нашитой металлической пластиной. Сопровождало его семь человек, тоже в полном вооружении. Хондзё и гости поклонились друг другу и снова уселись на свои стулья.

– И так, что вы хотите? – Шигэнага лукаво ухмыльнулся. – Только не говорите, что прибыли засвидетельствовать своё почтение, в сопровождении вооружённой армии, в это даже не поверила бы моя лошадь.

– Да он издевается! – разъярённо выкрикнул Аюкава и посмотрел на Иробэ.

Кацунага, в свои пятьдесят восемь, перестал взрываться по всяким пустякам и стал более сдержанным и рассудительным. Тем более, если его провоцирует какой-то юнец, едва оторвавшийся от кормящей его груди. Он спокойно, не отрывая глаз, изучающе смотрел на Шигэнагу из-под густых бровей. Иробэ напоминал гору, вершину которой изрядно усыпало снежной сединой. Его густая борода падала на нагрудный панцирь, а плечи были широко расставлены, показывая свою непоколебимость. Он молчал.

Аюкава понял, что от Иробэ не дождёшься слов, возмущённо глянул на своего племянника:

– Зачем ты убил Огаву? Кто позволил тебе вершить самоуправство? Ты…

– Во-первых, если вы, дядя, забыли этикет, то я с удовольствием вам напомню, что обращаться к равному нужно с уважением. – перебив, иронично, как можно медленнее, подчёркивая каждое слово, вымолвил Шигэнага. – Или древние воины не знали, как нужно разговаривать? Может, они вообще не умели говорить и только мычали, подобно тягловым быкам? – Киёнага аж побагровел от переполняющей его ярости и, хотел было встать, схватившись за меч, но Шигэнага вытянул вперёд руку, предостерегающе покачав пальцем и продолжил. – Во-вторых, я Хондзё Ядзиро Шигэнага, настоящий владелец этих земель и, по положению своему, стою выше вас. Отсюда следует, что вы, должны обращаться ко мне не как к равному, а как к вышестоящему, а ещё лучше, как к своему господину.

Казалось, Аюкава взорвётся от переполняющей его злости и, в конце концов, схватиться за меч, но даже он, не отличающийся невозмутимостью, следуя примеру Иробэ, с большими усилиями подавил ярость.