Наши сны. Сборник рассказов
Его приближение к подготовленному шалашу не осталось незамеченным. За полосой кустов, росших вдоль канавы, поднялись семь гусей. Утки, сидевшие на луже, возле которой он собрался отстоять зорьку, тоже улетели, но не все сразу, а, видимо, по мере просыпания. Шалаш, сделанный вчера, не был шалашом в прямом смысле этого слова. Это просто была стена из воткнутых ивовых веток, за которой он и стоял. Позади него были кусты с канавой. Охотник неспроста выбрал это место. В сплошной полосе из кустов, росших вдоль канавы, был разрыв метров тридцать длиной. Над ним-то, как в коридоре, и пролетали утки.
Первыми гостями над его головой были большие веретенники. Парочка этих крупных куликов с рыжими грудками летели как на стендовой стрельбе. Но Николай не знал, чем отличается самец от самки, поэтому стрелять не стал. Несколько раз с резким свистом на большой высоте и скорости прошли свиязи. Вдруг парочка этих пёстрых уток села на расстоянии выстрела на соседней луже. Николай осторожно поднял ружьё и выстрелил в селезня. От грохота выстрела со всех ближайших водоёмов поднялись неизвестно откуда взявшиеся птицы. Раскатав «болотники», он принёс свиязя и снова стал внимательно осматриваться по сторонам, автоматически то ставя, то снимая ружьё с предохранителя. Справа вылетел селезень шилохвости. Николай выстрелил из правого ствола, но не попал. Когда он стрелял из левого, птица уже была в 50 метрах. Охотник сразу увидел, что второй раз не промахнулся. Селезень закачался, протянул ещё метров сто и камнем упал в большую лужу, оставленную разливом. Николай бросился к убитой птице, стараясь не потерять направление. К счастью, утка упала на открытый участок воды, и острый хвост торчал как гигантский поплавок. «Острохвост», – вспомнил Николай название шилохвости, которое услышал в одной сибирской деревне.
Третью птицу не пришлось ждать долго. Пара чирков-трескунов выскочила из «коридора» с той стороны канавы. Глаз безошибочно выбрал селезня, который в подтверждение хрипло протрещал. Охотник опять не попал из правого ствола, но левый не подвёл. «Всё. Бог троицу любит», – подумал Николай и пошёл с добычей к байдарке. Рядом с ней поднялся чирок-свистунок и перемахнул через канаву. Человек стрелять не стал: ему лень было перетаскивать байдарку, вначале за птицей, а потом обратно.
Вокруг буйствовала весна. Солнце расшевелило всё живое. То тут, то там пролетали утки. Гуси клиньями направлялись на поля, к местам дневных кормёжек. Вот сокол-сапсан выскочил из леса и мимоходом на бреющем полёте прошёл над кряквами. Утки неуклюже попытались нырнуть, но у них получилось лишь паническое барахтанье. А сапсан был уже далеко, стремительно разрезая крыльями воздух. Вот на вешку, к которой обычно крепят весной сети, присел сорокопут, а мимо пролетала парочка деревенских ласточек. Николай, гребя веслом, затянул во всю глотку: «Эй, дубинушка, ухнем, эх, зелёная, сама пойдёт». Так под песню он и добрался до палатки. Собрав вещи, сходил за котелком, который с утра повесил на берёзу, чтобы набрать сок. Литровый котелок наполнился едва сладкой водой. На ней-то Николай и заварил чай. Добил оставшиеся полбанки сгущенки, подъел весь хлеб и отправился в путь.
Он считал, что отохотился удачно, но ружьё убирать не стал, а заряженным положил в отсек впереди себя. Речка несла байдарку быстро, лишь изредка, после крутого поворота, ему приходилось налегать на вёсла, чтобы лодку не развернуло боком или не вынесло в кусты, растущие вдоль берега.
Его внимание привлёк крупный селезень, уводящий двух крякв от четырёх напористых соперников. Николай даже пристал к берегу, чтобы досмотреть финал борьбы. Селезень, как искусный пилот, пропустил вперёд себя четырёх «холостяков», а потом, догнав, резко вошёл в их строй и крыльями, и клювом быстро восстановил «статус-кво». Четвёрка отвалила в сторону, а он, зайдя на круг, присоединился к своим кряквам.
«Мужик», – с уважением подумал охотник. Вот он, естественный отбор, в действии». Но тут кряквы и селезень сели на реку, прямо за соседним поворотом от охотника. «А вот это ты напрасно сделал. Внесём «человеческий фактор» в ход естественного отбора». Николай положил весло в байдарку, оттолкнулся от берега и взял ружьё наизготовку. Лодка бесшумно полетела к повороту. Большой палец правой руки перещёлкнул предохранитель.
Когда байдарку вынесло из-за поворота, Николай поймал на планку ружья селезня, но тут прямо перед собой увидел сваленную с подмытого берега сосну. Байдарка с размаху ударилась носом в дерево, а грудь вдавило толстым сосновым суком. Вода закипела вдоль бортов. По лицу хлестала хвоя. Ружьё выстрелило. Это автоматически сжались пальцы. Пару секунд байдарка, а с ней и Николай торчали под свалившимся деревом. Оно всей своей массой вдавливало охотника в воду, но «Таймень» сопротивлялась. Охотник тщетно хватался за ветви и ствол. Наконец река протолкнула лодку под препятствием. Лицо было изодрано, но главное – ни в руках, ни в байдарке не было ружья. Оно благополучно ушло под воду, когда Николая вместе с лодкой течение протаскивало под упавшей сосной. Охотник пристал к берегу и закурил. Пальцы ещё тряслись от волнения. Он отделался лишь лёгким испугом, а ведь мог вместе с «Тайменью» уйти под воду, как подводная лодка, если бы байдарка под тяжестью дерева черпанула бортами воду. Тогда – прощай, все вещи. К тому же мало приятного десяток километров тащиться сырым по лесу до жилья.
«Вот тебе и артефакт», – подумал Николай и улыбнулся то ли от того, что не потонул, то ли от того, что не убил птицу. Докурив, охотник поплыл в деревню. По Земле летела Весна.
23.05.99
Да минует меня чаша сия, Господи!
Беженцы, бесконечная вереница беженцев под окном. Они идут безликие, с повозками и тюками: серая масса, заполнившая всю дорогу. Мы с женой смотрим на них из окна. Неделю назад она предлагала мне уехать куда-нибудь за город, но я не мог. Я не могу и сегодня, но завтра, завтра мы обязательно уедем. Куда-нибудь в деревню, подальше от этих больших городов. Завтра. Я знаю, что нужно ещё дожить до завтра. Сегодня самолёты шныряют над нами ежеминутно. Вот и сейчас один из них медленно проплывает в небе. В чистом голубом летнем небе. Жена смеётся надо мной, что я только сейчас его заметил. Как только мы вышли на улицу, она сразу легла на газон и стала их считать. Этот пролетал чаще других. Он большой и пузатый. У меня холодеют кончики пальцев: я знаю, что в нём.
Протяжно завыли сирены, всем велено спуститься в бомбоубежище, прихватив противогазы. Мой противогаз мне велик. Я знаю, что он бесполезен мне. В нём так много щелей, когда он сидит на моей голове, что можно и не брать. Но я беру, другого уже всё равно не выдадут. Всем уже не до этого. Рядом с нами сидит офицер гражданской обороны. Я спрашиваю его, какие сегодня ожидают заряды? Он отвечает: скорее всего – ядерные, им незачем с нами больше тянуть. Начинаются глухие удары. Земля в бомбоубежище сотрясается и подпрыгивает, кажется, до потолка. Я прижимаю изо всех сил к себе жену. Мне страшно, но каково ей? Это ад, сущий ад! Но вдруг я вспоминаю, что это, наверное, сон, и пытаюсь проснуться. Я силюсь это сделать, удары всё страшней, кажется, всё рухнет, я вырываюсь… Вырываюсь из сна. Глухо стучит сердце. Бух, бух…
Вокруг – гробовая тишина. Я лежу на кровати в своём общежитии. Такой маленький и бессильный. Шок длится недолго. Я включаю ночник и залпом выпиваю стакан воды. Я помню, это уже со мной было.
Было много лет назад, ещё в школе. Я так же в ужасе вскочил с кровати и не мог понять, почему же темно, почему есть грохот, но нет света, ведь война-то ядерная. А за окном просто стучал поезд. На улице была душная июльская ночь. Но тогда это было понятно. Не было ни перестройки, ни нового мышления. Даже не думали о сокращении ракет, не то чтобы сокращали. Вся наша жизнь была пропитана этим. Стрелки «часов» всегда стояли на «без пяти двенадцать». Мы знали с колыбели, что, если война, то – ядерная. Помню, в детском садике я сказал ребятам, что мы состоим из атомов (это мне сказали старшие братья), так надо мной долго смеялись. «Ведь раз мы состоим из атомов, то от ударов должны взрываться». Помню, было обидно до слёз. А если бы ещё про нейтроны сказал… Но нет, о нейтронной бомбе мы услышали уже в школе, классе во втором. До сих пор перед глазами трансляция в программе «Время», где показывали, как умирает обезьяна от нейтронного излучения. А позже, в университете, ещё был Чернобыль.
И вдруг сегодня этот сон. Откуда он? Из прошлого или из будущего? Почему он приснился мне сегодня? Ведь я уже давно забыл обо всех этих бомбах и ракетах! Откуда он?
Глухо бухает сердце. Я включаю свет, беру ручку и листы бумаги. «Да минует меня чаша сия, Господи!»
05.02.91
А снег шёл…
Шел мягкий декабрьский снег, он ложился спокойно, и люди радовались ему, как дети. Только дворники глухо ворчали, работая метлами, но и они получали от него явное удовольствие, от этих фигурных конструкций, мелодично опускающихся на землю. Давно не было такой хорошей погоды. Весь день сияло солнце, а к вечеру пошел мягкий снег, который ровным слоем ложился при безветрии на все: троллейбусы, тротуары, крыши домов, скрывая изъяны, оставленные рукою человеческой. Этот слой заблестел и заиграл, когда включилась иллюминация, которая была сказочно красива, потому что приближалась Новогодняя Ночь. Ежегодно лицо города в эти дни менялось так, что, если бы оставалось таким весь год, то жизнь была бы в тысячу раз привлекательней. И просто удивительно: почему людям не превратить свою жизнь в нескончаемый праздник?
В эти зимние дни краски выплескивались на улицу, создавая странный синтез белого снега, зеленых елей и ярких цветов. Люди, веселые и счастливые, спешили по заснеженным улицам. Торты, шампанское, полные сумки продуктов стали неотъемлемой частью спешащих человечков, которые на время забыли огорчения и заботы. Все кругом готовилось к празднику, отдыхало или спешило отдохнуть, и лишь взвод солдат, разгребавших снег, никак не вписывался в эту картину. Снег ложился им на плечи и шапки, но моментально таял, обнажая однообразную одежду грязного цвета. Военные убирали снег молча. Они знали, что Новый год, конечно, встретят, но совсем не по-домашнему. Двое солдат стояли в стороне, опершись на лопаты, поглядывая то на небо, то на офицера. Один из них, коренастый, нарушил молчание:
– И какой дурак выдумал эту войну?
Все поняли, о чем он хотел сказать, но разговор не поддержали. Лишь молоденький лейтенант, видимо, сразу после училища, стараясь придать своему голосу больше значимости и поставить его потверже, постукивая ногой о ногу, сказал:
– Пошевеливайтесь, ребята, раньше сделаем, раньше уйдем!
Но голос от холода сорвался, и получилось у него вроде «раньше сядем – раньше выйдем».
А снег шёл и шёл, ему было всё равно.
1986 г.
Монголия. Май. Штрихи к портрету
Лёгкий ветер. Прохладно. Ещё вчера днём шёл снег с дождём, и военная форма из жёлто-грязной за минуту становилась тёмно-зелёного цвета. Сегодня с утра ярко светит солнце. Оно светит здесь так ярко всегда, даже зимой. После приезда из Монголии, в полдень, где-нибудь на широте Москвы, не покидает ощущение начинающихся сумерек.
Редкие облака пересекают светло-голубое небо. Вместо обещанной изнуряющей жары постоянно дуют прохладные северные ветра. Особенно они зверствовали неделю назад, когда где-то там, на севере, в Союзе вскрывался из-подо льда Байкал. В ложбине лежит густой туман. Он здесь – частый гость в ранние утренние часы. Над головой в небе парит красный коршун. Ворон с глухим шумом режет крыльями воздух.
Трава жёлтая и жухлая. Лишь изредка на глаза попадаются зелёные островки, или совсем неожиданно цветы нарушают общую гармонию отсутствия ярких красок. Почки, наконец, начали раскрываться. Деревья, посаженные и выращенные здесь русскими солдатами, не вписываются в пейзаж соседних голых сопок. Земля пылит под ногами, или вернее, то, что здесь называют землей. Только щебень и пыль дают здесь жизнь всему. Как и дома, весело щебечут на ветках жёлтой акации воробьи, правда, монгольские. У входа в казарму спит дворняга. На боку у неё краской написано «Heavy Metal». В небе стрелой прошёл сокол, вспугнув голубей и подняв куропаток, которые, как мотоциклы, с треском перелетели за прикрытие казармы.
Над всем этим висит безмолвие и страшная скука. В горах напротив, где редкий лес, наверное, свежей и интересней, летают лесные птицы, живёт разное зверьё. Но так ли это или это всё – плод фантазии, узнать мне не суждено. Десяток километров отделяет нашу часть от этого леса, но главное – колючая проволока и таблички с магическими надписями, вроде: «Стой, предъяви пропуск!»
Близится обед, а теплее не становится. Когда же наступит жара? Уж очень хочется, чтобы эта страна хоть немного напоминала о той, про которую читал в учебнике географии. Глаза постоянно упираются в сопки. Они, безусловно, красивы и многолики, но только когда смотришь на них издали. Они меняют свои очертания и краски в зависимости от погоды и освещения, показывая или скрывая впадины и уступы. И утренние никогда не похожи на вечерние. То их полностью закрывают облака, то облака лишь лежат в их ложбинах, то туман оставляет зрителям верхушки, заполняя собой все расщелины и долину у их подножья. Зимой сопки белые, и лишь лес лишаями лежит на них. После града они серебряные, осенью – буро-жёлтые, в начале лета – изумрудно-зелёные. Когда налетает пылевая буря, они напоминают замок ведьмы, когда идёт проливной дождь – сказочный остров во время шторма. И, конечно, эта тектоническая архитектура бесподобна в часы заката и рассвета. Но они, как плохая картина, выполненная масляными красками. Стоит их рассмотреть поближе, и вся красота пропадает. Остаётся лишь каменистая земля и невзрачная трава. И ты разочарованно пинаешь камень, который лежит тут, быть может, со времён Чингисхана.
Я уныло гляжу на заходящее солнце. Ещё час, и сопки уйдут во тьму. Хочется верить, что вокруг тебя – первозданная природа. Сейчас лама затянет свою печальную песню, но вместо этого долина внизу откликается автомобильным урчанием. Ночное небо безоблачно, и Цааган Сар – белый месяц по-монгольски висит прожектором над всеобщим безмолвием. Северный ветер неприятным холодом забирается под х/б куртку. От такой свежести дневальный «не уплывает» (не засыпает). Старшина не в настроении сегодня играть в нарды, а я – в «козла», поэтому он читает, а я просто мечтаю.
Странно: неужели действительно человеку нужно потерять, чтобы понять цену того, что постоянно было под рукой и казалось банальным до зевоты? До границы родной земли – километров семьсот, а до родного дома – шесть тысяч. Где-то внизу стучит поезд. Может быть, он идёт в Союз. Весь смысл этого слова начинаешь понимать только здесь, после разлуки.
Старшина советует бросить писать ерунду, а лучше накатать домой письмо. Письма домой давно уже кратки. Это раньше хотелось писать письма, а главное – получать. Теперь же какая-то внутренняя степенность, а может – и равнодушие заменяют это желание. Но нет-нет, да и хочется впасть в ностальгию от чьего-нибудь послания.
Дома – ещё вечер. Общага гудит голосами, а у нас – глубокая ночь. Часов в пять из-за сопок появится первый луч, выползет туман и скроет наутро всю долину. Но это будет только утром, а пока стоит, «уплывая», дневальный, скрипит кровать под засыпающим дежурным по части, и старшина читает какую-то посредственную фантастическую повесть, которая, по мнению автора, претендует на пророчество. А я даже не смогу помечтать, потому что нет настроения. Сидя на холодном кафеле ротного крыльца, потягивая «Казбек» и глядя на огни города, я думаю, что, наверное, когда-нибудь с грустью буду вспоминать это время. Доведётся ли мне ещё побывать здесь, в Улан-Баторе – столице, не похожей на столицу? Не похожей по крайней мере в мае 1988 года.
01.05.88
Станция «Зима»
Нас построили на перроне, зачитали фамилии, «справа по одному, по вагонам бегом марш!» Отпуск! Еще год назад я и мечтать о нем не мог, а сегодня команда из дембелей и отпускников, собранная со всей Монголии вместе со мной общими вагонами спешила в Союз. Дорога домой всегда бывает длинной. Нам предстояло проехать через Сухэ-Батор и пограничный российский городок Наушки до Иркутска. Там дорога разбегалась для всех в разные стороны: кому на запад, кому на север, кому на восток.
Всю дорогу до Иркутска не спалось. Вагон шептал, жевал, постукивал и нецензурно выражался по поводу проплывающего мимо ландшафта. Дембеля пришивали оторванные патрулем неуставные погоны и шевроны, аккуратно крепили значки. Бессоннице немало способствовала выпиваемая регулярно «шара» – очень крепкий чай со сгущенным молоком. Никто из заполнивших этот декабрьский поезд не спешил отсыпаться, будучи гражданскими людьми. Уже и не вспоминали, как утром на пересылке в Наушках чуть не схватились с молокососами из комендантской роты. Остановило от этого лишь нежелание сидеть на «губе» вместо того, чтобы дома лопать мамины пирожки.
Был конец года, и вроде бы людям уже некуда было спешить, но все вокзалы, кроме речных, были переполнены. Основной цвет всей этой массы был «шинельный». Люди были с разными погонами, с чемоданами и без, пьяные и непьяные, но у всех на лицах была написана одна забота – «ДОМОЙ!» Из части нас было четверо, и все – отпускники. В аэропорту нам не повезло – билетов не было. Точнее – они были для «чернявых» солдатиков, которые, мило что-то говоря с южным акцентом, совали в кассы военные билеты с «довеском». Были билеты и у местных таксистов, но с «полста сверху». Таких лишних денег у нас не было.
Вечером, несолоно хлебавши, мы рванули на железнодорожный вокзал. Он встретил нас толпой солдат у касс и неодобрительным смехом по поводу нашей надежды уехать в эту же ночь. Билетов не было ни на завтра, ни на послезавтра.
Поработав локтями, мы с Геной Фроловым (мой приятель с первой роты) пробились к кассе. Получив отрицательный ответ на вопрос о билетах до Москвы, мы все-таки почему-то задержались. На столе у кассира зазвонил старый черный довоенный телефон.
– Есть четыре билета. Два на 45-й и два на 75-й.
– Беру все четыре.
Толпа негодующе заколыхалась. Если бы не внушительные размеры Гены, просто так бы мне не уйти.
Так я и взял эти билеты. Это запустило цепь событий, которые будут описаны ниже. Всю ночь мы вчетвером – два «черпака» с третьей роты, я – с четвертой и Гена – с первой, не спали: о чём-то смеялись, потешая весь зал ожидания. Ночью какой-то хмырь, изъясняясь в любви к армейскому братству, продал нам из-под полы две бутылки коньяка и скрылся, ссылаясь на тяжкие и опасные времена горбачевской антиалкогольной перестройки. Новоявленный коммерсант продал нам за ломовую цену, как позже выяснилось, компот, ну да – Бог ему судья. Одна бутылка досталась парням из третьей роты, они уезжали около пяти утра на 45-м, другая бутылка – нам с Фроловым.
К утру трехдневная усталость накопилась до критической массы и давила на мозги. Мы проводили парней и ждали своего поезда. Посадку долго не объявляли. Мы стояли в зале ожидания, как сфинксы. Наконец объявили прибытие поезда, но на сердце у меня было неспокойно. Расположившись в вагоне, я успел переодеться в спортивный костюм. Положил в задний карман военный билет с железнодорожными билетами. Потом пришел проводник. Кричал, что на этих местах поедут другие солдаты и посылал меня к дежурной по вокзалу. Я было попытался возразить, что не успею, но он уверял, что стоять будем долго. Голова не соображала, и я побежал к дежурной по вокзалу. Та, выслушав меня, тихо сказала:
– Парень, твой поезд ушел.
Я, как пуля, вернулся на перрон и, не увидев 75-й, разразился девятиэтажным матом.
Дежурная по вокзалу посоветовала догонять поезд на 53-м, идущим следом. Я не знал, как поступит Гена, но почему-то у меня было одно желание: вперед! Возможно, тот, кто опаздывал на последний пароход с необитаемого острова, поймет меня. Влетая в дверь отходящего 53-го, я сбил с ног проводника и, выслушивая угрозы, двинулся по вагонам в купе бригадира. Толстая тетка – бригадир, застегивая блузку и запихивая мужика из своего купе обратно, ничего не хотела слушать, лишь посоветовала меньше пить, хотя от меня и не пахло, так как я ничего не пил, да побыстрее спрыгнуть с поезда, пока она не вызвала милицию. Не дожидаясь этого, я двинулся по вагонам дальше. Приютили меня у себя дембеля-пограничники, ехавшие из Приморья.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «Литрес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
Вы ознакомились с фрагментом книги.
Для бесплатного чтения открыта только часть текста.
Приобретайте полный текст книги у нашего партнера:
Полная версия книги