World Of Warcraft: Перед бурей

Глава пятая

Штормград

– Я слышал, сегодня Ваше Величество проявили исключительное красноречие.

Андуин устало улыбнулся старому слуге. Он вполне мог бы приготовиться ко сну и сам, но Уилл Бентон заботился о нем с самого детства и был бы глубоко обижен, откажись Андуин от его услуг.

– У принцев и королей так много забот, – сказал он однажды, когда Андуин впервые попробовал облегчить его службу. – К чему им вдобавок самим подрезать фитили свечей или аккуратно развешивать одежду?

Уилл был высок и грузен, однако Андуин замечал, что в последнее время старый слуга похудел. За его мягкими и даже бесстрастными манерами крылась непоколебимая воля и беззаветная преданность дому Риннов. «Так много перемен, и чаще всего не к лучшему, – подумал Андуин, – но, по крайней мере, Уилл остается прежним».

– Если я и в самом деле был красноречив, – ответил король, – то только потому, что с нуждающимися в утешении моими устами говорил сам Свет.

– Ваше Величество недооценивает себя. Словом вы владеете с детства.

Сняв с Андуина пояс, Уилл благоговейно повесил Страхолом на крюк над королевской кроватью. Этот крюк старый слуга вбил в стену сам – там, куда Андуин мог дотянуться в любую минуту.

– На всякий случай, – сказал он.

В тот день принц Андуин на это только вздохнул, покоряясь судьбе, но теперь молчаливая забота Уилла – не просто слуги, но давнего друга – приятно согревала сердце.

– Ты слишком добр ко мне, – сказал Андуин.

– Ох, сир, – вздохнул Уилл, – вы ведь прекрасно знаете: за мной такого никогда не водилось.

Воспрянув духом, Андуин сжал губы, чтобы сдержать улыбку. Ну, как же тут не поддразнить старого слугу?

– Думаю, ты будешь рад слышать, что вскоре мы снова отправимся в Стальгорн, – сказал он. – Или нет?

– Отчего же нет, Ваше Величество? Жар и грохот огромной кузни, не останавливающейся ни на минуту – что может быть лучше для хорошего отдыха? К тому же, в Стальгорне никогда не случается ничего дурного. Уж там-то никто не превращается в алмазную статую, никого не заваливает обломками, никого не берут в заложники. Оттуда никому не приходится бежать ради спасения жизни, – едва ли не с сарказмом отвечал старый слуга.

Незадолго до того, как Катаклизм навсегда изменил лик Азерота, Уиллу уже доводилось сопровождать Андуина в Стальгорн. Во время этого богатого событиями путешествия и произошло все, только что перечисленное слугой, причем в двух случаях – с самим Андуином.

Сказанные в шутку – настолько, насколько Уилл вообще был способен шутить, – эти слова вновь опечалили юного короля. Правда, на этот раз печаль была иной, а причина ее – много старше, но, даже приглушенная временем, боль давала о себе знать до сих пор. Повесив на место мантию, Уилл оглянулся на умолкшего короля.

– Прошу простить меня, Ваше Величество, – глухим от раскаянья голосом сказал он. – Я не хотел напоминать вам об этом горе.

– О Каз Модане, – проговорил Андуин.

Случившееся в Дун Мороге землетрясение, отголоски коего докатились до самого Стальгорна, послужило первым указанием на то, что несчастному миру грозят серьезные беды. На помощь спасателям в Дун Морог отправился и Андуин. В те дни он еще не встал на путь жречества, однако умел перевязывать раны и отчаянно хотел помочь. Во время череды подземных толчков погибла Эйрин Крепкорук, юная дворфийская девушка, назначенная ему в наставницы.

Впервые в жизни Андуину довелось видеть смерть сверстника. К тому же, если быть до конца откровенным, ясноглазая, бойкая воительница внушала ему нечто большее, чем просто дружеские чувства…

– Все в порядке, – заверил он Уилла. – Теперь там гораздо лучше. Магни пробудился от своего… э-э… единения с землей, со мной все прекрасно, а Три Молота работают заодно, как хорошо смазанный гномий механизм.

Магни Бронзобород, в то время – король Стальгорна, принял участие в ритуале, который должен был «сделать его единым целым с землей». Все полагали, ритуал поможет понять, что причиняет страдания миру, но, как оказалось, его название следовало понимать отнюдь не метафорически. Магни превратился в алмазную статую. Осажденный город охватила глубокая скорбь. Хвала Свету, вскоре выяснилось, что Магни не погиб… но сильно изменился. Недавно Андуину сообщили, что теперь бывший король способен говорить с самой Азерот и от ее лица, а где и как его искать, неизвестно: он странствует по свету и в случае надобности объявляется сам.

Удастся ли когда-нибудь увидеть Магни снова? Хотелось бы надеяться…

– Неважно, сир, – сказал Уилл. – Конечно же, я поеду с вами.

Еще бы он не поехал! Насколько Андуину было известно, своей семьи у верного слуги не имелось, а роду Риннов он служил почти всю жизнь. Заботы Уилла Андуину не требовались: он вполне мог бы сам вешать на место одежду и снимать сапоги, но с возрастом Уилл утрачивал силы, а Андуин знал, что старому слуге хочется чувствовать себя нужным. Уиллом король дорожил не за то, что он делал, но за то, кем он был.

– Я буду рад твоей компании, – ничуть не кривя душой, сказал Андуин. – Но на сегодня у нас все. Спокойной ночи, Уилл.

– Спокойной ночи, Ваше Величество, – с поклоном ответил старик.

Андуин проводил Уилла взглядом, с любовью улыбнулся ему вслед, а когда дверь тихонько затворилась, вновь повернулся к туалетному столику. Там, рядом с двумя вещами, значившими для Андуина очень и очень многое, лежал янтарно-желтый камешек, завернутый в носовой платок. Одной из двух других вещей была резная шкатулочка с обручальным и венчальным кольцами королевы Тиффин, другой же – компас, когда-то подаренный Андуином отцу.

На миг взгляд короля задержался на белой ткани платка, однако рука потянулась к компасу – тому самому, отысканному и возвращенному Андуину одним искателем приключений, который немало помог безутешному юному королю сделать первый шаг к утолению печали.

Открыв потертый компас, он взглянул на портрет мальчика внутри. Детские пухлые щеки, нежное лицо… После всего, увиденного и пережитого в последние несколько месяцев, даже не верилось, что он, Андуин, вправду когда-то был таким маленьким, каким изобразил его художник.

Компас. Прибор, указующий верный путь.

Внутренний компас – безошибочно верный, надежный, неодолимый – провел Андуина сквозь битвы с Пылающим Легионом. Следующий шаг на его пути тоже был предельно ясен. Теперь ему предстояло встретиться с союзниками, помочь им в оказании помощи их народам, продемонстрировать, сколь высоко он ценит их дружбу. Попросить их помочь изучить этот необычный минерал и уберечь его от злых рук. А после…

Прикрыв глаза, Андуин зашептал молитву:

– О, Свет, ты ниспослал мне прекрасных советников и верных слуг, до сих пор помогавших мне править, как подобает. Я верю: в нужное время ты подскажешь и следующий шаг. Я всегда стремился только к миру, и вот какой-никакой мир настал. А этот материал… он может помочь укрепить мир, да так, как нам пока что даже не вообразить. Не оставь же меня на полдороги, помоги править, как подобает, и дальше.

Осторожно отложив компас, Андуин задул одинокую свечу, оставленную Уиллом на тумбочке у кровати, и уснул – крепко, без сновидений.

Наутро Андуин снова созвал советников на менее официальную встречу в приемной возле его личных покоев. Сколько же вечеров провел он здесь, за ужином наедине с отцом! До сих пор с трудом верилось, что теперь эта приемная принадлежит ему.

– Я едва не забыл, что мы на пороге лета, – сказал Седогрив, потянувшись за спелым, ароматным персиком.

Кроме персиков, к завтраку подали булочки с янтарными желудями, стромгардский сыр, яйца, приправленные зеленью, ветчину, бекон, свежие солнцеплоды и выпечку, а также молоко, кофе, чай и соки на любой вкус.

Воргены Седогрива могли добывать пропитание охотой, как ни один другой народ Альянса, и прокормиться тем, что не годилось в пищу больше никому. Во многих отношениях воргены были сильнее всех прочих и лучше всего годились для войны, ведь старая поговорка, гласившая, что «армия марширует, пока полон желудок» абсолютно верна. Однако вкуса к первым летним фруктам король Гилнеаса не утратил, даже сделавшись воргеном.

По-видимому, почти все собравшиеся выспались не хуже юного короля. «Возможно, таков эффект камня?» – подумал Андуин.

После недолгого обмена любезностями и похвалами в адрес угощения король направил беседу в деловое русло.

– Генн, – заговорил он, накладывая себе вторую порцию яиц, – я бы хотел попросить тебя присмотреть за королевством в мое отсутствие. Ты знаешь, что значит править, и я не думаю, что кто-либо способен справиться с этим делом лучше тебя. И не тревожься, – с улыбкой добавил он. – Обещаю: на этот раз до отъезда оформим все официально.

Генн медленно отложил вилку.

– Это большая честь для меня, Ваше Величество, – ответил он. – Я послужу Штормграду так же, как служил двум его королям. Но я уже стар. На случай беды с тобой неплохо бы подыскать преемника помоложе.

Андуин мысленно вздохнул. Тема наследования престола поднималась уже далеко не в первый раз. Пока что он, как и прежде, предпочел ее игнорировать, но ничуть не сомневался: до отъезда в Стальгорн Седогрив вновь заведет этот разговор еще хотя бы раз – невзирая даже на то, что Андуин высказался на сей счет предельно ясно. Он не собирался жениться на той, кого не любит.

– Рад, что ты согласен, – сказал он, словно бы не заметив второго вопроса и поспешив обратиться к Велену, прежде чем Генн успеет продолжить разговор о наследниках. – Пророк, надеюсь, ты отправишься со мной и в Стальгорн, и за море? Я не забыл о дренеях, что до сих пор стерегут «Экзодар», и очень хотел бы увидеться с ними и поблагодарить их.

Белобородый дреней был заметно растроган.

– Для меня честь сопровождать тебя, король, – склонив голову, сказал он. – Твой визит будет многое значить для моего народа.

– Он многое значит и для меня самого, – отвечал Андуин, намазывая масло на тост.

«Масло, – подумал он. – Ведь я всю жизнь принимал его, как должное, в то время как у многих не было ни куска хлеба…»

– Что может Штормград предложить дренеям, дабы показать, сколь высоко мы ценим их помощь в войне против общего врага?

– Уже одно то, что ты спрашиваешь об этом после всего, что претерпел сам, несомненно, согреет их сердца.

Юный король отложил нож и повернулся к старому другу.

– Ты знаешь о терпении гораздо больше любого из нас, – тихо сказал он. – И о страдании, и об утратах.

Лиам Седогрив был не единственным сыном, погибшим на глазах любящего отца. Но, как ни горька была подобная утрата, народ Велена пострадал куда сильнее. Их любимая родина, Аргус, не только была захвачена разложившимися эредарами, но целые эпохи терпела немыслимые муки от рук падшего титана Саргераса. Сама душа их измученного мира обратилась против всех и каждого – даже против тех, кто нес ей свободу и желал только добра. До сих пор не в силах спокойно вспоминать об этом, Андуин молил Свет уберечь свой собственный мир, свой прекрасный Азерот, родину множества чудесных и разнообразных форм жизни, от подобной судьбы.

Лицо Велена обмякло, затуманилось печалью, которой не утолить вовеки, но в его голосе прозвучала искренняя сердечная теплота.

– Именно многие знания о тьме Вселенной и обращают нас к добру, свету и истине. Повторю вновь: одно твое появление в лиловых залах нашего города принесет нам утешение, какого тебе сейчас и не вообразить.

«Что ж, спорить с дренеем ни к чему», – с улыбкой подумал Андуин.

– Как пожелаешь, старый друг. Но все же попрошу тебя подумать, не можем ли мы прихватить с собой и чего-либо более осязаемого.

Лицо древнего существа озарилось вечно юной улыбкой.

– Посмотрим, что мне удастся придумать.

– Хорошо. Но самое срочное: что взять с собой в Стальгорн? Ведь это первый из городов, которые я собираюсь посетить. Какому подарку дворфы могут быть рады больше всего?

На миг за столом задумчиво наморщили лбы… но тут же все до единого, не исключая и великого пророка Велена, громко расхохотались.

Глава шестая

Танарис

Выйдя из ветхой хижины в ленивую, идущую на убыль предвечернюю жару, Гриззек Пеногон улыбнулся знакомому шуму морского прибоя и шелесту пальм, покрутил длинным носом, раздул ноздри, расправил узкую грудь и глубоко вдохнул соленый воздух.

– Еще один прекрасный денек – и весь мой!

С этими словами он не спеша потянулся, хрустнул шеей и пальцами, загоготал от радостного предвкушения и с разбегу нырнул в волны.

Когда-то он был простым, самым обычным гоблином. Как все остальные, жил в тесных, не слишком гигиеничных трущобах да бараках, обделывая всякие сомнительные делишки для всяких еще более сомнительных типов. Да, для Кезана и такое было неплохо, но когда этот остров… ну, скажем так, взорвался, что островам, как правило, несвойственно, и беженцы из Картеля Трюмных Вод устремились в Азшару, все изменилось.

Прежде всего, Азшара ему не понравилась. Для его летнего духа она оказалась слишком осенней: сплошь красной, рыжей да бурой. А ему нравилось синее небо, синее море, ярко-желтый песок и мерное, покойное колыхание пышных зеленых пальм. А уж потом, когда по местным землям, придавая им вид вовсе непотребный, двинулись крошшеры, он невзлюбил Азшару пуще прежнего. Пустая трата времени и денег (что, в сущности, одно и то же) на превращение части Азшары в символ Орды показалась Гриззеку подлейшим подхалимством, какое он когда-либо видел – а повидал он немало.

А взять хоть другие расы Орды? Они же абсолютно ничего не смыслили в менталитете гоблинов! От одного вида «дохляков», как Гриззек про себя называл Отрекшихся, мурашки бежали по коже, а радовала их, судя по всему, только возня с ядами. Орки считали себя лучше всех остальных – ну как же, «Истинная Орда» и прочий дешевый вздор. Таурены были влюблены в землю настолько, что любая разумная личность рядом с ними чувствовала себя неуютно. Тролли со своими лоа нагоняли такой жути, что гляди в штаны не навали. А пандарены просто держались как-то уж слишком… любезно. Встречал он одного-двух из эльфов крови, с которыми вполне можно было выпить пивка, но раса в целом – сплошь красавцы, любят красоту, а гоблины и вся их культура от красоты, определенно, далеки.

Но самым худшим в присоединении к Орде было кое-что другое, а именно – Джастор Галливикс, благодаря сему союзу превратившийся из простого гнусного и скользкого торгового принца в могущественного гнусного и скользкого лидера, ни много ни мало, целой фракции Орды. И вот в один прекрасный день Гриззек внезапно, будто какой-то выключатель в голове щелкнул, понял: с него довольно.

Тогда собрал он все свое имущество – и все лабораторные причиндалы, и книги, куда годами скрупулезно заносил результаты экспериментов, и небольшой склад, набитый всяческими припасами – и перебрался сюда, на пустынный берег Танариса.

Работая в одиночку под палящим солнцем, вскоре придавшим его бледной зеленовато-желтой коже густой, насыщенный травянисто-зеленый оттенок, он выстроил себе маленькое скромное жилище и не такую уж маленькую, не очень-то скромную лабораторию. Солнце и одиночество действовали на Гриззека самым благотворным образом. Проснувшись на исходе дня, он купался в море, завтракал, а прохладные вечерние и ночные часы посвящал работе. С годами его владения обросли затейливой системой обороны из роботов, сирен, свистков и прочих охранных устройств.

Самым любимым из этих охранных устройств был робот-попугай, без затей названный Пернатым, служивший Гриззеку чем-то вроде компаньона. Несколько раз в день Пернатый вылетал на разведку, высматривая механическими глазами, не появилось ли поблизости чего-либо необычного, а в случае беды немедля предупреждал Гриззека. Ну, а дальше… в зависимости от природы незваных гостей, их либо неприветливо заворачивали восвояси, либо встречали выстрелом из гоблинского драконьего ружья второй модели, которое Гриззек всегда держал наготове.

Одним словом, жизнь была прекрасна, и Гриззек за это время сделал множество прекрасных вещей. Ну, может, «прекрасных» – слово не слишком-то подходящее: его вещицы предназначались для того, чтоб впечатляюще разносить вдребезги что потребуется, или освобождать его от забот о приготовлении еды, о стирке… да от любых забот, кроме изобретения новых механизмов и взрывных устройств.

Внезапное появление Пернатого во время спокойного морского купания брюхом кверху могло означать только одно: вполне возможно, вся эта прекрасная жизнь вот-вот пойдет прахом.

– Тревога! Проникновение с западного входа! – громко проскрежетал попугай.

Выслушивая доклад Пернатого, Гриззек недовольно поморщился, но, когда дело дошло до одного-единственного имени, вздрогнул, разом открыл глаза, затейливо выругался и поплыл к берегу.

Спустя недолгое время мокрый и облаченный лишь в полотенце Гриззек остановился у главных ворот.

– Торговый принц, – сказал он. – А я думал, у нас уговор. Ты оставляешь себе все мои изобретения, а я ухожу из картеля со всем необходимым, плюс со спокойной душой.

Торговый принц Джастор Галливикс – по обыкновению пышно и безвкусно разодетый, с выпирающим на целых два шага вперед брюхом – только улыбнулся. Он прихватил с собой десяток костоломов, включая и своего главного головореза, мускулистого здоровяка Друза.

– Привет, Друз, – добавил Гриззек.

– Йо, Гриззек, – откликнулся тот.

– Так-то ты встречаешь старого друга? – загремел Галливикс.

На это Гриззек ответил лишь равнодушным взглядом.

– Традиции гоблинского этикета требуют пригласить торгового принца в дом!

– На самом деле, нет, – отрезал Гриззек. – Ничего подобного они не требуют, и на этикет мне всю жизнь было плевать.

Друз, прислонившись к воротам, чистил ножом ногти. Получить рану ножом, измазанным тем, что может оказаться у Друза под ногтями… об этом страшно было и подумать.

Улыбка Галливикса даже не дрогнула.

– Дюжина очень сильных гоблинов – многие, кстати, держат тебя на прицеле – уж точно требует пригласить торгового принца в дом.

Гриззек поник головой и тяжело вздохнул.

– Окей, окей. О чем разговор? – спросил он, не утруждая язык титулом главы фракции.

– Ну, а как ты думаешь?

– О творческом самовыражении, обмене идеями и крепком сне по ночам? – предположил Гриззек.

– Конечно, нет! Разговор о бизнесе. О, скажем так, золотых перспективах, – ответил Галливикс, приподняв трость.

Гриззек машинально взглянул на шар набалдашника. Сколько же раз он видел его, этот ярко-красный…

Тут он озадаченно моргнул.

– Он золотой, – сказал он.

– Да, не из золота, но золотой.

– Это что, вроде как каламбур?

Улыбка Галливикса слегка потускнела, а Гриззек втайне обрадовался тому, что смог уязвить торгового принца хоть чем-нибудь.

– Да, – подтвердил Галливикс. – Это каламбур.

– Помнится, раньше он был красным.

Галливикс сдвинул брови и раздраженно встряхнул подбородками.

– Да. Был. Украшение прежнее, цвет другой. Ну же, Гриззи, хоть это-то должно тебя заинтриговать?!

Будь проклят этот гоблин! Гриззек и вправду был заинтригован. Любопытство, как всегда, взяло верх. Вдобавок, и припасы не помешало бы пополнить…

«Ох, пожалею я об этом», – подумал он, открывая ворота, чтобы впустить Галливикса.

– Только ты, – сказал он ему, когда Друз сделал шаг за хозяином. – Кресло у меня всего одно.

– Окей, я постою, – откликнулся Друз.

Крохотная кухня едва могла вместить трех гоблинов, и кресло внутри, действительно, имелось только одно. Пока Галливикс с огромным трудом втискивался в него, Гриззек надел штаны и льняную рубашку и принялся выслушивать рассказ о шахтерах, далеко углубившихся в недра Кезана, о найденной ими великолепной золотой жиле, которая тут же иссякла, и о том, как энергия этого вещества со временем сошла на нет, отчего оно из янтарно-желтого сделалось красным, как капля человеческой крови.

Вначале он не сводил глаз с торгового принца, но по мере того, как история становилась все более и более фантастичной, начал все чаще поглядывать на трость.

– И тут, – продолжал Галливикс, – появляется этот гигантский, титанический меч, воткнутый глубоко в Силитус. Земля идет трещинами, и – на тебе: великое множество жил этого вещества! Текут, будто сказочные медовые реки. Конечно, я – и только я – догадался, что это, и сразу же взялся за дело. В эту минуту целая куча наших парней занимается его добычей и приглядывает, чтобы оно не попало, к кому не следует.

– Знаешь, торговый принц, не верится мне, будто эта штука так уж чудесна, как ты думаешь.

С этими словами Гриззек бросил вопросительный взгляд на Друза. Как ни странно, с главой наемных головорезов Галливикса они всегда неплохо ладили. В ответ Друз только пожал широченными плечами.

Мерзкая улыбка Галливикса сделалась шире прежнего, в заплывших жиром глазках появился масляный блеск.

– Не всякому верь, запирай крепче дверь!

Гриззек заморгал.

– Что бы это значило?

– Просто к слову пришлось, да и звучит неплохо. Послушай, договоримся так: возьми трость, потрогай набалдашник и посмотри, что произойдет. И если не захочешь работать с этой штукой, так и скажи. За волосы тянуть не стану.

– Я лыс.

– Фигура речи.

– Окей, но как насчет еще одного уговора? Если тебе нужна моя помощь, то я и только я решаю, что как делать и что куда применить.

Это торговому принцу явно пришлось не по душе. Улыбка Галливикса застыла, словно он случайно перешел дорогу разгневанному магу льда.

– Ну, знаешь… ты все же не единственный инженер на свете.

– Это точно. Однако ты не стал бы разыскивать меня после столь долгого времени, если бы не нуждался в моей помощи.

– Ох, Гриззек, – со вздохом сказал Галливикс, – ты слишком умен. Не доведет это до добра.

Гриззек молча скрестил руки на груди.

– Ладно, ладно, – с неохотой согласился правитель гоблинов. – Но учти: получишь только небольшой процент!

– Почасовую ставку и прочие льготы обговорим после того, как я приму решение.

Галливикс снова приподнял трость. Схватив ее, Гриззек сжал в кулаке набалдашник.

Внезапно все вокруг обрело необычайную резкость. Цвета сделались ярче, очертания – отчетливее. Теперь Гриззек мог различить всю гамму шума прибоя, едва ли не чувствовал, как воздух вибрирует от птичьих трелей.

А мысли…

Мысли понеслись вскачь, без оглядки, анализируя и высчитывая, какова процентная доля площади ладони, находящаяся в контакте с шаром, в какой мере контакту могут препятствовать мозоли или разом выступивший на коже пот, к чему это вещество можно применить…

Будто обжегшись Гриззек отдернул руку от набалдашника. Ощущения были просто великолепными. Даже чересчур.

– Ну и ну, – пробормотал он.

– Вот видишь?

Все тело инженера тряслось мелкой дрожью, сердце бешено билось в груди, пальцы дрожали. Он знал, что у него блестящий ум. Он знал, что он – гений. Потому-то Галливикс и разыскал его. И правильно сделал, потому что с этим веществом можно создавать такое…

– Э-э… Окей. Берусь. Проведу эксперименты, сконструирую несколько прототипов…

В глазах Галливикса мелькнула хищная радость.

– Я так и думал, что ты согласишься.

– На названных условиях, – твердо сказал Гриззек. – Полная самостоятельность.

Да, он не сумел сдержаться и уже выдал себя, но кое-что еще вполне можно было спасти. Поначалу он просто был слишком изумлен, но уж теперь-то пришел в себя и скроил самую равнодушную мину.

– Тебе до смерти хочется поработать с этим материалом, и ты сам прекрасно это знаешь.

Гриззек пожал плечами в попытке сымитировать полное равнодушие Друза.

– Уф, ладно, ладно, – пропыхтел Галливикс. – Но я приставлю к тебе своих ребят.

– Давай, приставляй, – отмахнулся Гриззек. Он знал, что далеко от этого вещества все равно не уйдет. – Но для начала я составлю список необходимого. И первым номером в нем будет значиться образец этого…

Он кивнул на набалдашник трости.

– Этого у тебя будет сколько угодно. При условии, что от тебя регулярно будут поступать сделанные с его помощью новинки.