Метро 2035: Эмбрион. Слияние
– Антон Шамаев, да. Один из начальников отделов ВСЛБЭ. Повелитель Великого Леса, десятка совов, кучи несчастных полуголодных людишек, паучьего племени и Старого Змея. Но – не питомец Гнезда.
– Какого Змея?
– Старого, парень. Не встречался пока? Так оно и к лучшему.
Кат задумался, но потом уточнил:
– Так вы все-таки люди?
Старуха улыбнулась. Натужно, криво, но тем не менее. Она вообще была эмоциональней своих мальчиков. И девочек.
– Были людьми. Теперь нет – теперь мы сверхчеловеческая цивилизация. Пафосно звучит, но это так.
Эх, Филя, Филя… Кат отключился от рассказа женщины, стиснув зубы. Вот главная боль, а все эти сверхлюдские амбиции и всемирные разумы… В топку их. Надо найти способ отомстить. Палач, говорите? Вы просто слабо представляете насколько, ребята.
– Зря ты не слушаешь, сталкер. Хотя… Станешь одним из нас, это знание получишь сразу. Как и все остальное. А нет – значит, нет.
– Погоди-ка… Так это непременно должно быть добровольное решение?
– В твоем случае – да, крайне желательно. Обычно нам все равно, лишь бы параметры мозговой активности подходили. Но ты, Кат, особенный. Как Нео. Слышал про такого?
– А цель этого всего? – обвел зал рукой сталкер, не отвечая на вопрос. – Ну, Гнезда, вас всех?
– Сфера говорит, что у нас есть шанс завоевать мир. Медленно, но полностью. Вытеснить людей из всех более-менее чистых мест и жить дальше. По-своему. Разумно, в отличие от вас. Великая Сфера требует твоего участия, это поможет нам обрести силы для активной экспансии. Этапа утверждения, как нам говорит разум.
– Почему именно я?
– Не знаем. Никто не знает. Но… Ты – катализатор, и даже если не участвуешь в процессе, он начинается в твоем присутствии. Ты – запал в гранате нашей победы, парень!
Все-таки она в прошлом была военным, это очевидно. Структура речи вызывала ту же оскомину, что и пламенные выступления Зинченко тогда, на Базе-2. Зевоту и икоту. Сейчас про долг перед человечеством и верность присяге еще скажет. Не может не сказать.
– Ты должен гордиться, это высокая честь! – внезапно сказала девушка.
Старуха кивнула ей. Не как начальник, на равных. Они действительно рассматривают друг друга как части целого. Интересная концепция, но какая-то… пугающая.
– Мы – это Гнездо, а Гнездо…
– …это мы! – сказали все трое порчей. Действительно, страшноватая слаженность.
– А чисто технически – что от меня потребуется, кроме согласия? Клятва на крови морта? Поедание летучих мышей? Исполнение гимна?
Старуха снова каркнула. Кат понял наконец-то, что она так смеется.
– Ты уже шутишь… Хорошая адаптивность. Нет, мышей жрать не надо. Мы переведем реактор на полную отдачу, запустим связку из двух трансформаторов, ты зайдешь в ту камеру, – она ткнула пальцем-сосиской, толстым и коротким, в одну из дверей со смотровыми окнами. – И выйдешь через полчаса питомцем Гнезда. Это не больно, если тебе интересно.
– А что там?
– Шары. Стеклянные шарики, изобретение великого Теслы. Он просто не успел сделать следующий шаг в своих изобретениях. А мы вот смогли. Технический проводник жалкого человеческого мозга к Великой Сфере. Включение в единую сеть.
– А что за… У вас здесь реактор? Ядерный реактор, как на АЭС?!
– Ну да. Установке же нужен источник питания, чему ты удивляешься. У Теслы и его тоже не было. Он просто рано умер. Слишком рано.
– То есть под миллионным городом щедрые предки забомбили ядерный реактор просто для нужд лаборатории?
– Да что тебя удивляет, парень? – старуха снова натянуто улыбнулась. На ее лице, слепленном из совиного носа и двух внимательных глаз, эта гримаса смотрелась жутковато. – Правительству нужен был результат. Любой ценой. А реактор… Он надежен, тридцать лет скоро как работает, пока не жалуемся.
– А замена блоков? И этих, как их… Ну, графитовой херни?
– Стержней замедления? Не так уж часто это и требуется. Жертвуем иногда одним из нас, что поделать. Благополучие всего Гнезда превыше всего.
– Бред… – ответил Кат.
Удивить его было сложно, но вот смогли же. Даже острый нож – горечь потери Фили, режущий его изнутри, словно остановился на минуту. Замер, чтобы продолжить с новой силой после.
– Мне нужны сутки на раздумья, – уверенно сказал Кат и поднялся с кресла, держась за край пульта. К сожалению, в движениях такой уверенности, как в голосе, не было.
Шатало его. Штормило.
– Без проблем, – снова неожиданно сказала девушка. – Мы отведем его в камеру.
– Ну не я же поведу, конечно, – откликнулась старуха. – Запускайте потом реактор и S-трансформатор на разогрев. Мы уверены в его согласии.
В лифт он зашел сам, но пришлось опереться на стенку. Девушка контролировала каждое его движение, однако за руки не хватала. Мужчина-порч нажал кнопку – Кат заметил, что сейчас они на минус пятом, ехать предстояло на минус второй.
Камера? Да и хрен с вами. Пусть будет камера. Хоть подумать и отоспаться: организм по-прежнему был крепко не в порядке, несмотря на залитые внутрь лекарства.
– Пожрать бы… – сообщил Кат обоим порчам сразу. – И выпить, если есть.
– Алкоголь строго воспрещен. А ужин я принесу, – для разнообразия теперь заговорил мужчина. – Скоро.
– А что не так с выпивкой? Поверь, мне надо. Очень надо. И побольше.
– Общее правило Гнезда. Алкоголь и наркотики строго запрещены. Курение тоже.
– Да и хрен с вами, я не курю. Кстати, а мои вещи? Мой рюкзак?
– Уже в камере.
Кат кивнул и дальнейшую дорогу до закрывавшейся на тугие засовы двери в свою временную тюрьму проковылял молча. С трудом, но сам.
Камера как камера, без изысков, но сухая и довольно теплая. Мелкие пытки преступников были, похоже, у сверхразума не в чести.
Рюкзак, как и обещали, сдутым шариком валялся возле узкой, коротковатой для Ката, лежанки. Он зацепил его пальцем за лямку и бросил на тощий матрас. До постельного белья доброта питомцев Гнезда не дошла, а вот подушка имела место быть.
Можно и полежать. Нужно, если он не хочет свалиться опять в беспамятство. И крепко обдумать все, чему стал свидетелем.
Снова стало больно. Кат бы сам не поверил, но при мысли, что жена погибла, пока он безвольным тюком ехал в санях в сторону города, на глазах выступили слезы. Сталкер коротко зарычал и вытер их рукавом.
Не расслабляться. Не сдаваться. Жить и мстить.
Он высыпал все из рюкзака прямо на постель в поисках хоть чего-то полезного. Тетрадь Книжника, уже крепко потертая, с огрызком карандаша между страниц. Тонкий свитер. Ложка. Нож куда-то делся, забрали, гады. Не тот, что на поясе, – его отняли еще у реки, разоружили на совесть, но ведь даже маленький, перочинный швейцарец как испарился.
Носки. Трусы. Пустая фляжка.
Все это не представляло никакого интереса сейчас. Кат и сам не знал, что именно он ищет. Оружие? Против этих ребят нужен шестиствольный пулемет, не меньше, при их-то резвости. С ножом идти на порчей бессмысленно. Да и нет его, ножа.
Надо подумать, что вообще делать, а от этого плясать дальше. В этих их трансформаторах мозг вывернут, потом думать поздно будет.
Развернул сверток с пустым холодным шаром. Теперь хотя бы понятно, откуда они взялись. Отсюда, из Гнезда. Но как применить имеющийся?
Да никак. Сунуть обратно и забыть.
Порывшись в карманах, Кат нашел обрывок веревки, настолько короткий, что только мышонку повеситься. Ни на что более не годен. Так, а это? А, ключ из берлоги того самого боевого медведя на турбазе. Прямоугольник с выбитыми буквами ВСЛБЭ и одним неровным, зубчатым краем. Тоже отсюда штуковина, но куда ее и зачем…
Дюкер. Если он выжил и нашел оставшихся бойцов, он может попытаться отбить Ката. Надежда призрачная, но лучше, чем ничего. Больше никаких идей – к военным соваться глупо, а дети дракона… Да кто он им без Фили. Никто. Кат вывернул ладонь ребром к себе и посмотрел на половинку гексаграммы. Без Филиной части она не имела смысла. И он сам, хотя и привыкший за свою жизнь к одиночеству и пути воина, тоже не имел сейчас смысла. Вообще.
Порч, занесший поднос со скудным ужином, увидел, что пленник сидел на лежанке и смотрел в стену. Пристально смотрел, видимо, не замечая, как по небритой щеке сползала медленная слезинка. Капля в море всеобщего людского горя от начала времен.
Ничего. Скоро он станет питомцем Гнезда, и все эти нелепые человеческие чувства его покинут. А пока пусть ест, калории необходимы для поддержания энергетической сетки организма.
4. Сферы неведомых сил
12 ноября 2035 года. Воронеж. Гнездо
Утро в подземелье ничем не отличалось от остального времени суток. Ничем, если бы не освещение. Лампочка – не дневного света, как в медблоке, а вполне обычная груша – к ночи почти погасла, померкла, став красным фонариком фотографа, чтобы снова прибавить яркости к утру. В камере не похолодало, а в окна не колотилась пьяным гостем метель.
Из-за отсутствия самих окон.
Кат проснулся еще до ненавязчивого сигнала лампочки, что, мол, пора. Пора вставать, бежать, суетиться, пора встречать новый день. Он лежал на жестком матрасе, глядя в потолок. Техническая сторона дела, этого их вступления в почетные порчи, его не волновала.
Не электрический стул, да и ладно.
Всемирный разум, надо же! Он уже слышал про Великое Черное пламя, Мертвого бога и прочего Горящего Господа. Про великого дракона и поклонение Книге перемен. Во что люди только не верили после Черного Дня… Еще одна секта, да и все, только поклоняются электричеству. Сидя на работающем реакторе – немудрено.
Само название – ноосфера – почему-то напоминало сталкеру дивное словечко «Носферату». Вампир это придуманный, он только не помнил, из какой книжки. Сейчас подключат к проводам, накачают силушкой, а потом отпустят полетать над мертвой землей. Крови хлебнуть.
– Или все-таки попробовать вырваться? – поинтересовался Кат у вспыхнувшей в дневном режиме лампочки.
Лежа его почти не тошнило, хотя слабость все равно осталась. Несмотря на лекарства, вчерашний плотный ужин – увы, без капли алкоголя – и долгий сон.
– Не советую, – каркнул под потолком голос совоподобной старухи. – Без шансов, паренек.
А, так они прослушивают камеру. Это открытие оставило Ката безучастным: да пусть хоть просматривают, плевать он хотел. После известия о смерти Зрачка он сперва озверел, а потом впал в следующую фазу – вот это созерцательное равнодушие.
– Я пошутил, о, великая порчиха! – сказал он. – Некуда мне бежать. Да и незачем.
– Умный ты не по годам… Поднимайся. Завтрака не будет, поешь после инициации. Сейчас за тобой зайдут.
Сталкер встал, подхватил рюкзак – не в камере же дальше жить, а ходить туда-сюда за вещами потом смысла не было. Один черт, оружия там все равно нет, возьмет шмотки с собой.
Уже закинув его за спину, подошел к санузлу. Классика буржуйского тюремного быта – он в одном фильме предков видел. Гибрид параши и умывальника: сверху кран, снизу дырка. Богато они здесь живут – вода была с хорошим напором, хоть и ледяная, а канализация работала без проблем.
– На выход, – сообщил вчерашний порч, приносивший еду.
Дверь в камеру уже была открыта – Кат и не заметил, когда тот вошел. Увлекся умыванием. Девушка ждала в коридоре. На всякий случай, что сталкер тоже оценил. Грамотно работают товарищи порчи. Предусмотрительно.
Давешний лифт не изменился. Створки, кнопки, короткое чувство падения – и приехали. А вот в зале управления всеми их установками было не протолкнуться: Кат почему-то думал, что Гнездо почти пусто, человек… ну, особей, как их правильно называть? Питомцев – штук десять от силы.
Он ошибался.
Возле пульта, вдоль стен, просто посреди зала находилось с полсотни обычных на вид людей. И не только людей – вон того парня, больше похожего на покрытого редким мехом медвежонка, вставшего на задние лапы, он точно когда-то видел в изоляторе Базы. И его соседа тоже. Кат же их и освободил.
Не соврали, берут к себе мутантов, но мало.
Остальными были люди. Молодые и старые, средних лет и совсем подростки. Мужчины и женщины. Обычное убежище, если не присматриваться к сложной аппаратуре и не обращать внимания на часто встречающуюся униформу – эти их комбинезоны с широкими поясами. Впрочем, некоторые были в камуфляже, а один старик и вовсе в драных лохмотьях, будто только что вернулся из неравной схватки со стаей летучих мышей.
– А где бабулька? – громко спросил сталкер, ни к кому конкретно не обращаясь.
Вот еще отличие, как же он сразу не заметил: полсотни существ не издавали почти никаких звуков. Никто не разговаривал, не посмеивался, не шептал на ухо соседу новости. Зал статуй с равнодушными лицами. И редкий шорох одежды – все же не роботы, с ноги на ногу переминаются.
Главным звуком зала было негромкое гудение из-за дверей со смотровыми стеклами. За левой наливалось многоцветное сияние, будто некто зажег там, внутри, многочисленные гирлянды. Говорят, такие раньше включали на праздники.
Будем считать этот день праздником, куда ж деваться.
– Скоро будет.
Кто ему наконец-то ответил, Кат не разобрал. Да и не важно – он ощущал присутствие всего одного существа, чудом поделенного на все эти тела и растворенного в них. Стало страшно. Куда страшнее, чем под атакой пауков в заброшенной базе. Даже те безмозглые твари, ведомые волей Черноцвета, были отдельными. Сами по себе. Почти личностями, если сравнивать с этим многолицым единством разума.
Лифт за спиной заворчал и уехал на другой этаж, постукивая изношенными деталями при движении.
Несколько порчей заняли места за пультом, мониторы засветились неярким светом, синхронно выскочили одинаковые картинки, быстро сменившиеся рабочими столами. Кнопки, переключатели, верньеры; один из безымянных специалистов легкими касаниями поправлял целый ряд ползунков, поглядывая на экран и приводя их в одному ему ведомое положение.
Гул проводов усилился, где-то под полом зала проснулось большое и страшное сердце, начавшее качать кровь для питания всего этого железа, стекла и пластика.
– Чего стоишь? Иди уже в камеру трансформатора, – ткнула пальцем Ката в спину старуха. Этим рейсом лифт привез именно ее. – Дай проехать.
Сталкер, не оборачиваясь, пошел к двери с праздничным сиянием. Сзади прошуршали колеса инвалидного кресла, толстуха подъехала к одному из мониторов и довольно споро подсоединила свисавший со стола кабель к планшету, вытащенному из кармана серого халата.
Ни команд, ни переговоров в зале. Ни уточнения каких-либо деталей. Молчание. И свора рабочих муравьев, цепко перебирающих лапками по приборам.
– Реактор в норме. Трансформаторы в норме. Мощность системы ноль шестьдесят три от максимальной, – совершенно другим, молодым и… радостным, что ли, голосом сказала старуха. Никто не откликнулся, но ей это было и не нужно. – Иди в камеру А-трансформатора, паренек. Сегодня великий день.
– Рюкзак… – прошелестел кто-то.
– Не важно. Теперь уже ничего не важно! – откликнулась «тридцать эсэс». – Пусть идет.
Кат потянул на себя дверь. Несмотря на свою массу и ощутимый даже со стороны гигантский вес, открылась она легко и беззвучно. В глаза ударили тысячи светящихся шаров установки. Стеклянных сфер. Близнецов той, что полгода лежала у него в рюкзаке, завернутая в грязную тряпку.
– Садись в кресло и расслабься. Все будет хорошо, – прохрипел невидимый динамик.
– Хорошо не будет никогда, – ответил Кат. – Мы прокляты этим миром.
– Значит, придется строить новый, – отозвался динамик и замолчал.
Молнии в тысячах шаров танцевали свое привычное беззвучное танго, пока еще не вырвавшиеся наружу, но близкие к этому.
Одним богам – если они где-то все-таки есть – известно, зачем Кат полез в рюкзак и достал темный немой шар. Близость установки не пробудила в устройстве силы, не зажгла свет, но, наверное, именно это и было нужно.
Сталкер уверенно вытащил из одной ячейки действующую сферу, опасаясь обжечься – но нет, она была прохладной, не теплее ручки массивной двери за спиной, – и бросил под ноги. А на ее место вставил свою, черной точкой выделявшуюся среди буйства красок. Потом швырнул на пол рюкзак и уверенно сел в кресло.
Праздник так праздник, он пришел со своим подарком.
Кто заставил его сделать так, а не иначе, кто невидимый толкнул под руку?
Даже если мрачные боги Ката существовали, они были немногословны. Промолчали и сейчас. Не время и не место отвечать на незаданные вопросы.
Открытые пасти капканов, на которые он положил руки, захлопнулись. Такие же фиксаторы мягко, но уверенно зажали ноги. Подголовник обнял затылок. Кресло чуть поднялось, подстраиваясь под рост человека, немного откинулась назад спинка.
Кат смотрел на игру молний и не думал.
Ни о чем.
Ни о ком.
Так бывает, если потерять все.
В начале было не слово – теперь он знал это точно. В начале был Свет. Именно так, с большой буквы. Ослепительный белый свет, ударивший в глаза. Хотя Кат опустил веки и постарался отвернуться, ничего не изменилось: невыносимое сияние било со всех сторон. Изнутри головы самого сталкера. С неба и из-под земли. Оно не имело смысла и логики, оно само было ими.
Ныне, присно и во веки веков.
– …над землей мороз, что ни тронь – все лед… – прозвучало откуда-то.
Кат больше не видел сфер, камеры, кресла и самого себя. Более того – он даже не ощущал свое тело. Его больше не было.
Осталась точка посреди ровного белого сияния, черная точка, которой и был теперь он сам. Душа. Разум. Суть человеческая.
Голос смолк. Творец сказал, что хотел, и умер в безмолвии того самого апреля.
Дальше началась странная карусель из запахов, мерцания, смены верха и низа этого места вне пространства. Звуки появились после, но были странными. Какофония из военных команд, детского плача и ворчания старика Митрофана:
– Снова ты, Шурик, не то спрашиваешь. Не о том. Но – тебе жить, я-то свое уже…
Кату снова пять. Он играет старой машинкой без колес, принесенной в убежище с поверхности. Вокруг – подвал «Автовокзала». Рядом – как обычно молча – возится брат, выкладывая из камней одному ему понятный узор, а сам Кат поднял голову и слушает старика соседа. Скоро вернется мама, совсем скоро, а пока…
– Какой же ты дурак, Сашка! Какой же дурак… – говорит Консуэло.
Не такая, какой он запомнил на Базе при расставании, нет! Ей пятнадцать, и она действительно самая красивая девушка на свете, пусть и свет тот размерами с невеликое подземелье рядом с водохранилищем.
– Старайся в голову! Иначе не выйдет, – это уже Груздь.
Лохматый, кряжистый, с кажущимся детской игрушкой карабином в мощной лапе.
Свет становился невыносимым. Кат понимал, что сейчас будет им полностью стерт. Понимал, как становятся порчами – это хуже смерти. Или лучше. Тут уж – кому как.
Он видел мать и – как себе представлял по единственной фотографии – отца. Над чем-то хмурился Книжник, грызя карандаш, смеялся Винни, тряся еще длинными волосами, печально улыбнулся из светлого пятна Буран. Люди, которых больше не было. Которых не будет никогда.
Внезапно он увидел совершенно незнакомого человека среди этой галереи покойников. Совсем молодой, но крепко небритый парень. Контраст черной щетины почти до глаз и абсолютно седых волос, прядями прикрывавших лоб – они торчали из-под старой бейсболки с неясно различимой эмблемой. Кто это? И – зачем он здесь?!
– Вы все умрете, так решил я, Черноцвет.
Взрыв. Вспышка черного пламени, по которому волнами перекатывались неясные волны, что-то означавшие, медленные, тяжелые. Грозные.
Перед мысленным взглядом Ката всплыло лицо Антона Шамаева. Теперь он знал о нем все – каким он был до Черного Дня, конечно, плюс данные разведки порчей.
Порчей?
Это слово больше не подходило. Оно мешало. Царапало язык, если пытаешься его произнести, и растекалось полынной горечью по рту. Питомцев.
Черная точка сознания подпрыгнула, как мячик, и пронзила бетонные перекрытия. Иглой прошила пространство, не отягощенная ниткой, и вонзилась в небеса. Ни вечные облака, ни зимняя хмарь нисколько не мешали стать равным низким звездам, глянуть сверху на землю, подобно одной из них. Свет никуда не делся, но и не мешал теперь смотреть на черную кляксу Воронежа с высоты нескольких километров.
На разрушенные нити мостов, развалины домов и синее тошнотворное сияние водохранилища.
Множество алых точек обозначало, вероятно, людей, но как ни старался Кат, он не смог разобрать – кто они. Кто из них кто.
* * *Ираида Зосс мрачно смотрела на паутину графиков на экране. Процесс в середине, но результаты… Великая Сфера, почему с этим парнем всегда все не так?! Вот и сейчас – инициация происходила по графику, первичные слои стерты, но при этом аномалия налицо.
Кем он выйдет из приемной камеры? Питомцем? Или чудовищем, сохранившим человеческое, но познавшим высший разум?
Она махнула рукой, и к дверям камеры А-трансформатора подтянулись трое порчей с автоматами наизготовку. Нечасто, но бывает и так: выходящего адепта проще уложить на месте. Дешевле выйдет с точки зрения прагматичности, хотя их и мало. Их всех слишком мало.
Тихо звякнул зуммер нештатного течения процедуры. Вся аппаратура была спроектирована профессором, этот звоночек – уже из ее собственных изобретений. Ираида понимала свою бездарность по сравнению с бывшим начальником и кумиром, но и она все-таки технарь, уж по мелочи доделать установку смогла.
– Нештатная мозговая активность, – промелькнуло в голове. Кто-то из девочек напомнил, у этих имен не было никогда. Да и она свое забыла. Почти забыла…
– Завершим инициацию, – отдала Ираида мысленный приказ всем. И стала ждать.
* * *Свет оставался белым, но теперь где-то на краю остатков сознания пролегла темная полоска. Незаметная для глаз – да и не ими Кат сейчас видел происходящее. Он просто знал, что она есть. Где-то. Возможность вероятности. Именно эта полоска и осталась им, настоящим, а вот все остальное…
– Мы слышим тебя, – сказал кто-то в пустоте над мертвой землей.
– Я слышу вас. Я знаю путь и верю в цель.
С кем он говорил? Опять же неведомо.
– Мы – это Гнездо…
– А Гнездо – это мы! – неожиданно уверенно ответил Кат.
Что-то звонко лопнуло над головой, как разбитая со зла бутылка. Его окатило ощущение общего сознания, больше не делящегося на отдельных людей. Струя кипятка, окончательно размывшего болтавшийся в стакане кусочек непрочного ноздреватого сахара. Он стал частью вселенной, а она вошла в него, закрепилась, пропитала воспоминаниями, знаниями и мыслями каждого из питомцев.
Теперь он знал устройство установки.
Видел конструкцию Гнезда – от спрятанного очень глубоко реактора, к которому вела лестница со множеством дверей-перемычек на поворотах.
Он слышал, как поют птицы над живой еще землей, как щурятся люди от солнечного света, не закрытого этими долбаными облаками.
Знал вкус мороженого и ощущения женщины во время секса.
Как это бывает, когда ты встаешь с раскаленного песка, потягиваешься и бросаешься в кажущуюся ледяной воду, в которой нет ни следа радиации.
Как шить и говорить по-английски, водить трамвай и покупать билеты на самолет, смешивать лекарства и гулять с собакой – обычной глупой шавкой, метящей встреченные по пути столбики. Не мортом.
Впрочем, теперь он знал и происхождение самих мортов и совов. Вот уж никаких секретов, откуда они взялись – из соседней камеры, из S-трансформатора. Теперь постепенно их найти и уничтожить – и его личная задача. Так положено. Этого требует Сфера. Он впитал все знания всех питомцев и взамен отдал им свои.
Не было только эмоций. Все телесные воспоминания оставались обычными фактами, зарегистрированными мозгом и аккуратно сложенными в шкаф «Былое» на дальние полки. Они не радовали и не сердили, не вдохновляли и не служили препятствием для жизни дальше.
Они просто имели место быть.
* * *Говорить вслух необходимости больше не было.
Ираида посмотрела на опустивших оружие питомцев, отходящих от двери камеры трансформатора. Потом на графики. Черт ногу, конечно, сломит: в такие вот моменты ей особенно остро не хватало профессора. Вникнуть. Разобраться. Скрипучим голосом вынести вердикт – что, собственно, произошло на этот раз.
С одной стороны, все ясно – инициация состоялась, характерные изменения работы мозга есть: стерты изначальные слои, утрачен эмоциональный круг. Масса мелких деталей, такое не подделать. Потенциальный питомец стал реальным, да и пополнение банка воспоминаний и умений состоялось. Если бы она могла ходить, то хоть сейчас изобразила бы пару приемов борьбы из арсенала Базы-2. Или открыла бы без инструментов банку тушенки, легко и привычно.
Если бы она могла ходить…
При этом некая невнятная аномалия тоже проявилась. Вот эта кривая не туда, и пиковые значения смещены. Не по ее уму это, увы, но так. Не разобраться. Остальные питомцы и вовсе не специалисты, ей они не помощники в этом деле. Их знания о процессе – копия ее навыков, эхо от эха профессора.