Королева мертвых
Оранос помог возведению порта и налаживанию связей с шахтами. За все это время нежить никак себя не проявила. Это удивило многих. Почти все – и скептики, и противники, и сторонники воздвижения порта на землях Мельгарта, – считали, что нападений не избежать.
Но их не было.
Похоже, королеву мертвых не волнует, что творится на ее землях. Вот почему отец решился не только присутствовать на открытие порта, но и взять меня с собой. Мы не отправимся сухопутным путем через Ущелье Тьмы, как это сделал Рик. Мы выйдем из Лиаттонской гавани, обойдем Оранос вдоль восточных берегов и прибудем в залив Бурь как раз к началу торжественного открытия порта, прозванного… Новой Раллией.
По советам королевы Лианы сдержанность надлежит проявлять не только за столом, но и за письменными принадлежностями. Если бы именно она была вашей невестой, вы бы получали записки в три строчки, клянусь Светом.
Искренне ваша, Л.К.».
* * *
Лорна перечитывала снова и снова эти пять строк от принца. Должно быть, Лиам написал записку в полночь, перед отбытием кораблей в Даерон. Записку вместе с шелковым мешочком ей преподнес капрал, сошедший с прибывшего из Раллии фрегата.
«Любовь моя,
Открытие Новой Раллии – знаменательное событие. В знак того, что отныне между нами (и нашими королевствами) нет преград, я посылаю тебе этот подарок. Знаю, что ты противишься излишествам (прости за те книги в золоченых обложках, но иных в библиотеке замка не нашлось). Надеюсь, этот скромный подарок придется тебе по душе.
Остальное – в письмах, которые будут ждать тебя в Лиаттоне.
Надеюсь на скорую встречу,
принц, наследник и прочее, прочее,
твой навеки Лиам».
Раллия была богатым королевством, возможно, по их меркам, это и было «скромным подарком», но, по мнению Лорны, это был скорее перстень из темного золота с инкрустированным мелкими бриллиантами гербом Раллии на половину фаланги.
Лорна помолвлена. Теперь это официально.
Ей лучше бы поторопиться с вышивкой.
Интересно, когда отец объявит о помолвке – здесь или уже по возвращению в Лиаттон? Лорна видела отца со спины, он сидел в кресле, заменявшем ему трон на деревянной набережной порта. Звучали благодарственные речи запинающихся шахтеров и работников порта.
Ярко светило солнце, и бриллианты играли на свету, стоило Лорне шевельнуть пальцем.
– Красивое кольцо, – прошептал наклонившись к ней Рик, – но сейчас вспоминают погибших в шахтах. Улыбку могут не понять, принцесса.
Лорна почувствовала, как вспыхнули щеки.
– Скоро я стану королевой, – почему-то вырвалось у нее.
Рик поглядел на нее долгим взглядом.
– Поздравляю.
– Вы до сих пор не ушли в Даерон? – решилась Лорна.
Рик улыбнулся. Лежащий у его ног пес тихо гавкнул.
– Видишь ли, я жив. Это усложняет переезд.
– Зачем же вы просили у отца разрешение уйти? Может быть, вы контрабандист?
– Вряд ли кислый уксус, которое я зову вином, будет пользоваться успехом у нежити.
– Рик, давайте честно? Из всех, кого я знаю, вы единственный относитесь к нежити иначе. Мне даже кажется, что вы… не боитесь смерти.
– При таких соседях, как наши, – это нормально.
Лорна вздохнула.
– С вами очень сложно говорить серьезно.
– Это нормально бояться смерти, когда тебе шестнадцать, принцесса. После того, как разменяешь пятый десяток, вы с ней становитесь близкими друзьями. В моем возрасте уже не веришь в жестокость смерти. Или в любовь. Вот ты ведь веришь в силу истинной любви, правда? Не ждешь предательства. Веришь, что сердце не может ошибаться. «Доверься зову сердца», правильно я говорю?
– Да, – ответила Лорна. – Даже королева мертвых любила Мельгарта, это все знают. Ради вечной любви она презрела смерть!
– Даже так? – Рик помолчал, а потом заговорил глухим голосом: – За ее любовь он убил ее. Прямо на свадьбе. А потом вернул ей жизнь. Через какое-то время убил снова. Мельгарту нравилось убивать. Особенно ее. Ведь он тоже любил ее, невероятной, ни с чем не сравнимой по силе любовью. И сколько так продолжалось, известно только ей одной. Ни один историк не знает правды о том, что происходило в Даероне.
Зрители рассмеялись шутке оратора.
Лорна облизнула пересохшие губы.
– А вам откуда это известно?
– Я собираю эти знания последние тридцать лет… Жарко сегодня, – Рик откинулся на спинку кресла, давая понять, что разговор окончен.
– Летом, обычно, жарко, – согласилась Лорна. Она не собиралась отступать так быстро: – Расскажите мне о ней.
– Нечего рассказывать, – отозвался он.
– Это не так.
– Я предатель королевства, принцесса. Нежелательное лицо при дворе короля. Разве мне можно верить?
– Не заговаривайте мне зубы, Рик Конаган. Почему вы считаете, что она до сих пор жива?
– Ну, она пьет кровь, – с лучезарной улыбкой ответил Рик.
Помимо своей воли Лорна тоже улыбнулась.
– А кроме этого?
– А этого недостаточно? Вслушайтесь, они перечисляли имена пропавших горняков. Как думаете, куда они могли исчезнуть в пещере, из которой только один выход?
– Неужели она все-таки пьет кровь? – изумилась Лорна.
Рик пожал плечами.
– Не знаю. Знаю только, что шахтеры пропадают с завидной регулярностью. Можем отыскать после церемонии одного из них, мастера Уизли. Мы разговорились, пока пробирались по Ущелью. Славный малый, пусть и росту в нем маловато. Я рассказал ему то, о чем твой отец предпочел забыть.
– Что же это?
– Тебя не обучали истории Ораноса, принцесса, а сразу приступили к истории Раллии?
Лорне уняла гнев, понимая, что сейчас никак нельзя тратить время на глупую полемику. Рик слишком явно старался увести тему разговора от того, что ее интересовало.
– Мои учителя подчинялись приказам короля. Как и вы, Рик, – ответила она. – О чем забыл мой отец?
Рик продолжал:
– Как поступило наше королевство, когда подтвердились слухи о том, что Мельгарт уничтожает собственный народ?
– Армия Ораноса вошла в Даерон, чтобы защитить выживших.
– Верно, только попутно солдаты захватили и золотые прииски в Серных пещерах.
– Я никогда не знала об этом, – прошептала Лорна.
– Зато Раллия знала. Последние три года Раллия регулярно отправляет людей в Даерон. Сначала небольшой лагерь на побережье, теперь порт. Через год рядом отгрохают шахтерский городок. А еще через три года никто и не вспомнит, что это были земли нежити. Все упиралось только в то, что Серные шахты "считались" собственностью Ораноса.
– Но я присутствовала на переговорах с послами Раллией! Никто и никогда не упоминал об этом!
– Будь это иначе, король не предлагал бы их в качестве приданного, принцесса.
Лорна сидела, как громом пораженная.
– Продолжайте, – велела она.
– Оранос сохранил власть над этими пещерами, поскольку со смертью Мельгарта закончилась и война за Даерон. Живых здесь не осталось, Ораносу больше некого было спасать. Королеву, которая взошла на трон после супруга, не волновала судьба пещер, хотя Даерон и добывал в них золото. Всего лишь один из многих других приисков. Так что целое десятилетие после войны твой отец посылал сюда рабочих. Как думаешь, кто водил их через Ущелье Тьмы?
– Не может быть… – прошептала Лорна. – Но почему пещеры оказались заброшенными?
– Об истории пещер попытались забыть, и им это удалось, за двадцать-то лет. Ни один из тех, кого я отводил в пещеры, не вернулся. Я ждал их, но никто никогда не возвращался. Обратный путь я всегда проделывал сам. Если бы хоть один из них вернулся, надобность бы в моих услугах, как проводника, отпала бы. Но люди, которые спускались в Серные пещеры, исчезали. Целое десятилетие потребовалось, чтобы твой отец, наконец, отказался от даеронского золота. Он вернулся к деревьям, добыча которых происходила всяко проще.
Зрители снова зааплодировали. Среди них легко узнавались рабочие, некоторые даже не сменили рабочей одежды. Пройдет церемония, отчалят в свои замки особи королевской крови, а они снова вернутся в узкие темные проходы. По спине побежали мурашки.
– И люди опять пропадают? – спросила Лорна.
– Как видишь. Мастер Уизли обещал держать ухо востро, когда я рассказал ему о судьбе этих шахт. Раллия не предупредила своих рабочих. Они о неудаче Ораноса, как видишь, тоже предпочли забыть. Золото плохо влияет на память.
– А где он, этот мастер Уизли? Отец сказал, что мы отбываем сразу после церемонии.
– Должен был быть здесь, но он так и не подошел ко мне. А я прибыл задолго до начала.
– Вы шли по Ущелью?
– Другой дороги сюда нет.
– Один?!
– Ерунда, – отмахнулся Рик, – какие бы ужасы не скрывались в этих землях, они обитают вовсе не в Ущелье Тьмы. Там темно, но хотя бы людей не жрут.
– А вы уверены, что их кто-то… жрёт?
– Ну, может их похищают ради новой счастливой жизни. Думай так, если тебе легче.
– Так она… все-таки пьет их кровь? Ведь это значит, она до сих пор жива! Жива, понимаете?
– Ш-ш-ш-ш… – зашипел Рик. – Ничего это еще не значит.
– Почему?
– Понятно, что это земли мертвых, здесь правит смерть и все такое, но королева далеко не единственная, кто способна лишать жизни. В пещерах может обитать, что угодно и кто угодно. Поднимайся, – вдруг сказал Рик. – Король будет говорить.
Лорна глянула через плечо на цветущие стриженные газоны, на уходящие вдаль равнины, словно покрытые зеленым бархатом, и на жизнеутверждающее синее небо. До нее доносились крики чаек и шорох волн, накатывающих на возведенные в скорые сроки деревянные пристани.
Лорна никак не могла сосредоточиться на речи отца. Она снова и снова вглядывалась в горизонт, темный от прибывших из Раллии кораблей. Как много людей они доставили сюда… Некоторые даже встали на якорь в море, не заходя в порт. Зачем столько?
Она вместе со всеми зааплодировала королю, совершенно не понимая, чему все радуются.
Бриллианты на ее пальце снова сверкнули.
А Лиам, опешила Лорна. Знает ли он правду? Сможет ли она написать ему все, что узнала от Рика? И стоит ли? А если их письма читает кто-то посторонний? Если Лиам не знает всего, то, получается, отец утаил от него, как и отец Лорны, очень важные вещи. И если она вмешается…
На импровизированную сцену вышел капрал Джойс, который и передал час назад Лорне записку с кольцом от Лиама.
Рик указал на записку, которую она все еще держала в руках.
– А почему здесь нет ни короля, ни наследника Ралли? – спросил он, когда аплодисменты стихли. – Принц написал тебе об этом?
– Королю нездоровится и Лиам не мог оставить отца одного… – ответила сбитая с толку Лорна. – А что?
Теперь и Лорна различила грохот подкованных сапог и звон снаряжения. Они маршировали, поднимаясь по деревянным лестницам на нависающую над морем набережную.
Пыльных горняков в первых рядах зрителей смыло серебряной волной начищенных до блеска доспехов. Солдаты выстроились перед капралом. Забрала опущены, щиты перед собой, будто перед ними не рабочие, а вражеская армия.
Король, шагнув к капралу, спросил, что здесь, собственно, происходит?
Джойс не ответил королю. Прямо на импровизированную сцену подвели снаряженного коня, он запрыгнул в седло, не удостоив короля Ораноса внимания, и громко обратился к зрителям:
– Порт Новая Раллия – лишь начало нашего величия. Мертвецам ни к чему плодородные равнины, которые десятилетиями не возделываются и не дают урожая.
По рядам зрителям пронесся гул.
Лорна забыла, как дышать.
– Корона признательна вам за ваш труд! – продолжал капрал: – Эти плодородные земли будут принадлежать тем, кто трудится во благо Раллии. И очень скоро! Приказом короля, я объявляю, что мы вдохнём жизнь в эти земли! Наша сталь не знает страха перед королевой мертвых! Мы идем! Здесь мы одержали нашу первую победу и отсюда начнется наше победоносное шествие по Даерону!
– Ур-ра-а-а! – громыхнули солдаты.
Рик Конаган, еще мгновение назад стоявший рядом с Лорной, вдруг возник рядом со всадником. Никто не успел среагировать.
Когда Рик резко потянул уздцы на себя, вымуштрованный конь послушно опустил голову. Капрал Джойс на миг потерял равновесие, но Рик не дал ему упасть, сгреб за ворот плаща. Что-то сказал опешившему капралу и со всего размаха врезал кулаком по зубам.
Сила удара выбила капрала из седла. Джойс повис вниз головой, запутавшись одной ногой в стременах. Какое-то время он барахтался в них, как угодивший в силки заяц. Рика оттащили от капрала. Стокер истошно лаял и рычал на солдат, защищая хозяина.
Эдвард Ораносский громогласно велел отпустить своего верноподданного.
Капрал, которому помогли подняться на ноги, утер бегущую из разбитой губы кровь и, с ненавистью поглядев на Рика, приказал освободить.
Рик выдернул свои руки даже быстрее, чем капрал договорил.
– К ноге, Стокер, – приказал Рик псу. Тот моментально притих.
– Объяснитесь, капрал Джойс, – отчеканил король Ораноса.
Военный протянул королю запечатанный свиток.
– Прошу прощения. Никто не должен был знать об этом раньше. Даже ваше величество.
Король разломил печать и пробежался глазами по свитку. Лорна заметила, как свиток задрожал в руках отца.
– Королева не позволит! – крикнул Рик. – Она не позволит забрать свои земли!
– Стерва мертва, – сплюнув кровавую слюну, ответил Джойс. – По лошадям! Выступаем!
Солдаты замаршировали на месте. Деревянная набережная затряслась.
Лорна впервые видела отца настолько растерянным. Она устремилась к нему.
– Останови их, Эдвард! – крикнул Рик.
– Остановить? – переспросил отец. – И ввязаться в войну?
– Сжечь! Сжечь! – ревели солдаты Раллии. – Трупам место в могилах!
Перекрикивая гул, Рик сказал:
– Если Даерон падет, то Оранос следующий. Ты должен это понимать!
Король глядел на стальную реку перед ним.
– Теперь ты стал патриотом, Рик? – горько усмехнулся он. – Странно слышать подобное из уст предателя. Думал, ты будешь больше переживать за свой ненаглядный Даерон.
Рик отшатнулся, как от пощечины.
– Я не предавал Оранос, – сказал он. – Я десятки раз говорил тебе об этом.
Рик Конаган скользнул по Лорне взглядом. Лорна вдруг ясно поняла, что видит его в последний раз.
– Рик! – крикнула она.
Он обернулся на ее голос. Кивнул.
– За мной, Стокер! – крикнул он псу и после они вместе исчезли в толпе.
– Сжечь!
– Вернуть в могилы!
– Уходим, – голос короля звучал глухо. – Мы должны уходить, Лорна.
– Но как же Рик?
– Он выходил целым из любой передряги. Выживет и сейчас.
Глава 5. Сейчас будет жарко
Наверное, весна была в разгаре… Может, даже лето. Смена времен года больше не интересовала Парука. Было ли темно, светло, шел ли дождь или светило солнце – в этой суете не было никакого смысла.
Кожаный дублет пришлось снять, на морском берегу было слишком жарко. А после стирки в соленой воде им можно было убивать.
Парук закопал его поглубже в песок в тени деревьев. Это было странное чувство. Он будто похоронил самого себя.
Но он был жив. В отличие от его братьев.
Окончательно смыть пятна крови с рубахи не удалось. Из-за солнца, грязи и морской соли ткань посерела и местами прохудилась, так что и побуревшие пятна ей были уже не так страшны. Ни плаща, ни шляпы у Парука не было. Сапоги еще держались, хоть и изменили цвет из-за белесых разводов соли. Пояс окоченел от пота и морской соли, и Парук опасался лишний раз снимать его, как бы не разломился пополам.
Он не задерживался долго на одном месте. Шел вдоль моря и скал, иногда даже плыл, благо никакой ценной поклажи у него не было.
Он встретил нежить через несколько дней пути от того пляжа, на котором впервые перестал видеть перед глазами истерзанные трупы братьев.
Парук брел вдоль линии прибоя, когда услышал веселый хохот и брызги воды. В тот миг он не подумал о том, что стоило бы замереть, спрятаться за прибрежными скалами и переждать. Крики радости и веселья влекли его, как мотылька огонь. Он устремился вперед.
Это была женщина. К ней прижимался ребенок.
И они были мертвы.
Парук замер по щиколотку в воде. Они не сразу заметили его. Ребенок слишком увлекся, он выпрыгивал из воды, поднимая брызги, а мать, как соляной столб, стояла рядом без движения. Ветер трепал редкие обвисшие волосы, облепившие череп, одежда на ней была простой, блеклой, но целой и без дыр.
Ребенок был без одежды. В какой-то миг он высоко подпрыгнул, но волна вдруг сбила его с ног, протащила за собой по камням. Мать ожила и вытащила его из воды.
Конечно, ребенок-нежить не мог захлебнуться.
От старых привычек непросто избавиться, подумал Парук. Он решил, что видел достаточно и хотел повернуть назад, надеясь остаться незамеченным. Он говорил, что не будет сопротивляться смерти, но мать и ребенок точно не могли быть его палачами.
Парук не успел.
Ребенок закричал, показывая на него костлявыми фалангами. Вздрогнув, мать заслонила его собой. Они так и остались стоять в пенной воде. Еще мгновение назад это было развлечением, теперь они готовились к смерти.
Парук попятился, споткнулся, рухнул в воду.
– Не бойтесь! – крикнул он. – Я не причиню вам вреда!
Они ему не верили.
Парук развернулся и побежал.
Отныне и в этом краю каждый будет видеть в нем убийцу. Ему не убежать от своей сущности.
Он все равно бежал, хотя разум, кажется, давно перестал целиком владеть телом, погрузившись в отупляющий сон, из которого не было выхода.
Он ел, спал и шел, пока ветра пытались сбить его с ног, а дождь застилал глаза. Пока море обрушивалось с гулом на берег и пыталось стащить с него сапоги, Парук шел вперед, погруженный в самого себя, надеясь, что однажды это путешествие, наконец, оборвется.
* * *
Только, когда с небес обрушился ливень, Парук остановился. Сквозь стену дождя едва различалась тонкая тропинка, петлявшая среди невзрачных холмов, поросших сожженными солнцем травами. Искать здесь пещеру, в которой можно было укрыться, было бесполезно. Разве что, чью-нибудь нору.
Парук снова пошел вперед, на этот раз медленнее. Дождь жалил обожженные плечи, их никак не удавалось спрятать. По обе стороны от него дорогу размывали бурные реки грязи. Парук впервые осознал, что не знает, как очутился в предгорьях и насколько давно покинул морской берег.
Как вдруг Парук опять столкнулся лицом к лицу с нежитью. В мгновение ока разглядел и копья, и шиты, и кое-какое обмундирование, а позади скелетов черные, сливающиеся с туманной моросью, стены города. Они были солдатами и несли свой дозор на дороге.
Между расслабленными играми в воде и этой встречей на горе была огромная разница. И она-то, похоже, и будет стоить Паруку жизни.
Если бы не эта оглушающая гроза, он заметил бы их раньше. Но он брел, погруженный в бездумную пустоту, и сам был виноват в этой встрече.
Солдаты почему-то не атаковали. Они опустили щиты и выставили копья, но замерли, рассматривая туман позади Парука. Искали живое подкрепление? Может быть, ведь кто поверит в то, что он бродит по Даерону в совершенном одиночестве.
– Я один! – крикнул Парук, но голос подвел его, а гром и вовсе заглушил слова.
Он поднял руки, показывая, что безоружен и отшвырнул в сторону палку, на которую опирался при ходьбе.
Мертвый солдат в накидке с гербом Даерона – две волнистые линии, символизирующие равнины, на фоне темно-лиловой ткани, – что-то сказал напарнику. Лицо его при этом оставалось застывшим, как глиняная маска. Он не сводил с Парука красные глаза.
Второй солдат в коротком плаще, облепившем его костлявое тело, ничего не ответил, только крепче перехватил копье и тут же пошел в атаку.
Парук ушел в сторону. Он и сам не понял, как. Его тело среагировало раньше, чем разум успел осознать, что происходит. Но ведь борьба не входила в его планы, разве нет?
Значит, он должен сдаться?
Солдат в гербовой накидке тоже сделал выпад. Возможно, он предлагал взять Парука в плен и доставить его в город, но напарник, похоже, решил не доставлять в город живого человека. Им-то уж точно всяко привычнее иметь дело с трупом.
Парук ушел от второго копья, подхватив с земли отброшенную клюку.
Если бы отец не отправил их к нежити, его братья остались бы живы. Останься Парук в Троллхейме, кровавое марево не взяло бы вверх над его разумом. Это все проклятые земли Даерона.
Здесь он стал убийцей.
Парук бросился на мертвеца в плаще. Тот укрылся за щитом, выставив вперед копье, но Парук в последний миг перебросил палку в другую руку, пригнулся и ударил мертвеца по незащищенным ногам.
Десятки раз этот маневр помогал Клейону одержать победу над соперниками. Сотни раз Парук мечтал о том, чтобы повторить его.
Конечно, большая берцовая кость голени могла выдержать и большее. Но малая, старая и сухая, – раскололась от удара надвое. Мертвец упал.
Парук не знал, чувствуют ли они боль. Солдат не издал ни звука.
Тот, что в накидке, ринулся в наступление. Копье вильнуло, оно было слишком тяжелым для хорошего удара в близком бою. Парук откатился по мокрой земле в сторону.
Стражник не спешил нападать. Он аккуратно подбирался к раненому, а Парук пятился по кругу, стараясь не потерять их обоих из виду.
«Я могу бежать», – вдруг подумал Парук. Прямо сейчас можно скатиться ниже по холму, мокрая земля сработает, как заледеневшая горка. Стражник может бросить ему в спину копье, если Парук будет бежать во весь рост, не пригибаясь. Но сильный дождь помешает меткости и приглушит силу удара. У него были все шансы выжить в этом бегстве.
Он может бежать. Ведь зачем ему оставаться здесь? Он наткнулся на них случайно.
Разве… Разве он действительно намерен убить их?
Он убил собственных братьев голыми руками. Он не пожалел их. А каких-то двух тщедушных мертвецов он вздумал щадить? Ради чего?
Парук набросился на мертвого стражника с копьем. Сбил его с ног, и они вместе покатились по лужам. Копье хрустнуло. Сгнившее предплечье не продержалось долго. Когда Парук потянул на себя щит, то вырвал его вместе с костями правой руки.
Солдат впился ему в лицо уцелевшей рукой, полоснув когтями по щеке. Костлявая рука била и била по голове, тянулась к шее, ноздрям, ушам. Парук подтянул колени почти к самому подбородку и ударил нежить в грудь, прямо в герб Даерона. Под накидкой что-то глухо треснуло. Мертвец захрипел. Парук приподнял его за реберные кости и швырнул с обрыва. Скелет покатился, разваливаясь на куски. Грязевые потоки подхватили обломки.
Парук несколько мгновений глядел вниз, тяжело дыша. Затем обернулся ко второму.
Стражник уже поднялся, но стоял на единственной уцелевшей ноге, кривой, скособоченный, не предпринимая ни единой попытки к бегству или защите.
– Сражайся! Сражайся, будь ты проклят! – заревел Парук, но не услышал собственного голоса.
Гром нарастал, земля под ногами Парука задрожала и на холм, взметая сотни брызг, вылетела конница.
«Вот и смерть пришла», – подумал Парук, но понял, что у этих лошадей была плоть. Как и у их всадников.
Он перехватил взгляд ничего не выражающих красных глаз нежити за миг до того, как живая армия, не сбавляя скорости, впечатала его в землю.
Он стоял на самом краю обрыва. Окажись он рядом с мертвецом, его и самого размазали бы по грязи.
Закованные в латы всадники стальной рекой стремились к стенам города. Их было что-то около двух дюжин, не больше.
– Сжечь!
– Смерть мертвецам!
Они не скрывались, не таились, они надрывали глотки и выламывали с треском городские ворота. Старое дерево, как и старые кости, продержалось недолго. Звякнули клинки. Послышались первые крики.
Может быть, нежить не чувствовала боль. Но они чувствовали страх. Привычный уклад жизнь был уничтожен.
Эта женщина с ребенком… Могли ли они жить в этом городе? Или в другом? Ждет ли их та же участь?
– Эй, живчик!
Парук поднял глаза. Перед ним гарцевал живой конь. Всадник обращался к нему сквозь опущенное забрало.
– Живчик, ты здесь откуда? Тоже беглый?
Парук кивнул.
– Проклятые мертвяки! – крикнул всадник. – Иди вниз по склону, там наш лагерь. Тебя оденут и накормят. Ты и сам на мертвеца похож. Если бы не борода, так и не признали бы в тебе живого человека. Слышишь меня?
Парук снова кивнул.
– Капрал Джойс! – донеслось от ворот.
– Начинай! – отозвался всадник. – Уходи, сейчас будет жарко! – сказал капрал Джойс на прощание, натянул поводья и поскакал к воротам.
Жарко?
Дома вспыхнули, как иссушенное знойным летом сено. Даже проливной дождь не спас город. Ржали кони. Гремели по мощеным улицам подковы.
Небо над головой прошила молния, а потом прокатился гром.
Парук вздрогнул и побежал прочь. Дождь смешался с его слезами. Он не знал, кого оплакивал. Он и сам мгновение назад желал нежити смерти. Мнил себя убийцей.