Королева мертвых

Глава 8. В лаборатории нежити

Парук рухнул в жидкую грязь. Легкие горели. Ему удалось убежать достаточно далеко – крики «Сжечь! Сжечь!», наконец, стихли.

Он тщетно пытался отдышаться, лежа на спине и жадно глотая капли дождя пересохшими губами. Как вдруг желудок скрутило, Парук перевернулся, упершись дрожащими руками в землю. Дождь скрыл шум их приближения, но не запах. Сырость сделала свое дело, усилив то, от чего и прежде хотелось вывернуться наизнанку.

Его еще сотрясали спазмы, когда в шею уткнулось что-то острое, а над ним застыли два мертвеца в потемневших от дождя лиловых накидках со знакомым гербом.

Желудок был пуст, но стоило ему вдохнуть, как внутренности сворачивало узлом, а по телу пробегала судорога.

Нежить была немногословна. Один все еще держал приставленным к его шее клинок, а второй, наспех обыскав, связал руки и ноги.

Парук не знал, откуда только у него нашлись силы, чтобы подняться на ноги. Его шатало. Несколько раз снова рвало по дороге.

А в той стороне, куда вели стражники, вонь только усиливалась с каждым шагом. Даже ослабевший и истощенный, то и дело сгибающийся в спазмах, Парук понимал, что дело его плохо. Не осталось и следа от былой воинственности, проявленной им при случайной встрече с городскими дозорными.

Пришла пора быть честным с самим собой – он обещал не сопротивляться смерти. Она шла за ним, верхом на живых лошадях, в искрах пожарах, которые, без сомнения, совсем скоро охватят все королевство нежити. Парук оказался между молотом и наковальней. Его бегство сейчас только отсрочит неизбежное.

Нежить вела его за собой на веревке, как животное на скотобойню. Парук спотыкался, из-за связанных ног он семенил следом за ними, как девица на балу.

А неутомимые небеса рыдали серой пеленой дождя, размывая и без того глубокие рытвины дороги, и сводя на ноль любые попытки Парука разглядеть хоть что-то вокруг себя.

Он видел только наспех сколоченные, скособоченные телеги, укрытые плотной мешковиной. В таких случаях стражники отводили его на обочину, где ноги утопали в грязи едва ли не по колено. В такой миг Парук и оглядывался кругом, потому что пока его вели, все его внимание было приковано к земле под ногами.

Он видел разбросанные пятна желтого света, вероятно, факелы, скрытые от дождя под каким-то укрытием. Между пятнами света темнели массивные кривые тени. Парук решил, что это горы? Или здания? Пока одна из теней не двинулась в бок, оглашая окрестности протяжным стоном.

Дождь по-прежнему заглушал большинство звуков, а остальное поглощали раскаты грома, но иногда Паруку все же удавалось выхватить протяжные стоны, глухое рычание и звон стекла. Звуки, от которых у него еще сильнее сводило живот.

А потом свежий воздух просто кончился.

Один бесконечный смрад заживо гниющих, размокших под дождем, тел. Конвой остановился. Парук не сразу понял из-за него или просто они пришли. Он лежал в грязи, не в силах справиться с собственным телом. Каждый вдох усиливал тошноту.

Его тащили какое-то время, как упрямого осла, надеясь, что он все-таки поднимется на ноги, но он все не поднимался. Протащив его совсем немного, нежить остановилась.

Доносились голоса, кашель и отрыжка, но вряд ли это была та самая сытая отрыжка после плотного обеда. Уж кто-кто, а Парук это  понимал.

Натужно заскрипели ржавые петли, две пары костлявых рук толкнули его куда-то в пышущую жаром тьму. Парук споткнулся из-за связанных ног, упал, головой уперся в чье-то тело, еще живое, попытался подняться, но кто-то наступил ему на руки.

– Закрывай, – проскрипел голос позади.

Снизу ойкнули, сбоку зашипели, а Парук, цепляясь за всё и всех, кто подворачивался под руку, старался подняться на ноги. Он не даст себя запереть в этой переполненной людьми клетке!…

Лязгнул металл, заскрежетал ключ.

– Не пускай его к решеткам! – прохрипели сбоку. – Это мое место!

– Да как не пускай? – пискнул кто-то внизу. – Ты его видел?

Парук развернулся, отдавив чьи-то ноги, вцепился в холодные мокрые прутья решетки. Он опоздал. Стражники удалялись, а он оставался в клетке. Дождь лил, как из ведра, крыши не было.

Кто-то постучал его по плечу. Парук хотел было обернуться, но завяз в этом людском болоте. Худые бледные лица смотрели сквозь него и стонали.

Нежити среди них не было.

И это никак не утешало, вдруг понял Парук. Клетка, в которой держат живых людей, как это вообще может утешать? Для чего их держат? Почему?

Кто-то грубо ткнул его пальцем под ребра. Сминая людей плечами, Парук все-таки обернулся.

Совершенно белые из-за вспышек молний лица уставились на него. Ближе всех стоял мужчина с черными усами. Он-то и надвинулся на Парука, нахмурив брови:

– Это мое место! – он ткнул Парука в грудь пальцем. – Ты его занял!

Парук совершенно не понимал, о каких местах идет речь. Его сюда втолкнули насильно, неужели никто не видел?

– Отстань, Привратник, – снова прозвучал сдавленный голос снизу. – Шовчик придет, его первым заберут. Плохо разве? Снова у двери встанешь.

Парук повертел головой, но никого не увидел.

– Ниже, – объяснил голос.

Парук опустил глаза. На него глядел темноволосый мужчина с ярко-рыжими усами. Ростом он был где-то по локоть Паруку. Одной щекой он вжимался в прутья решетки.

– А кто такой Шовчик, коротыш? – спросил Парук.

Ему казалось важным прояснить сейчас именно это. Грозный Привратник не пугал его также сильно, как это, что-то неведомое.

– Уже не важно, – безмятежно ответил коротыш.

– Почему?

– Идет! Шовчик идет, – встревожились бледные лица вокруг.

– Поворачивайся! – крикнул рыжий коротыш. – Лицом к прутьям!

– Что?…

– Быстрее! – гаркнул Привратник. – Ты новенький, не привык еще!

В этот раз люди умудрились схлынуть назад, позволив ему снова обернуться и уткнуться лбом в прутья клетки. Кто-то тихо заплакал.

– К чему я еще не привык? – бросил через плечо Парук.

Привратник что-то промычал. Он натянул на лицо край мокрой рубахи, и Парук не разобрал слов.

А потом пришел запах и все вопросы отпали. Это была вонь такой силы, что Парук согнулся пополам.

Коротыш, ставший одного с ним роста, похлопал его по плечу.

– Постарайся, чтобы тебя рвало за решетку, усёк?

Удушливый запах накрыл клетку. Рыдания сменились характерными звуками – кто-то еще не выдержал вони. Теперь понятно, почему его оставили возле прутьев.

– Шовчик идет… – шептали за его спиной, всхлипывая.

Земля содрогнулась, клетка задребезжала. Потом тишина, и еще один тяжелый шаг грузной глыбы, которая надвигалась на них из-за стены дождя, сотряс землю.

– Нас… убьют? – прошептал едва слышно Парук.

По примеру Привратника он натянул до самых глаз край мокрой рубахи, дышать стало немного легче.

– Лучше бы убили, – глухо отозвался Привратник.

– Им не нужны наши жизни, – прошамкал вдавленный в прутья коротыш. – Только наша кровь.

Кто-то заревел совсем рядом, заглушая грохот грома. Вспыхнули по обе стороны от клетки желтые пятна факелов. К клетке стала приближаться нежить. Совсем еще дети, встретившие смерть в юном возрасте. На всех были плотные плащи с широким капюшоном. Свет выхватил и другие клетки по обе стороны от той, в которой заперли Парука.

– Ученики алхимика, – объяснил усатый коротышка. – Пришли за новыми жертвами.

– А потом? После всего люди возвращаются?

– Их возвращают, – мрачно ответил Привратник позади. – Если повезет, то ты очухаешься в клетке уже после того, как из тебя выцедят кровь.

– Всю кровь? – уточнил Парук.

– Ага, ты будешь висеть на крюке у них в шатре, а они будут дырявить тебе пятки, и с тебя будет капать, как с сосульки по весне. Нежити не важно, помрешь ты прямо там или в клетке после.

– Сколько их в шатре во время этого?

Коротыш присвистнул.

– Молодой и горячий, – сказал он. – Значит, проживешь недолго.

Привратник кивнул, соглашаясь:

– Ага, глупая идейка.

– Ну и сидите здесь! – огрызнулся Парук. – А я не останусь! Эй! ЭЙ! – закричал он, привлекая внимание учеников алхимика.

Мальчики обернули к нему свои ничего не выражающие застывшие лица, обтянутые сухой желтой кожей. Один махнул рукой, два других направились к ним от других клеток.

– Вот гаденыш, – прошипел Привратник.

Люди стали кричать громче, а Привратник, грубо работая локтями, стал пробиваться сквозь толпу к задней стенке клетки. Отстаивать свое место у входа он уже не собирался.

Факелы не приблизились к клетке. Они оставались под навесом, натянутым на четырех вкопанных в землю палках. Оттуда донесся первый душераздирающий крик. Зрение Парука не позволяло разглядеть четких деталей.

Нежить уже орудовала ключом в замке.

Темная застывшая гора ожила и двинулась, громыхая цепями, к ним. Парук услышал шумное хриплое дыхание, а потом тьма расступилась, и Шовчик предстал перед ним во всей своей «красе».

Мокрая рубаха не спасла от миазмов, которые источал Шовчик. Впервые Парук подумал, что, возможно, это была не такая уж хорошая идея, тошнота могла сильно помешать ему. Но деваться было уже некуда.

Ученики распахнули дверцу клетки. Они не опасались побегов. Люди вжались в противоположные стенки. Но чья-то рука толкнула Парука в спину и он полетел вперед, на порог.

Тогда же Шовчик протянул к нему свою синюшную трехпалую лапу, грубо сшитую воедино черными швами. Два пальца обхватили Парука и подняли в воздух. Ладонь была склизкой и холодной, некоторые швы расходились, сквозь них проглядывало темное мясо.

Парук увидел перекошенное лицо без носа, только с дырками, как у змеи, и с одним глазом на голове, формой напоминавшей стухшее яйцо. Воняло от него так же. Под глазом зияла рана, и Парук не сразу понял, что это рот монстра. Зубов не было. В плечи и руки были впаяна шипованная броня, по которой сейчас барабанили капли дождя.

Шовчик нагнулся во второй раз. Снизу послышался истошный крик, но сверху, где болтался в первой руке Шовчика Парук, он казался писком. Рядом с ним поравнялась еще одна жертва. Из бледного кулака торчала темная голова с рыжими усами и материлась.

Парук задыхался из-за нехватки воздуха. Ему казалось, он потеряет сознание прямо сейчас, не дожидаясь того, когда нежить пустит ему кровь.

С двумя руками Шовчика поравнялась третья, а следом и четвертая рука. И только тогда он двинулся, шлепая по грязи, в сторону палатки с факелами. Внизу заскрипели несмазанные петли, и это было последнее, что услышал Парук.

Зловонная тьма поглотила его.

* * *

Острая боль прошила его насквозь, словно кто-то развел костер прямо под его пятками и медленно их поджаривал.

Он закричал во всю мощь своих легких, но получился лишь невразумительный сдавленный хрип.

Голова кружилась, никакой опоры под ногами не было. Лучше бы у него и ног не было, мелькнула мысль. Он дергался, извивался, стараясь затушить охватившее его нижние конечности пламя, скинуть вещи, которые могли гореть. Но слышал только скрип ржавого металла, а боль не уходила.

Пока кто-то не произнес рядом с ним:

– Что с ним?

Если бы смерть могла разговаривать, у нее был бы именно такой голос.

Парук разлепил глаза, из-за яркого изумрудного сияния, затопившего всё кругом, глаза слезились, но Парук усилием воли все же держал их открытыми, жадно всматриваясь в ту, что стояла неподалеку и как бы снизу от него.

Высокая, неподвижная фигура в плаще, цвета пожухлых фиалковых лепестков. Лицо скрыто широким капюшоном, из-под которого струятся длинные белые локоны, даже белее самого чистого лунного света.

– Предсмертные судороги, – поспешно ответил другой голос, прозвучавший как скрип несмазанной калитки.

– Предсмертные? – ее голосом можно было резать камни.

– Бестолочь! – заскрежетал третий голос.

Послышался глухой щелчок, словно кто-то проверял на спелость спелую и полую внутри тыкву.

Парук впился взглядом в третью черную фигуру, которая отпихнула в сторону того, чей голос напоминал скрип, и поравнялась с той, что была смертью во плоти. Его черную одежду пересекала яркая красная полоса.

– Он всего лишь ученик, ваше величество.

От звучания этого голоса Парук задрожал мелкой дрожью.

Поднятые над головой связанные руки с каждым мигом каменели все сильнее. От кончиков пальцев и до локтей расползался холод. Бесчувствие распространялось по телу, от плеч до живота, как волна яда. Совсем скоро он перестанет чувствовать собственное тело.

– До тех пор, пока в Даероне остается хотя бы один живой солдат, ты будешь продолжать свою работу, – сказала женщина.

– Слушаюсь, ваше величество.

«Отец, я все-таки встретился с ней… – подумал Парук. – Отец, я все-таки встретился… Но я подвел тебя, подвел братьев…».

Гул в ушах заглушил большую часть слов. Королева мертвых прошлась вдоль стен, источавших зеленое сияние. Зрение снова подвело его.

– Сколько у нас снарядов? – спросила она.

– Хватит для того, чтобы дойти до залива, – ответил мертвец.

– Ты многого добился за эти годы, Ка’аз-Рат.

– Я служу Даерону.

Парука била дрожь; зазвенели цепи, на которых был подвешен к крюку Парук. Королева резко обернулась. Капюшон скользнул с головы, серебристые волосы рассыпались по плечам.

Парук еще не встречал такой завораживающей, пугающей красоты – он ожидал увидеть разлагающийся труп с отваливающейся, возможно, челюстью, с лохмотьями кожи, как у советника или кем он приходился ей. Она умерла тридцать лет назад… А выглядела фарфоровой куклой – из-за тонких черт лица, худобы и неестественно бледной кожи, которую только подчеркивал темный плащ и яркие кроваво-рубиновые глаза. Словно мертвая принцесса из хрустального гроба, которая, не дождавшись принца, сама отбросила крышку и пошла прочь по хрустальным осколкам.

Ка'аз-Рат, как ревнивец, проследил за взглядом королевы. Парук затряс головой, надеясь, что отросшая борода, грязь и истощение спасут его от чрезмерного внимания мертвеца.

– Отвяжите этого несчастного, – сказала королева, указав на Парука затянутой в черную перчатку рукой, – с него явно достаточно. Не хочу, чтобы он умер у меня на глазах.

Ка’аз-Рат махнул ученикам, вглядываясь как-то уж чересчур внимательно в Парука. Но королева уже обернулась к мертвецу, накинув на голову капюшон.

Ученики взобрались на помост и стали развязывать узлы на кистях рук. Внизу другой ученик поспешно отодвигал стеклянную, полную крови емкость.

– Выдвигаемся, – приказала королева.

– Слушаюсь, моя госпожа, – проскрежетал Кааз-Рат.

Парук рухнул на землю, как куль с мукой. Сил подняться не было, голова невообразимо кружилась. Если сейчас он ничего не предпримет, то вернется обратно в клетку, чтобы кровопускания продолжились в скором времени.

Мертвый ученик бегло обработал его раны, толкнул к Паруку снятые с него сапоги. Он потянулся к ним, но к пальцам еще не вернулась чувствительность, обе руки, словно два обрубка, были совершенно бесполезны в борьбе с сапогами. Он слышал звон цепей, рядом отвязывали и опускали других.

Ка’аз-Рат скользнул взглядом по людям, и Парук пригнулся к самым сапогам, позволив отросшим грязным паклям закрыть его лицо. Ученики отвязали следующего, и Парук увидел рядом с собой того самого низкорослого мужчину с рыжими усами. Он был бледен и тихо шевелил губами, шепча себе в усы молитву.

Сражаясь с сапогами, Парук оглядел помещение, в которой они находились. Каменные стены не источали сияния, как ему показалось вначале. Вдоль них, от пола до самого потолка, тянулись полки, заставленные стеклянными пузатыми колбами, наполненными той самой зеленой жидкостью.

Снаряды.

Вероятно, это не все запасы Даерона. Есть еще, если их хватит, чтобы дойти до залива. А для чего нежити кровь живых?

– Шевелись! – ткнул его носком сапога Ка'аз-Рат.

Парук не поднял головы, только кивнул. Грубые лоскуты, которыми ученики обмотали его израненные пятки, уже набухли из-за крови.

– Отведите этих и приведите следующих, – хрипло приказывал мертвец, – нам понадобится много крови, – с этими словами он вышел.