…Но Буря Придёт

– Хватит ляпать при всех языками. В чертог её, суку – пусть там под надзором остынет. Пока ждём, когда Геррке появится.

– К вечеру или назавтра должно быть прибудет, как выйдет пройти по Помежьям ему мимо твердей у Фрекиров, – молвил Талух из Нидд, – и уродов тех, Западных Ниалл, кругом обойти.

– Под замо́к её, и прежних слуг не пускать, кто по укрепи шляется вольно, – отдал приказ фейнаг Сенхан, – с нею этого, чтобы следил трижды зорче. Ты понял, умёта кусок из болота? Дашь сбежать ей,или отправить гонца– своею рукой с тебя шкуру сниму как с овцы, обещаю.

Перепуганный стражник – весь бледный как мытая ливнями, солнцем палёная кость – торопливо кивнул, осторожно, но твёрдо сжимая руку тени арвеннида, и потащил за собой в окружении мечников Кахера вниз по ступеням стены в разорённый чертог их стерквегга.

– Пленных их всех не кормить, – повелел глава Мабон своим двум помощникам, – так спокойнее будут, и сил поубавится что-то вдруг выкинуть выблюдкам!

Назавтра дочь Кадаугана вновь привели вместе с ночь сторожившим её земляком из клетушки срединного хугтанда прямо в просторный чертог главы воинства тверди, где шёл торопливый военный совет всех вождей взбунтовавшихся кийнов союзных уделов. Усадив её между людьми дома Мабон на лавку, Дигим встал рядом, в волнении глядя вокруг и ловя те обрывки речей.

– Хватит башкой точно филин мотать, пока та на плечах ещё держится, дурень, – вполголоса рявкнул тому фейнаг Сенхан, – даже не думай чего тут выглядывать. Ты живой, пока дуру ту верно как пёс охраняешь. Стой где встал.

Задышавший в волнении стражник встал ровно, взяв Этайн рукой за плечо, облизал языком пересохшие губы и резко сглотнул.

– Обоз приготовлен, почтенный. Казну здесь уже собирают. Люди готовы идти, кони все под седлом и запряжены, – доложил их вождю все дела говорливый помощник.

– Куан явились, как было условлено?

– Нет пока. Ожидаем их, выслали в лес к перевалу лазутчиков. Люди видели ночью дозоры под стягами Куан, есливдруг не попутали в темени.

В чертог сквозь копейную стражу у двериворвался гонец, топоча по камням подошвами.

– Почтенный! У стен появились две тысячи, конные с пешими!

– Наконец-то и Геррке дополз… – одобрительно буркнул глава дома Мабон, хлебая вино из поданного мечником кубка, – а мало чего так привёл своих данников?

– Вот уж нет… Тут не Геррке явился… – нахмурился вестник, – чёрно-красные стяги, не чёрно-зелёные Куан. Уже окружают Трёхпутье.

– Донег явились? Откуда? – пожал Дайдрэ из Туайлл плечами, – они же на юге!

– Да не Донег, а хуже волчара… – нахмурился фейнаг из Нидд, торопливо взглянув в растворённый проём оконицы, и резко метнулся глазами к замершей в волнении Этайн, – чёрно-красный на белом. Сердце из Камня пожаловал. За племяшкой явился наверное…

– Всего лишь две тысячи? Что же он хочет? – насмешливо хмыкнул глава дома Сенхан.

– Не знаю, почтенный – гонцов он не выслал, лишь взял все подходы в кольцо, точно жаждет осады и приступа. Но стан не разбил пока этот волчара.

– С таким войском на пару плевков против нас? – хмыкнул Талух из Нидд, – он и подступы все окружить тут не в силах…

– Его две на четыре потянут… – с сомнением буркнул старейший средь них глава Туайлл, – я-тознаю, в бою каковы эти Шщаром кусну́тые.

Кахер метнул взгляд на Этайн, сидевшую рядом поодаль на стуле, чью руку всё так же держал за плечо прежний стражник из Конналов.

– За неё торговаться не думает? Знает ведь, что сестры его дочка у нас.

– Нет гонцов от него – и от нас тех не принял пока что Клох-скайтэ, – ответил негромко гонец, пожав плечи в незнании, – чего хочет и ждёт – неизвестно.

– Что же, гэйлэ, дом Кинир не ценит так кровь свою? – хмыкнул с усмешкою Кахер, взирая на Этайн, – ведь знаю, что ты ему будешь за дочь, раз родную он не пожалел, сам отдал сукой в дом Скъервиров.

– Я из Конналов дома, почтенный… – негромко ответила фейнагу Этайн, с тревогой взирая в оконце на краешек неба и леса, видневшийся ей с того места, пытаясь увидеть там что-то хоть.

– Тем хуже, – презрительно сморщился Кахер, – что не дядя, а собственный кровный отец позабыл, для кого умерла ты вот так же… А вот я своего сына помню вам с Тийре, сама ты свидетель.

Этайн молчала, в волнении слушая их пересуды с приказами часто сновавшим помощникам фейнагов– и бессильна была что предпринять в ответ. Её дядя был тут, у Трёхпутья, неким чудом явившись здесь в это вот время… увы, слишком поздно – и силы его не равны перед войском мятежников. И сумеет ли он, и захочет ли так рисковать, нападая на столь закалённого недруга, каким был Кахер Хищник, гася их восстание с хитрым измысленным планом союза с дейвонами, когда воинство Тийре расколото надвое из-за вторжения брузгов на севере, а сам арвеннид где-то на западе – и возможно уже окружён людьми Даклойха с силами Скъервиров? Ведь однажды он выбрал меж дочерью, взятой в плен недругом и присягой владетелю Эйрэ второе, позабыв свою кровь, затворив за ней двери во мглу, в бездну Эйле, с корнями сквозь боль и страдания вырвав из сердца и память о ней… Так быть может теперь ещё меньше причин у того, всеми званого Сердцем из Камня, избрать в выпавшем выборе путь не такой же как некогда?

К фейнагу Сенхан, склонившись, внезапно явился посланец – уж который за утро.

– Почтенный – гонец от Клох-скайтэ!

– Веди его к нам. Кто сюда заявился, сам сын может быть?

– Нет – из наших то пленник, вчера был там схвачен за речкой.

– Мать его, Ллугайда – чтобы её драли скайт-ши там в Эйле всем родом по кругу!!! – озлословил глава дома Нидд, – и чего он желает?

– Вот ты и прочти нам, достойный, – фейнаг Сенхан подал в руки Талуха свёрток, теперь принесённый гонцом, как-то странно принюхавшись к скрутке из ткани, на коей сидели две мухи – согнав их ладонью.

Гневный раскрыл толстый валик из грубой мешочной дерюги, и под ноги ему что-то выпало вместе с труби́цей послания. Осторожно подняв вещь с доски половицы, он развернул ту, увитую в скрутку. Зрившая то дочерь Кадаугана вздрогнула, и к горлу как ком подступила кислятина рвоты. Фейнаг Нидд, хмурясь, всем показал человечье лицо, чью-то сдёртую с черепа кожу с кусками волос надо лбом, за какие держал эту жуткую вещь.

– Видишь, гэйлэ – твой дядя, кочевников штуку с востока сюда перенёс; мэ́ндчилгэ-ну́ур – «лик приветствия» значит она… – покривился с ухмылкою Кахер, и обернулся к товарищам.

– Ну и кто это? Чью это морду он срезал?

– Это же Нидд, Риангабара сын из Закатных Туатал, помощник мой… – фейнаг из Мабон узнал мертвеца, – это значит – и тех, кто был с ним, он уже покрошил, кривомордый выблю́док…

– Поимел нас твой дядя, красавица, – фыркнул Кахер, играя ногтями десницы по черену клайомха, – но посмотрим, в итоге кто будет лежать наверху, а кто снизу… А в послании что? Читай, Талух.

Фейнаг Нидд развернул трубку свитка, бросив лик мертвеца себе под ноги. Лицо его стало багровым как во́ронья ягода.

– Пишет эта скотина, что Геррке должно быть умнее нас был, раз не встретил его он на нашем пути из союзных уделов. Предлагает нам сдаться без всяких условий, на суд и пощаду владетеля каясь надеяться – а иначе и каждый из нас себя вскоре увидеть без зеркала сможет, как этот посланник.

– А где Геррке? Как скоро тот явится? – спросил растревоженный зримым владетель из Туайлл.

– Собачий умёт этот Геррке!!! – вспылил Талух Гневный, – понятно – как действовать время пришло, пустил жидким струю, подле выщенка Дэйгрэ остался, подошвы лизать тому тихо!

– Проглотил точно баба… Забыл он, что сына его ни за что тот убил, потаскухино семя волчиное, – со злобой добавил глава дома Мабон.

– Дрянь дела. Уходить надо к югу, где больхи… – скривился Нидд Тощий из Западных Тиарн, – быть может удастся нанять там ещё пару тысяч их копий, и позже…

– Ну уж нет… – фейнаг Сенхан сжал зубы, мотнув головой, – что тот Ллугайд – две тысячи, смех… Там на западе Гвенбранн, с ним воинство Скъервиров. В спину вдарим щенку, как не ждёт он того от нас нынче! Довольно людей для того, чтобы смять его разом!

– Почтенный! Он здесь! – с громким криком ворвался в покой вестоносец, вказуя рукой в бок окна, выходящего к западу.

– Кто? – переспросил того фейнаг из Нидд, – старый Ллугайд о чём толковать к нам припёрся?

– Нет – сам арвеннид… За холмами уже его стяги виднеются, – торопливо и глухо промолвил гонец, опустив глаза в пол.

– Как?! Откуда?! Он сам ведь на западе, в Огненный Столп устремился!

– Может лазутчики, что позади своих следуют? – подал голос глава дома Западных Тиарн.

– Нет – всё войско его возвращается, все восемь тысяч копейных и конница брод переходят в долине. Полвосьмины – и будут все тут.

– Видно от этой вот суки гонца мы вчера упустили, как брали Трёхпутье… – угрюмо вздохнул фейнаг Ту́айлл.

– Нет, – сказал как отрезал глава дома Сенхан, – ни один из гонцов не сумеет домчаться к Эльдстодингейрду за день, а тем более пешее воинство скоро так трижды не сможет назад возвратиться. Кто-то его упредить успел загодя, ещё шёл как тот в Огненный Столп…

– Ллугайд, сын псины проклятый… – скривился владетель из Нидд, багровея с лица точно вареный в кипене рак, – он и время тянул оттого, нас на целый день хода в Трёхпутье вчера задержав! Дожидался тут этого волка…

– Дрянь дела.

Взоры фейнагов молча сошлись на владетеле Сенхан.

– К югу, к больхам. Казну всю возьмите из тверди. Пленных их перебить, – сжав зубы сказал Кахер Крэхдэйр – и взгляд его резко метнулся в бок дрогнувшей дочери Кадаугана, – но сначала подарок оставим владетелю нашему…

– Ты!!! – клинок главы Сенхан взметнулся к лицу земляка, что держал Этайн за руку, – ты её и прирежешь своими руками, в святилище! А иначе…

– Опомнись… Ведь то святотатство – перед ликами их убить женщину! – пробормотал старый фейнаг из Ту́айлл, седой Дайдрэ Трижды Успевший, не ожидавший такого, – да к тому же а вдруг она…

– Хватит плакаться, точно ты баба! Дурак… Кто со мной?! – рявкнув на стихшего Дайдрэ Кахер Хищник окинул глазами товарищей, – пусть Трое порадую милостью Братоубийцу, пожри его Эйле! Из-за неё, сучки, всё это началось – вот пускай и ответит!

Он опять обернулся к державшему Этайн её земляку.

– Живо тащи её к дому Горящего – а не то я тебя самого как собаку!!! – клинок Кахера резко вонзился вказующе это уколом в живот того кончиком жала, без слов говоря об угрозе.

Страх охватил Этайн всю до остатка. Крик встал в горле. Ноги обмякли, когда охранявший её прежде стражник теперь поволок дочерь Кадаугана за руку вон из чертога на двор – к божьей роще у входа в святилище Вотина – извиняясь шепча что-то на ухо. Но рассудок уже не внимал, а в груди точно молот забухало сердце, отдавшись под ним тем невидимым эхом. Точно тени, за ними едва поспевая помчалась бегом и четвёрка закованных в сталь мужских статей владетелей Айтэ-крио́ханн, оставив там старого Дайдрэ из Ту́айлл и всех своих мечников стражи.

– Поднимайте все сотни! – отдал приказ Кахер оставшимся, окрикнув тех через плечо на бегу, – выходим немедля! Только дело одно сейчас спешно уладим с владетелем…

– Прости, гэйлэ… Так нужно… Лишь так… – прошептал ей на ухо опять торопившийся Дигим, тащивший дочь Кадаугана за руку, и толкая под локоть ей чем-то железным и стылым, – так нужно…

Двери в святилище с резким ударом ноги её стражника о древо досок со скрипом раскрылись, и в лежавшем тут сумраке Этайн узрила суровый, безжалостный взор праотца всех дейвонов – Горящего, Страшного, Останавливающего Взором Сердца́ – чьи глаза в полумраке сверкнули холодным мерцанием гнева и ярости, алчной жаждой багряного – и как гул от биения сердца раздалась тяжёлая поступь шагов настигавших их сзади владетеля Сенхан с тремя его спутниками, потревоживших сон Всеотца. И холодная сталь в длани стражника снова ужалила ей под руку своим острым касанием…

Войско арвеннида прибыло в твердь уже после, когда люди Ллугайда Каменной Тени вовсю наводили порядок, взяв в плен покорившихся и без повтора кидавших оружие, и без жалости режа тем глотки, кто пытался противиться фейнагу Кинир. Тот – седой, криволицый и страшный – стоял сняв броню у ворот в разорённый стерквегг, тяжело и безмолвно взирая куда-то сквозь древы священного леса.

– Откуда ты знал про измену, почтенный? Снова лазутчики весть принесли тебе с юга?

– Не нужно быть даже провидцем, владетель, чтобы увидеть, как крысы в норе заметались в тот самый момент, как ты войско своё разделил на две части, и сам ушёл бить набежавшего Даклойха – и тянули с отправкой подмоги так долго, хоть были готовы… – негромко промолвил Клох-скайтэ, всё так же тревожно взирая на рощу, застыв на том месте как будто влитой, не решаясь шагнуть туда.

– Где их фейнаги? Не убежали?

– Не знаю, владетель… Моих было мало людей, чтобы всё перекрыть, все проходы к Трёхпутью. Прочие сдались, кому обещал я пощаду.

– Пусть бегут, пёсьи морды. Без своих войск они как без зубов, раз загоны их сдались…

Тийре вспомнил о наиважнейшем, что привело его вновь в твердь Трёхпутья.

– Где Этайн?

Кривая щека у владетеля Кинир на миг резко дрогнула, но глаза как и были, остались сухими. Он с трудом, пусть и твёрдо, сказал:

– Арвеннид…

– Что с ней? – Тийре резко тряхнул старика за плечо, – с собой увезли её эти?

– Сын говорит… её…

– Что?

– Кахер вместе с другими… принёс её в жертву Троим – тут, в святилище… – произнёс запинаясь Клох-скайтэ, – так люди Сенхан толкуют.

Сердце стукнуло вдруг в невпопад, когда Тийре рванулся к раскрытым воротам святилища, замерев у их створ и опёршись рукою на дерево тяжкой резной притолоки, задышав во всю грудь – точно в бездну взирая во тьму, где сверкали как золото очи Горящего. На глаза ему страшною меткой попались следы уходящего внутрь точно нитка багряного, вязью капель по камню ведя в божий дом.

– Этайн!!! – закричал он во всю силу лёгких, содрогая святилище призрачным эхом. Но лежавшая в стенах чертога Горящего мгла была мёртво-безмолвной, безжизненной, тихой – и лишь ветер в слепящем сплетении нитей лучей колыхал божью рощу. Сердце у сына Медвежьей Рубахи стучало как молот о сталь наковальни, и ноги застыли, никак не решаясь войти.

Среди смерти подобного, в Эйле ведущего мрака, среди тишины точно скрип о колючую крошку точильного камня, заскрежетало железо – как серп, что тачают пред жатвой – как нож, что острят перед празднеством с жертвой своим жизнедавцам. Точно чьи-то шаги о безжизненный, стоптанный лик валунов умощённого пола раздались во тьме.

Тийре поднял глаза, и клинок в его длани взлетел, устремляясь сквозь сумрак к уже приближавшейся тени – столь страшной, что арвеннид вздрогнул – как будто узрил жуткий лик Смертоокого, властелина бездонного Эйле по тот край их мира.

«Гэйлэ, я знаю – добра ты, и прежде ещё никого… Но порою так нужно… самой, только так – и сейчас» – так звучал в её сердце взволнованный, страхом исполненный голос её охранявшего в этой дороге к теперь неминуемой смерти попутчика.

Под локоть ей впился холодный и твёрдый шип лезвия, ища впопыхах руку дочери Кадаугана.

«Гэйлэ – ты ведь без брони, просто женщина, баба – и крови боишься, я знаю… Но тебя они точно не ждут, эти звери» – шептал ей на ухо взволнованный голос её земляка из Озёрного края, – «Кахер опытный воин, опасный – я с ним с глазу на глаз не слажу. Но ты если сможешь – вот, видишь, что горло его незакрыто железом – ударь хорошенько под челюсть, где жилы… и сразу беги! А с теми тремя я управлюсь во мраке внезапно… наверное…»

Арвеннид сквозь полумрак разглядел вдруг бредущую точно из мглы чью-то тёмную тень, издававшую тот их пугающий скрежет о камни. Клинок его так и стоял, устремлённый в проём.

«Прости, гэйлэ… Так нужно… Лишь так…» – раздавался в ушах голос Дигима, торопливо тянувшего Этайн во тьму, в мрак святилища Вотина, когда четверо вражьих вождей поспевали за ними, отстав на какие-то десять шагов.

Тийре сквозь мрак рассмотрел свою Этайн, кто качаясь шла слепо вперёд, шаг за шагом идя в зев раскрытых створ двери, волоча за собой что-то долгое, скрежетавшее точно неточенный серп по точилу – и сжимая в левице какой-то предмет – как безмолвная страшная тень приближаясь к нему, глядя словно сквозь мужа. Вслед за ней из святилища, дланью цепляясь за стены и метя их алым следом отпечатков, нетвёрдо шагал её страж, зажимая второю ладонью живот под полосчаткой.

– Владетель… – шепнул он вполголоса, – поздно, прости…

– Лекаря!!! – крикнул сын Дэйгрэ помощнику Фиару, кто подбежал сюда только что, потрясённо взирая на зримое в ужасе, побелевший как репа.

Дочерь владетеля Конналов была как тень из бездн Эйле – безмолвная, страшная, вся от лица до подола одежды залитая кровью – с разбитым лицом и надорванным клоком волос на виске. В правой длани за нею волокся по полу тяжёлый двуручный шип клайомха, оставляя багровую нитку ответного следа из тьмы.

Пальцы левой сжимали кропившую алым из жил отсечённую голову фейнага Сенхан, Кахера Хищника. На лице его точно вонзённый печатью виднелся след страха и боли – боли жуткой, ужасной и долгой – когда длань, что доселе лишь знала железо лечебных снастей и спасала тем жизни, не умевшая до́лжно рубить, убивать, не один уже раз навзничь била по шее лежавшего с взрезанным горлом Крэхдэйра, тщетно желавшего тем удержать эту руку, хрипевшего рдевшею пеной из губ и не ждавшего это от женщины, слепо идущей на смерть на заклание – и не взиравшей на все те удары его закалённой, закрытой железом пальчатки руки.

– Владетель… они там… все четверо… – Дигим, весь залитый кровью из ран, указал дланью за спину, в растворённый зев врат в дом Горящего, – все уже…

– Этайн! – крикнул он ей, словно шедшей во тьме мимо Тийре, хватая ту за плечи, и прижимая к себе что есть силы. Женщина полуочнулась, с ним встретившись вглядом, в котором светилось отчаяние.

– Я проклятье твоё… – прошептала она ему громко, без сил оседая на залитый алым пол подле ворот, – там где я – только кровь…

– Тише, милая, тише… Что же ты говоришь тут такое? – Тийре обнял её ещё крепче, пытаясь унять. Обернувшись к стоявшему рядом помощнику он произнёс тому глухо:

– Фиар! Этих… клятвопреступников – выше десятника кто – всех на дубы, прямо тут, у святилища!

Этайн вдруг точно очнулась от сна, и вцепившись залитыми кровью ладонями в руку мужчины сказала тому, встретившись взглядом с глазами потомка Медвежьей Рубахи.

– Нет, прошу тебя… Хватит убийств на сегодня. И так эти смерти на мне лишь одной…

Она подняла свои липкие, алым залитые руки, взирая на них точно глядя сквозь те, в пустоту – и кивком указав на лежавшую голову фейнага Сенхан сказала:

– Вот – их жёлуди, главных предателей… Не казни тех, кто шёл подле них не по собственной воле. Пусть живут они…

– Тише, милая, всё хорошо… – арвеннид резко отпнул от себя сапогом в сумрак свода раскрытых ворот окровавленный шар головы, покатившейся вдаль по камням точно мяч, – успокойся, я тут. Как ты? Сейчас лекарь явится!

– Я проклятье твоё… – так же глухо, взирая как в пустоту прошептала дочь Кадаугана.

И теряя сознание рухнула в бездну беспамятства на руки Тийре.

Лишь вспышкой средь тьмы донеслось из глуби её памяти голосом вещей всевидящей Марвейн те несколько слов:

«Устремишься сама, презревая ухабы, не взирая на страх – далеко уведёт тебя эта тропа, много дальше чем первая. Только вот не сломи́шься ли, выдержишь ношу ту, Этайн?»