Национализм и моральная психология сообщества

59

На чем делает акцент Айелет Шахар в: Shachar. The Birthright Lottery, 7, 127.

60

См.: Herbst, State and Power in Africa, 239–246.

61

Habermas, «Citizenship and National Identity». [Хабермас Ю. Гражданство и национальная идентичность.] См. также: Habermas, The New Conservatism, 256–262, а также: «The European Nation-State». Благожелательное обсуждение и критику концепции конституционного патриотизма Хабермаса см. в: Booth, «Communities of Memory»; Markell, «Making Affect Safe for Democracy», а также: Mueller, Constitutional Patriotism. Маркелл утверждает, что, хотя аргументация Хабермаса в пользу конституционного патриотизма и пала во многом жертвой мифа гражданского национализма, ее «малая тема» (39) представляет собой продуктивную альтернативу, которая способствует политической солидарности, не делая ее предпосылками ни заданный набор принципов, ни закрытые национальные горизонты.

62

Хабермас не единственный современный теоретик, который дает Ренану неверное толкование, о котором говорилось в предыдущем параграфе. По его мысли, «Ренан только потому смог отклонить претензии Германской империи на Эльзас, ‹…› что „нацию“ он понимал как нацию граждан». Согласно Хабермасу, «знаменитое изречение Эрнеста Ренана “L’existence d’une nation est… un plebiscite de tous le jours” (Существование нации есть непрерывный плебисцит) уже находится в контексте, направленном против национализма». Habermas, «Citizenship and National Identity», 258–259. [Хабермас Ю. Гражданство и национальная идентичность. С. 214].

63

Habermas, «Citizenship and National Identity», 256. [Хабермас Ю. Гражданство и национальная идентичность, с. 211.]

64

Ibid., 264. [Там же, c. 222.] См. также: The New Conservatism, 233, где Хабермас говорит о связях «с нашими родителями, бабушками и дедушками через сеть семейных, местных, политических и интеллектуальных традиций ‹…› сделавших нас теми и такими, кто мы есть сегодня», как о том, благодаря чему можно настаивать на особых обязательствах немцев в отношении памятования геноцида и антисемитизма и сопротивления им.

65

Некоторые из защитников Хабермаса, такие как Анна Стилц (Stilz, Liberal Loyalty, 153–160) и Пэтчен Маркелл (Markell, «Making Affect Safe for Democracy», 38–39), говорят, что фактически Хабермас пытается переключить наше внимание с совместной политической наследственности на проводимую сейчас демократическую практику как источник тех принципов, которыми вдохновляется конституционный патриотизм. (См. также: Mueller, Constitutional Patriotism, 34ff.) Но даже если мы принимаем эту интерпретацию, у его концепции конституционного патриотизма остаются две значительные проблемы. Прежде всего, ничуть не ясно, порождает ли демократическая практика именно те совместные принципы и лояльность, к которым он апеллирует. Разность мнений – это центральный пункт демократической практики, что, возможно, объясняет, почему более подлинные демократии участия, такие как в Афинах, имеют тенденцию инспирировать более бурные формы разлада, нежели наши собственные. Во-вторых, даже если идеалы, которыми вдохновляется конституционный патриотизм, и порождаются совместными проектами в рамках демократической практики, это не отвечает на вопрос, почему в конечном итоге наша демократическая практика складывается именно с той, а не иной группой лиц и как наши предшествующие связи с этой группой отражаются на облике тех проектов, которые мы сообща реализуем.

66

Другими словами, существование чего-то наподобие национального сообщества является предпосылкой его аргументации. См.: Canovan, Nationhood and Political Theory, 87–88.

67

Как замечает Джефф Спиннер-Халев (Spinner-Halev, «Democracy, Solidarity, and Post-Nationalism», 14–15), есть противоречие между желанием Хабермаса вывести нас за пределы национальных сообществ, в основе которых совместные дополитические настроения, и его же настойчивыми требованиями, чтобы немцы не забывали о бремени преступлений своих предшественников.