Девки гулящие 3

Глава 1 На огороде

На горе, на горушке стоит колоколенка,

А с нее по полюшку лупит пулемет,

И лежит на полюшке сапогами к солнышку

С растакой-то матерью наш геройский взвод.

Мария на крыльцо вышла и вздохнула. Опять Ваня эту песню поет. Пел он её как у дверей «Парижа» Ахмедку убили. Напился тогда в дым и пел. Вроде и не близким другом ему татарин был, а переживал он тогда очень, вину за собой чувствовал…

Качает Ивана ветром, а могилу он всё равно копает. Умерла Прасковья. Ванька сам ещё от болезни своей не оправился, матерится, зубами скрипит, а копает. Винит себя братик, что заразу эту в дом принёс…

Почему в начале двадцатого века песня эта над заснеженной Хлыновкой слышна? Попаданцу она в его старом времени очень нравилась. Вот так. Почему не может, мягко скажем, не хорошему человеку хорошая песня нравится? Может. Вот он её сюда и принёс. Не на продажу, а только для личного употребления…

Мы землицу лапаем скуренными пальцами,

Пули, как воробушки, плещутся в пыли…

Митрия Горохова да сержанта Мохова

Эти вот воробушки взяли да нашли.

Полушубок братик скинул, жарко ему. Простынет опять по холоду-то. Много ли ему теперь надо. Только-только сам с постели встал, ходить едва начал… Вот, опять лопату в сторону, а сам за бутылку. Прямо из горлышка глонул, рукавом занюхал, стоит, прикуривает. Хоть бы оделся…

– Ванечка, полушубок накинь! – Мария Ваньке Воробьеву со ступенек прокричала.

Мужик повернулся. Глазами дикими на сестру посмотрел.

– В дом иди. Нечего тут над душой стоять. Ничего мне не будет, – как капли свинца слова на землю мерзлую упали.

Мария даже на ступеньку выше поднялась. Не в себе Ванька. Думает, что из-за него Прасковья померла. Пить бы хоть перестал. Опять плохо ему будет.

Ванька докурил. В снег окурок бросил. Обычно такое за ним не водилось. Снова лопату взял и долбить землю принялся. Параллельно якобы пел, скорее слова со злостью и горечью выдыхивал…

Тут старшой Крупенников говорит мне тоненько,

Чтоб я принял смертушку за честной народ,

Чтоб на колоколенке захлебнулся кровушкой

Рас такой – раз этакий этот сукин кот.

Померла Прасковья. Ванька и сестры Александра и Евдокия выкарабкались, Мария тут не в малой степени помогла. Вовремя она со своим военно-санитарным поездом в Вятку с ранеными и больными вернулась. Ухаживала за свалившимися родными сколько сил было. В повалку они лежали, воды подать было некому.

До Ахтырского кладбища не добраться – своя лошадка ещё до Ванькиной поездки в Англию на фронт мобилизована, нанять некого – все по домам от эпидемии спасаются, да и улицы города так занесло, что с Больше-Хлыновской не выберешься. К колодцу одна только тропиночка от домов и протоптана, да и та едва-едва видна – болеет народ, редко кто за водой идти сил набраться может…

Вот и копает Иван сейчас могилу в дальнем углу огорода. Поближе к речке и рощице на её берегу. Всё веселее будет Прасковье там лежать.

Я к своей винтовочке крепко штык прилаживал,

За сапог засовывал старенький наган.

«Славу» третьей степени да медаль отважную

С левой клал сторонушки глубоко в карман.

Снег разметал быстро. Потом ломом поработал. Хорошо, земля не глубоко промерзла, а то болезнь все силы как будто выкачала. Так обессилел, что воробей сейчас с ног свалит.

Самогонка только и спасает. Глонул немного и дальше копать. Вся уж спина мокрая давно стала, а копать надо. Больше некому. Сестры ещё еле ноги волочат, только Мария немного держится, но и она устала сильно. Говорит, что в прошлом месяце чем-то подобным переболела. Так понимать – имеется у неё к этой заразе сейчас иммунитет.

Для испанки вроде рановато. В старом мире она уж после революции где-то была. Может тут она раньше пришла? Мария то вон говорит, что на фронте, как она уезжала с ранеными, почти уж и не воевали, болело много солдатиков.

Когда Ванька в Архангельск вернулся, то никаких разговоров про эпидемию ещё не было. В Петрограде тоже, да и был то он там одну ночь, ни с кем и словом не перемолвился. В поезде одни только разговоры про убийство Распутина шли. Покашливали, правда, некоторые пассажиры, а затем всех и везде как накрыло.

Или скрывали болезнь, цензура работала и прочие предназначенные для этого службы? На самом то фронте, по словам Марии, про болезнь знали. Рассказывала она, что у немцев сначала это началось, замерли их окопы, а потом уж и наши заболели. Ещё разговор докторов в поезде она слышала, что и в других государствах болеют…

Не «испанка» теперь зараза эта будет, наверное, называться, а «немка». Так как с немецкой армии хворь пошла. Ну, или ещё как. Хрен редьки не слаще…

Мне чинарик подали, мне сухарик бросили,

Сам старшой Крупенников фляжку опростал.

Я её испробовал, вспомнил маму родную

Да по полю ровному быстро побежал.

Ветерок то прохватывает. Ну, примем ещё для сугреву…

Ванька снова отпил из бутылки. Немного там уже осталось. Допить да докапывать. Гроба тоже нет. Так уж Прасковью завернем, пусть на нас не обижается – сделали, что смогли…

Глава 2 Про грипп

Все мы живем в мире вирусов. До нас они были и после тоже будут.

Пока человек не появился – животных они в своих интересах использовали, а затем уж и за нас принялись.

Может и динозавров они с белого света сжили? Тоже не плохая версия. По крайней мере, до настоящего времени полностью не опровергнутая…

Птиц всяких-разных, летучих мышей, свиней вирусы гриппа и сейчас стороной не обходят. В организмы лошадок внедряются. В 1732 году в Англии так лошади гриппом болели, что по два-три ведра в день гнойного отделяемого из своих легких наружу выкашливали. В Америке с 1871 по 1872 год гриппом переболели девять из каждых десяти лошадей, а опять же в той Британии в пандемию гриппа 1889 – 1890 годов из-за этой хвори у лошадей весь гужевой транспорт в стране не работал. Во как было.

Первое описание гриппа у человека приписывают Гиппократу. Он де просветил нас насчет «перинфского кашля». Когда голова болит, мышцы ломит, обильный пот, высокая температура, ну и кашель – само-собой. Только Гиппократ – это один из красивых мифов древней Эллады и его сборник – совокупность работ ряда авторов из разных стран и времен. Сборник имени Гиппократа – так правильно название его переводится, а кто уж про грипп написал – это история умалчивает.

Тит Ливий, Диодор – кто только про эту болезнь не писал. В средневековых медицинских трактатах, как только эту болезнь не называли – и «итальянская лихорадка», и «крестьянская лихорадка» …

В начале пятнадцатого века гриппом переболела почти вся Европа, в одном Париже хворали более ста тысяч человек.

В 1580 году даже проследили путь распространения инфекции – появилась она в Азии, затем через Константинополь перебралась в Европу, а оттуда уже и в Новый Свет.

В 1743 году болезнь стали называть «инфлюэнца», то есть заболевание из-за внешнего влияния. Почти тогда же её обозначили и как «грипп».

Свирепствовала пандемия гриппа и в восемнадцатом столетии. Началась она в Китае, а затем через Тобольск и Астрахань перекинулась на Поволжье, захватила Москву, Санкт-Петербург, Европу… В России болезнь называли китайской, а европейцы – русской.

В самом конце девятнадцатого века пандемия этого же заболевания исходной точкой имела Бухару, затем запылала вся Россия, Париж, Лиссабон, Нью-Йорк… В феврале 1890 года уже болели Индия, Китай, Япония и Австралия.

В мире попаданца вирус «испанки» циркулировал с начала двадцатого века, а сама самая смертоносная эпидемия в истории человечества началась в 1918 году. Сколько народу померло – точно не подсчитано. Кто пишет, что двадцать, кто – сорок-пятьдесят, а кто и даже сто миллионов человек.

Мировая война нанесла огромный ущерб медицинским, санитарным и противоэпидемическим службам многих стран. Ну, там, где они были, а кое-где в то время в этом отношении, и конь не валялся.

Миллионы людей были спрессованы на фронтах, по военным коммуникациям по всему миру передвигались пополнения и раненые, болезнь разносилась по всему свету пароходами и поездами.

Воюющие страны скрывали свои проблемы, в то же время в мае 1918 года в нейтральной Испании болело уже почти сорок процентов населения. В том числе и король. Она и объявила о пандемии – отсюда и «испанка». Закрылись испанские школы, общественные собрания были запрещены, без масок в общественный транспорт не пускали…

В этот самый момент, а мир об этом не знал, во фронтовых госпиталях воюющих стран солдаты с симптомами данного заболевания лежали уже пачками, в окопах было не лучше.

Локальные вспышки гриппа были уже в 1917 году, но весь мир заболел в следующем.

В новом месте обитания попаданца всё началось раньше. Почему? Кто знает. Может он не в совсем прошлое своего мира попал, душу то его туда-сюда долго мотало, никуда она не могла пристроиться. Взяла, к примеру, и проскользнула она в Ваньку Воробьева из параллельной реальности. Все там как у нас, но с некоторыми отличиями. Попаданцу в Ваньке они не заметны, да и откуда он знает, как на самом деле в мире почти сто лет назад было. Может до шестнадцатого года всё и одинаково шло, а тут – раз и поворот наметился…

Все события в Ванькином времени теперь по-другому происходить будут. Мировая война может раньше закончиться. Какие уж теперь сражения, если армии болеют, солдаты в бреду мечутся, и генералы без памяти лежат. Какие уж тут революции в Российской империи – до колодца бы за водичкой сходить… Какую уж тут власть свергать или захватывать – живым бы остаться, фельдшеру свой организм для лечения передать…

Первая волна ударила по воюющим странам – доскрывали болезнь, доцензурировались, а потом и дальше покатилась.

Ваньке Воробьеву бы сейчас радоваться – переболел сам и сестры его тоже до мутации вируса, заработал иммунитет на какое-то время. Не знает он просто, что скоро такая каша заварится, что попробуй расхлебай…

Прасковью жалко – не вредная была баба. Тут уж сказать нечего, но чуть позже эта одна-единственная смерть в семье Ваньке и сестрам уже чем-то катастрофическим не покажется… Наступают совсем иные времена. Пандемия уже прошла свои первые шаги, а скоро всё понесётся, ураганом завертится…

Глава 3 Карл, Отто и вирус

– Добрый вечер, Карл! – Отто широко улыбнулся и бутылку шнапса продемонстрировал. Не с пустыми руками к другу явился. Скоро тому на фронт, вот и отметят они это. Лучше бы что-то другое, но так уж теперь жизнь идёт…

– Заходи, Отто! – Карл земляку рад. Знает, хитрец, к кому в гости приходить. У Карла всегда что-то перекусить найдется. Он – повар в славном 16-м Баварском резервном пехотном полку.

Шинельку на гвоздик, бутылку на стол. Карл тоже кое-чего из своих запасов рядом с ней выложил. Посидят сейчас камрады, дом вспомнят, Марту и Грету, а может кого ещё. Тут уж как пойдет.

В кружки забулькало. По чуть-чуть. Много то нечего – надо удовольствие растянуть. Отто что-то после первой закашлялся – не в то горло пошло… О, сразу лучше стало, а то что-то сегодня с утра старые косточки поламывало, мышцы побаливали, в горле першило…

За разговорами прикончили емкость. Жаль, что второй нет. У Карла консервы то ещё нашлись бы. Подумаешь – меньше пойдет утром в котел, никто бы и не заметил. Банкой больше, банкой меньше… Однако, пустую банку пока выбрасывать не стал – завтра нужна она будет для отчета…

Что-то с утра у Карла голова побаливала. Вроде и не с чего – только одна бутылка на двоих баварцев и была вчера. Воробьишки и те из лужи больше пьют. Кашу сварил, вчерашнюю банку рядом с открытыми сегодня не забыл разместить – полный порядок в хозяйстве у повара.

Когда завтраком роту кормил, прикашливал. Вот зараза какая-то привязалась…

Обед баварцам уже Вилли варил. Карл еле до медицинского пункта доковылял – совсем не хорошо ему стало. Кашлял он теперь уже не переставая, всё тело ломило, слабость такая ощущалась, что лёг бы и лежал. Санитар, когда Карл термометр ему возвратил, не говоря ни слова врача звать убежал. Тот пациента осмотрел и отправил его в изолятор…

Поздно, батенька, поздно…

К вечеру в госпитале уже было больше ста больных военнослужащих. Их жалобы не отличались разнообразием, картина при обследовании тоже была идентична той, что военврач наблюдал в обед у повара.

Командир полка рвал и метал – начальство его по голове за такое не погладит. Сердиться ему долго не пришлось – сам почувствовал себя не важно. Вызванный начальник госпиталя безальтернативно огласил необходимость госпитализации, но не к себе. В медицинском заведении полка мест не было, бравые баварцы даже на носилках в проходах между кроватями уже лежали…

Лечить их тоже скоро станет некому. Вирусы, они не смотрят, медицинский ты работник или пулеметчик, им жить то где-то надо, кто на их пути встретится в того они и заселятся.

Ночью несколько солдат умерло, почти половина находились в тяжелом состоянии. К утру стало только хуже. Число смертей росло, не осталось на ногах ни одного санитара и врача. Начальник госпиталя оглушающе кашлял в телефонную трубку и молил о помощи.

Помощь последовала, но скоро, и она перешла в разряд болеющих.

Ад длился неделю. Иной раз в наступлении таких безвозвратных потерь в каком-нибудь другом полку не было, как сейчас в 16-м Баварском. Умер командир полка, половина офицеров, почти треть рядового состава. Тех, кто белую повязку с красным крестом на рукаве мундира носил – их почти совсем не осталось.

Ещё через неделю выздоравливающих, некоторые ещё и подкашливали, распределили кого-куда. Кто-то и на фронт направился. Подумаешь, не до конца силы свои восстановил – солдат в окопах не хватает, а боец должен стойко переносить все тяготы воинской службы. Так во всех армиях мира ведётся. Военная служба, она стальных людей из штатского мусора выковывает, надо только зубы сжать и терпеть.

Повар Карл, кстати, выздоровел. Потом уже, через месяц его убили. В окопах противника тогда ещё стрелки оставались. Это немного позже они опустели.

В казармах и траншеях вирус очень быстро мутировал, с каждым днем становился всё злее и смертельнее.

Для вируса гриппа и заразившаяся летучая мышь, и инфицированный стрелок-баварец – хозяева. В их клетках протекает его жизненный цикл. Обычно вирус своего носителя не стремиться убить – самому то ему жить где? Пусть тот не до смерти поболеет, а ещё лучше на ногах болезнь перенесёт и ходит всех окружающих заражает. От этого вирусу праздник сплошной и удовольствие. Вирусу то надо от одного хозяина на другого перепрыгивать, иначе смерть ему и полное исчезновение. Тут то у него сейчас потенциальных новых хозяев пруд пруди. Поэтому и тактика другая – надо народа побольше заразить, захватить побыстрее новые территории, поэтому злее надо стать, а то что мрут от этого многие хозяева – да тьфу на них, они уже отработанный материал, шлак… Максимальная скорость размножения и заразность – вот сейчас что вирусу гриппа требуется.

Глава 4 Про дрова и конкурентов

О-хо-хонюшки… Ночью какие-то козлы почти три метра забора со стороны Хлыновки разобрали и в неизвестном направлении унесли. Перед утром снежок хорошо валил – заровняло почти все следы. Холодно кому-то похоже стало в нетопленной избе, вот и решили погреться. Почему за счёт забора Ваньки Воробьева? Особенный он какой? Да нет, вроде и у других на Больше-Хлыновской точно такие…

Ванька затылок почесал – так лучше ему думается, но ничего путного в голову не пришло. Капканы разве в снег у штакетника закопать? Так нет капканов. Походил, поплевался, так ничего и не надумал.

Сходил, поленницу проверил. Вроде не убыло дров – не добрались до неё жулики. Воробьевы-то запас топлива пока имели, заранее к зиме готовились, а многие, как проблемы с подвозом в город дров начались, так без всего и остались… Нет, права пословица – готовь сани летом…

Попаданец из своего старого своего времени помнил, что пандемия эта вроде года два, не меньше, продолжалась. Эффективных лекарственных средств для борьбы с ней не имелось – только изоляция, а также разобщение людей и помогало. Маски ещё носили, кто покультурней.

Но, болело хоть и много тогда народа, но не так как сейчас. Тут вон подряд все кашляют и потом обливаются, лежат и встать не могут. Мрут как будто какие-то древние времена на дворе и черная смерть по улицам разгуливает. Да похоже, переплюнем мы сейчас прошлые эпидемии, вот что в мире-то творится…

Он с сестрами уже раз переболели, а повторения что-то не хочется. Надо публичные дома закрывать, от приходящих желающих женского тела дистанцироваться. Подкожный жирок у них имеется, на два года денег хватит – было бы на них что покупать. Вот с этим проблемы возникнут. Бог с ней с одеждой, лишь бы поесть что было. Огороды у них при домах терпимости имеются – на Хлыновке, это не в центре города, земли свободной хватает, дом к дому здесь не лепится. Вырастят всяких-разных корнеплодов и бобовых, лишь бы не пришли мазурики какие и не заставили под стволами лучком и картошкой поделится. Может и до такого дойти, голод припрёт – не на такое сподобишься, а похоже будет он. Пахать-то и сеять смогут не многие.

Ванька несколько щитов из старых досок сколотил, краска и кисть тоже в хозяйстве нашлись. Скоро и перед публичными домами объявления появились, что заведения закрыты, приходящим тут не рады и будут стрелять сразу на поражение. Приготовил он таких информационных стендов с запасом – штакетник уволокли в печах жечь, а щиты горят не хуже.

Теперь, чтобы не голословным быть, из чего стрелять надо проверить. Ещё со времен Ахмедки охотничий гладкоствол у них в достаточном количестве имелся на всю бригаду Федора из Бакулей. Татарина уж сколько нет, подручные Федора почти все головы на фронтах сложили, сам он непонятно где, а на чердаке в сухом месте ружья тихо-мирно своего часа ожидают в полной готовности. Не только самому Ивану хватит, но и все сестрицы в обе руки по стволу взять могут. Даже не опиленных каждому из семейства Воробьевых будет при случае достаточно, ну и по обрезу ещё за пояс заткнуть можно. Всё имеющееся обихожено, правильно смазано и к употреблению готово.

Вот с порохом и картечью хуже. Завертелись-закрутились они с Федором с кладоискательством, золото Пугачева их поманило, а запас не пополнили. Есть немного в загашнике, но патронов много не бывает. Завтра до рассвета надо Ваньке в один известный ему магазин наведаться и сколько сможет унести прибрать к рукам необходимого. Патронов то он сам навертит, было бы из чего.

С вечера приготовил охотничьи лыжи – улицы то в снегу, ходил он вчера, интересовался – не проехать, ни пройти. К большому кулевому мешку ему Александра лямки пришила самодельные – порох не тяжел, его много Ваньке надо, а место занимает он не малое. Свинец то на чердаке нашелся, зря он о картечи озаботился, нальет Ванька сам тяжеленьких шариков для угощения незваных гостей, мало им не покажется. Гильз вот можно будет в том магазинчике прихватить да патронов ещё для револьвера.

Фомка в хозяйстве имелась, как без её – всегда нужна. Даже не одна, так что если много чего Ивану набрать удастся, можно её и добрым людям на разживу оставить. Пусть пользуются кому надо.

Ещё не рассвело, а Ванька уже чаю попил и хлебушком с салом заправился. Сытому на морозе теплее, да и груз ему с Николаевской до дому тащить тоже силы нужны. После болезни он до конца ещё не оправился, но тут время не ждёт, ворон ловить некогда.

Вон, зараза, что с городом то сотворила. Такое ощущение – как вымерло всё. По Николаевской кто-то на санях один раз проехал и всё, больше ни следочка нет. Ваньке сейчас это на руку, лишние глаза ему теперь ни к чему.

В сам магазин Кардакова ему не надо, знает он в каком складе рядом с торговой точкой у него пороха хранятся. Как-то с Федором они у сего негоцианта оптом отоваривались, до войны ещё. Сейчас измениться ничего не должно, установленный порядок купец менять не будет, не любит он суеты и перестановок. То, что хорошо работает, пока лучшее не возникло ломать не надо.

Так-так-так… Что ещё за новости? Навстречу Ваньке по снегу следы свежие протоптаны, а поверх их как будто полозья саночек проехали. Снежок то не старый, пухленький, хорошо всё на нем отпечатывается. Сворачивают следки как раз туда, куда и Ивану надо. Не один он, оказывается, умный и сообразительный, кто-то ещё решил себе запасы сделать.

Пошел тише. Шаг – остановка, ещё – остановка. Как в том детском стишке. Уши у шапки вверх отогнул и курком щелкнул. Нас тоже не на помойке нашли – соображение имеется…

Ага, характерно так услышалось – гвозди из дерева извлекаются. Зачем дужку навесного замка пилить, если проще сделать можно? Подождем, пусть неведомые помощники за Ваньку часть работы сделают.

Из-за угла выглянул – дверь склада уже распахнута, санки деревянные, основательные такие, рядом с ней стоят – пригодятся. Знать бы только, сколько гавриков сейчас внутри помещения? По следам в снегу – вроде и двое, не больше.

Лыжи снял, след в след прошел. Выманим сейчас одного из сильно умных. Ишь, задумали Ваньку опередить. Мало каши ещё ели.

Стволом обреза о полотно двери тенькнул, замер. Внутри склада вроде что-то проговорили, шажки прошуркали, голова в дверь высунулась, вправо на плечах повернулась – никого, Ванька то с другой стороны был. Дальше той голове Иван вертеться не дал, с фомкой она повстречалась, к земле устремилась, но Ванька тело подхватил. Не нашумел. В сугроб находящийся в беспамятстве отброшен был, а Иван тихонько свистнул. Шухер, как вроде.

Тут и второй появился – не ошибся Иван. Тому тоже не слабо прилетело. Много ли доходяге надо. Какие-то ляменькие конкуренты у Ваньки были, не профессионалы, одним словом.

Глава 5 Порох

Ванька Воробьев не ангел с крылышками, но всё же мужиков, что хотели в складе Кардакова поживиться, с улицы в помещение затащил. Поморозятся если их на свежем воздухе оставить.

Пока они в бессознательном состоянии находились, веревками их связал. Этого добра на складе хватало.

В уголке воров-неудачников разместил мордами к стенке – разглядывать им Ивана нечего как опамятуются.

Попусту время тратить сейчас Ваньке ни к чему – мешок надо скорее набивать и домой возвращаться.

Помещение склада не велико, но используется рационально. Полки на стеллажах плотненько забиты – воздух здесь не хранят, от этого купцу выгоды нет.

Керосиновая лампа вполне сносно выполняла свою функцию и нужное Ивану обнаружилось быстро. Порох расфасован был в красочные разнообразные упаковки. Рядками выстроились жестяные бутылки со столь нужным каждому охотнику припасом, были и банки с порохом, тоже из жести, а также порох в картонных упаковках.

Попаданец, как здесь в начале двадцатого века очутился, сразу волей не волей внимание обратил на весьма приятный дизайн различных коробок и коробочек, бутылок, банок и прочих вместилищ местных товаров. Отечественные ничем не уступали зарубежным, вполне успешно с ними конкурировали.

Картонкам Ванька не доверял, взял поровну бутылок и жестяных же банок. Хотя в картоне нести было бы легче и сложить в мешок можно больше. В порохе и его хранении попаданец не особо разбирался. Брал емкости где было написано, что это порох ружейный и всё.

Не кирпичи Ванька с полок снимал, но мешок тяжеловат получился. Ещё и патронов для револьвера он взял, скажем так – не постеснялся. Воровать так воровать, грех один – что ложечку стащил, что целый воз…

Затупил что-то попаданец – у ворот склада санки связанных жуликов своего нового хозяина дожидаются, но продолжалось это не долго и Ванька на них мешок и умостил. Опять же его веревкой привязал, не всю её на грабителей потратил.

– Мужик, а мужик… – из угла склада голос раздался.

Ого, крепка голова у кого-то из парочки оказалась. Иной бы ещё сколько без сознания находился, а тут уже голос один из связанных подает.

– Чего тебе? – уже почти в дверях Ванька ответил. Ещё может с пол минуты и его тут бы уже и не было.

– Развяжи, мужик. Чего тебе стоит. Не оставляй здесь нас на растерзание, – снова из угла раздалось.

Правильно. Сами они отсюда уйти без посторонней помощи не смогут. Ванька не только руки связал, о ногах тоже не забыл. Некоторые умельцы со связанными верхними конечностями нижними такие чудеса вытворяют, что оторви и брось. Ворам этим из склада только колобками из сказки можно выкатиться, но по сугробам далеко они не продвинутся. Даже до зайца им не докатиться, не говоря уж о волке и медведе…

Любил Ванька русские сказки, много в них мудрости было – вот и вспоминал время от времени.

– Мне какая корысть вас развязывать? Потом по моим следам мстить придёте. – не склонен был сей момент Иван лясы точить. Дверь в склад аккуратно затворил, колом даже припер – нечего у купца товару пропадать. Ванька у него немного отщипнул – спасибо ему на этом. От разграбления двумя жуликами склад спас – вот ему порох в награду и будет.