Девки гулящие 3

Глава 6 На фронте

– Гутен морген, Йорема! – донеслось со стороны немецкой траншеи.

А, жив Пауль. Это хорошо. Ещё одну ночь перебедовали. Сейчас ответим во всю силу прокуренных лёгких.

– Тебе тоже морген, Пауль! Крысы не съели? – унтер Еремей Попов родом из Слободского уезда Вятской губернии тишину над линией русских траншей потревожил. Голос у него командный, далеко его слышно.

Тянутся на многие тысячи верст через всю Европу линии траншей Русской императорской армии. Параллельно им немецкие. Где-то совсем рядышком проходят, местами далеко друг от друга разбегаются. Тихо сейчас в них. Что с той, что, с другой стороны. Некому шуметь и постреливать. Кто болеет, а многие и померли. Заболевших хоть в тыл в лазареты увезли, а умерших слегка земелькой и снегом сверху в воронках присыпали и всё.

Война вроде и не кончена, а нет её. Вот сейчас Еремей три версты траншей один с русской стороны занимает, а Паулю ещё больше зона ответственности нарезана. Ну, три версты, это с перерывами. Окопы то пунктиром здесь тянутся, нет сплошной линии. У немцев так же.

Так они сейчас и воюют – Пауль и Ерема. Не подумайте, что между собой. Нет. С крысами траншейными они каждый день бьются. Хвостатые хотят их съесть, а солдаты оборону держат. Зверьки давно бы уже победили, но у Пауля ещё один Пауль имеется. Пауль-фауль на четырех ногах. Терьер. Ох и ленивый…

За десятки миллионов лет существования крысы в непобедимых бойцов превратились. От человеческих войн им одни радости – пищи сразу в разы прибавляется. Пируют на полях сражения и рядом с ними серые воинства. Трупы поедают и ранеными не брезгуют. Что на прошлых войнах, что сейчас каждый изувеченный солдат боится на боле боя крысам на зуб попасть.

Живых военнослужащих крысы тоже не боятся. Тот же Пауль и Ерема не раз слышали, как они и впереди, и сзади траншей пустыми банками из-под консервов звенят. Обчистят эти выброшенный емкости до стерильной чистоты и за оставленных убитых на нейтральной полосе принимаются. Лежит труп, и одежда на нем шевелится. Крысы под шинель или китель забрались и пируют. В очередную атаку идёшь и видишь черепа до блеска очищенные…

Война для крысы – праздник. Еда – кругом под лапами валяется, ешь не хочу. Одна траншейная крыса способна при наличии достаточного питания за год дать потомство в девятьсот голов. Собираются крысы в огромные полчища и оставляют солдат без провианта, портят амуницию, обувь у военных съедают – хоть босиком воюй. Что до конца не уничтожат – испортят до непригодности к применению.

Спит солдат, а по нему обнаглевшая крыса ползает, со своих лап на воина всякую заразу стряхивает. Куснет его для своего развлечения, а потом бешенство или ещё что нехорошее у бойца случается.

Камрады Пауля для борьбы с крысами специальные команды организовывали. Вооружались колотушками, штыками, саперными лопатками, самодельными пиками и шли на крыс охотиться. У кого сабля была – её тоже использовали. Стрелять крыс офицеры запрещали – патроны надо экономить, да и в окопной тесноте кого из своих задеть пулей можно.

Кошек пытались заводить, но ели их крысы, спасибо только говорили. Разъедались они до невероятных размеров – только выписанные из тыла терьеры и спасали. Те крыс давили-давили, давили-давили, но где сейчас те камрады и специально обученные собаки? Отсутствуют по причине болезни. Один Пауль с Паулем от хвостатых сейчас обороняются. Ерёма ещё помогает, временное перемирие у них сейчас на отдельно взятом участке фронта. Начальства, что у Пауля, что у русского солдата в настоящий момент не имеется, сами они себе и полковники, и генералы.

Теперь в костерки свои щепочек и дощечек от снарядных ящиков они подбросят, по своему разумению завтраки себе соорудят, кишочки кипятком прополощут и примутся с крысами бороться. Только до этого у них сегодня ещё обмен предстоит. Ерема хлебушком относительно богат, а у Пауля коньяк имеется. Офицерам, когда их медики забирали на лечение, не до эвакуации запасов из своего блиндажа было. Много чего хорошего в пользование Пауля перешло. Кушал сейчас он на фарфоре с голубыми мечами столовым серебром с коронами. Варил, правда, похлебку в стальном шлеме. Их у него большой запас был. Сварит в одном, а следующий раз новый берет, с мытьем ёмкости для приготовления пищи не заморачивается. Да и мыть то нечем – воду в траншею никто не подвозит. Снежок надо топить, а за чистым ой далеко ходить приходится – загажена земля вокруг траншеи, не один месяц здесь оборону они держали…

Вот с винами и коньяком проблем нет. Пей сколько угодно, но нельзя – замерзнешь. По не многу можно, но у Пауля – много, вот он на хлебушек коньяк и меняет. Ерема к нему приохотился, им, наверное, питается вместо хлеба. Песни у себя в траншее ещё поёт вечером в дни обмена.

Поменялись быстро. Друг к другу близко не подходили – держали предписанную санитарными службами дистанцию. Пауль бутылки на их рыночек импровизированный принёс, на ящик поставил. Ерёма их в свой мешок сложил и хлеб для Пауля оставил. Пауль его быстро прибрал – серый враг не дремлет.

Разошлись воины по своим позициям и принялись с крысами воевать – вроде при деле и время быстрее идёт.

Если бы кто между траншей на поле сидел, то время от времени весь день мог слышать, как в одной кто-то на великом русском матерно ругается, а в другой – по-немецки свиней каких-то и их естественные выделения вспоминает. Счёт ещё на своих языках охотники за крысами вели, кто сколько зверьков уничтожил. Немец значительно опережал – у него помощник имелся, а Ереме одному сражаться приходилось…

Глава 7 Говядина в жестянке

На черный день и трудные времена, как в советские годы, так и в девяностые в мире попаданца консервами запасались. Вот и сейчас сработал этот заложенный стереотип – Ванька Воробьев сестрам сказал, что надо бы дома на период эпидемии запас консервов иметь. Момент сейчас хуже некуда – маленькое кладбище в дальнем углу огорода увеличивалось почти каждый день. Если Воробьевы Прасковью одну потеряли, то девок-работниц публичного дома скоро уже не останется. Некоторые по домам разошлись, а из оставшегося десятка семеро уже в мерзлой земле лежали. Ванька не успевал умерших хоронить.

Троим оставшимся идти было некуда, и они после выздоровления попросились на жительство в доме терпимости остаться. Ванька и сестры их на улицу не погнали, кое-что из продовольствия ещё оставалось, так что дотянут они и с этими ртами до свежей картошки. Тем более, на огородах при публичных домах кому-то и работать от зари до зари надо будет. Сестры от труда на грядках уже отвыкли, а Иван с детства был ещё тот работник.

Так бывшим проституткам, а теперь нахлебницам и было объявлено – в разряд работников переходите. Кому не нравится – скатертью дорога. Девки были в курсе ситуации в городе и за его пределами, так что с радостью согласились. Минет черная полоса, а там они и к своей прежней профессии вернутся, а пока в живых надо статься, пересидеть под крылышком у Ваньки.

Летальность от заразы, что мир поразила, на примере своих работниц Ваньку впечатлила. Десять заболели – семеро умерли. Это только ещё первая волна, а затем придет и вторая, и третья… В мире попаданца так было.

Сестры на предложение Ивана насчёт консервов зафыркали – у них ледник имеется, купят свежатинки и её есть будут. Неизвестно какое мясо и рыбу из банок они кушать не привыкли. Да, не все Ванькины родственницы были такого радикального мнения. Мария Ивана поддержала – можно чуть-чуть консервированных ананасов купить, семги, сардинок…

Иван спорить с ними не стал. Решил по-своему сделать и консервами затариться. Тем более, город чуть-чуть оживать начал. Бледные после болезни купцы несколько продовольственных лавочек открыли. Большим магазинам, где мануфактуру и прочее не съедобное продавали, власти пока не разрешали работать. Базар тоже не функционировал, гимназии стояли пустые, театр и прочие синематографы губернатор открыть не разрешил. На улицу лишний раз выходить было не велено, а кому уж совсем приспичит – только в маске. Везде начали развешивать инструкции, как эти маски шить, как носить, как часто менять. Строго-настрого было запрещено близко друг к другу подходить. Если же кто больным себя почувствует – сидеть дома безвылазно и молиться о выздоровлении.

Девки-работницы масок Воробьевым и для себя нашили. Ванька приказал оставшееся платье умерших для этого использовать. Понятно, не в котором они болели, а чистое из личных сундучков. Оно им всё равно уже не понадобится.

Говоря о консервах, мы, как правило, представляем что-то в жестяную банку упакованное. Это, с одной стороны – правильно, но ведь консервирование – это и сушка, соление, квашение, копчение… Ту же копченую свинину сестры Ивана за милую душу трескали, солеными огурцами не брезговали, а тут им говядину из жестянки не по чину есть…

Ванька карманы бумажными деньгами набил – всё равно день ото дня дешевеют, санки взял и в лавочку отправился, где рыбными консервами торговали. Санки он взял свои, с трофейными, что на складе в его распоряжение перешли, решил в городе не светится.

Рыбные консервы он сейчас купит на Николаевской, а вот за мясными лучше в другое место обратиться.

Ещё со своих прежних времен попаданец помнил, что самые хорошие мясные консервы – это те, что для армии производятся. В армии Наполеона уже консервированную баранину в бутылках ели и похваливали. Правда, когда к российским солдатам она в виде трофеев попадала, опасались они её сначала в пищу употреблять – думали, что в бутылках лягушатина. Самому Кутузову пришлось эти консервы попробовать и этот миф развеять.

Упаковывать консервацию в жесть англичане придумали. Так оно надежнее – стеклянная банка может и разбиться, а жестянка погнется и всё…

В Крымскую войну для русской армии консервы ещё за рубежом закупали, а вскоре и в России их стали делать. Если за границей чаще свинину консервировали, то у нас – как правило говядину. Отечественные мясные консервы солдатам очень нравились, ели они их и от добавки не отказывались. В 1897 году Евгений Федоров придумал ещё и банку с подогревом и нашим воинам не надо стало себя костром демаскировать – повернул нижнюю часть банки, вода и негашеная известь в реакцию вступили и разогрелась баночка. Уже в пятнадцатом году партии таких консервов начали поступать на фронт.

У Ваньки Воробьева был знакомец на складе, откуда воинские части в Вятке снабжались. Похаживал он в заведения на Больше-Хлыновской до эпидемии. Если он жив сейчас, то Иван у него говядины в банках и купит.

Кладовщика при погонах ни одна зараза не брала, морда у него только шире и красней стала. На предложение продать немного казенного имущества он отреагировал правильным для себя образом – собрал всё Ивану необходимое, оптовую скидку предоставил и самолично на лошадке, в сани запряженной, доставил груз до Ванькиного места жительства. Когда уезжать к себе уж собрался, сказал, что обратиться к нему и в другой раз можно, лишь бы денежки были…

Да, надо сказать, кладовщик сперва Ваньку не узнал – тот в маске был, защищал от болезни себя и окружающих.

Глава 8 Аптека Щуко

– Мягко скажем – не богато… – пробормотал себе под нос Ванька. Впрочем, его слова ещё и маска глушила, так что оценку ассортимента аптеки Антона Игнатьевича Щуко никто не услышал. Ни сам респектабельный аптекарь с пышными усами и седой, аккуратно подстриженной бородой, ни его помощница.

Давненько Иван в аптеки не захаживал. Пожалуй, последний раз ещё до войны и был. Сестры тогда его сюда затащили. Надо было им духи от Франсуа Коти приобрести. Не ехать же за ними в Париж или в Москву, когда у Антона Игнатьевича их купить можно. У него парфюмерия не только Коти имелась, но и Леригана, не говоря уж об отечественных производителях.

Кроме разнообразных лекарств Щуко своим покупателям предлагал и различные химические препараты, москательные товары, натуральные минеральные воды, резиновые изделия российских и американских мануфактур, фотоаппараты и всё, что для изготовления фотографий увлеченным этим искусством было необходимо, эмалированную посуду иностранных фабрик, электрические машинки и звонки, зубной порошок и соответствующие щетки, предметы для стирки белья, дезинфекционные средства…

Полки у Щуко ломились, особенно много было лекарств из Германии, но всё это в довоенный период. Ныне же картина наблюдалась плачевная…

После пополнения запаса пороха и приобретения консервов Ванька Воробьев покупкой лекарств озаботился. До Бермана дошел – закрыто, ещё в одно место сунулся – та же картина. В аптеку Шуко на Николаевской улице напротив Покровской церкви по сугробам добрался – избушка на клюшке, только бумажка к двери прикреплена – ищите нас у Николаевского моста в аптечном складе с магазином. Туда Иван и двинул.

В витринах, где раньше соли для ванн и различные иностранные фруктовые эссенции рядами стояли, теперь серенькие пакетики с лекарственными травами располагались. Не будет Ванька эти травки покупать – у сестер их в достаточном количестве заготовлено. Корешки ещё разные целебные имеются, ягоды для лечения используемые насушены.

«Гематоген» доктора Гоммеля был в продаже. На том же месте, что и несколько лет назад пузырьки с этой микстурой на основе бычьей крови и яичного желтка стояли. Ванька в лекарствах не особо разбирался, но «Гематоген» ещё со своего прошлого времени помнил, там он правда в плиточках был, а тут жидкий. Поэтому пяток пузырьков попросил на прилавок для него выставить. Сейчас он по аптечному магазину пройдется и выберет, что ему необходимо.

Антон Игнатьевич не возражал, помощница его – в полном Ванькином распоряжении. Пусть он смотрит и говорит ей о ему нужном.

Попросил Иван отложить ему мраморного мыла в упаковке с жуком-скарабеем. Три куска по фунту взял. Каждый в три слоя оберточной бумаги упакован. Сначала в белую, потом в фольгу, а сверху – в голубую. При дворе мылом Жукова пользуются, а Ванька с сестрами – что хуже?

Зубных щеток на всю семью купил, кавказских мочалок из люффы для бани – хоть что-то приобрести, не пустому же домой возвращаться.

Чего много в аптеке было и в военную пору – это резиновых изделий. Наверное, с четырнадцатого года ещё завез их Антон Игнатьевич да так и не распродал. Ваньке соски, утки, резиновые погремушки и куколки тоже ни к чему были. Помада и пудра опять же вроде не требовались. Они не резиновые, просто рядом были в витрине выставлены.

Прохаживался Иван около витринок и смотрел – чего бы купить? Бинты – берем. Марля – отложите. Вата – давайте два фунта, нет – три. На этом его знания нужного закончились.

Вот пузырёчек стоит, а на нем бумажка – «Английская мята». На что она нужна? Спросил. Ага – дайте два. Это что? «Касторовое масло». Не надо. «Беленое масло». Нет, не буду брать. «Валериановые капли». Их возьму. Сестрам пригодятся. Три пузырька, пожалуйста.

– Книгу, вот эту, можно посмотреть? – Иван к помощнице Антона Игнатьевича обратился.

– «Первая помощь при несчастных случаях» Вас интересует? – говорит, а сама уж и книгу с полки достала и Ивану протягивает. Быстрая какая у Щуко помощница. Все бы такие были.

Иван книгу полистал. Вещь полезная и просто всё написано. Надо обязательно брать.

После этой покупки выбор нужного в аптеке стал гораздо легче. Ванька странички переворачивал и озвучивал, что при каких бедах и несчастьях из лекарственных средств необходимо.

Помощница Антона Игнатьевича была в курсе ассортимента своей аптеки и сразу же говорила – есть или отсутствует нужное. Чаще требующегося не было, но бинтов, марли и ваты Ванька ещё докупил. Вазелин ещё приобрел и йод.

Про йод Щуко сказал, что берите – это ещё чилийский, до войны через немцев куплен. Случайно затерялась на складе упаковка, сейчас вон нашли и на продажу выставили. Архангельский завод то, когда ещё в свободный доступ йод давать будет – всё армия забирает.

Шпанский пластырь Ванька также купил. Вдруг пригодится.

Упаковали аккуратно Ивану его покупки, а так ничего тючок опять получился. Вроде и приобрести особо нечего было, а денег много потратил и груз руку оттягивает. Да ладно – медикаменты вещь нужная…

Уже на улице Ваньку мысль посетила – аптекарь Щуко, а без маски ходит. Не боится заразы или он какой-то особый?

Посещение аптеки ещё и Ванькин кругозор расширило и словарный запас обогатило. Знал от теперь, что стеклянная или фарфоровая аптечная посудина с притертой пробкой штангласом называется. Если на штангласе белая сигнатурка, значит в нем лекарство для внутреннего употребления, а если желтая – для наружного. Да, сигнатура – это этикетка такая аптечная.

Глава 9 Начало семнадцатого

Большой пожар, как это ни банально, с маленькой искорки начинается. Это не только огнеборец в блестящем шлеме знает, но даже и малыш. Родители ему это в раннем детстве объяснили и спички подальше убрали, куда его ручки шаловливые достать пока не могут. Спички детям – не игрушка…

Так и дело с пандемией обстоит. Она тоже не в один момент на просторах многих стран и континентов разгуливать начинает. «Немка», так в мире Ваньки Воробьева с чьей-то легкой руки теперь эту заразу называют, началась где-то в германских траншеях, потом через нейтральную полосу быстро перебралась, по армейским тылам распространилась, а затем и в двери городов и столиц воюющих держав постучалась.

Правительства и генеральные штабы противоборствующих держав информацию о болезни сначала в тайне держали, а потом уже и поздно стало.

Раненых и больных из районов боевых действий во фронтовые госпитали вывозили, а также и в глубокий тыл на лечение. Ну а с ними и инфекция всё шире и шире расползалась.

Так и в Вятку военно-санитарный поезд Марии «немку» доставил. Выгрузили раненых и обратно на фронт укатили. Вятчане их по госпиталям развезли, а они почитай на каждой улице города имеются. Некоторые воины не только пулями и осколками были поражены, но и ещё инфекцию вышеуказанную в окопах подхватили. Они ею по-братски и с местными жителями поделились. Доктора, сестры милосердия, санитары, сиделки и просто добровольцы, что тех раненых из вагонов выгружали и по улицам губернского центра до зданий лечебных заведений доставляли – все подарочки получили и в семьи чадам и домочадцам принесли. Те дома тоже не сидят – гимназии дисциплинированно посещают, в театре духовно растут, магазины и лавки тоже не забывают, в гости ходят, в церковь…

Велик ли город – пол сотни тысяч населения нет. Это до заразы. Сейчас, после первой волны – на треть уже меньше.

Не только раненые и больные «немку» разносили, фронт то не в вакууме находится, туда каждую минуту боеприпасы, продовольствие, амуницию эшелонами и обозами доставляют. Потом они обратно возвращаются уже с мириадами вирусов. Отпускники свой вклад ещё вносят, да много у инфекции лазеек, она дырочку всегда найдет.

Когда уж так полыхнуло, что не спрятать, а штабы опустели – там тоже обыкновенные люди службу несли, а не бессмертные – солдаты, кому жизнь дорога и черт братиком приходится, из окопов по домам побежали. Сначала одиночки, потом группами, а скоро и целыми подразделениями в сторону родимой сторонушки направились. Поезда стали захватывать, пароходы – у некоторых то место довоенного жительства за морями и океанами было. Друг друга то жизни лишали в мировой мясорубке и американцы, и австралийцы, и канадцы, и новозеландцы, и индийцы… Во французской армии одних только выходцев из Африки более восьмисот тысяч было. Они что, дурнее всех тут помирать? Ружьишко за плечо, трофеи в ранец и домой под пальмы…

Первая волна «немки» в Старом свете начавшись быстро до Черного континента докатилась и Северной Америки, потом и Южная Америка, Австралия с окрестностями под её попали, Индия, Китай, Япония… Чем дальше вирус двигался, тем злее становился, мутировал и всё более губительным для человека был. Летальность как в Вятке, в том же Пекине уже детским праздником казалась.

Так что Ваньке с сестрами повезло. Не самый злобный враг их покусал. Вовремя переболели, а потом и самоизолировались. За январь, февраль и март семнадцатого только сам Ванька в город и выходил. Всего-то три раза – за порохом, консервами и медикаментами. В остальное время Воробьевы даже за калитку не переступали и никого к себе не пускали. Сестры по очереди у окошечка сидели и на улицу посматривали. Ежели кто к публичному дому приближался, то тут уж Иван с ружьем у забора со стороны их жилища появлялся и от ворот поворот командовал. Пару раз пришлось, правда, шкурку гостям слегка попортить, а так всё народ понятливый попадался.

В конце февраля – начале марта Ванька сам у калиточки постаивать начал прохожих поджидая. Интересно ему стало – что там в столицах? Во времени попаданца в Петрограде должна была уж революция произойти, самодержавие в империи исчезнуть, а тут что-то всё тихо. Ладно в губерниях, там всё первые дни по-старому оставалось, не во все места сразу же информация об изменениях во власти дошла, но хоть какие-то вести должны были уже появиться.

Неделя, вторая, третья. Всё по-прежнему. Ванька даже одного паренька попросил ему газеты купить. Заинтересовал его хорошим вознаграждением. Тот приобрел всё что имелось в продаже, Ивану через забор печатное слово перебросил. Ванька три дня выждал, потом листы подобрал, пересмотрел всё до последней строчки внимательно – нет никаких революционных событий. Всё только про пандемию со всех концов света сообщения, фотографии людей в масках, статьи про поиск лекарства от заразы…

Сам Ванька, как только кто на горизонте появится, тоже маску на лицо натягивал. Пока больше не чем ему было спасаться.

Заметил ещё, что народец, не много его было, проходящий мимо их жилища всё какой-то квёлый. Как будто уставший сильно. Одного спросил, другого – все говорят, что ослабли после болезни, голова часто побаливает, видеть, как будто хуже стали, а что делать надумают – сразу потом обливаются и воздуха не хватает. Как словно постарели лет на двадцать, годи совсем никакой не стало. Лежать всё хочется, работать не получается…

Ванька и за собой такое замечал, сестрицы тоже жаловались, но у них всё это не до такой степени было выражено. Так, типа лёгкого похмелья. Хотя да, когда дрова колоть Иван придумал, часто перекуривать присаживался. Раньше колуном влеготу махал, а тут как будто потяжелел он разом…

Глава 10 Добрая весть

В конце марта как-то быстро теплеть стало. Небо из низкого и хмурого голубеньким сделалось и как бы выше поднялось. Солнышко весёленькое по небу бегало и быстро-быстро снег съедало.

Ванька такую погодку любил, стал дольше на лавочке перед домом с ружьем на коленях посиживать, на вольном воздухе покуривать.

Кстати, насчёт покуривать. Ума не хватило, когда в аптеку ходил табачком запастись на длительное время. Скоро придётся мох из стен публичного дома выдергивать и в старенькую газетку завертывать – бумаги то курительной тоже горькие слёзки остались, папиросных гильз совсем нет…

Вот и паренёк показался, тот что Ваньке за газетами бегает. Раз его сам Иван послал, а потом он уже и свою инициативу проявлял. Заработать то на Хлыновке каждый желает, с неба здесь хлебушек даже без маслица не падает.