Он превосходно говорил по-английски, с легким итальянским акцентом, не оставлявшим сомнения в его итальянском происхождении. Объяснил, что он родом из Милана. Отец-итальянец служил дипломатом и возил за собой жену-американку и двоих детей по всему миру, куда бы ни направляла его родина. Джоэл предположил, что Луиджи о нем многое известно, и он тоже постарался разузнать как можно больше о своем новом наставнике.
Узнать удалось немного. Не женат. Университет – Болонья. Учился в Соединенных Штатах – да, где-то на Среднем Западе. Состоит на правительственной службе. Какого правительства – не уточнил. Он постоянно улыбался и этим уклонялся от вопросов, на которые не хотел отвечать. Джоэл сразу понял, что имеет дело с профессионалом.
– Насколько могу судить, вы кое-что обо мне знаете, – сказал Джоэл.
Улыбка, прекрасные зубы. Когда он улыбается, грустные глаза почти закрыты. Женщины от него наверняка без ума.
– Видел ваше досье.
– Досье? Оно как-то не вяжется со всей этой обстановкой.
– Я видел досье.
– Ладно, сколько лет Джейси Хаббард был американским сенатором?
– Слишком долго, на мой взгляд. Послушайте, Марко, у меня нет никакого желания ворошить прошлое. Нам с вами и без этого есть чем заняться.
– Нельзя ли мне взять другое имя? Меня тошнит от Марко.
– Это был не мой выбор.
– Кто же это решил?
– Не знаю. Не я. Вы задаете кучу ненужных вопросов.
– Я двадцать лет был адвокатом. Старая привычка.
Луиджи допил кофе и положил на стол несколько евро.
– Давайте пройдемся, – предложил он, вставая.
Джоэл взял холщовую сумку и вслед за своим куратором вышел из кафе на боковую улочку, где движение было не столь интенсивным. Они прошли всего несколько шагов, и Луиджи остановился у входа в альберго «Кампеоль».
– Это ваше первое прибежище, – сказал он.
– А что это такое? – спросил Джоэл. Четырехэтажный оштукатуренный дом, втиснувшийся в тесное пространство между двумя другими. Цветные флажки над входом.
– Маленькая приятная гостиница. «Альберго» значит «отель». Можно говорить и «отель», если хотите, но в маленьких городах предпочитают «альберго».
– Какой легкий язык. – Джоэл оглядел улицу, привыкая к новому месту.
– Да уж полегче английского.
– Посмотрим. А на скольких языках вы говорите?
– На пяти или шести.
Они вошли в гостиницу и миновали небольшое фойе. Луиджи уверенно кивнул клерку за стойкой. Джоэл кое-как выдавил довольно членораздельное «буон джорно», но шагу не сбавил в надежде избежать содержательного ответа.
Они поднялись на три лестничных пролета и прошли в конец узкого коридора. У Луиджи оказался при себе ключ от комнаты под номером тридцать, простого, но хорошо обставленного гостиничного номера с окнами на три стороны и видом на канал в некотором отдалении.
– Лучший номер, – сказал Луиджи. – Никаких изысков, но есть все необходимое.
– Вы не видели мою последнюю комнату. – Джоэл швырнул сумку на кровать и раздвинул занавески.
Луиджи отворил дверцу маленького шкафа.
– Смотрите. У вас четыре рубашки, четыре пары брюк, два пиджака, две пары туфель, размер мы выяснили. Теплое шерстяное пальто – в Тревизо бывает довольно холодно.
Джоэл окинул взглядом свой гардероб. Все было развешано в идеальном порядке, отутюжено – бери и надевай. Тона приглушенные, подобранные со вкусом, любую рубашку можно надеть к любому пиджаку и любым брюкам. Наконец он развел руками и сказал:
– Спасибо.
– В выдвижном ящике найдете ремень, носки, нижнее белье – все, что может понадобиться. В ванной все необходимые туалетные принадлежности.
– Что я должен сказать?
– А здесь, на письменном столе, две пары очков. – Луиджи взял одну и поднес к свету. Некрупные квадратные линзы в тонкой черной металлической оправе по европейской моде. – От Армани, – не без гордости пояснил Луиджи.
– Для чтения?
– И да и нет. Предлагаю вам носить их всегда, когда выходите из комнаты. Это часть маскировки, Марко. Часть вашего нового «я».
– Жаль, вы не знакомы со старым.
– Увы, нет. Внешность в Италии – вещь чрезвычайно важная. Особенно для нас, северян. Одежда, очки, прическа – все должно быть в порядке, иначе на вас начнут обращать внимание.
Джоэл внезапно задумался, но тут же решил, что ему это безразлично. Он носил тюремную хламиду дольше, чем ему бы хотелось. В доброе старое время он не задумываясь выкладывал три тысячи долларов за хороший костюм.
Луиджи продолжал инструктаж.
– Никаких шортов, никаких черных носков с белыми брюками, никаких спортивных облегающих штанов из нейлона, никаких маек. И еще: не вздумайте толстеть.
– Как по-итальянски «поцелуйте меня в зад»?
– К этому мы еще придем. Привычки и обычаи очень важны. Ими легко овладеть, и они не лишены приятности. Например, никогда не заказывайте капуччино позже десяти тридцати утра. А вот эспрессо можете пить в любое время суток. Вы это знали?
– Нет.
– Только туристы заказывают капуччино после ленча или обеда. Позор. Молоко на полный желудок. – Луиджи выразительно скривился, словно сдерживая приступ рвоты.
Джоэл поднял вверх правую руку.
– Клянусь никогда этого не делать.
– Садитесь. – Луиджи махнул рукой в сторону небольшого столика с двумя стульями. Они сели, расположились поудобнее, и он продолжил: – Итак, комната. Она зарегистрирована на меня, но служащие поставлены в известность, что здесь несколько недель проведет канадский бизнесмен.
– Несколько недель?
– Да, потом переберетесь в другое место. – Луиджи сказал это довольно-таки зловещим тоном, словно полчища убийц уже прибыли в Тревизо и пустились на поиски Бэкмана. – Начиная с этого момента вы все время будете оставлять следы. Помните: что бы вы ни делали, с кем бы ни встречались – все это оставляемые вами следы. Секрет выживания в том, чтобы оставлять как можно меньше следов. Поменьше разговаривайте с людьми. Это относится и к портье у входа, и к горничным. Персонал гостиницы наблюдает за постояльцами, у обслуги хорошая память. Месяцев через шесть кто-то заглянет сюда и начнет спрашивать про вас. У него могут быть с собой ваши фотографии. Он может предложить деньги. И портье вдруг вас вспомнит, в том числе и то, что вы почти не говорите по-итальянски.
– У меня вопрос.
– У меня не так уж много ответов.
– Почему я именно здесь? Почему в стране, на языке которой я не говорю? Почему не Англия или Австралия, где мне куда проще было бы затеряться?
– Решение принимали другие, Марко. Не я.
– Я так и подумал.
– Тогда зачем спрашивать?
– Не знаю. Могу я попросить о переводе?
– Еще один нелепый вопрос.
– Плохая шутка, а не нелепый вопрос.
– Мы можем продолжать?
– Да.
– Первые дни я буду водить вас на ленч и обед. Изучим окрестности, каждый раз это будет новое место. Тревизо – милейший город, в нем масса кафе, и мы обойдем все. А вы должны начать думать о том дне, когда меня не будет рядом. Осторожнее заводите знакомства.
– У меня еще один вопрос.
– Да, Марко.
– Это касается денег. Мне не нравится ходить с пустыми карманами. Собираетесь ли вы назначить мне какое-то содержание? Я мог бы мыть вашу машину или выполнять другую поденную работу.
– Что такое содержание?
– Деньги. На карманные расходы.
– О деньгах не беспокойтесь. Пока за все плачу я. С голоду не умрете.
– Неплохо.
Луиджи извлек из глубин куртки мобильный телефон.
– Это вам.
– Кому же я буду звонить?
– Мне, если что-то понадобится. Мой номер на задней крышке.
Джоэл взял телефон и положил на столик.
– Я хочу есть. Все время мечтаю о неспешном ленче с макаронами, вином и десертом, а также об эспрессо – конечно, в этот час дня не капуччино, Боже упаси, а потом, наверное, о сиесте. Я в Италии уже четыре дня и до сих пор живу на кукурузных хлопьях и бутербродах. Что скажете?
Луиджи посмотрел на часы.
– Я знаю хорошее местечко, но давайте еще немного о делах. Вы ведь не говорите по-итальянски?
Джоэл широко раскрыл глаза и шумно вздохнул, изображая отчаяние.
– Нет, у меня не было необходимости учить итальянский, а также французский, немецкий или какой-то другой язык. Я, видите ли, американец, Луиджи. Моя страна больше, чем вся ваша Европа. А в Америке ничего, кроме английского, не требуется.
– Вы не забыли, что вы канадец?
– Хорошо, но мы, как и американцы, существуем сами по себе.
– Моя задача – обеспечить вашу безопасность.
– Спасибо.
– А для этого вам нужно как можно быстрее и как можно лучше овладеть итальянским.
– Понимаю.
– У вас будет учитель, молодой студент по имени Эрманно. Вам придется заниматься с ним по утрам и потом еще во второй половине дня. Это будет совсем не легко.
– И долго?
– Столько, сколько потребуется. Зависит от вас. Будете усердно работать – через три-четыре месяца твердо встанете на ноги.
– Сколько у вас ушло на английский?
– У меня мать американка. Дома мы говорили по-английски, во всех прочих местах – по-итальянски.
– Тут есть элемент жульничества. На каких еще языках вы говорите?
– На испанском, французском и еще на нескольких. Эрманно – превосходный учитель. Классная комната чуть дальше по этой улице.
– Не здесь, в гостинице?
– Нет-нет, Марко. Не забывайте об оставляемых следах. Что подумают посыльные и горничные, если молодой человек будет проводить по нескольку часов в день в вашем номере?
– Господи Боже!
– Горничная начнет подслушивать под дверью и поймет, что у вас урок. И тут же шепнет хозяину гостиницы. Через день-другой все служащие будут знать, что канадский бизнесмен интенсивно изучает язык. По четыре часа в день!
– Вот ужас! А как насчет ленча?
Выходя из гостиницы, Джоэл постарался улыбнуться портье, коридорному и швейцару, не проронив ни слова. Они прошли один квартал в сторону центра Тревизо, площади Деи Синьори, где было полно галерей и кафе. В полдень движение усилилось, потому что все спешили на ленч. На улице похолодало, но Джоэлу в его новом шерстяном пальто было вполне комфортно. Он изо всех сил старался выглядеть итальянцем.
– На воздухе или внутри? – спросил Луиджи.
– Внутри, – сказал Джоэл, и они нырнули в кафе «Бельтрам», расположенное прямо на площади. Кирпичная печь обогревала помещение в передней комнате, а из дальней доносились заманчивые ароматы еды. Луиджи и главный официант говорили о чем-то одновременно, потом засмеялись, и вскоре у переднего окна отыскался свободный столик.
– Нам везет, – сказал Луиджи, когда они снимали пальто и усаживались. – Сегодня специальное блюдо – faraona con polenta.
– Что бы это могло быть?
– Цесарка с кукурузной кашей.
– А что еще?
Луиджи изучал одну из черных досок, подвешенных к грубой потолочной балке.
– Panzerotti di funghi al burro – пироги с жареными грибами. Conchiglie con cavalfiori – цветная капуста, запеченная в тесте. Spiedino di carne misto alla griglia – кебаб на вертеле из разных видов мяса.
– Я хочу все, что вы перечислили.
– В этом заведении отличное вино.
– Предпочитаю красное.
В течение нескольких минут кафе заполонили местные жители, которые, складывалось впечатление, хорошо знали друг друга. Веселый человечек в грязном белом фартуке пробежал мимо, замедлив шаг ровно настолько, чтобы встретиться глазами с Джоэлом и выслушать, ничего не записывая, оглашенный Луиджи длинный список того, что они собирались попробовать. Кувшин фирменного вина заведения возник на столике вместе с миской подогретого оливкового масла и тарелкой нарезанного хлеба, и Джоэл сразу же приступил к еде. Луиджи принялся объяснять тонкости сервировки ленча и завтрака, детали обычаев и традиций, а также ошибки, совершаемые туристами, старающимися выдать себя за настоящих итальянцев. Словом, урок продолжался.
Хотя Джоэл выпил, смакуя, лишь первый стакан вина, алкоголь сразу ударил ему в голову. Приятное тепло охватило все тело. Он на свободе на много лет раньше срока, сидит в простом маленьком кафе итальянского городка, названия которого он прежде не слышал, пьет замечательное местное вино, вдыхая ароматы вкуснейшей еды. Он улыбался Луиджи, прислушиваясь к его объяснениям, но в какой-то момент незаметно для себя отключился и перенесся совсем в другой мир.
Эрманно уверял, что ему двадцать три, но выглядел не более чем на шестнадцать. Высокий, болезненно худой, светловолосый и кареглазый, он был больше похож на немца, чем на итальянца. К тому же он отличался крайней застенчивостью и нервозностью, и это первое впечатление Джоэлу не очень понравилось.
Они встретились с Эрманно в крошечной квартирке на третьем этаже изрядно запущенного дома в шести кварталах от гостиницы Джоэла. В ней были три маленькие комнатки – кухня, спальня и гостиная – почти без мебели, но ведь Эрманно студент, и никакая особая обстановка не предполагалась. Квартира выглядела так, будто он только что в ней поселился или съедет в любую минуту.
Они сели за небольшой столик в центре гостиной. Телевизора не было. В комнате оказалось холодно и довольно сумрачно, и Джоэла не покидало ощущение, что его вывели на тайную тропу, по которой тайком переправляют беженцев. Тепло от длившегося два часа ленча стремительно улетучивалось.
Да и нервозность учителя ничуть не улучшала ситуацию.
Когда Эрманно терял нить разговора, в дело тут же вступал Луиджи и быстро разрешал проблемы. Он предложил проводить занятия по утрам с девяти до одиннадцати, делать перерыв на два часа и возобновлять занятия в час тридцать и далее, пока они не устанут. Эрманно и Джоэл с этим согласились, но Джоэла подмывало задать вопрос: если мой новый приятель – студент, то откуда у него время заниматься со мной целые дни напролет? Но он решил промолчать и вернуться к этому позднее.
Вопросов накапливалось все больше и больше.
Эрманно в конце концов расслабился и описал методику занятий. Пока он говорил медленно, акцент был не очень заметен. Но чуть только он начинал тараторить, его английский вполне можно было принять за итальянский. Один раз Луиджи его прервал:
– Эрманно, мне бы хотелось, чтобы вы хотя бы первые несколько дней говорили как можно медленнее.
– Спасибо, – поддакнул Джоэл, как подобало прилежному ученику.
Щеки Эрманно залились краской, и он еле слышно прошептал:
– Извините.
Он вручил Джоэлу стопку учебных пособий – первую часть учебника и маленький магнитофон с двумя кассетами.
– Пленки повторяют учебник, – медленно произнес он. – Сегодня вы должны выучить первый урок и несколько раз прослушать кассеты. Завтра с этого и начнем.
– Занятия будут крайне интенсивными, – добавил Луиджи строго, как будто учитель и ученик этого сами не понимали.
– Где вы изучали английский? – спросил Джоэл.
– В университете, – сказал Эрманно. – В Болонье.
– Значит, в Соединенных Штатах вы не учились?
– Учился, – сказал Эрманно, бросив тревожный взгляд на Луиджи, словно говорить о годах учения в Штатах было крайне нежелательно. В отличие от Луиджи Эрманно явно не производил впечатления профессионала, потому что на его лице все легко прочитывалось.
– Где? – спросил Джоэл, пробуя, как далеко удастся зайти.
– При университете Фурмана, – сказал Эрманно, – в маленькой школе в Южной Каролине.
– Когда вы там были?
Луиджи откашлялся, готовый прийти на помощь.
– У вас будет сколько угодно времени для подобных разговоров. Самое важное для вас, Марко, – забыть английский. Начиная с этого дня вы живете в мире итальянского языка. Все, к чему вы прикасаетесь, имеет итальянское название. Каждая мысль должна быть переведена. Через неделю сами будете делать заказ в ресторане. Через две недели вы начнете видеть сны по-итальянски. Вам предстоит абсолютное и полное погружение в язык и культуру, и дороги назад у вас нет.
– Мы можем начинать по утрам в восемь? – спросил Джоэл.
Эрманно заерзал и наконец сказал:
– Лучше бы в восемь тридцать.
– Хорошо, я приду в восемь тридцать.
Они вышли и направились назад, к площади Деи Синьори. Началась вторая половина дня, уличное движение заметно поутихло, и тротуары почти опустели. Луиджи остановился у кафе «Траттория дель Монто», кивнул в сторону двери и сказал:
– Мы встретимся здесь в восемь и пойдем обедать, хорошо?
– Хорошо.
– Вы знаете, где ваша гостиница?
– Да, альберго.
– У вас есть карта города?
– Да.
– Хорошо, Марко. Вы предоставлены самому себе. – С этими словами Луиджи нырнул в переулок и исчез. Джоэл какое-то время смотрел ему вслед, затем двинулся на главную площадь.
Он чувствовал себя страшно одиноким. Через четыре дня после отъезда из Радли он наконец остался один и был свободен, быть может, даже не находился под наблюдением, хотя он в этом сомневался. Он сразу же решил побродить по городу, погрузиться в себя, как если бы за ним никто не следил. И еще он решил, делая вид, что разглядывает вещи, выставленные в витрине магазина кожаных изделий, что не собирается до конца дней жить, постоянно оглядываясь назад.
Они его не найдут.
Он бродил, пока не оказался на площади Сан-Вито, маленькой площади, на которой в течение семи веков царствовали две церкви – Санта-Лучия и Сан-Вито. Обе были закрыты, но, согласно прибитой к стене старинной медной табличке, должны распахнуть двери в четыре часа. Какие еще заведения закрыты с полудня до четырех?
Бары были не закрыты, но пусты. Джоэл в конце концов набрался мужества и зашел. Отодвинул стул, попридержал дыхание и, когда бармен оказался поблизости, произнес слово «бирра».
Бармен что-то выпалил в ответ, подождал, и какую-то долю секунды Джоэлу хотелось обратиться в бегство. Но он увидел пивной кран, показал на него, полагая, что его намерения недвусмысленны, и бармен потянулся за пустой кружкой.
Первая кружка пива за шесть лет. Оно оказалось холодным, крепким, необычайно вкусным, и он смаковал каждую каплю. Из дальнего конца бара доносились звуки телевизионной мыльной оперы. Джоэл время от времени прислушивался, не понимая ни слова, и отчаянно старался убедить себя в том, что способен выучить язык. Когда он подумал уже, что пора встать и пойти в гостиницу, его взгляд упал на окно.
Мимо бара прошествовал Стеннет.
Джоэл попросил принести ему еще одну кружку пива.
Глава 7
Дэн Сендберг, ветеран «Вашингтон пост», постоянно и подробно освещал дело Бэкмана. В 1998 году он первым сообщил о документах высшей степени секретности, без разрешения вынесенных из Пентагона. Последовавшее за этим расследование ФБР обеспечило его работой на целых полгода – он напечатал восемнадцать статей, причем большинство появились на первой полосе газеты. У него были надежные источники в ЦРУ и ФБР. Он знал партнеров Бэкмана по фирме «Бэкман, Пратт и Боллинг» и провел с ними немало времени. Он выуживал информацию в министерстве юстиции. Он присутствовал в суде в тот день, когда Бэкман неожиданно признал себя виновным и исчез.
Год спустя он выпустил первую из двух книг об этом скандале. Книга разошлась внушительным тиражом 24 000 экземпляров в твердом переплете, вторая – вдвое меньшим.
В ходе дела Сендберг завязал очень важные связи. Одна из них превратилась в весьма ценный, хотя и неожиданный источник информации. За месяц до смерти Джейси Хаббарда Карл Пратт, тоже находившийся тогда под следствием, как и большинство старших партнеров фирмы, связался с Сендбергом и договорился о встрече. Всего во время скандала они встречались раз десять и в конце концов стали собутыльниками. По меньшей мере два раза в год они сбегали в укромное место и обменивались сплетнями.
Через три дня после того как стало известно о помиловании, Сендберг позвонил Пратту и договорился о встрече в их излюбленном месте, баре колледжа возле Джорджтаунского университета.
Пратт после многодневного запоя выглядел чудовищно. Он заказал водку, Сендберг ограничился пивом.
– Ну где же ваш приятель? – усмехнулся Сендберг.
– Ясно, что не в тюрьме. – Пратт сделал большой глоток водки и облизнул губы.
– От него ни слова?
– Ни единого. Ни мне, ни другим служащим фирмы.
– Ты бы удивился, если бы он позвонил или заглянул?
– И да и нет. Бэкман приучил нас к сюрпризам. – Еще глоток водки. – Не удивлюсь, если он никогда больше не появится в округе Колумбия. Но если объявится завтра и откроет новую юридическую контору, я тоже не удивлюсь.
– И все же помилование тебя удивило.
– Да, но ведь к этому приложил руку кто-то другой.
– Трудно сказать. – Мимо прошла студентка, и Сендберг окинул ее оценивающим взглядом. Дважды разведенный, он пребывал в состоянии вечной охоты. Он отхлебнул пива и сказал: – Разве его не лишили права заниматься адвокатской практикой? Мне кажется, у него отобрали лицензию.
– Это бы его не остановило. Он открыл бы консалтинговую фирму по связям с правительством или что-то в этом роде. Его специальность – лоббизм, для этого лицензия не требуется. Да половина вашингтонских юристов и дорогу в ближайший суд забыли. Но зато они отлично знают, где находится Капитолийский холм.
– А что скажут его клиенты?
– Они его не дождутся. В Вашингтон Бэкман не вернется. Если ты не разузнал что-то другое.
– Я ничего не узнал. Он исчез. В тюрьме все отказываются говорить. Мне слова не удалось выудить из людей, связанных с пенитенциарной системой.
– И какова же твоя гипотеза? – спросил Пратт, допил водку и явно был готов попросить еще.
– Сегодня я узнал, что девятнадцатого января в самом конце дня Белый дом посетил Тедди Мейнард. Только он и мог выудить помилование из Моргана. Бэкман вышел из тюрьмы, по-видимому, под охраной и исчез.
– Программа защиты свидетелей?
– Что-то в этом роде. ЦРУ и раньше припрятывало людей. Управлению приходится это делать время от времени. Ни в каких бухгалтериях ничего не значится, но деньги на такие дела там есть.
– Зачем им прятать Бэкмана?
– Из мести. Помнишь Олдрича Эймса, самого крупного «крота» иностранной разведки в истории ЦРУ?
– Конечно.
– Теперь он надежно спрятан в федеральной тюрьме. Разве ты не знаешь, что ЦРУ охотно попробовало бы воздействовать на него. Но они не могут, потому что это противозаконно – нельзя брать на мушку американского гражданина ни здесь, ни за границей.
– Бэкман не был их «кротом». Черт возьми, да он просто ненавидел Тедди Мейнарда, и это чувство было взаимным!
– Мейнард не станет его убивать. Он наверняка устроит так, чтобы это удовольствие получил кто-то другой.
Пратт не выдержал и встал.
– Хочешь еще? – спросил он, указывая на почти пустую кружку пива.
– Быть может, чуть погодя. – Сендберг отпил еще глоток. Пратт вернулся к столику с двойной порцией водки, сел и сказал:
– Значит, ты полагаешь, что дни Бэкмана сочтены?
– Ты спросил, какова моя версия. А какая твоя?
Солидный глоток водки.
– Результат тот же, но достигается другим способом. – Пратт зачем-то окунул палец в водку, как бы размешал ее, затем сунул палец в рот, облизал его и задумался. – Не для печати, ладно?
– Разумеется. – О чем только они ни говорили в последние годы, и, разумеется, это не предназначалось для печати.
– Восемь дней со смерти Хаббарда до признания Бэкмана. Время было очень страшное. Кима Боллинга и меня, куда бы мы ни пошли, круглосуточно охраняли агенты ФБР. Вообще-то это очень странно. ФБР изо всех сил старалось упечь нас за решетку и в то же время считало необходимым охранять. – Еще глоток. Он оглянулся, желая убедиться, что их не подслушивают. Никто не подслушивал. – Были угрозы, очень серьезные действия тех самых людей, что убили Джейси Хаббарда. ФБР нас опрашивало позже, через несколько месяцев после заключения Бэкмана в тюрьму, когда страсти уже поутихли. Мы почувствовали себя несколько спокойнее, но и я, и Боллинг еще два года оплачивали вооруженную охрану. Я до сих пор за рулем все время смотрю в зеркало заднего вида. А бедняга Ким тронулся.
– Кто вам угрожал?
– Те же люди, что хотели бы разыскать Джоэла Бэкмана.
– Кто именно?
– Бэкман и Хаббард заключили сделку на продажу своего продукта саудовцам за несусветные деньги. За очень большие деньги, но все же дешевле, чем обошлась бы саудовцам собственная спутниковая система. Сделка сорвалась. Хаббарда убили. Бэкман поспешил укрыться в тюрьме, и арабов это ничуть не обрадовало. А также и израильтян, потому что те тоже рвались заключить сделку. Они прямо взбесились, узнав, что Хаббард и Бэкман имеют дело с саудовцами. – Он замолчал, отпил глоток, словно ему надо было подкрепиться, чтобы закончить рассказ. – Не забывай еще и тех ребят, что придумали эту хитрую систему.
– А русские?
– По-видимому, они не имеют к этому отношения. Джейси Хаббард обожал азиатских девочек. В последний раз его видели в баре в обществе роскошного длинноногого создания с длинными черными волосами и круглым личиком – откуда-то с обратной стороны нашего шарика. Красный Китай держит в США уйму людей для сбора информации. Китайские студенты американских университетов, бизнесмены, дипломаты – здесь кишат китайцы, вынюхивающие, что происходит. Их разведслужба может похвастать необычайно эффективными агентами. Ради такого дела они не колеблясь убрали бы Хаббарда и Бэкмана.