Распыление 2. Полуостров сокровищ

– Давай, вытаскивай скорей!

Отбросив веревку и взяв меня за руки борцовским хватом, воевода покрепче уперся ногами, крякнул, и рванул. Вылетел я, как та самая пробка. Остановил только забор, на другой стороне улицы.

– Спаси-бо…

– Цел? – Олег вытер рукавом трудовой пот.

– Главное цело, – я потряс головой. – Остальное нарастет. Спасибо еще раз, что не бросил.

– Время себе сэкономил, – ответил воевода.

– В смысле?

– Обглодали бы тебя к утру псы, а на мне – еще один труп. Вноси тебя в отчет, да рапорт пиши…

Я непроизвольно поёжился. А потом накатило такое облегчение, какого я, наверное, еще никогда не испытывал. Будет время – поставлю Олегу четвертную. А Его Святейшеству Летучему Макаронному монстру сварю целую кастрюлю пасты а-ля болоньезе. С фрикадельками.

С проспекта донесся визг тормозов и глухой удар, будто столкнулись две железные цистерны.

– Т-твою дивизию, – воевода вновь перешел на рысь. – Ни на минуту оставить нельзя…

Я поковылял за ним.

Перед Олегом расступались. И комментировали.

– Поглянь, сам сыскной воевода пожаловали.

– Где, где?

– Да не мельтеши. Не видишь, человек на работе. Отступи в стороночку, мы на него с заду полюбуемся. Ну, видишь?

– Вижу, конечно. Я ж не слепая, когда такой видный мужчинка прет. И всё при нем: и усы, и пистолеты…

– Вот дура баба. При чем здесь усы?

– Усы всегда причем. Верное средство знаю: если усы торчком, то и всё остальное…

Я зашелся кашлем.

– А как выступает… Смотри, Матрена, у него не только усы, а еще и грудь колесом. Бронежилет-то как завлекательно топорщится…

– Красавец-мужчина, что есть, то есть. Весь в отца… – где-то за спиной сладко вздохнули.

Столкнулись черный, с лоснящимися боками Геллендваген и раскоряченный, как черепаха в случке, пятнистый Хаммер. Я вздохнул от зависти. Кучеряво живут господа Мангазейские золотопромышленники. Сколько такие движки топлива жрут…

Перед машинами топтались владельцы. Пузатые дядьки в кожаных куртках, кепках и с такими здоровенными цепями на бычьих шеях, что могли бы выдержать вес небольшой яхты. Дядьки были похожи, как двое из ларца. Да, и самое главное: они крепко держали за руки Лумумбу.

Под глазом учителя рдел синяк, щека была ободрана. На пыльные бакенбарды капали густые капельки крови. Я уже навострился рыбкой нырнуть в драку, чтоб, хотя и ценой собственной жизни, отбить драгоценного учителя…

– Спокойно, Ваня, я разберусь, – поймал меня за шиворот воевода и сам шагнул в центр композиции. – Нарушаем? – обратился он к мужикам.

– Прикинь, сыскной воевода, мы Душегубца словили, – радостно осклабился первый.

Вот это поворот! За преступника бвану еще никто не принимал…

– А… с чего вы взяли, что он и есть душегубец? – осторожно спросил Олег.

– А кто же еще? – ощерился золотыми зубами второй. – Черный, одет не по-нашему, воняет мертвечиной. И денег у него нет…

Как последний аргумент работал в пользу Душегубца, я не представлял.

– Схватили, можно сказать, на месте преступления, – подключился первый.

Бвана молчал. И не удивительно: как только наставник порывался что-то сказать, бдительные стражи встряхивали его так, что лязг зубов слышался в последних рядах толпы.

– Докладывайте, – приказал Олег.

– Он мертвяка тащил.

– Ага, прямо посредь дороги. Совсем офонарел, маньячина.

– Ну. Еду, смотрю: прет через перекресток, и мертвяк на шее…

– Я его как увидел, так и дал по тормозам.

– И я дал. Чудом не зашибли, аккурат меж бамперов проскочил. Так что вот: бери его тепленького, сыскной воевода, да чтоб живого места на ём не осталось.

– Столько народу сгубил, ирод, – подхватили в толпе.

– Ничего, отольются кошке мышкины слезки! Уж сокол наш ясный, батюшка сыскной воевода, постарается, приложит ручку свою белую…

– А плечи-то какие широкие… И профиль мужественный.

– У Душегубца чтоль?

– Тьфу, дура! У воеводы. Как у Феба…

– Эт кто такой? Почему не знаю?

– Потому, что Феб – это латинянский бог любви. Где б ты о нем слыхала, темнота подзаборная?

– А ты где?

– А мне кузнец наш, дядь Филип, сказывал, когда на сеновал водил. Амор, говорит. И глазами зырк…

Пытаясь вытрясти из ушей бабскую брехню, я перебрался поближе к Олегу. Тот деловито осматривал поврежденные автомобили, на Лумумбу пока не обращая никакого внимания.

– Протокол составим? – спросил он владельцев.

– Да на хрена козе баян? – махнул рукой первый. – Я такие тачки – пачками, паромом из Европы…

– Не будем бакланить, – кивнул второй, звякнув пудовой цепью. – Ты лучше этого черного чисто -конкретно разъясни. Ну и нас не забудь, когда дело состряпаешь. Медаль там какую, или грамоту… В рамку повешу, братаны обзавидуются. А если помощь нужна… Прижать кого, или язык развязать, ты только свистни.

– Разберемся.

Лумумбу торжественно передали с рук на руки.

– Расходитесь, граждане. – повысил голос воевода. – Больше ничего интересного не будет.

– А ведь воевода-то еще не женат… – да что, преследуют меня эти сплетницы, что ли?

– Эт кто говорит-то? Ты, что ли?

– А хоть бы и я. Мне ихняя ключница сказывала: подыскал папаня невесту, да сынок заупрямился. Не хочу, говорит, на купцовой дочке жениться, а хочу прынцессу заморскую, магии обученную…

– Ага. Чтобы и его в гроб свела. Как князя…

Я поспешил за Олегом, ненавязчиво уводящим наставника в ближайший темный переулок.

– Извините, господин сыщик. Народец у нас темный, столичных методов поимки преступников не разумеет… – говорил воевода с совершенно каменным лицом, даже не моргая.

– И вы на меня не серчайте, – ровно в таком же тоне отвечал наставник. – Увлекся, вспомнил молодость… – он осторожно потрогал разбитую скулу. – Жаль, мертвец сбежал.

– Ничего, найдем, – пообещал Олег.

– Вряд ли, – Лумумба достал платок, и принялся вытирать руки. – Скорее всего, он уже далеко.

– Значит, мы о нем так ничего и не знаем? – спросил я, наконец-то отдышавшись.

– Ну отчего же? – поднял брови учитель. – При жизни это был мужчина лет сорока. Лысеющий, с бородой и солидным брюшком. Авантюрист и неудачник, но в последнее время дела его шли на лад. Скорее всего, был артистом. Смею предположить – певцом. Насколько я знаю, князь Игорь учредил в городе оперный театр, так что остается сходить и узнать, не пропадал ли у них сотрудник.

– Откуда вы всё это взяли? – удивился Олег.

– Дедуктивный метод. Возраст я узнал по зубам. Зубы у него так себе, кривоватые и мелкие, но на левых коренных – новые золотые коронки. Множество шрамов и травм позволяют заключить, что жизнь покойный вел бурную и беспорядочную. Одним словом – авантюрную. В Мангазею подался, как и все – за счастьем, и здесь ему наконец-то повезло. В момент смерти одет был во фрак, пластрон, хорошие кожаные туфли… Вечерние фраки в будние дни носят или артисты, или официанты, но, судя по возрасту – он скорее артист. Так как актеры обычно держат себя в форме и не разъедаются между гастролями, заключаю, что покойный был певцом – для их братии солидный вес только на пользу…

– Круто. Я тоже так научусь, – кивнул воевода. – Хотя, я думал, вы его магическими методами допросите.

– Магическому допросу, к сожалению, помешали обстоятельства непреодолимой силы, – Лумумба вновь потрогал скулу. Шишка была уже заметно меньше. – На шее с левой стороны – глубокая колющая рана, – продолжил он отчет. – Повредили яремную вену, человек скончался от потери крови. И палец: его отрезали уже после смерти… Зачем – пока сказать не могу. Зарыли неглубоко – или сил не хватило, или торопились. Он потому и проснулся: почуял заклятье поиска, которое применил мой помощник.

– Можно спросить мадам и девочек, – вставил я. – Ходили ли к ним артисты… – вспомнился образ, который я мельком уловил от ножниц.

– Спросим, – кивнул Олег.

– И откуда под кроватью орудие убийства, – напомнил я.

– Это еще доказать надо, – возразил Лумумба. – Чья кровь была на ножницах, мы не знаем.

– Вопрос в другом, – воевода глубокомысленно взялся за подбородок. – каким местом этот старый мертвец соотносится со свежим трупом, который, кстати, тоже пропал?