– Дай ему осколочно-фугасным прямо в лоб, чтоб не встал… – скомандовал капитан.
Их переговоры едва были слышны из-за шума двигателя, но я все понял. Два раза бухнула стомиллиметровая пушка, и настырный пулемет оставил нас в покое. Еще несколько минут, и гусеницы БМП зацепили дно Каламитского залива. Резко рванувшись, командирская БМП выскочила на пляж. Вслед за ней на берег вышли и остальные машины роты. Распахнулись десантные люки, и морпехи горохом посыпались на берег. Спешились и мы.
– Скала, я Слон, вышел на берег в точке «Д», «Прием»… – Капитан Ругуленко чуть склонил голову, видимо, слушая в наушниках ответ. – Так точно, вас понял, действую по плану.
Отключив связь с командиром батальона, капитан вызвал своих взводных.
– Первый взвод со мной, остальные по параллельным улицам. Контакта друг с другом не терять, вперед не вырываться и не отставать.
Опустив на глаза ноктоскопы, бойцы короткими перебежками, от укрытия к укрытию, двинулись вперед. Следом за ними тронулись с места и БМП.
Мне тоже выдали такой приборчик, слегка похожий на театральный бинокль. Ночь в нем превращалась в мутные сероватые сумерки. Тихо урча на малых оборотах, БМП ползли следом за нами.
Следующим нашим объектом была портовая электростанция. Кривая улочка Старого города вывела нас едва ли не к самым ее воротам. Электростанцию охраняли румыны. Их легко было узнать по высоким кепи, похожим на недоделанные буденовки. Перед проходной из мешков с песком было сложено пулеметное гнездо, в котором в полной боевой готовности сидели три мамалыжника.
– Поехали! – выдохнул капитан и взмахнул рукой.
На фоне артиллерийского обстрела, который вела «Москва» по каким-то целям в городе, выстрелы из «калашей» с ПБСами прозвучали совсем неслышно. Румыны бесформенными кулями осели в пулеметном гнезде. Первые две пары морских пехотинцев рванулись к воротам словно призовые олимпийские спринтеры. Вот они уже под стеной проходной…
В деревянной будке светилось окно. Очевидно, внутри находился парный пост. Что было дальше, нам с Ириной рассказывали сами участники событий, потому что ни на какой штурм капитан, конечно, нас не отпустил. Это от адмирала можно удрать на войну, а от такого волчары нет.
Убедившись, что все спокойно, сержант Тамбиев тихонько подергал дверь проходной – заперто. Недолго думая, он постучал… и, надо же, румыны открыли. Ну да, как же можно не открыть – ведь прямо перед дверью сидят их пулеметчики. И кругом было все тихо, никакой стрельбы поблизости…
Увидев вместо боевого товарища размалеванное жутким ночным камуфляжем лицо уроженца далекой Бурятии, молоденький румынский солдатик с перепугу сомлел словно институтка. Что, в общем-то, и спасло ему жизнь. Уже предназначенная ему пуля из пистолета с глушителем угодила в лицо толстому борову, сидящему за конторкой. По всей видимости, тот был унтером или даже фельдфебелем – нижних чинов с такими габаритами не бывает ни в одной армии мира.
Еще одна пуля досталась смуглому типу в штатском, с белой повязкой на рукаве, дремавшему в углу в обнимку с винтовкой. Сержант прислушался. Стояла тишина. За его спиной в помещение беззвучными тенями проникали товарищи. Полицаю для «контроля» выстрелили в голову. Сомлевшему румынчику затолкали в рот его же кепи и стянули за спиной руки его собственным ремнем. Немного подумав, сержант расстегнул ему штаны, и опустил их до колен. Теперь, если он очнется и попробует бежать, со связанными руками и спущенными штанами далеко не уйдет.
Дальше все было делом техники. Бойцы рассыпались по плохо освещенному двору, убивая всех, кто был одет в румынскую форму, или кто носил на рукаве белую повязку «шуцмана». Ночью, молча, без криков «ура», но с ледяной яростью людей, уверенных, что делают святое дело. Да и немного их там было – еще один румынский офицер и пара солдат, а остальные полицаи.
Особенно запомнился бойцам случай, произошедший в машинном зале электростанции. Молодой татарин в поношенном немецком кителе и с белой повязкой на рукаве, увидев ворвавшихся в зал морпехов в их устрашающем ночном гриме, и направленный на него ствол «калаша», уронил на пол винтовку и заорал:
– Не убивай, рюсский, жить хочу!
– Где-то я уже слышал эти слова… – Капитан покрутил головой и вздохнул. – Кажется, ничего не меняется под луной… – Быстрым движением он поднял на ноги вопящее тело предателя. – Жить, говоришь, хочешь?! Значит так, сучонок! Ты награждаешься почетным званием предателя-юниора, и в придачу государственной премией в виде восьми граммов свинца с занесением ее в черепную коробку. Сержант, выдай этому кадру его награду!
Сержант Тамбиев быстрым движением сунул полицаю ствол автомата под челюсть, и нажал на спуск. Крики о пощаде стихли.
Тем временем БМП взвода въехали во двор. Капитан Рагуленко обвел взглядом собравшихся во дворе рабочих электростанции.
– Значит, так, товарищи. Пункт первый – поздравляю вас с освобождением от оккупантов и с восстановлением советской власти. Пункт второй – организация отряда рабочей самообороны. Мы тут с бойцами немного намусорили. На территории вашего предприятия и в окрестностях валяется некоторое количество румынского и немецкого стрелкового оружия. Прошу собрать все это стреляющее железо, среди которого имеются даже два пулемета, и самостоятельно охранять электростанцию до полного восстановления советской власти. На этом торжественный митинг разрешите считать закрытым.
– Что, вот так просто взяли и освободили? – недоуменно моргая, спросил высокий худой техник средних лет.
– Да, просто освободили! Нас, понимаете ли, сложно освобождать не научили, – усмехнулся капитан. – Может ты, приятель, знаешь, как это сложно – освободить? – Двор грохнул дружным смехом. – Значит так, товарищи: разбирайте оружие и занимайте посты. У вас своя работа, у нас своя. По городу еще неубитые немцы с румынами бегают, да предатели всякие. Они еще жить хотят, а это неправильно… Товарищи командиры и сержанты, собираемся у моей машины, маленький разбор полетов.
И в этот момент за забором послышался крик:
– Стой, кто идет?
5 января 1942 года. 03:35. Евпатория
Старший лейтенант разведотдела Черноморского флота Петр Борисов
Я подошел к подрагивающей и тихо урчащей командирской машине. Кто бы знал, как надо на нее забраться… Эх, была не была… глянул, как ловко запрыгивают на броню «пятнистые» осназовцы – поставил ногу на гусеницу, уцепился за протянутую руку в странной кожаной перчатке с обрезанными пальцами – и… И вот я уже наверху, грею свою задницу на теплой крышке моторного отсека. А приятно, черт побери, особенно в такую холодную ночь.
Рядом устраиваются бойцы ОСНАЗа. Оказывается, они только кажутся такими широкоплечими, потому что на них надето что-то вроде противопульной кирасы, а еще любопытные жилеты – без рукавов, с множеством карманов, набитых всякой всячиной. Но в основном они нагрузились боеприпасами. Это какой же умный человек придумал такую удобную вещь? Ведь в подсумках на ремне много всякого не утащишь, а тут, считай, носимый боекомплект втрое-вчетверо увеличить можно. За такую выдумку и Сталинской премии не жалко.
Пригрелся я, сидя на теплой броне, и уже начал было кемарить, как тут слышу звонкий девичий голос:
– Товарищ командир, будьте добры, руку дайте!
Смотрю вниз – и что я вижу! Стоит красавица писаная: щеки румяные, глаза черные, каска эта круглая, чуть ли не на нос съезжает. И говорит она мне:
– Да-да, молодой человек, это я вам! Подайте, пожалуйста, руку девушке.
Тут мне краска в лицо бросилась, прижал я к себе свою «светку» левой рукой, чтоб не выронить, а правую подал этой красавице. Коротко пискнув, она взлетела наверх.
– Андреева Ирина, военный корреспондент, – представилась девушка и протянула мне узкую ладошку.
– Петр Борисов, старший лейтенант… – Я торопливо стянул с руки шерстяную варежку, чтобы пожать ее руку. – Будем знакомы.
Я уже хотел было спросить, от какой газеты ее командировали на фронт, но тут над нами с оглушительным гулом низко пролетел один из винтокрылых аппаратов. В этот момент кинооператор, снимавший происходящее, опустил свой аппарат, в два прыжка добежал до нашей машины и запрыгнул на броню, усевшись рядом с корреспонденткой. Стало очень тесно; острый локоток Ирины уперся мне в бок, прямо под ребро. Мотор взревел, машина дернулась, и мы поехали…
Я огляделся. Кроме меня, на этой машине оказалось еще восемь моих разведчиков, три корреспондента и три осназовца. Остальные осназовцы быстрым шагом, иногда переходящим на бег, плавно, как кошки, перемещались вдоль заборов и стен домов. Я попытался вспомнить план города, который нам показывали перед операцией.
Точно – мы двигались к улице Революции, на соединение с главными силами десанта. Проехали мы так не больше двух кварталов, как нас обстреляла группа румын на перекрестке – кажется, со Школьной улицы. Мы все моментально спрыгнули с брони, укрывшись от огня за бортом машины. Я уже собрался было открыть огонь из своей «светки» в сторону врага, но не успел. Наш танк моментально развернул свою башню, и… То, что я считал длинным накатником, оказалось скорострельной автоматической пушкой. Пульсирующее оранжевое пламя на срезе ствола, бьющий в уши грохот. На моих глазах очередь из осколочных снарядов буквально вымела румынское пехотное отделение из подворотни, где те укрывались. Группа осназовцев перебежками, прикрывая друг друга, вдоль стен бросилась в сторону румын. В наступившей тишине прозвучало несколько одиночных выстрелов.
Тем временем я заметил, как метрах в двухстах от нас на следующий перекресток выехал еще один такой же танк. Стало понятно, что бригада осназа методично, словно железной цепью, отжимает фашистов от берега. Они все делали так – вроде бы спокойно и не торопясь, но если присмотреться внимательнее, то получалось, что все делалось быстро, просто эти люди не суетились, так как каждый из них знал, что ему делать в данную минуту.
Внезапно стрельба в городском квартале впереди нас стала заполошной. Взрывы гранат перемежались криками «Ура!» и «Полундра!». Капитан Рагуленко, стоявший рядом со мной, как-то странно наклонил голову, будто к чему-то прислушивался, потом огляделся по сторонам.
– Так, товарищи, командиров ко мне, и сержантов тоже! – отдал он команду.
Через пару минут все командиры, включая и командира нашего отряда, собрались у головной машины.
– Значит, так, товарищи, обстановка следующая. Впереди, на углу проспекта Ленина и улицы Дмитрия Ульянова, в капитальном доме закрепилось до взвода румын, а может даже, и больше, кто их сейчас сосчитает. Наши уже несколько раз атаковали, но пока безрезультатно. Наши несут большие потери. У «Аллигаторов» БК на исходе, так что они пока нам помочь ничем не могут. Задача – выдвинуться к указанному перекрестку и уничтожить опорный пункт противника, при этом часть второго взвода ударит вдоль проспекта румынам в тыл. Все понятно?! – Он повернулся к капитану Топчиеву. – Товарищ капитан, я, конечно, не могу вам приказывать, у вас свое начальство… Но есть просьба… Не могли бы вы послать вперед своих людей, чтобы некоторые ваши особо гордые орлы не открыли с перепугу по нам стрельбу?
– Конечно, можно. – Взгляд командира упал на меня. – Борисов, бери свою группу, и пулей вперед. Предупреди там кого надо, что мы идем на подмогу.
Когда я со своими разведчиками добежал до места схватки, то там как раз захлебнулась очередная, третья атака. Лейтенант, что командовал ротой, штурмовавшей перекресток, был тяжело ранен, его замещал старшина первой статьи – очевидно, из сверхсрочников. Увидев три моих кубаря, он весь приободрился и подтянулся – очевидно, рассчитывая, что я приму командование и сниму с него этот тяжкий груз.
– Товарищ старший лейтенант… – начал было он свой доклад, но у меня были совсем другие планы (хотя выяснить, что происходит, совсем не помешало бы).
– Представьтесь как положено и доложите обстановку, – одернул я его.
– Временно исполняющий обязанности командира роты старшина первой статьи Иван Антонов, – отрапортовал старшина. – Роте поставлена задача овладеть перекрестком проспекта Ленина и Дмитрия Ульянова и двигаться дальше в сторону Нового города. Противник оказывает сильное сопротивление, мы никак не можем взять этот дом. Румыны отбили уже три наших атаки. До половины личного состава роты убито и ранено.
– Атаки временно прекратить, сюда идет подкрепление, ОСНАЗ с танками, – ответил я.
