Сегодня в 00:30 командование Севастопольского оборонительного района начинает Евпаторийскую десантную операцию, которая в нашем прошлом закончилась тяжелым поражением советских войск. Имея в своих руках такую мощь, мы не можем спокойно смотреть, как сражаются и погибают наши деды и прадеды. Мы пойдем в бой плечом к плечу с бойцами капитан-лейтенанта Красной Армии Бузинова. В операции примут участие палубная авиация, корабельное соединение и подразделения морской пехоты.
Кроме военной мощи и желания сражаться, мы обладаем информацией не только о текущих событиях этой войны, но и о планах немецкого и союзного командования на ближайшее время, и о многом другом, о чем мы, из-за конфиденциальности информации, не можем сообщить по радио даже в зашифрованном виде.
Мы просим Вас прислать своего представителя, которому Вы полностью доверяете, на флагманский корабль нашей эскадры для передачи сведений, имеющих особую государственную важность, и согласования дальнейших операций в борьбе с немецко-фашистскими захватчиками.
Командующий сводным соединением контр-адмирал Ларионов В. С.»
Передатчик еще отправлял в эфир последние группы цифр, а с трамплина «Адмирала Кузнецова» одна за другой уже срывались в небо тяжелые машины. Первым на взлет со стартовой позиции номер два пошел майор Садыков, за ним с позиции номер один в небо поднялась машина капитана Гордина; пока он взлетал, газоотбойник на второй позиции успел опуститься, и через тридцать секунд с третьей позиции стартовал старший лейтенант Ганочкин – один из пилотов так называемого «молодого пополнения».
Они ушли, растворились в темноте, а неугомонные техники готовили к вылету следующую тройку, возглавляемую майором Хамбурдыкиным. Ее целью являлся аэродром в Херсоне, где базировалась 3-я группа 27-й бомбардировочной эскадры люфтваффе, укомплектованная бомбардировщиками Не-111Н. Группа майора начала взлет ровно в половине первого, а в ноль часов тридцать пять минут ее последняя машина оторвалась от родной палубы.
Предпоследней в воздух поднялась тройка, возглавляемая командиром авиакрыла полковником Хмелевым. Ее цель – одна из самых ответственных – одна из узловых железнодорожных станций Сталинского (Донецкого) узла, под завязку забитая эшелонами с горючим, боеприпасами, войсками. Задача – снести с лица земли эту станцию, ну а потом, в дальнейших налетах, еще и несколько ее соседок. Пусть у Клейста тоже немного поболит голова, тем более что он единственный, кто хоть что-то способен перебросить на выручку 11-й армии в Крыму. Просто средство предосторожности.
Каждый самолет нес под брюхом по восемь полутонных объемно-детонирующих боеприпасов. Они будут у цели примерно через двадцать минут после взлета. Немецкие солдаты и офицеры, спящие в своих землянках, теплушках или стоящие на постах, еще не знали, что они уже умерли. Их смерть уже отмерена, взвешена и висит под крыльями самолетов XXI века. Оставшиеся им минуты жизни – это не более чем отсрочка исполнения приговора.
Вот тройка Су-33, снизилась до малых высот и совершив пологий вираж, вышла на станцию вдоль железнодорожных путей. Автопилоты отрабатывают режим огибания местности. Немцы, стоявшие у зенитных орудий, абсолютно ничего не слышат. Их смерть мчится впереди собственного звука…
Вот он, рубеж атаки. Бомбы отделяются от самолетов, позади них раскрываются маленькие парашюты, и на станцию горной лавиной обрушивается страшный грохот. Но это не сама смерть – это всего лишь ее герольд, возвещающий пришествие дамы в саване и с косой. А смерть бесшумно накрывает станцию ковром из длинных продолговатых предметов.
Немецкие зенитчики еще трясут контужеными головами, но все уже кончено. Взрыв единого поля из синхронно сработавших двадцати четырех ОДАБов был такой силы, что эту вспышку в полнеба видели даже советские бойцы на Миус-фронте. Следом громыхнули эшелоны с боеприпасами, предназначенные для 1-й танковой армии. Загоревшиеся эшелоны с горючим превратили станцию в настоящий ад. Полковник Хмелев, обернувшись, посмотрел на полыхающее зарево, расплывающееся на том месте, где только что была железнодорожная станция, ставшее братской могилой для сотен немецких солдат.
– Ну, с-суки, мы вам покажем, что такое НАСТОЯЩАЯ война!
Им еще надо было вернуться на авианосец, заправить и осмотреть машины, подвесить бомбы и совершить еще один вылет, а за ним еще и еще…
А на аэродромах Херсона и Николаева творился сущий ад. В январе 1942 года единственным врагом немецких солдат в этих краях был только «генерал Мороз». Советские самолеты давно уже туда не залетали, а партизанское движение только начало развертываться, и всех прелестей горящей под ногами земли немецкие солдаты еще не успели узнать.
А этот русский мороз щипал уши, хватал пальцами за нос и холодными руками лез под тонкую шинель из эрзац-сукна. Фельдфебеля на него нет, чтоб он пропал! Так что немецкие солдаты, поеживаясь, ходили вокруг выстроенных рядами самолетов с черными крестами на крыльях и паучьими свастиками на хвостовых оперениях. Расчеты зенитных пушек дежурили на своих постах. Хотя налетов советской авиации не было уже давненько, но орднунг есть орднунг!
Но и хваленый немецкий порядок не помог, когда над аэродромами люфтваффе совершенно бесшумно появились по три стреловидных краснозвездных тени. Потом на летное поле пал ГРОХОТ… А из-под крыльев нежданных ночных визитеров посыпались бомбы, рассыпаясь по пути веером сотен маленьких боевых элементов. Секунду спустя стоянки самолетов, позиции зенитных батарей, склады боеприпасов и ГСМ утонули в тысячах взрывов. На каждый аэродром было сброшено по двенадцать тысяч шестьсот килограммовых боевых блоков осколочно-фугасного действия. То, что осталось на стоянках от самолетов, выглядело так, будто боевые машины тщательно пропустили через шредер, а местами и не по одному разу. Крики раненых заглушались гулом пожара и грохотом рвущихся боеприпасов.
В соседних частях завыли сирены воздушной тревоги, наводчики зенитных орудий внимательно вглядывались в темное небо. Но они ничего не заметили. А «сушки», обогнув горящие немецкие аэродромы по широкой дуге, легли на обратный курс. Тем более что в этом мире их никто не мог догнать.
5 января 1942 года. 03.00. Рейд Евпатории. Борт катера МО-4 (бортовой номер СКА-042)
Старший лейтенант разведотдела Черноморского флота Петр Борисов
Как я попал в десант? Да вот так и попал… Вызвали меня в штаб и сказали: пойдешь, мол, в Евпаторию. Капитан Топчиев собрал нас, разведчиков, и сказал, что командованию Севастопольского оборонительного района поступил приказ произвести высадку тактического десанта на Евпаторию, откуда в дальнейшем можно будет нанести удар на Симферополь, в тыл основной немецкой группировке. Какими силами, никто не знает, но наша задача – захватить Евпаторию и восстановить там советскую власть. Ну а за нами пойдет полк морской пехоты, который и доведет дело до конца.
Скажу честно, стало как-то не по себе: высаживаться так далеко в тылу врага… Но, по нашим разведданным, в Евпатории немцев не было – только румыны и татарские изменники. А вояки они еще те.
Вечером четвертого января началась погрузка на корабли десанта. Флагманом у нас там был БТЩ (быстроходный тральщик) «Взрыватель». На нем и шли основные силы. Ну, и еще семь «мошек» (катеров серии Морской Охотник) и один буксир. Всего десантников было человек семьсот. Были среди них и моряки с Дунайской флотилии, и пограничники, и наш брат-разведчик. Были даже милиционеры из Евпатории.
На буксир СП-14 погрузили две плавающие танкетки Т-37 и три 45-миллиметровые пушки.
Уже ближе к полуночи корабли с десантом вышли из Севастопольской бухты. Шли без огней, соблюдали светомаскировку. Да и за звукомаскировкой следили – катера двигались с подводным выхлопом двигателей. Волнения практически не было. В районе Севастополя что-то гремело, взрывалось и горело.
По пути к цели, командиры провели инструктаж, где каждой группе поставили задачу. Мы, разведчики, с приданными нам бойцами, должны были захватить и удержать Товарную пристань, а потом продвигаться в город, захватить артиллерийскую батарею на мысе Карантинный и электростанцию. А потом, как сказал капитан Топчиев, мы броском продвинемся в сторону кладбища и освободим наших военнопленных, которых там, в лагере, охраняли румыны.
А после был короткий митинг, где мы пообещали нашему народу и лично товарищу Сталину бить немецко-румынских захватчиков до последней капли крови.
Где то в час ночи, когда мы были уже на полпути, на море опустился туманный кисель, видимость сократилась метров до ста. С неба посыпалась мелкая морось, не пойми что – не то дождь, не то снег.
В два часа сорок минут наш катер подошел к точке развертывания. Согласно плану, буксир с танкетками, наш СКА-042 и еще две «мошки» с десантом пошли налево. Тральщик «Взрыватель» с тремя МО двигался по центру, а еще два катера повернули направо.
Вот мы подошли к Торговой пристани. Сердце забилось сильнее: сейчас начнется высадка… Катер довольно мягко ткнулся причал, и я, подхватив свою «светку», вместе с товарищами бросился на берег. Что удивительно, по нам никто не стрелял. В центре высадки, на пассажирской пристани, кто-то сдуру выпустил в небо красную ракету.
И тут такое началось! На всех высоких зданиях города: минаретах мечети, колокольнях церквей, крышах гостиниц «Бо-Риваж» и «Крым» – зажглись прожектора. Стало светло как днем. Оглянувшись, я увидел, как с буксира выгружают пушки, при этом часть причала оказалась разрушенной, и наши бойцы, стоя по грудь в ледяной воде, руками придерживали мостки, по которым артиллеристы спускали на берег сорокопятки.
Я аж зажмурился от обиды. Стало понятно, что немецкое командование ждало нашего десанта и основательно подготовилось. С минаретов и колоколен, из окон городских домов по улице Революции, зданий гимназии, гостиниц по нам ударили вражеские пулеметы. Почти тут же к ним присоединились минометы и артиллерийские батареи, расположенные на мысе Карантинном, на улице Эскадронной, возле складов «Заготзерно», и на Пересыпи, на Симферопольской улице.
Но недолго музыка играла… Позади нас в море раздался пульсирующий гром и рев. Я оглянулся и увидел, как сквозь туман пробиваются бело-оранжевые сполохи, будто там заработала грандиозная электросварка. Прямо на наших глазах на румынской батарее на мысе Карантинном (которая и была нашей целью) встал целый лес артиллерийских разрывов. Неизвестные корабли, накрыли артиллерийским огнем и минометную батарею у складов «Заготзерна». По румынской батарее на Пересыпи ударили чем-то страшным, по сравнению с которым наши Раисы Степановны, действие которых я наблюдал в Одессе, это просто детская хлопушка. Пламя взрывов, казалось, поднималось до небес. От грохота туман почти распался, и стали видны темные силуэты стоящих на рейде Евпатории крупных кораблей, что вели беглый артиллерийский огонь по вражеским позициям.
«Какие еще корабли, откуда они?» – подумал я. И тут, прямо над нашими головами со свистом и воем пронеслось нечто напоминающее большой винтокрылый автожир. Еще до войны я читал о них в журнале «Техника – молодежи». Почти над нашими головами эта машина выпустила реактивный снаряд по румынскому прожектору, находящемуся на крыше гостиницы «Бо-Риваж» и освещавшему пассажирскую пристань и буксир СП-14. Пламя ракетного выхлопа высветила на голубом брюхе винтокрылого аппарата большую красную звезду. Крыша гостиницы поднялась вверх, и обломки ее, медленно кружа в воздухе, стали падать на стоящие рядом домики.
Другие винтокрылые машины обнаружили себя, выпустив ракеты и открыв огонь из пушек по немецким и румынским пулеметам, в этот момент обстреливавшим корабли десанта из окон жилых домов, гимназии, гостиницы «Крым». Мы все, сорок здоровых глоток, единодушно заорали «Ура!», когда от каких-то удивительно, снайперски точных попаданий эрэсов вражеские огневые точки стали поочередно замолкать.
И в этот момент прожектора с пулеметами, расположенные на минаретах и церквях, вдруг развернулись в сторону опорных пунктов противника – зданиям гимназии и гостиниц «Бо риваж» и «Крым», залив их потоками света и перекрестным пулеметным огнем. Уже после боя я узнал, что проникшие заранее в город осназовцы взяли в ножи расчеты этих румынских огневых точек и по команде открыли огонь по противнику.
Капитан Топчиев хлопнул меня по плечу.
– Шевелись, Борисов, ишь, рот открыл, как в цирке! Это товарищ Сталин для немцев с румынами такую баню устроил, чтоб мы не скучали. А у нас еще одно задание есть – занять мыс Карантинный.
Бойцы тихо засмеялись, и отряд перебежками направился к подавленной артиллерией неизвестных кораблей румынской батарее.
Живых румын мы по дороге так и не встретили, так что и повоевать нам не пришлось. Сама батарея была разбита в хлам. Повсюду валялись обломки зарядных ящиков, разбитые станины и исковерканные стволы орудий. Дополняли картину изуродованные тела румынских артиллеристов. Ужас. Делать тут нам было уже нечего.
Правда, вид на эскадру, стоящую на Евпаторийском рейде, оттуда открывался просто великолепный. В сполохе разрывов и отблесках пламени было видно, как два больших корабля идут к берегу в сторону курортной зоны, да так быстро, будто собираются его таранить. Но вот они сбросили ход, и неожиданно их носовые части стремительно раскрылись, словно ворота средневековых замков. И из внутренностей кораблей, рыча двигателями, окутанные сизыми клубами выхлопов, выехали танки неизвестной конструкции, с носами, похожими на острие стамески, и с приплюснутыми маленькими коническими башнями.
Я поднял к глазам бинокль. Интересно… Из башни торчали сразу два орудия: одно большое, второе – поменьше. Или это у них накатник такой? Нырнув в воду, танки поплыли в сторону ближайшего пляжа. За ними из подошедших к берегу кораблей вышли еще несколько таких же машин. Когда с берега по ним ударила пара румынских пулеметов, в ответ загрохотала пушка головной машины, калибром этак в восемьдесят пять миллиметров, а может, и все сто. Пулеметы заткнулись и больше не возражали против высадки. Короче, на привычные нам плавающие танкетки Т-37 эти танки были так же похожи, как автомобиль ЗиС-5 на телегу.
Сняв фуражку, капитан Топчиев провел рукой по коротко остриженной голове.
– Вечер перестает быть томным, товарищи, и в первую очередь для немцев. А мы с вами продолжим выполнение нашего задания и попробуем найти того, кто сможет ответить нам на пару интересных вопросов.
Следующей нашей целью был захват электростанции. Когда мы уходили с разбитой береговой батареи, я оглянулся на пассажирскую пристань. Бой на улице Революции почти угас, здание гимназии и гостиница «Бо риваж», очевидно, уже были в наших руках, и только гарнизон гостиницы «Крым» продолжал вялое сопротивление. Неподалеку разъяренными осами крутились два винтокрылых аппарата, время от времени выпуская по обнаружившей себя огневой точке реактивный снаряд. Там все шло нормально, было очевидно, что с такой поддержкой румынский гарнизон скоро додавят.
Нам беспрепятственно удалось дойти почти до самой электростанции. Но когда мы уже вплотную приблизились к ее ограде, в голове колонны из темноты послышался срывающийся на фальцет голос:
– Стой, кто идет?
– Свои! – ответил наш командир. – Идет капитан Топчиев, разведка Черноморского флота.
Ответ часового был странным:
– Свои ночью дома сидят! Пароль!
Не успел капитан Топчиев подумать о странном часовом и что-то ответить, как в разговор вмешался чей-то бас: