– Счастливо поохотиться на ведьму, – буркнул уже заплетающимся языком «Кузнец», – а я ещё немного посижу.
– Когда ты собрался ехать в Московию? – поинтересовался светловолосый мужчина, поглядывая на приятеля.
– На следующей неделе, – ответил «Кузнец», а увидев пробегающего мимо хозяина этой забегаловки, окликнул его. – Эй, добрый человек, принеси мне ещё один кувшин вина и что-нибудь покушать, а то, за разговором, я что-то проголодался. Да пошевеливайся, а то я сильно осерчаю, и тогда всем будет хуже.
– Одну минутку, – произнёс хозяин и куда-то быстро умчался.
– Всё, я пошёл, – произнёс Константин, – береги свою жизнь, приятель и зря не подставляй спину, она ведь нам один раз даётся.
Здоровенный детина помахал в воздухе рукой, пока, и отвернулся к вновь подошедшему хозяину таверны.
Через неделю «Кузнец» уехал в дикие земли Московии на поиски оборотня и сгинул там навечно. А «Чёрный всадник» отправился в другой город и с головой окунулся в свою работу.
Только через несколько месяцев, он вновь вернулся в тот город, где простился с приятелем и не найдя, поехал на его поиски. Константин и подумать не мог, что приятеля уже давно нет в живых, а его самого ждёт незавидная участь. Но, он этого ещё не знал и даже не думал, что через некоторое время, сам превратиться из охотника в зверя и жизнь его кардинально изменится, в лучшую или худшую сторону, это не нам с вами судить.
***
С появлением в округе неизвестного человека, называющего себя «Кузне», убийства прекратились. Но, никто из местных жителей, даже и не подозревал, что всему виной, этот крепкий мужчина, вечно шатающийся по соседним с Чёртовым лесом деревням. А, мужчина, сам ничего им не рассказывал. Зачем пугать их страшилками, когда толком и сам не знаешь, оборотень это или простой волк, по ночам захаживающий в ближайшие с лесом деревни.
«Скажешь жителям про оборотня или какую-нибудь другую нечисть, что завелась в округе, поднимут на смех или ещё хуже выгонят с деревни.
Вот и разъезжал «Кузнец» по окрестным деревням и сёлам, подрабатывая кузнецом, и разговаривал с их жителями, а сам ловил, каждое их сказанное слово, о странных случаях и смертях. А однажды, поехал напрямую через проклятый лес и навечно исчез. Был человек, и вдруг его нет. Куда делся, никто не знает, да и знать не хотят, у каждого свои дела и проблемы.
***
После убийства «Кузнеца», Огонёк и Михаил и вовсе затаились в своей лесной избушке. На охоту ходил только мужчина, да и то далеко не отходил от дома. Он боялся, что убив охотника на оборотней, на его поиски нагрянут другие и не один, как этот глупый и самоуверенный детина, у которого даже и оружия не было.
Так и получилось, через несколько дней в деревне появился странный мужчина с длинными белыми волосами. Он поначалу расспрашивал местных жителей, не было ли у них его приятеля, называющего себя «Кузнец». А когда узнал, что тот здесь был, стал тоже рыскать по округе и разыскивать его. А, ровно через десять дней, он нашёл, но не своего приятеля, а рыжую ведьму и чёрного волка и эта встреча оказалась, для него роковой.
Убив оборотней, Константин (так звали Чёрного всадника), был укушен одним из них, а точнее рыжей волчицей и сам стал зверем.
«Но, это совсем другая история!»
Чёрный всадник
Глава 1
Скрипя по разбитой дороге (её и дорогой было трудно назвать: просто две наезженные колеи), двигалась телега. Не подгоняя и понукая лошадь, на ней сидел старик, держась за вожжи, словно боясь свалиться. Уже больше трёх часов они тащились, поэтому странному и причудливому лесу.
Прожив не один десяток лет (а кто их считает-то – идут себе, да идут) и, попутешествовав по миру, дед нигде не видел такого леса. Деревья, что вплотную подступают к дороге, выглядели странно. Одни были закручены в спираль, а другие изогнуты так, что на них было больно смотреть. А третьи до самой вершины были без веток, словно их нарочно спилили, оставив только макушку.
"Что за странное место? – думал, крепко держась за вожжи, старик, – и, причудливый лес! Такого странного леса я нигде не видел, хоть и побывал всюду. Всю Московию исходил вдоль и поперёк, да и за границу пришлось заглядывать. А такое чудо вижу впервые. Что за чудовище так погнул их… А может, что-то ужасное произошло здесь, раз так покорёжило деревья – надо бы быстрее проехать это место".
Старик встрепенулся, словно ото сна и подстегнул лошадь, но та, как тихо брела, опустив морду, так и не прибавила шагу.
– Но, милая, но, – прикрикнул на неё дед. Но всё было напрасно, лошадь, словно его не слышала, – Что за чертовщина здесь происходит?
Взмахнув кнутом, он щёлкнул им в воздухе, чтобы расшевелить старую клячу. Но та даже не пошевелила ушами, продолжая медленно переступать ногами. Плюнув на все свои попытки, чтобы лошадь прибавила шагу, старик опустил кнут и притих, словно задремал. Но всё время был начеку и поглядывал по сторонам.
День подходил к концу, стало быстро темнеть, а конца и края этому лесу не было и в помине. Солнце, и так не видимое из-за верхушек высоких деревьев, вообще скрылось за горизонтом, как говорится, "ушло на покой". А луна так и не появилась, хотя небо было безоблачное.
– Что за странности сегодня происходят? – крутя головой в разные стороны, произнёс дед, – То причудливый лес, по которому я так долго еду и которому не видно конца, то луна, не появляющаяся в небе. Хотя, если пораскинуть мозгами, она должна быть. Время безлуния ещё не пришло. Чудеса какие-то происходят, а мне это сейчас не нужно. Добраться бы быстрей до обитаемых мест, а там хоть чёрт пускай куролесит, приплясывая на костях и попивая кровь из черепа.
Но впереди по-прежнему был странный лес и надвигающаяся на него темнота.
Через две версты лошадь, телегу и крепко вцепившегося в вожжи деда полностью поглотила темнота.
"Что делать? – стал размышлять старик, – Заночевать здесь или ехать дальше… А как ехать, ничего же не видно! Ещё заплутаешь да сгинешь здесь не за спасибо, а дикие звери растащат по всему лесу обглоданные косточки".
Но его размышления прервал страшный пронзительный крик, донёсшийся до ушей деда. Крик был такой громкий и жуткий, что лошадь, испугавшись, понеслась, задрав трубой свой облезший хвост. Да так быстро, что старик от неожиданности чуть не свалился. Через некоторое время крик вновь повторился, разносясь по всему лесу. Он исходил отовсюду, охватывая всё кругом, словно сам старик его и издавал. Вытаращенные глаза, помутневшие от прожитых лет, смотрели по сторонам, но кругом была темнота. Зубы от страха стучали так громко, словно волк щёлкал своей пастью перед нападением на добычу, а седые волосы встали дыбом и торчали в разные стороны. Увидев в таком состоянии себя в зеркало, можно от шока лишиться чувств. Но кругом не было никого, так что наблюдать такую картину было некому.
Старая лошадь, не разбирая дороги – откуда взялась, только прыть, – неслась, будто подстёгнутая кнутом. Старик, подскакивая на канавах, бухнулся в телегу и вцепился в неё мёртвой хваткой, стараясь не вылететь. Уткнувшееся в сено лицо было белее простыни. Сердце стучало так сильно, что готово было выскочить из его груди. От ужасного крика кровь словно остановилась и застыла, а из штанов повеяло естественным человеческим ароматом. Не поднимая головы и не опуская рук, старик стал креститься, бурчал молитву, прося помощи у всех богов, которых смог вспомнить. Но все нужные слова вылетели из головы, так что старик бурчал то, что приходило ему в голову, повторяясь через каждую секунду.
В третий раз разнёсся по всему лесу жуткий, разрывающий душу крик, словно кого-то убивали или пытали, и вдруг наступила гробовая тишина. Лошадь резко остановилась. Но старик продолжал тихо лежать, распространяя вокруг себя вонь. Не открывая глаз, он, дыша через раз, словно боялся захлебнуться воздухом. Прошла минута, потом ещё пять, а лошадь тихо стояла, не двигаясь с места, словно приросла копытами к земле.
Прислушавшись и ничего не услышав, старик медленно поднял голову и открыл один глаз, а потом и другой. Кругом по-прежнему было темно, хоть выколи глаза. Полежав пять минут, он поднялся на ноги и разглядел впереди, по дороге, свет. Лёжа в телеге и не поднимая головы, его не было видно из-за спины лошади. Приглядевшись, он увидел в нескольких саженях, впереди, небольшой домик у дороги, а в крохотном оконце тусклый свет, но в темноте безлунной ночи он был словно маяк, указывающий морякам дорогу к суше.
"Куда это меня занесло? – слезая с телеги, удивился старик, – Но если в домике горит свет, значит, там кто-то живой. А это значит, меня пустят переночевать, не выгонят же они путника в ночь…"
Беря лошадь под уздцы, он подвёл её к небольшому, рядом с домиком, сараю, который словно врос от старости в землю и подкосился. Привязав за торчавшую скобу и бросив ей из телеги охапку сена, он пошёл к дому. Постучав в дверь, старик стал ждать, когда ему ответят. Но на тихий стук ему никто не ответил, и тогда дед стукнул посильней, да так, что чуть не вышиб дышавшую на ладан дверь.
– Да слышу я, слышу, – раздался из-за перекосившейся двери чей-то голос. Мужской он был или женский, старик разобрать не мог, да того он был глухим и не чётким, словно доносился из могилы. Старика от этого голоса даже кинуло в дрожь, хоть и был он не робкого десятка, – шляются здесь по ночам и беспокоят мою старость.
Дверь со скрипом открылась, резанувшая старика своим скрежетом по ушам, и в дверном проёме появился сгорбленный силуэт старухи. Теперь-то он понял, чей голос он слышал из-за двери. Длинные седые волосы, нечёсаными прядями закрывали пол-лица, но всё равно можно было понять, что перед ним женщина.
"Да какая к чёрту женщина?" – пронеслось в голове старика, дряхлая старуха стояла перед ним на пороге.
– Сам ты старый, трухлявый пень, – словно прочитав его мысли, прошамкала беззубым ртом старуха, – И воняешь, словно провалился в нужник. Проходи, чего застыл, словно увидел смерть свою.
Не съем я тебя, ты, наверно, жёсткий, как седло твоей клячи, что стоит у сарая, и не вкусный, – после секундной паузы добавила старая карга. Старик так и застыл в дверях с выпученными глазами, услышав такое из уст старухи.
Развернувшись, да так, что с её тряпья посыпалась пыль, она поковыляла в дом. Чихнув от попавшей в нос пыли, старик пришёл в себя и, не раздумывая, юркнул (если можно было так сказать) за ней, притворив за собой дверь. По спине у деда вновь заскреблись от пронзительного скрипа мурашки и зашевелились волосы на голове.
– Проходи, милок, к свету, – не оборачиваясь, произнесла старуха, – нечего топтаться на пороге. Перекусить, ничего нет, а вот чаем угощу. Знала бы, что будут гости, приготовила бы ужин, а так не обессудь.
– Да ничего, бабушка, я привычный, – не зная чего, брякнул дед и замолчал – больше на ум ничего не шло.
– Да какая я тебе бабушка, когда сам, поди, мне ровесник, – прокаркала старуха и заулыбалась своим беззубым ртом. – Но за бабушку спасибо. Никто меня так ласково, милок, уже давно не называл. То каргой кличут, то старой ведьмой, а нет бы уважить старушку, язык не поворачивается. Да я и не обижаюсь, лишь бы не трогали и не плевали в душу, а называть это их дело. Вот доживут до моих годков, погляжу я на них…
– Давно это сколько? – решил поинтересоваться старик.
– Давно милок, давно. Я уже и счёт своим годкам потеряла. Не стой столбом, проходи к столу, – перескочила старуха с одного на другое, словно так и должно быть. – Сейчас будем пить чай, он у меня из особой травки, усталость как рукой снимет. А потом я тебе покажу, где лечь на ночь.
Через тридцать минут, попив горячего травяного чаю, дед улёгся на топчан, один-единственный в доме (видно, на нём старуха и спала), а бабка, кряхтя и охая, полезла на печь.
– Погаси свечу, – прокряхтела она с печи, – у меня их осталось немного, надо беречь. Сам видишь, как далеко я живу от цивилизации, а проезжих тут бывает мало. Все норовят кругом леса ездить, видно, боятся дикого зверя. А тут из диких зверей я, да ещё зайцы с белками.
Пришлось старику вновь подниматься и топать к столу, где стояла свеча. Задув, он на ощупь поплёлся к своему месту, куда определила его старуха. Хорошо, хоть мебели немного, а то запнулся бы и грохнулся об пол.
