banner banner banner
Чёрный всадник
Чёрный всадник
Оценить:
 Рейтинг: 0

Чёрный всадник


Пролежав с открытыми глазами некоторое время, перебирая в голове увиденное и услышанное за сегодняшний день, он задремал. Ведь за день, проведённый в телеге, кости его болели, словно по ним кто-то долбил колотушкой. Не успел старик закрыть глаза, как провалился в глубокий сон без сновидений.

Ночью старика что-то разбудило. Открыв глаза, он скорее почувствовал, чем увидел, что рядом с ним кто-то стоит и дышит.

– Кто здесь? – ещё ничего не понимая, спросил он и услышал свой же голос, как в тумане. Звук голоса терялся в пустоте, а до него доносились одни обрывки, из которых ничего нельзя было понять. Но в ответ было одно лишь сопение.

– Кто здесь? – вновь закричал дед.

Но больше ему ничего не дали сказать. Чья-то рука опустилась на его лицо и зажала рот. И только это произошло, на старика кто-то запрыгнул и, усевшись ему на груди, придавил к топчану. От этого у него перехватило дух, не вздохнуть, не выдохнуть. Да и пошевелиться он не мог, все конечности, и само тело словно парализовало.

Убрав руку, старая ведьма (когда она склонилась над его лицом, дед разглядел её) прильнула своим беззубым ртом к его открытому в крике рту и стала высасывать из него воздух вместе с душой. Так и не пошевелившись, старик продолжал лежать, хлопая глазами, пока не отдал богу душу. Скорее всего, не богу, а дьяволу в старушечьем обличии или кто там она была. Этого старик уже никогда не узнает.

Через пару минут с мёртвого старика спрыгнула не старая сгорбленная старуха с седыми растрёпанными волосами, а молодая девица с роскошной рыжей шевелюрой. Выпив жизнь старика до дна, старая ведьма превратилась в красивую девушку. Но в душе она по-прежнему оставалась старой, с чёрным, злобным сердцем, старухой. Вместе с приобретённой красотой преобразился и её покосившийся домик. Теперь вместо развалюхи рядом с лесной дорогой стоял большой новый дом.

Взмахнув роскошными рыжими волосами, ведьма засмеялась и пошла в пляс. На её громкий смех из леса донёсся жуткий, душераздирающий вой оборотня.

– Я иду к тебе, милый, – произнесла девица и выскочила в ночь.

Глава 2

Прошло больше ста лет, как в Чёртовом лесу (так прозвали этот странный лес местные жители) странным образом пропал человек.

Проезжая напрямик через лес (решив сократить расстояние), пропал старик. Больше года жители окрестных деревень и охотники искали его, но ни человека, ни лошади, ни даже телеги не нашли, как сквозь землю провалились, или уволок чёрт. Недаром этот лес прозвали Чёртовым.

Местные жители, ходя в лес за ягодой, грибами или заготовляя на зиму дрова, часто блуждали по нему и подолгу не могли найти обратной дороги домой, словно их кто-то кружил, водя всю дорогу по кругу. Некоторые и вовсе возвращались из него безумными, ничего не помня, и внятно ничего объяснить не могли. Память словно отшибало. Как заходили в лес, они помнили отлично, а потом провал и пустота. Сколько не пробовали их разговорить, ничего не получалось, мозг отключался, и человек впадал в беспамятство. Люди стали бояться заходить в этот лес и старались по мере возможности обходить его стороной.

"Легче сделать крюк в три раза длиннее, чем идти напрямую и сгинуть в этом проклятом лесу. В нём даже деревья не похожи сами на себя", – говорили те, которые побывали в нём и вышли нормальными.

Но время шло, менялась жизнь, менялись поколения, и люди стали забывать о странностях, творившихся в Чёртовом лесу. Уже никто и не помнил, почему его так назвали, и какая была для этого причина. Старики, которые ещё что-то помнили об этом или слышали, умерли, а молодёжь не верила во всякие сплетни и слухи. Да и в лес они не ходили: зачем, когда всё можно было купить на рынках и лавках.

***

Возвращаясь из города в село, кузнец решил сократить свой путь и проехать, через Чёртов лес. Ведь кругом было в три раза дальше, чем напрямую. Чего ему бояться, он был крепким, здоровым мужиком сорока лет, кулаком убивающий годовалого бычка. В лесу бояться ему было некого, медведей здесь отродясь никогда не было, а мелкое зверьё не помеха. Неужели он зайца или белку испугается, да и медведь встретится, кузнец и то не струсит. Вот он и решил ехать напрямую.

Дорога через лес была заросшая травой. Сколько лет он себя помнит, эта дорога никогда не зарастала молодняком, словно была заколдована. Трава росла на ней, правда, невысокая – по колено, не больше – а вот деревья никогда. Никто из местных не знал, почему оно так. А кто и знал этот секрет, давно уж помер.

"Не растут на ней деревья, – говорили мужики из окрестных деревень, – Значит, так надо. А почему, неизвестно, видно, сам чёрт так повелел. Недаром этот лес называют Чёртовым. А кто его так прозвал и почему, никто не помнит. Да и какая к лешему разница, лес он и есть лес, как его не обзови. А что в нём люди пропадают, так оно и в другом лесу можно заплутать, не только в нашем. Вот и гадай, что оно лучше, напрямик ехать или круг в несколько вёрст давать…"

Наш кузнец и не стал голову ломать, прихватил с собой бутыль самогона, немного еды и в путь, через лес. Запряг Микола (так звали кузнеца) в телегу свою лошадь и утром, только взошло солнышко, выехал из деревни. Ведь дорога длинная, до ночи надо было миновать лес. А если ехать кругом, то уйдёт два дня на дорогу, а так к утру будешь на той стороне. А повезёт, так и ближе к ночи управишься.

Засадив стакан самогонки, и закусив салом кусок ржаного хлеба, Микола перекрестился и тронулся в путь, бурча себе под нос какую-то весёлую песенку. А чего унывать, жизнь-то продолжается, хоть и не сахарная.

"Но мы привычные, – как говорил кузнец, – На молоке с хлебом проживём, и ноги не протянем. А богатство – плюнь и разотри! Вот и весь мой сказ".

Мужики сперва отговаривали его, а потом плюнули и махнули рукой. Мол, твоя жизнь, что хочешь, то и делай, а нам начхать. Кузнец только посмеивался над ними и называл их трусами.

"Сидите здесь, как в норе, боитесь носа высунуть, а в лесу полно грибов и ягод. Да и зверьё есть, не грешно и поохотиться, мясцом запастись на зиму. Трясётесь, как кролики, держа баб за юбки, да рассказываете сказки, как страшен лес. А я вот поеду через лес, – говорил он им, – и не побоюсь белок и бурундуков. А встречу медведя, угощу самогонкой и расскажу ему какую-нибудь байку из своей жизни. А, как вы знаете, я многое на своём веку повидал. Пущай косолапый посмеётся, а то одному в лесу скукота, поди".

Ближе к обеду Микола съехал с дороги на небольшую полянку и остановился, чтобы перекусить и сходить по нужде. Да и лошади отдохнуть надо, травки пощипать.

Сходив за дерево (не на дороге же портки скидывать) кузнец сел обедать, подстелив на землю тряпицу. Не на голой же земле кушать, хоть и трава кругом… Только он разместился, как небо затянуло тучами, и заморосил мелкий, противный дождик.

– Что за …? – выругался Микола и стал быстренько складывать продукты обратно в мешок, – Утром, когда выезжал, было тепло, и светило ясно солнышко, а сейчас глянь, что творится. Как будто назло кто-то потешается. Ладно, не помру с голоду, поеду дальше.

Засадив стакан самогонки, чтобы согреть душу, он уместился на телегу.

– Но, милая, – шлёпнул он вожжами лошадь, – трогай, да пошевеливайся!

Накинув плащ, чтобы не промокнуть, он тронулся дальше в путь. Ведь не за горами и ночь подоспеет, а в лесу ночью может всякое приключится. Хоть и не робкого десятка был кузнец, но бережёного бог бережёт, а не бережёного чёрт стережёт. Вот и подгонял Микола лошадь, чтоб та поторопилась.

"Отдохнём, милая, когда доедим", – утешал он её, да и сам себя.

Проехал версты три, а, может, и боле, кто их считал… Дождь то припускал сильнее, то затихал, но моросить не прекращал.

Вдруг откуда-то по лесу раздался вой, словно выла собака или волк. Лошадь испугалась и понеслась. Как ни старался кузнец её утихомирить, не получалось. Лошадь неслась, задрав хвост, не разбирая дороги. Через некоторое время, вой повторился. Прижав уши, лошадь понеслась ещё быстрее. Телега подпрыгивала на ямах и ухабах, гляди, вот-вот опрокинется или потеряет колёса.

Третий раз раздался страшный вой за спиной кузнеца. Он обернулся, чтобы посмотреть и отпустил руку, которой держался за телегу, чтобы не выпасть, но там никого не было. В этот момент лошадь сильно дернулась, словно её цапнули за ногу. На очередной кочке телегу подбросило и Миколу выбросило. Плюхнувшись со всей силы на дорогу мордой, он отключился на несколько секунд. А когда пришёл в себя и вскочил на ноги, лошадь улепётывала, задрав хвост. Он кинулся догонять её, но куда там, разве за ней угонишься… Через несколько саженей она скрылась за деревьями, а кузнец, запыхавшись, остановился.

– Ну и что теперь делать? – немного отдышавшись и крутя в разные стороны головой, произнёс он. – А ни хрена тут не поделаешь, придётся топать ножками. Лошадь, где-нибудь, всё равно, да остановится, и я её догоню. А теперь, не теряя попусту времени на охи и вздохи, надо двигать вперёд, а то скоро стемнеет. Оно и так пасмурно из-за туч, а наступит ночь, вообще ничего не будет видно. Ночью можно и с дороги сбиться, а там заплутаешь, и хана тебе. Кто тебя искать пойдёт, кому ты нужен в этой жизни… Спички-то, как назло, в мешке остались, а телега с ним туту. Так что ни костра разжечь, ни обогреться. Значит, надо двигать вперёд и побыстрей шевелить ногами. А там, гляди, и лошадку сыщу. Не могла же она далеко убежать.

Пройдя версты две, Микола так и не обнаружил убежавшую лошадь.

"То ли свернула с дороги в лес, толи убежала дальше?" – топая по дороге, размышлял кузнец.

Дождь прекратился, но кругом было сыро, и в ямах скопилась вода. Пару раз он оступился на скользкой траве и шлёпнулся прямо мордой в лужу. Выругавшись, проклиная на свете всех богов, он поднялся и, уже ступая осторожней, поплёлся дальше. Промокнув насквозь, его стало трясти от холода, даже не помогало крепкое здоровье и выпитый стакан самогона на привале.

"Да какой к чёрту привал, ни перекусить, ни отдохнуть не успел. Хорошо, хоть стакан самогонки выпил, и на том спасибо. А так бы уже давно околел и без сил свалился где-нибудь, под кустом. Да куда же она запропастилась?" – крутил кузнец во все стороны головой.

День подходил к концу, становясь всё темнее и темнее. Микола выбился из сил и стал уставать, с каждым шагом оступаясь и проваливаясь по колена в лужу с водой.

Пройдя ещё полверсты (уже совсем стемнело, и он шёл на ощупь), Микола увидел впереди какой-то тусклый отблеск света. Подойдя ближе, кузнец разглядел, что перед ним, у края дороги, был небольшой старый покосившийся домик, а в окошке тускло мерцал свет. Пройдя в ограду, через свисавшую на одной петле калитку, он подошёл к двери и тихонько постучался, чтобы не напугать хозяев.

– Есть, кто дома? – крикнул вполголоса он, – Хозяева, отзовитесь!

И только он хотел вновь постучать в хлипкую от старости дверь, как она открылась. На пороге стояла дряхлая сгорбленная старуха с длинными не расчесанными седыми волосами. Прищурив глаза (видно, плохо видела), она прошамкала беззубым ртом:

– Кто тут шатается по ночам, не даёт старым людям покоя?

– Бабушка, это я, кузнец Микола из Покровского, – заговорил он. – Пусти обогреться и малость отдохнуть, заплутал я, однако. Да и лошадь моя, как назло, сбежала. А в телеге и продукты, и спички остались. Да, как назло, ещё и дождь в дороге прихватил, промок насквозь.

– Заходи, коль так. Не оставлять же тебя на ночь во дворе, – отодвинувшись, она пропустила кузнеца в дом. – Проходи, проходи, чаем напою и у печки пущу погреться. Но на ужин не рассчитывай, ничего нет, да и никого я не ждала.

Микола, заходя в дом, так сильно стукнулся головой о низкий дверной косяк, что из глаз посыпались искры.

– Дверь не сломай, окаянный! – прикрикнула на него старуха. – Делать то некому, одна живу.

– Извини, бабушка, – только и смог пролепетать кузнец, как тут же запнулся о порог и растянулся во весь свой рост на полу. Да так сильно грохнулся, что половые доски чуть не сломались, и он не угодил в подпол. Тараканы, что ползали под ногами, кинулись врассыпную и попрятались по щелям.

– Ну, кривоногий, – заворчала бабка, – в избу войти спокойно не можешь. То дверь чуть не снёс, то пол проломить стараешься, чего дальше от тебя ждать?