– Благодарю вас, господин маркграф, но мне нужно спешить, – быстро сказал Такко. – Не беспокойтесь об этой досадной случайности. Благодарю вас за помощь.
Он коротко поклонился ему и судье и почти выбежал на улицу. Старый Гест мог и отложить отъезд. Быть может, Верен ещё в городе.
Хозяйка, верно, увидела его издали и, когда Такко подошёл, ждала у ворот, скрестив на груди руки и плотно сжав губы. Под её тяжёлым взглядом он поднялся в комнату, которую две недели делил с Вереном, и убедился, что друга и след простыл. Сунуть в мешок немногие оставшиеся вещи и закинуть на спину лук было недолгим делом. Хлопнула дверь, громыхнул засов на калитке, и Такко оказался на улице.
Вечер застал Такко на берегу реки, где он не так давно миловася с Кайсой. Работу и жильё ему было не найти. Слухи распространялись по Эсхену быстрее пожара, и было трудно понять, в чём бóльшая вина Такко: в том, что умудрился попасть под суд или что посягнул на единовластие Дитмара. Со слов хозяйки он знал, что старый Гест ушёл вчера вечером, Верен с ним, и было поздно догонять их. Кошель был пуст. Продавать было нечего. О луке речь не шла, а остального добра было всего ничего: сменная рубаха, поношенный плащ да нехитрый лучный инструмент с разными дорожными мелочами, который можно было сменять разве что на кусок хлеба. О том, чтобы добраться до Нижнего Предела без еды и денег, и думать было нечего. Мысль о Кайсе Такко выбросил из головы сразу – просить у неё ночлега и ужина он точно не станет.
В подступающих сумерках была отчётливо видна башня замка, возвышавшаяся над лесом за деревней. Толстые стены и узкие окна-бойницы наверняка видели немало сражений. Последние лет двести в Империи царил мир, и по всей стране строили совсем другие замки – полные света и воздуха, с высокими стрельчатыми арками, которые чудом держались на тонких колоннах. Но замок Оллардов был из старых, заставших времена, когда молодая Империя расширяла свои земли огнём и мечом. Такко отчаянно хотелось там побывать, но три серебряные марки за месяц необременительного труда были слишком заманчивым предложением, чтобы за ним не крылось какой-нибудь подлости.
За спиной послышался шорох. Такко обернулся и увидел пожилую лавочницу, у которой они с Вереном пару раз покупали овощи. В руках у неё болтались два деревянных ведра. Пустых.
– Напугала? – хихикнула старушка. – Посторонись-ка, дай воды набрать.
– Отчего не на колодце? – спросил Такко, забирая у неё вёдра. Вода под мостками разбежалась кругами, разбив отражение облаков.
– А зачем мне такой крюк делать? Дом-то – вон он! – указала старушка на белёные стены, видневшиеся сквозь прибрежные заросли. – Этой тропинкой и ходим, мать моя ходила, и бабка, и внучки мои будут ходить.
– Я донесу, – Такко подхватил вёдра.
Вот ведь как бывает – живёт человек шесть десятков лет на одном месте, топчет одну и ту же тропу. Ни за что не желал бы Такко себе такой жизни, но неудачи последних дней заставили его остро ощутить своё одиночество. Скоро уважаемые жители Эсхена потянутся из трактира по домам, в деревнях вернутся с полей работники, даже путники на дорогах встанут на ночлег. Один Такко останется без ужина и компании, и ещё неизвестно, что хуже.
Такко не спешил, приноравливаясь к неторопливому шагу хозяйки, но стены дома приблизились быстрее, чем ему хотелось. Он с сожалением поставил вёдра на крыльце, но лавочница, быстро оглядевшись, распахнула перед ним дверь.
– Гороха наварила, одной не съесть… Мои-то в деревне на малине, – подмигнула она, и Такко понял – были бы дома вся семья, не видать ему ужина. – Что, и марграф тебя прогнал?
Такко мотнул головой. Задумался, как бы лучше ответить, но старушка уже стучала утварью у печки и говорила, говорила сама – верно, соскучившись по слушателям:
– …Дочка-то марграфская как родилась, так и болеет. До восьми годов в коляске гуляла. Ноги-то у неё здоровые, только силёнок совсем нет. А других детей не было…
Такко вспомнил портрет в кабинете.
– А мать жива? – спросил он.
– Жива, только из замка не выходит. Мы давно её не видали, год шестой, что ли… Рожала тяжело, а после умом тронулась.
– Откуда вы знаете? – удивился Такко.
– Да как же не знать? Лекарей-то у нас только двое, братья родные, их отец принимал меня на свет… О чём им вечерами в трактире говорить, как не о людских хворях?
В миску шлёпнулась порядочная порция разваренного гороха. От сытной еды Такко потянуло в сон. А хозяйка уже рассказывала о маркграфе:
– С малых лет всё что-то мастерил, всё какие-то ящики ему везли то с Нижнего, то ещё откуда, а в них стружка шуршит и железки брякают. Ты вот с деревяшками возишься, а он всё железки перебирал… Да что я болтаю! Гляди-ка, что покажу…
Она долго копалась в сундуке и наконец положила на стол пёстрый свёрток. Под тряпками оказалась вырезанная из берёзы лягушка, из чьей спинки торчал ключ. Двух поворотов хватило, чтобы игрушка скакнула по столу, заставив Такко широко раскрыть глаза, а старушку – радостно взвизгнуть.
– Видал такое? – спросила она, снова заводя игрушку.
Такко покачал головой. Он, конечно, слышал о механических забавах и даже музыкальных аппаратах, но о том, чтобы увидеть их на базарах, и думать было нечего. Стоили они баснословных денег, если их вообще можно было купить; скорее уж получить в дар от расщедрившегося мастера. Не даром на гербе Оллардов красовались циркуль и шестерня! В замке, наверное, ещё больше удивительных механизмов…
– Маркграф сам мастерил? – уточнил Такко, не отрывая глаз от вновь прыгнувшей по столу лягушки.
– Говорю же, с малых лет возится, – ответила старушка и принялась заворачивать драгоценный подарок. – То железки ему везли, то книги… Сюда-то мало, а в замок, говорят, чуть не каждый месяц подводы приходили.
Уходить от гостеприимной хозяйки не хотелось, но рассчитывать ещё и на ночлег было бы наглостью. Такко отодвинул пустую миску, но старушка, похоже, была рада слушателю: на столе появилась чашка с ягодами, а в кружках задымился травный взвар, щедро сдобренный мёдом.
– В замке, наверное, ещё больше диковинок? – спросил Такко. Горячий и сладкий взвар бодрил, а рассказ лавочницы прогнал остатки сонливости. – Верно, вся знать с соседних земель съезжалась посмотреть?
– Не знаю, не видала. У хорошего мастера завсегда много завистников… У тебя вот с Дитмаром размолвка вышла, а у марграфа хуже было. Он и не женился ещё, а кто-то повадился, страшно сказать, могилы разрывать! Ни страха, ни совести у людей!
– Могилы разрывать? В замке?
– Ну! Склеп-то марграфский не тронули, а простые могилы разоряли, каждый год новую… Страх-то какой, когда людям и в посмертии покоя нет!
– Нашли, кто разорял?
– Какое там! Марграф, было дело, охоту на этих копателей устроил. Нагнал народу со всей деревни с кольями, с факелами! Только мало что не поймали никого, а ещё и пятерых парней не досчитались. Шестой год миновал, а даже косточек не нашли…
Такко едва не выронил ложку от пронзившей догадки. А что если именно ему удастся раскрыть старую тайну? Ясно, что лук для Агнет – всего лишь игрушка, а раз девочка часто болеет, Такко не отработает и десятой доли обещанной суммы. Зато может проследить за кладбищем. Нести стражу в темноте он умеет, стрелять тоже, а дома не раз облазал старые усыпальницы и пещеры. Наверняка Оллард сразу хотел поручить ему слежку, но благоразумно скрыл настоящую причину, чтобы не пугать раньше времени. Звать императорских солдат – пустое дело, они только поднимут шум и перепортят девок, а одинокого лучника никто не заметит.
– А сейчас могилы разоряют?
– Не слыхала. С охоты той тихо стало, только о тех пятерых так и ни слуху, ни духу…
Такко обхватил тёплую кружку неожиданно замёрзшими руками. Как жаль, что ушёл Верен! Поймать копателей, столько лет наводящих ужас на округу, – достойное дело, и они разделили бы славу и награду на двоих.
За окном сгустилась тьма. Хозяйка поднялась зажечь светильник, и Такко воспользовался этим, чтобы попрощаться. Теперь ему не терпелось скорее оказаться в замке. Он поблагодарил лавочницу, выскользнул в окутанный сумерками сад и зашагал к дому маркграфа.
Глава 5
Дождь полил ночью, и к утру дорога к замку Оллардов неминуемо раскисла бы, не будь она вымощена булыжником, за века вдавленным в землю копытами и колёсами. Кожаный повод противно скользил в руках, плащ отяжелел, с капюшона падали на лицо холодные капли, за спиной переругивалась вымокшая свита маркграфа, но Такко был слишком захвачен мыслями о предстоящих приключениях, чтобы обращать внимание на такие мелочи. Трудно сказать, что занимало его больше: загадочные механизмы или копатели. Вчера он явился к Оллардам поздно, выехали они спозаранку, и Такко не успел расспросить маркграфа о разрытых могилах. Впрочем, поразмыслив, он решил не заводить разговор первым. Мало кому понравится, что о нём сплетничают с приезжими.
Лесная дорога постепенно перешла в расчищенную еловую аллею, в конце которой сквозь пелену дождя проглядывали древние стены. Затем среди стволов мелькнул будто бы человек. Такко по привычке схватился за лук, но тут же натянул поводья, всматриваясь с удивлением и восхищением: среди вековых елей стояла каменная статуя. Чуть позже он приметил ещё одну и ещё… В лесу словно жили волшебные существа, днём таящиеся в камнях, а ночами обретающие свободу.
Двор замка нёс на себе ту же печать заботы, что и подъездная аллея – вымощенный гранитными плитами, засаженный цветущими кустами, в тени которых стояли скамьи и снова статуи. Даже сейчас, когда лепестки цветов были сбиты дождём, во дворе было уютно.
К карете подбежали двое слуг, растягивая над головами кожаный навес. Такко помог выбраться суровой няньке Агнет, пока Оллард подавал руку дочери, и невольно загляделся на увитый диким виноградом фасад. Маркграф отпустил всадников, сопровождавших карету от города, и обратился к Такко:
– Мы стараемся не обременять слуг во время уборки урожая. Конюшня там, – он кивнул на длинное приземистое здание. – Мокрую одежду оставишь в кухне, вход с западной стороны. К семи часам мы собираемся в столовой, не опоздай.
К семи часам? Такко привык мерить время по солнцу, но в замке, конечно же, были часы. Может быть, даже с фигурами, которые двигаются каждый час? Бегло оглядев двор, он и здесь приметил подъёмные устройства, а к колодцу тянулись трубы, среди которых Такко не сразу увидел ручной насос.
А он ещё сомневался там, в Эсхене, стоит ли идти к маркграфу! Сколько здесь диковинок, уже во дворе! Такко вспомнил, что стоит под проливным дождём, и поспешил к конюшне.
– Замок был построен триста лет назад по личному приказу императора Генриха, желавшего подчинить восточные земли. – Голос маркграфа эхом отдавался от каменных стен.
Такко чуть не свернул себе шею, рассматривая портреты на стенах: мужчины в чёрных камзолах старинного покроя держали руки на золочёных эфесах мечей, красота женщин терялась за блеском самоцветов. Замок был невелик: башня и два крыла, каждое в два яруса. В западных комнатах, где отвели спальню Такко, были низкие потолки и толстые стены. Узкие окна напоминали о годах, когда обитателям замка доводилось чаще браться за оружие, чем возиться с механизмами. Коридор восточного крыла, напротив, был роскошно отделан: стены украшали портреты в тяжелых рамах, мягкие ковры поглощали шум шагов, тьму рассеивали изящные кованые светильники. Такко вырос в небедной семье, но дом аранского ювелира не шёл ни в какое сравнение с маркграфским замком.
– Олларды доблестно сражались в битве на Трёх Холмах и при реке Красной. В парадной оружейной хранится меч, пожалованный моему прапрапрапрапрадеду за храбрость вместе с титулом и замком. Желаешь взглянуть? О, можешь не отвечать! Прекрасный возраст – шестнадцать лет, в эти годы горят глаза и кипит кровь! Верно, тебе интересно осмотреть оружие и шпалеры, а когда дождь прекратится, взглянуть на старые укрепления. Но прежде я познакомлю тебя с супругой.
Из-за резной двери доносилась музыка. Оллард щёлкнул ключом, приоткрыл дверь, и Такко сразу узнал в сидевшей за клавесином женщину с портрета. Пышные золотистые волосы ореолом окружали лицо, склонённое над клавишами. Платье цвета топлёного молока подчёркивало белизну кожи.
– Познакомься, дорогая Малвайн: Танкварт, новый учитель Агнет. Малвайн Оллард, моя супруга и хозяйка замка.
Она кивнула не глядя, поглощённая игрой. Такко поклонился и с любопытством оглядел комнату.
– Малвайн сама выбирала убранство. Это её любимая гостиная, – негромко сказал маркграф.
По-другому и быть не могло. Персиковая обивка стен и мебели, изящные кресла красного дерева, подсвечники тонкой работы – всё говорило об особом чутье к красоте и удивительным образом соответствовало самой хозяйке замка.
– Не будем мешать, – шепнул Оллард, увлекая Такко к двери.
На пороге Такко не удержался и оглянулся, чтобы ещё раз запечатлеть в памяти уютную гостиную и златовласую фигуру, вновь склонившую голову в такт музыке.
– Всё, что в замке есть красивого – заслуга Малвайн, – продолжал Оллард. – Ты заметил скульптуры в лесу? Малвайн рисовала эскизы и выбирала, где поставить. Цветники, скамьи, внутреннее убранство – всем этим замок обязан ей.
– Не сомневаюсь, что под её руками вскоре преобразится и западное крыло, – Такко отчаянно не хотелось, чтобы древняя крепость превратилась в роскошный дворец, но кто он такой, чтобы решать?
– Не думаю, – глухо сказал Оллард. – Здоровье Малвайн пострадало после рождения Агнет. Замок занимает её куда меньше, чем раньше. Впрочем, тебя не должно это заботить. Идём, открою оружейную. Мечи затуплены, поэтому я не боюсь оставить тебя одного. Не опоздай к ужину.
Оружейная оказалась расположена на третьем ярусе башни, что лишний раз показывало: боевое прошлое замка позади, иначе оружие держали бы поближе к выходу. Здесь было сыро и холодно, и великолепные старинные мечи и шлемы уже тронула ржавчина. На пыльном полу оставались следы. Мебель, видимо, поставленная сюда за ненадобностью, была накрыта чехлами, окна заслоняли деревянные щиты, вокруг которых по стенам расползался мох. Такко дёрнул доски на себя, чтобы впустить побольше света, высунулся в окно и огляделся. Пришлось лечь в узком проёме во весь рост, такой толстой оказалась стена.
Вокруг замка возвышалась стена, сложенная из булыжников. Взгляд привлекли белые разводы, выделявшиеся на тёмном камне. Раствор казался свежим – как будто там располагались ворота, которые по какой-то причине заложили. Под стеной в этом месте густо росла полынь.
Сколько же тайн хранил замок! Наверняка здесь были спрятанные двери и тайные ходы. В легендах, что Такко слушал, когда обозы останавливались на ночёвку, тайными коридорами спасались короли с горсткой преданных воинов, если замок невозможно было удержать. Непременно нужно будет разузнать, почему заложили ворота, и поискать тайные выходы, может быть, даже простучать стены. Но прежде – поглядеть на оружие, которым сражались предки маркграфа. Такко нахлобучил на голову шлем, тут же съехавший на уши, вытянул из ножен тяжёлый меч и не удержался от улыбки. Верен бы отдал полжизни за возможность подержать в руках по-настоящему хороший клинок, но удача улыбнулась ему, лучнику. А он ещё сомневался, идти ли к маркграфу!..
К ужину Такко явился с последним ударом часов, едва успев сменить рубаху, и застал всю семью в сборе. В столовой, расположенной на первом этаже между холлом и кухней, горела единственная свеча, едва освещавшая стол, уставленный блюдами. Дрова в камине почти прогорели и тоже не давали света. Отблески отражались на стрелках часов и едва очерчивали массивный буфет, стоявший в глубине столовой. В тишине отчётливо слышались мерные щелчки маятника, негромкий скрип и скрежет.
– Моя жена не выносит общества, а я не выношу сплетен, – шепнул Оллард, передавая Такко супницу. – Поэтому мы ужинаем без слуг. И не разговариваем за столом.
Такко пожал плечами. Он-то был здесь куда более чужим, чем любой из прислуги, не говоря о няне Агнет, которой тоже не было за столом. Впрочем, причуды госпожи Малвайн волновали его меньше всего: в ушах ещё стоял звон мечей, а с первым глотком супа способность связно мыслить окончательно его покинула.
Несмотря на то, что Такко вознамерился попробовать каждое блюдо и преуспел в этом, он справился с ужином быстрее всех и первым поднялся из-за стола по молчаливому кивку Олларда. Желудок раздулся, как рыбий пузырь. Такко и не помнил, когда в последний раз ужинал столь плотно. Суп был густым и сытным, тушёные овощи – нежными, пирожки с яблочным повидлом щедро сдобрены пряностями, а земляничное вино оказалось сладким и таким ароматным, что Такко наполнял кубок чаще, чем следовало. К концу ужина в ушах шумело, и его отчаянно клонило в сон.
На площадке второго яруса под ногами неприятно хрустнул песок, как в дешёвом трактире, где подметают хорошо если раз в неделю. Такко ввалился в спальню при свете фонаря, который чьи-то заботливые руки оставили на столе, и рухнул на постель. С усталым вздохом поднялся стащить сапоги и недоуменно уставился на подошву, к которой прилипли серые крупинки. Снег? Белый песок? Он поддел одну из крупинок, осмотрел и, наконец, попробовал на язык. Соль.
Думать, кто и зачем рассыпал по полу дорогую соль, не было сил. Тонкие простыни хранили едва уловимый цветочный аромат, из окна тянуло свежестью, запахом роз и мокрого сада. Такко задул свечу в фонаре, потянулся расшнуровать ворот рубахи, но не удержал равновесие, свалился на подушку и так и заснул, стиснув в руке льняное полотно.
Не услышав ни боя часов, ни как по западному коридору проследовала едва различимая в полумраке тень.
Глава 6
С утра дождь зарядил с новой силой и лил два дня, словно насмехаясь над крестьянами, спешившими собрать урожай. Как ни хотелось Такко побыстрее осмотреть окрестности и побывать на кладбище, вылазка откладывалась: когда с неба льёт как из ведра, много не увидишь. Зато под шелест воды по кровле было особенно приятно разбирать сокровища оружейной. За распахнутыми настежь окнами стелился мягкий сумрак, а со двора снова пахло цветами.
Такко бродил по коридорам и залам, касался древних стен, и каменная громада завораживала его. Иные люди не выносили близости камня. В предгорьях Такко доводилось встречать воинов, избегавших равно гротов и сторожевых башен: ночами им казалось, что своды вот-вот рухнут. Сам он никогда не знал подобных страхов. Коридоры и залы напоминали подземные ходы и пещеры, которые он увлечённо исследовал в детстве. Отец обломал не одну хворостину, пытаясь предостеречь сына-непоседу от обвалов и неверных троп, но Такко если уж брал что-то себе в голову, то не отступался, и научился чувствовать себя в каменной толще не хуже, чем наверху.
Холодная утроба замка хранила своих обитателей, как материнское тело хранит неродившееся дитя. Кварцевые жилы пронизывали гранитные валуны, как кровеносные сосуды – человеческую плоть. Замок жил, замок дышал, и Такко многое отдал бы, чтобы услышать, о чём говорят древние камни в его стенах.
Облазав башню и пустовавшее западное крыло и не найдя ничего интересного, Такко вернулся в оружейную. Выбрал меч по руке и принялся разминаться, вспоминая заученные в детстве упражнения. Длинный имперский клинок не мог пригодиться на горных тропах, зато считался почётным оружием. Отец нанял учителя, когда Такко едва исполнилось семь, и обучали его по преимуществу вычурным турнирным приемам. Сейчас он повторял их, попутно вспоминая те, которым успел научить Верен, выламывая на стоянках по палке и обещая «показать недомерку с гор, как сражаются мужчины». Несмотря на увещевания друга, Такко не обзавелся мечом, отдав все силы стрельбе, а в ближнем бою, до которого доходило редко, полагался на нож. Но кое-что из уроков он запомнил, и теперь чередовал сложные и эффектные выпады с прямыми и сильными замахами.
– Приятно видеть, что славное оружие не скучает без дела, – голос маркграфа легко заполнил комнату, и Такко вздрогнул от неожиданности.
Оллард вошёл неслышно и наблюдал за упражнениями, стоя в дверном проёме. Протянул руку, требуя меч; Такко вложил рукоять в раскрытую ладонь и отпрянул, когда Оллард подкинул клинок вверх и ловко поймал.
– Это хороший меч, – сказал он, со свистом рассекая сталью воздух. – Помню, я упражнялся с ним, когда был чуть младше тебя. Оружие, что хранится здесь, помнит славные времена! Я не застал, когда оружейная находилась на первом ярусе. Когда я был мальчишкой, большинство этих прекрасных мечей были свалены кучей в сундуки. То, что ты видишь сейчас – заслуга Малвайн. Она наняла мастера из столицы, чтобы точно определить где и когда сделали каждый клинок, и писаря – составить опись. Придумала развесить мечи на стенах, чтобы летом их озаряло солнце.
Похоже, госпожа Малвайн трудилась на благо замка, не жалея сил. Камни в стенах наверняка помнили её лёгкие шаги и прикосновения, помнили, как по её приказу в них вбивали крюки и гвозди. Что же сделало её безвольной куклой, за ужином не поднимающей глаз от тарелки?
– Наши враги сложили легенду о том, что замок не взять, пока им владеют Олларды, – продолжал маркграф. – В деревне до сих пор рассказывают о духах-защитниках, живущих в этих стенах. Будто они насылают на чужаков слабость и отнимают ловкость в бою. Ты веришь в такие сказки?
– Я привык полагаться на свои силы, – пожал плечами Такко.
– Полезная привычка, – кивнул Оллард. Бросил меч обратно и вытянул из звенящей кучи на столе ещё один для себя. – Покажи, что умеешь.
Такко поймал оружие; тёплая рукоять сразу легла в ладонь. Надежды победить не было: несомненно, маркграф с детства проводил за фехтованием по нескольку часов каждый день. Но если удастся продержаться до лестницы и отступить по ступеням вверх, можно будет воспользоваться преимуществом по высоте. В следующий миг он получил тычок в бедро, бескровный, но чувствительный, и запоздало сообразил, что противник держит меч левой рукой.
Поди знай, как отбивать удары, нанесённые с непривычной стороны! Будь это настоящая битва, она закончилась бы с первым ударом. Маркграф атаковал снова, Такко отбился, поймал одобрительный кивок и больше не замечал уже ничего, кроме порхающего перед лицом лезвия. Один раз он всё же оглянулся – вход на лестницу был в десяти невыносимо долгих шагах, – заплатил за неосторожность тычком в бок и отступил, пожалуй, быстрее, чем следовало.
– Хороший замысел, – кивнул Оллард, направляя Такко к площадке с прямо-таки оскорбительной лёгкостью. Такко мысленно проклял свой план, когда понял, что маркграфу ничего не стоит оттеснить его вниз, и исход поединка будет решен одним ударом. Но Оллард отвёл меч в сторону изящным приглашающим жестом, и Такко проскользнул на лестницу, воспользовавшись унизительной уступкой.
Должно быть, в замке давно не сражались. Должно быть, воины, чье оружие скучало на стенах, сейчас наслаждались поединком. Такко бился в полную силу, но уворачиваться от ударов приходилось чаще, чем наносить. В тесноте лестницы было не замахнуться, клинок как по волшебству тыкался в стены. Такко едва не вывернул запястье, в очередной раз пытаясь отбиться, и с досадой вскрикнул: не смог удержать меч, и он со стуком покатился по ступеням. Оллард легко коснулся остриём шнуровки на его вороте, обозначив победу, и опустил оружие.
– Неплохо! – Маркграф улыбнулся и прислонился к стене чёрным бархатным плечом. – Я сомневался, что ты из хорошей семьи, но теперь вижу, что тебя учили сражаться. Из тебя вышел бы недурный фехтовальщик, уделяй ты больше времени тренировкам. Ты ловок, быстро соображаешь и готов проиграть, но не отступить. Мне нравится.
В ответ Такко самым неучтивым образом поморщился. Должно быть, вид у него был совсем унылый, потому что Оллард рассмеялся и хлопнул его по плечу:
– Отдохни. На этой лестнице доводилось терпеть поражение и более опытным воинам. Ты не бывал раньше в замках, верно?
Такко покачал головой.
– Если бы бывал – заметил бы, что мой замок построен особым образом. Лестница закручена не в ту сторону. Большинство наследников нашего рода рождались левшами, и на этой лестнице, как ты мог заметить, удобнее сражаться левой рукой. Если бьёшь правой – задеваешь стены. Теперь ты знаешь, что за силы защищают наш замок.
Удивление затмило обиду. Такко попытался прикинуть, сколько сил и материала ушло на строительство замка. Приспособить каменную махину под особенность владельцев, да ещё столь редкую… Невероятно.
– Этот замок – плоть нашего рода, – негромко сказал Оллард. – Раздели нас – и мы оба падём.
– Агнет тоже левша, – вспомнил Такко.
– Да, – подтвердил Оллард. – Глупая шутка природы, знающей, что моя дочь даже в крайней опасности не возьмётся за меч. И вместе с тем знак, что именно Агнет суждено владеть замком после меня.