Кромка льда. Том первый

Тамара спустилась с повозки, помахала старичку рукой.

Осмотрелась. На окраине города было безлюдно.

Неподалёку от того места, где её высадил старик, было невысокое полуразвалившееся сооружение. Тамара подошла поближе. С трудом разобрала написанное: «Сооружение сточныхъ водъ. 1915».

Рядом со зданием парила небольшая зловонная лужа.

Тамара поморщилась и пошла в город.

Улицы были широкими и немноголюдными. Иногда мимо проезжали грузовые машины, крытые тёмно-зелёной тканью.

Немногочисленные прохожие не обращали на Тамару внимания.

Она шла по улице и подумывала о том, что пора бы у кого-то спросить, в какой стороне стекольный завод.

Зашла в магазин с огромной вывеской «Хлеб».

– Здравствуйте, – обратилась она к продавщице. – Прошу вас указать мне правильную дорогу до стекольного завода.

– Никак заблудилась? – ответила женщина взволнованно. – Стекольный завод, говоришь… А туда только по пропускам. Это если ты на проходной встанешь и будешь ждать своих. Точно, так и сделай. Да смотри не зевай. У нас с прошлой недели комендантский час. Ловят тут кого-то. Кто после десяти сунет нос на улицу, тотчас в милицию забирают. А потом доказывай, что не бандит. Хотя тебе это поможет, родителей быстрее найдут.

– А как пройти к заводу? – повторила Тамара.

– Да вот так и иди по улице до конца. Там аллея будет, потом бараки, потом завод. Не заблудишься.

Тамара поблагодарила и вышла из магазина.

Женщина не обманула. Примерно через полчаса Тамара стояла у проходной.

Охранник сначала поглядывал на неё и молчал, потом произнёс:

– Милостыню здесь не проси. Иди на рынок, там сердобольных много.

– А я не для милостыни пришла, – обиженно сказала Тамара, – я к отцу пришла.

– А-а-а, вот оно что, – протянул охранник. – И как звать-величать отца?

– Афанасий Макаров. Он нынче бригадир восемнадцатого цеха.

– Знаем такого, знаем… Обожди. Сейчас кто-то идти туда будет, и тебя проводят. Только не говори, что я тебя пустил. Скажешь, что через забор перелезла.

Тамара посмотрела на забор. Сверху он весь был обнесён колючей проволокой.

– Ой, да это только тут так страшно. С заднего двора заходят все, кому не лень: и люди, и коровы.

Вскоре к охраннику подошёл молодой мужчина, что-то сказал ему, сунул в руку бумаги и уже торопился уйти, но охранник его окликнул и попросил отвести Тамару к Макарову.

Парень взял Тамару за руку и повёл по территории завода.

Тамара то и дело задирала голову, пыталась сосчитать этажи заводских зданий. Пару раз спотыкалась. Парень довёл её до двери, где было написано чёрной краской «18».

– Там Макаров.

Отпустил Тамару и ушёл.

Смело Тамара открыла дверь.

В цехе было людно. Пахло смолой и гарью. У проходившего мимо мужчины Тамара спросила, где найти Афанасия Макарова. Тот махнул в правую от двери сторону. Тамара пошла туда. Упёрлась в перегородку, разделяющую огромный цех на две части. В перегородке была низенькая дверь.

Она оказалась приоткрытой.

Тамара подошла к ней и услышала:

– Афанасий Максимович, что же вы сегодня не в духе?

Голос женщины был неприятным. Тамара даже стиснула зубы.

– Афанасий Максимович, пока нас никто не видит, бедной женщине оставьте поцелуй на щеке.

Сердце Тамары бешено заколотилось.

Тут послышался голос отца:

– Катюш, не время сейчас. Иди домой. Скажи, что я разрешил. Я после смены загляну.

– Уж загляните, Афанасий Максимович!

Тамара сделала шаг, заглянула внутрь комнаты. За столом сидел её отец, а у него на коленях – женщина. Из-под сдвинувшейся набекрень косынки во все стороны торчали её кудрявые волосы.

Афанасий заметил дочь, оттолкнул женщину и замер.

Тамара смотрела на него долго, потом повернулась и побежала по цеху. Слёзы душили её.

Девочка не видела никого и ничего.

Слышала ругань где-то в стороне:

– Уйми её, бешеную! Куда несётся?

Потом Тамару кто-то схватил, прижал к стене. Девочка пыталась вырваться, кулаками тёрла глаза, чтобы сквозь пелену слёз разглядеть обидчика.

Перед ней стояла крепкого телосложения женщина. Она держала Тамару под мышками и словно пыталась пригвоздить её к стене.

– Ты чьих будешь? Куда бежишь?

Голос женщины был тревожным и грубоватым.

– Нельзя тут детям ошиваться!

– Соня, – услышала Тамара голос отца, – отпусти девочку. Это моя дочь.

Соня отступила. Но девочка вдруг закричала:

– Неправда, не мой отец он! Я его не знаю! Помогите, я хочу к маме!

Женщина схватила Тамару за руку, спрятала за своей спиной и произнесла:

– Афанасий Максимович, ошиблись вы, видимо.

– Не ошибся, вредничает она. Тамара, не дури! Чего ты тут устраиваешь?

– Помогите, – продолжала кричать Тамара, – я хочу к маме.

Пётр вошёл в открытую дверь. Настя смотрела в одну точку на столе и уже не плакала. Перевела на Петра пустые глаза.

Мужчина мял в руках фуражку, не стал тянуть время.

– Не нашли…

Настя завыла.

Пётр подошёл к ней, положил руки на плечи и произнёс:

– Ну, может, ещё не всё потеряно. Может, она сама придёт. Может…

Настя вскочила со стула, схватила со стены ножницы и стала резать свою косу.

– Что ты, Настенька, – причитал Пётр, – оставь волосы, они-то тут при чём?

– Не подходи, – Настя выставила ножницы вперёд.

Петру удалось их выхватить.

Он прижал к себе обезумевшую женщину.

– Родная моя, хорошая моя, успокойся.

Пётр прижимал к себе Настю и думал о том, что даже мечтать о таком не мог.

Она была так близко, так трепетно вздымалась её грудь, такое невероятное тепло от неё исходило. Мужчина на миг потерял самообладание и поцеловал Настю.

Она обомлела. Не вырывалась из его объятий. Всё случилось неожиданно для обоих.

Настя опомнилась, выставила руки вперёд и произнесла:

– Не надо, Петя…

Пётр сделал шаг назад. А потом повернулся и вышел.

Настя слышала, как на пороге он разговаривает с её матерью. Марфа Игнатьевна вела беседу нарочито громко:

– Вы бы, Пётр Александрович, побыли рядом. Такое горе, такое горе… Тамарка-то наша сгинула. Внучка моя ненаглядная пропала! Лучше б Сенька вместо неё…

Настя не выдержала, выскочила из дома, схватила мать за ворот и крикнула громко:

– Да это ты, ведьма старая, детей моих со свету сживаешь. Ты! Не могу больше видеть тебя, не хочу! Уйди с моих глаз! Убирайся!

Пётр еле оттащил Настю от матери.

Зевак было много. На следующий день сплетни неслись отовсюду.

Настя на работу не вышла.

– Брюхо-то у неё вон уже какое! Небось от Петра Саныча. Какой у нас агроном-то любвеобильный.

– Да вот поэтому муж от неё и сбежал. Стыдно должно быть. Уважаемый человек, партийный член, а такие дела творит.

– Да где ты брюхо видела? Нет ничего у неё.

– Да как же нет! Ты видела, как Пётр Саныч держал её? Ей-богу, как родную.

– Ой, не мели ты, Ганька, брюхо ей померещилось.

– А вот и не померещилось. Я шестерых родила, опыт имеется.

Все эти слухи дошли и до Анастасии.

Председатель на время вызвал ветеринара из города.

Прошло уже три дня с пропажи Тамары. Настя потихоньку приходила в себя.

С матерью не разговаривала. Пошла к председателю брать разрешение, чтобы в город поехать к мужу.

Всё было как в тумане. Председатель успокаивал несчастную мать.

Перед самым отъездом Настя встретила Геннадия Ефимовича, отца Вари.

Тот виновато опустил голову, попросил прощения за скандал, что устроил недавно.

Он же и поведал ей о том, что Варя видела, как Тамара шла к «остановке» три дня назад.

Настя от новости упала в обморок.

Когда очнулась, увидела склонённого над ней Петра, незнакомую пожилую женщину и старичка.

Женщина кому-то рассказывала:

– Как я его журила! Как журила мужа своего. Чего он, старый, дитя оставил на окраине? Заблудиться боялся по темноте. Как воевал он, не понимаю. Старость пришла незаметно. Ух, старый дурак! Я как услышала, что девчонку ищут, сразу об ней подумала.

– Настюша, – тихо говорил Пётр. – Вот Никанор Прокопьевич вести о Тамаре принёс. В город он её отвёз. Божится, что она это была. Фотографию твоя матушка ему показала. У деда сердце прихватило. Винит себя. Ты его успокой, он и не виноват вроде. Тамара у тебя какая самостоятельная! Только чего она в городе забыла?

– К отцу, видать, поехала, – предположила Настя. – Ох, а если не нашла его? Что будет-то теперь?

– Ты не вини себя, Настя! Поехали в город. Председатель машину разрешает. По дороге придёшь в себя.

Настя с трудом встала с кровати. Голова ещё кружилась.

На кухне сидел старый дед, рядом с ним его жена. Она всё ворчала на мужа.

Настя подошла к нему, дотронулась до плеча. Он поднял голову.

В уголках его глаз застыли слёзы.

– Спасибо, – сказала Настя, – спасибо, что рассказали о Тамаре.

– Прости меня, дочка! – прошептал старичок. – Мне не нужно было брать её. Я у неё сразу про мать спросил, а она ответила, что одна едет. Не прощу себе, если не найдёшь ты свою кровиночку, не прощу…

Дед дрожал, поглаживал рукой в районе груди.

– Я не виню, – стала успокаивать его Настя. – Найдём беглянку и приедем вас навестить.

– Если доживу, дочка! Если доживу…

– Поехали домой, – заворчала на него жена.

По пути в город Пётр Александрович старался развеселить Анастасию. Рассказывал ей шутки, смешные истории. Но Насте было не до шуток.

Она думала всю дорогу о том, что будет говорить Афанасию. Знала, что поругаются опять. И как хотелось Насте, чтобы Тамара была у него. Но надежды на это было мало. Афанасий вряд ли не оповестил бы жену, если б встретился с дочкой.

Десятки вопросов крутились у Насти в голове.

Она куталась в длинный материнский жилет. Прятала свой живот. Не хотела, чтобы муж узнал, что она беременна.

А Пётр, как назло, затронул эту тему.

– Поговаривают, – начал он издалека, – о тебе, Настюша, разное. Языками бабы умеют чесать отменно. Не промолчат в случае чего. Только вот пусть болтают разное. Но как тебе одной детей поднимать? Не думала ли ещё?

– А чего думать, – огрызнулась Настя. – Я замужем. Работаю. Власть советскую не ругаю, не ропщу. Не привыкать мне к заботе о детях.

– Ну Тамара и Арсений уже вроде как выросли, а родится ещё один. Кто будет коров лечить, пока ты при ребёнке будешь?

Настю утомлял этот бесполезный разговор, но Пётр был настойчив.

– Я к чему клоню, Настюша… Ты ведь уже и не живёшь с мужем. Пока мы в городе будем, ты бы развод с ним оформила. А я тебя в беде не оставлю. Знаешь же, что люба ты мне.

Пётр остановил машину.

Настя испуганно взглянула на него.

– Пётр Александрович, не смейте ко мне приставать!

– Не нужно так строго со мной, Настюша! Как волнительно из твоих уст вырвалось тогда «Петя». Давай не будем, хотя бы когда вдвоём, переходить к высоким именам. Давай по-простому, по-семейному. Мне так отраднее всего…

– Зря вы всё это затеяли, – вздохнула Настя.

– Я ваш поцелуй вот тут храню, – Пётр показал на сердце. – Мне другая не нужна.

– А как же Зинаида? – съязвила Настя. – Она же околачивается возле вашего дома. Как сторожиха, ей-богу.

– Да делать ей нечего, – возмутился Пётр. – Проходу от неё нет. Пирожки стала носить, пироги. Поставит на стол и ждёт, когда попробую. А потом улыбается, машет рукой и говорит: «До встречи, Пётр Александрович! Завтра вам галушек наварю!» Я и отказать не могу, и нагрубить тоже. Она сядет рядом и в рот заглядывает.

– Ну вот и прекрасно, – произнесла Настя. – Любит она вас и никому не отдаст. Голодным не будете. Баба она ладная, хозяйственная. А любовь придёт со временем.

– А у тебя тоже так было? – поинтересовался Пётр. – Любовь со временем пришла?

– Нет… – Настя задумалась. – Не было вроде как любви. Или была. Я не помню. Афанасий мать мою тогда спас. Вызвал врача. Успели спасти её. Вот я ради благодарности и вышла за него, а думала, что люблю. Но сейчас понимаю, что вроде и нет. Живём себе и живём, как есть. Чего уже менять? Чай, не молодые.

Пётр Александрович засмеялся.

– Чай, не молодые, а кровь кипит, когда ты рядом. Не отвергай меня, Настюша. Я стану твоей невидимой тенью. Буду помогать во всём. Можешь на меня рассчитывать в любое время. А дальше видно будет. У меня руки из нужного места растут.

Пётр начал расхваливать себя, но Настя остановила его.

– Поехали, – сказала она. – Нужно Тамару найти.

Когда подъехали к общежитию, где жил Афанасий, Насте стало плохо.

Пётр держал свою ладонь на её лбу и покрывал поцелуями лицо.

– Всё будет хорошо, родная… Я рядом…

Афанасий встретил жену с ухмылкой.

От него несло спиртным.

Заметив Петра, Афанасий произнёс:

– О, агроном Саныч пожаловал… Уж не обижайте! Прошу вас за стол.

– Где дочь? – накинулась на мужа Настя.

– Где-где… С тобой она живёт…

Настя заплакала.

– Сбежала она, Афоня! В город сбежала, тебя, видать, искала. Видел ли ты её?

Афоня усмехнулся и произнёс:

– И от тебя сбежала, и от меня сбежала. Ох и Томка, ох и дурная башка.

– Так она была у тебя? – взвизгнула Настя.

Афанасий почесал затылок и задал тот же вопрос:

– Так она была у тебя? Чёрт её знает… Была у тебя, была у меня… Вот, полюбуйся!

Афанасий расстегнул рубашку, снял её с себя и показал жене свою исцарапанную шею.

– Любуйся, что твоя кобра сделала! Змеиное логово – ваша семья! То уши чуть не оторвали, то кровушку мою чуть не пролили.

– Какая кобра? Тамара? – Настя с недоумением смотрела на мужа.

– Тамара, Тамара. Дочь твоя распрекрасная. Будь она неладна. Не буду я её искать. Даже не проси. Меня из-за неё с бригадирства сняли, премии лишили. А ей хоть бы хны. Пусть побегает, раз взрослой себя почувствовала. Чего она припёрлась ко мне?

Настя подошла ближе к мужу и ударила его по щеке.

– Не смей так говорить о нашей дочке.

– Давай, давай, убей меня теперь ты…

Афанасий вдруг замахнулся на жену, Пётр вовремя подскочил, повалил мужа Насти на пол.

Настя просила Петра:

– Петя, оставь его. Петя…

Но Пётр был взбешён.

Настя закрыла лицо руками.

Сделала шаг назад.

Кружилась голова, и подступила тошнота. Пётр наконец-то отстал от Афанасия.

Настин муж медленно полз, оставляя за собой алые следы.

– Что же ты наделал? – крикнула Настя.

– Он ударить тебя хотел! Не позволю ему никогда даже пальцем тебя тронуть! – возмутился Пётр, опуская руки в алюминиевую кастрюлю с водой. – Отмоюсь пока от этого гада.

Настя подошла к мужу, он смотрел на неё сквозь заплывшие глаза.

– Нашла мне замену, – с трудом произнёс он. – Ну, давай-давай! Что ты, что твоя мамаша – грязные девки. И не пойму я сейчас, за что тебя любил? Лучше б ты так и осталась тогда на улице. Сдохла бы вместе со своим приплодом.

– Замолчи, – прошептала Настя. – Замолчи! Ты обещал мне никогда этого не вспоминать.

– Я смотрю, ты и сейчас брюхатая, – продолжал Афанасий. – Агрономчика родишь, будете жить в счастии и любови…

Афанасий встал, шатаясь, подошёл к кровати и рухнул на неё.

Он хрипел и еле дышал.

– Знаешь, что я тебе пожелаю? Чтобы ты никогда не нашла Томку. Я у тебя Арсения заберу. Везде напишу, что ты распутная мать. Хотя подожди… – Афанасий приподнялся на локтях и задумчиво произнёс: – Сенька-то, может, и не мой сын вовсе? Убирайтесь оба!

Настя заплакала.

Пётр стоял поодаль и молчал.

– Афоня, – стала упрашивать мужа Настя, – расскажи, куда побежала Тамара? Она же маленькая, потеряется, погибнет.

– И чёрт с ней! Как приехать ко мне, так не маленькая… Убежала она.

– Пойдём, Настя, – подал голос Пётр. – В милиции напишем заявление. Там помогут.

– Давайте, давайте! Проваливайте! Счастья новой семье! – парировал Афанасий. – Помогут вам, как же!

– Прости меня, – Настя склонилась над мужем и поцеловала его в лоб. – Прости, что я встретилась на твоём пути.

Она отвернулась и вышла.

На улице ждала Петра. Он задерживался. Настя уже стала переживать.

Хотела было вернуться назад, но увидела его.

– Вы чего так долго, Пётр Александрович? – поинтересовалась она.

– Руки домывал. Пойдём скорее отсюда.

Пётр шёл быстро, почти перешёл на бег.

Настя за ним еле поспевала, произнесла устало:

– Больше не могу.

– Соберись, дорогая, вон уже машина.

В машине Настя спросила:

– Что ты с ним сделал?

Пётр пожал плечами, потом опустил голову, снова поднял её и уставился на спутницу.

– Побил маленько при тебе, руки отмыл и ушёл. Всё хорошо. Не бери в голову, нам надо Тамару искать.

В милиции Настя написала заявление, там пообещали дать делу ход и в случае чего сообщить.

Почти дотемна Пётр и Настя ездили по городу, спрашивали у прохожих, не видели ли они девочку.