А утром эти следы не всегда остаются прежними. Но запах не отличает дня от ночи, – неопределенно отозвался голос даконца.
Из глубины леса донеслось пощелкивание, сменилось коротким уханьем, вдохами и выдохами. Стало метаться по сторонам, меняя тональность звуков. Катюха очнулась и сжалась.
Усталость и сон как рукой сняло. Малкин ощутил как будто чье-то прикосновение к щеке. Легкий щекот пополз по ней снизу вверх, как бег мурашек. Он резко смахнул их. Но под ладонью ничего не оказалось. А над головой пронесся глубокий вздох и стал удаляться.
– Это духи леса, – тихо пояснил Унторий.
Никто не знал, как следовало понимать их появление. Как покровительство Предсказанному или какое-то предупреждение, либо угрозу. Все прислушивались, пока звуки совсем не стихли. Катюха первая прервала молчание и, чтобы приглушить в себе испуг, заговорила:
– Скажи, Унторий, – обратилась она к проводнику, – мы уже миновали земли, какие находятся под управлением бракута Пуватона?
– Нет, – раздался глуховатый голос Унтория. – Граница проходит по речке, мы движемся к ней. На берегу нас должны ждать лодочники бракута, чтобы переправить через водную преграду. Нам осталось пройти не очень много. Но надо спешить, чтобы успеть переправиться до свету. За речкой лежат земли, управляемые крептом Цулом, его крептохия находится в другой бракутрии. Цул предал правительницу Айдуку одним из первых.
Необходимо как можно быстрее затеряться в его землях, чтобы не нашли лазутчики. У Цула хорошие соглядатаи.
Это известие насторожило Ваньку. Еще в твердоле у него возникли некоторые сомнения, о которых он не решился говорить там, но теперь захотел немедленно их развеять. Интуиция проснулась и заставила задать проводнику несколько вопросов:
– Объясни мне, Унторий, путь, по которому все это время мы топали к переправе, предложил правительнице бракут Пуватон? Уверял, что путь самый безопасный? – Малкин задержал дыхание, ожидая ответа даконца, но вместо голоса Унтория услыхал скрип кожаного одеяния, проводник шевельнулся и кивнул головой. Ванька в темноте не видел этого кивка, но почувствовал его и спросил напрямик: – Ты уверен, что бракут и крепт не сговорились и что нас на том берегу не ждут воины Цула? Тропа, по которой мы идем, может быть опасной.
– Прими поклон твоему уму, Предсказанный, – прозвучал голос даконца, – ты прав, теперь доверять никому нельзя, мы должны опасаться любой дороги, какую не выбираем сами. Поэтому в пути я выдерживал только направление, но вел вас по другой тропе. Проводник всегда должен быть осторожным.
– Ты не доверяешь Пуватону? – опять напрямик спросил Малкин.
– Правительница доверяет бракуту, – уклонился от прямого ответа даконец. – Я верен Айдуке.
Разнесся вздох Малкина. Его не покидал вопрос, почему небольшая горстка вельмож оставалась с правительницей, когда другие предали и разбежались? Что удерживало последних?
Цеплялись за эфемерную власть или некуда было бежать? Надеялись, что крептол Валахи станет точкой возврата и отмщенья? Впрочем, нельзя исключать и верность. Всегда есть те, кто надежен до конца. Потому вполне объяснимо, что всем оставшимся с ней Айдука доверяла полностью. И другим вопросом задавался Ванька: почему возле правительницы еще оставались нищающие незнатные даконцы и воины? Для них у Айдуки уже не было в разворованной и пустой казне денег, а сейчас и сама казна отсутствовала. Теперь в жирном вареве междоусобиц всюду плодились пауперы, озлобленные и безжалостные, сбивавшиеся в ватаги и промышлявшие грабежами и убийствами. Пышно расцветал промысел компрачикосов. Простому даконцу страшно было заходить не только в лес, но даже отходить от собственного жилища. Само представление о преданности невольно попадало под сомнение. Посему Малкину сейчас необходима была твердая уверенность в даконцах, находившихся в его сопровождении. Предательство в таких обстоятельствах могло все разрушить. Но будет ли удача сопутствовать ему?
Только стычки с врагом дадут ответ на этот вопрос. Они выявят, насколько верны Айдуке даконцы из его сопровождения.
И можно ли до конца полагаться на Унтория, не опасаясь ловушки. А пока приходилось рассчитывать только на собственную интуицию и хитрость. Верность приближенных – хлипкая штука. Подчас предательство выживает лучше верности. Доверие не должно быть безоглядным. В ответ на слова Унтория, Малкин произнес:
– К сожалению, Айдука питала доверие и к тем бракутам, какие предали ее. Мне думается, что и теперь она излишне доверчива, когда надо быть осторожнее втройне. – Тьма висела на ветвях, как паутина мизгиря, из какой, казалось, никогда не вырваться. С одной стороны, темнота скрывала их от недругов, но, с другой стороны, враги тоже были скрыты темнотой. Ванька поднял глаза и заметил сквозь ветви деревьев, что до верхушек стала дотрагиваться сероватая дымка рассвета. Показалось, что время бежит бешеным темпом. Пришла пора подниматься, передышка закончилась. – Вот что, Унторий, – парень вскочил на ноги, – двигаем сейчас не к переправе с лодками, а выведи нас ниже по течению. Переправляться будем сами с помощью любых подручных средств. Всем подъем! Привал закончен!
Воины поднялись с земли, выстроились в походный порядок, в темноте зашуршала кожа доспехов и трава под ногами.
Проводник выдвинулся вперед.
– Я никогда не плавала в одежде, тем более в доспехах, – пискнула Катюха, натягивая шлем и прижимаясь плечом к Ваньке.
Тот не ответил. Унторий тронулся с места. Рассвет с макушек деревьев медленно сползал сквозь листву вниз, тихо поедая лесную темь. Унторий выполнил Ванькину команду и повел всех мимо переправы, намереваясь выйти на берег в шагах трехстах от нее. Шли очень осторожно. Лес начинал наполняться утренними красками рассвета. Проводник напряженно ловил все звуки. Потому и был без шлема, чтобы слух не подвел.
И в какой-то момент чутко поймал шум, отличный от шума леса.
Он застопорился, движением руки остановил сопровождение.
Все застыли. Унторий пригнулся и тихо нырнул в кусты. Малкин проследил за ним взглядом, помедлил и шагнул следом, стараясь двигаться бесшумно. Унторий ступал по траве мягко, как лесной зверь, когда чует опасность. То останавливался и замирал, прислушиваясь, то снова оживлялся и шел крадучись. И все-таки не уловил чужого дыхания за ближайшим деревом. Из-за ствола сзади проводника выступила темная фигура с мечом наизготовку. Еще мгновение – и голова Унтория была бы рассечена надвое. Но в этот миг за спиной врага возник Ванька. Посох в его руках с размаху опустился на шею темной фигуры. Разнесся короткий сип, и под ноги Малкину в густую траву рухнуло огромное тело в воинском облачении.
Ванька успел подумать, что посох пригодился ему. Унторий круто обернулся, мгновенно понял, что произошло, и нагнулся над поверженным телом врага. Перевернул на спину. Показал Ваньке на шлем с металлическим кольцом сверху:
– Это воин Цула, Предсказанный. Я говорил, у него опытные лазутчики, – и неожиданно для Малкина встал перед ним на колени, кланяясь в ноги. – Ты поразил врага, он мертв.
– Как мертв? – не поверил Ванька, глядя на тело воина Цула. – Я хотел только оглушить его, – обронил растерянно, ощущая, как потяжелел в его руке посох.
– Ты спас мою жизнь, Спасатель, однажды подаренную мне матерью, – прошептал благодарный голос Унтория. – Я буду предан тебе, потому что ты подарил мне жизнь второй раз! – проводник поднялся с колен и вновь коротко поклонился.
– Брось считаться, Унторий, – отозвался Малкин, отвернулся от трупа и почувствовал удовлетворение тем, что у него отпали сомнения в проводнике. – Ты поступил бы так же.
– Да, – подтвердил даконец. – Я обязан оберегать тебя, Предсказанный, ты – Спасатель символа. Но ты не обязан защищать меня.
– Все не так, Унторий, – не согласился Ванька, – вместе мы надежнее сохраним символ и донесем до крептола Валахи.
Слова Малкина Унторию понравились, он опять поклонился. Потом неслышно перешагнул через труп врага и двинулся дальше, осторожно ступая по траве и умело ныряя под ветви деревьев. Шагов через двадцать открылась темная гладь не очень широкой речки под тусклым зеркалом высокого рассветного неба. С берега слабо донеслись не лесные звуки. Даконец по-звериному приблизился к ним. Ванька не отставал. В рассветной дымке на берегу в кустах увидали засаду с тремя десятками воинов. Проводник долго всматривался, не меняя позы, пока его голос не прошептал:
– Воины Цула.
– А ведь правительница верит, что среди ее приближенных нет изменников, – невесело сказал Малкин.
– Это не обязательно бракут Пуватон, – усомнился голос Унтория.
– Правительница только вчера приняла решение, по каким тропам идти Спасателям, – хмуро напомнил Малкин. – Ловушка здесь не могла появиться в мгновение ока. Не будь наивным, Унторий. Ее Пуватон обстряпал заранее. А потом убедил Айдуку, что именно эта тропа безопасна. Подозреваю, что на пути других сопровождений также устроены западни.
А мы, к сожалению, никого не можем предупредить об опасности, – в глазах у Малкина появилась злость. Он железной хваткой сдавил посох, готовый прямо сейчас обрушить его на головы тех, кто сидел в засаде. И даже не на их головы, а прежде всего на голову бракута Пуватона. И как жаль, что тот находился далеко.
– Уходим, Предсказанный, – прошептал голос проводника. – Скоро цуловцы начнут искать своего воина. Быстро поймут, чьих рук дело. По следу пойдут за нами. Мы должны успеть на тот берег, чтобы ускользнуть от них. За рекой сами станем выбирать тропы.
Ванька кивнул. Следовало спешить. Воины сопровождения затаились в кустах в ожидании. Катюха старательно скрывала волнение. Облегчение почувствовала, когда Малкин вновь оказался рядом с нею. Дальнейший путь к воде был с крайними предосторожностями. Унторий вел в обход засады, забирая глубже в лес. На берег вышли за поворотом реки в шагах пятистах от переправы.
Второго Спасателя в сопровождении тридцати воинов вывел из твердола Будорг. Шагал он медленно, но уверенно. Как и Унторий, без шлема на голове. Опять скрипнули и вздохнули ворота. После скальных глыб спустились в ров, однако по дну направились в противоположную сторону от сопровождения Малкина. И наверх выбрались слева от твердола. В лесу Будорг, невзирая на темноту, сразу нашел тропу, будто учуял, как зверь.
Безмолвно гуськом стали углубляться в чащу. Сашка в воинском снаряжении шла между воинами даконцами пятой от проводника, за нею – Андрюха Раппопет. Второй символ правителей Даконии, витой лук с перьями волшебной птицы Рохо и горящим глазом дракона Гумжу, Сашка несла, перекинув наискось через плечо. Иногда тропа суживалась, и тогда нижний конец лука задевал за кусты, а верхний цеплялся за низкие ветви деревьев. Тогда Сашке приходилось приостанавливаться, чтобы высвободить лук. И тогда от Будорга доносилось раздраженное сопение и ворчание. Между тем она быстро приловчилась обходить препятствия и не задерживать движение. Будорг двигался без лишней осторожности, то и дело от него разносился треск валежника или сломанных веток. Он будто продирался сквозь чащу, не разбирая дороги. Не старался идти бесшумно, как это делали воины. Так ломиться можно лишь при полной уверенности, что вокруг ничто не угрожает. У Будорга, вероятно, была такая уверенность, думала Сашка, и это успокаивало ее. Тем не менее она время от времени присаживалась на корточки, ощупывала под собой землю. Она никогда не была следопытом, но на ощупь могла отличить натоптанную тропу от нехоженой. Будорг вел по хоженой тропе.
Они двигались к реке, как и сопровождение Ваньки. Только по другому пути. Сашке тоже предстояло переправляться на другой берег. Лес был молчаливым и мрачным, словно затаился. Темнота давила со всех сторон и устрашала бездонностью, как глубокая пропасть. Сашка обратила внимание, что не слышала даже шелеста листьев. И это казалось странным, ведь лес живет и ночью. А тут будто в вакууме. Но Будорга это явно не интересовало. Прошли не более одной четверти дороги, когда Сашка внезапно в темноте подвернула левую ногу, оступилась и глубоко провалилась в чью-то нору. Вскрикнула, упала на колено. Андрюха сзади наткнулся на девушку, схватил за плечи.
Она досадливо оперлась на его руку. Вытащила ногу и почувствовала легкую боль. Ее окружили воины. Почти насильно усадили на землю. Чьи-то руки во тьме стащил с ноги обувь и пробежали пальцами по икре до самой ступни. Пошевелили.
Снова натянули обувь.
– Перелома нет, – произнес голос.
Дальше пошли медленнее. Девушка прихрамывала. Два воина выдвинулись сзади и стали по бокам от нее, поддерживая под локти. Но дорога для Сашки становилась все труднее, боль в ноге обострялась, и через полчаса идти было невмоготу.
Хотя девушка сжимала зубы и не останавливалась, дальнейшее продвижение стало стопориться. Наконец, Сашка остановилась и присела. Мгновенно возле нее очутился Будорг.
– Она не сможет нести символ! – разнесся над ее головой торопливый, странно дребезжащий голос проводника. Он тыркался то с одной, то с другой стороны, пытался оттеснить воинов. – Дайте лук мне! Надежнее будет! – цепко схватил его, попытался стащить с девушки. Тетива скользнула по коже ее доспехов. Но Сашка резко оттолкнула Будорга.
Один из воинов решительно оттеснил проводника. Будорг недовольно затоптался, сопя с придыханием. Сашка громко скомандовала:
– Займи свое место, Будорг! Вперед, вперед! – и вскочила с земли.
Проводника как метлой смело. Воины подхватили Сашку на руки и понесли. Движение возобновилось. Но Будорг то и дело возвращался к ней, и голос его навязчиво бухтел в ночи, приговаривая, что ей следует вернуться в твердол и отпарить в травах ногу. Сашка гнала проводника от себя, но он продолжал брюзжать, не останавливаясь. Лесная темь не мешала безликим, они шли по лесу легко и привычно. Воины, которые несли Сашку, иногда передавая ее с рук на руки, не сбавляли шаг. Мысль о том, что на руках у воинов придется провести немалую часть пути, угнетала девушку. Ночь подходила к концу. В очередной раз Будорг забухтел возле нее. Сашка не выдержала:
– Заткнись ты! – крикнула, и этот крик разнесся далеко по лесу. – Забудь о твердоле, он уже далеко!
– Рядом, Спасатель символа, рядом! – радостно воскликнул голос Будорга, словно выпрыгнул из кущ деревьев.
И пока Сашка соображала, что Будорг хотел этим сказать, лес нежданно-негаданно расступился, и они оказались на опушке. В блеклом свете Ночного Светила впереди чернели очертания твердола с длинным шпилем в центре и темным частоколом. Все на мгновение оторопели. Сашка не поверила собственным глазам. Этого не могло быть ни при каких обстоятельствах, особенно после пройденного пути. А Раппопет от неожиданности присел, захлебываясь громкой икотой:
– Туши свет, Сашка. Приехала. Отпускай извозчиков. Будорг сошел с ума.
– Ты что, Будорг, ты что? – выплеснула девушка, давясь оторопью и глотая слова. Стала вырываться из рук даконцев, но воины держали крепко. Сашка завизжала во весь голос, раскалывая густую тишину. – Держите Будорга, держите, чтобы удочки не смотал! – и выскользнула из рук воинов.
Те выхватили мечи, и Будорг ощутил острие на своем горле.
– Ты что, Будорг, ополоумел?! – яростно накинулась на него Сашка. Забыла о боли в ноге, подскочила ближе, готовая ногтями вцепиться в лицо. Но лица не было, и она двумя руками схватила проводника за уши, за волосы, стала рвать. – Где мы? – спрашивала не потому, что не видела этого, а потому что не верила в это. – У тебя крыша поехала? Ты заблудился? Ты потерял тропу?
От унижения Будорг остолбенел. Рвать ему волосы и уши…
Так с ним не поступала даже правительница. Страшно стало от того, что сейчас он оказался в полной власти Сашки. Сашка это не Айдука: ему неизвестно, какие мысли в ее голове. Он попытался оторвать от себя Сашкины руки. Но острие меча воина сильнее врезалось в горло, и проводник задрожал, забулькал испуганным голосом:
– Я не потерял тропу! Я возвратился к твердолу, – квакнул и забормотал его голос. – Ты повредила ногу, Спасатель, не можешь идти сама, а правительница велела, чтобы я привел тебя в крептол Валахи живой и невредимой. Тебе надо отпарить ногу в травах.
– Я прикажу вспороть тебе брюхо! – взорвалась Сашка. – Отрежу уши! – неистовствовала она. – Сделаю пугалом лесным, если ты немедленно все не исправишь! – зло ударила Будорга по ушным перепонкам. Возмущение лихорадило ее. – Половина ночи – коту под хвост! Столько времени потеряно! Разворачиваемся назад! На крептол Валахи! Туда, и никуда больше! – заскрипела зубами. Никакая сила сейчас не могла бы заставить Сашку вернуться в твердол, хоть он и находился под боком. – Веди и помни, что жизнь свою ты подвесил на волоске!
В ответ Будорг что-то промямлил, но воины окружили его, и острия их мечей больно ужалили. Голос воина угрожающе потребовал:
– Покорись, Будорг! Волею правительницы мы подчиняемся Спасателю символа! Не вынуждай меня, проводник, замарать твоей кровью меч! Я выполню любой приказ Спасателя!
Ссутулившись, Будорг, не говоря больше ни слова, повернул в лес.
– Как тебя зовут? – спросила Сашка у воина. Она стояла перед ним, как маленькая куколка, почти на две головы ниже ростом. Хотя никогда прежде не считала свой рост небольшим.
Однако никогда раньше ей не приходилось бывать в Даконии.
– Хорс, Спасатель, – поклонился воин.
– Хорс, – повторила Сашка, чувствуя уверенность в себе. – Смотри за Будоргом, Хорс, как бы он еще чего не выкинул! Не верю я ему, – и быстро захромала в лес, превозмогая сильную боль в ноге. – Надо торопиться.
Все приходилось начинать сначала. Но Сашка была упорной. Тем более теперь, когда ощутила силу в беспрекословном повиновении воинов-даконцев. Словно открылось второе дыхание. Она гнала всех вперед и сама бежала, сжимая от боли зубы и вытирая с лица пот, перемешанный со слезами. Нога распухла, но Сашка не сдавалась. Темный лес давил со всех сторон. Но по верхушкам уже пробежал предрассветный ветерок, пробуждая лесных обитателей.
– Угомонись ты, бешеная! – пыхтел ей в затылок Раппопет. – Свалишься ведь. И лук не дотащишь до места. Не майся дурью, остановись, все равно не наверстаем! Даже длинноногим даконцам это не под силу. Смотри, угробишь ногу, и вообще никуда не доберемся, – убеждал Андрюха, он от такого темпа задыхался.
В конце концов, девушка уступила. Дала всем отдых. Глубоко вдыхая густой лесной воздух, прислонилась к черному стволу дерева. Некоторое время не двигалась с места. Затем колени сами подогнулись, и она опустилась на выпиравший из земли корень. Длинные русые волосы, собранные под плотным кожаным шлемом, взмокли. Сашка сняла его. Пальцами раскидала волосы по плечам. Сердце сильно колотилось. Левая нога саднила нестерпимо. Рядом, распластавшись на животе, недовольно сопел в траве Андрюха. Его легкие раздувались, как кузнечные меха. Трава колола щеку и лезла в нос, но он не двигался с места, эти мелкие неудобства сейчас были слишком незначительными, чтобы на них останавливать внимание. Будорг настороженно присел поодаль, замкнулся, униженно вжимал голову в плечи. Его сокрушало собственное бессилие перед Спасателем символа. Он терзался от мысли, что каждый его шаг теперь находится под контролем отменного вояки Хорса.
Тот прочно обосновался рядом. Хорс был из тех воинов-даконцев, которые своего не упустят. Уж если они вцепятся в чью-то глотку, то намертво. Остальные воины рассредоточились кольцом вокруг Сашки и Андрюхи. Все отдыхали, слушая просыпающийся лес. Но было это непродолжительно. Сашка ни им, ни себе не могла сейчас позволить многого. Она понимала, что нагнать упущенное время не удастся, но хотела сократить разрыв. Поэтому вперед, вперед и только вперед. Преодолевая усталость, снова оживилась:
– Оклемались? – бросила в темноту. Собрала на затылке в пучок еще не высохшие волосы и натянула на голову шлем.
Не дожидаясь ответа, скомандовала: – Подъем! Веди дальше, Будорг! – оторвала тело от земли, стала на ноги и со стоном упала. Идти больше не могла.
– Приехали, – хмуро проворчал Андрюха, подавая руку. – Говорил же, включай мозги, так нет, будто белены объелась. Куда черти гнали? Какая разница, днем раньше, днем позже добрались бы. А теперь, смотрю, не скоро увидим крептол Валахи. А ведь предупреждал. Кого удивить хотела?
Духов леса? Ну, и чего добилась? Кряхтишь, как старая кляча, – повернулся к воинам. – Придется, бравые, вновь тащить Спасателя на руках. Сейчас бы мага, хоть самого захудалого, чтобы камлать над нею. Париться в травах ей не по нутру, капризная она у нас.
Воины окружили Сашку, привычно, без суеты взяли на руки и двинулись вереницей за Будоргом. Настроения у девушки не было никакого, она даже не стала отвечать на ворчание Андрюхи. До самого рассвета, на руках у воинов, испытывая неудобство и отвращение к самой себе, Сашка молчала. Лишь на рассвете, когда с крон деревьев сорвало плотное покрывало ночной мглы и блеклый свет проник сквозь ветви, образовав серые тени, девушка подозвала Будорга:
– Сколько еще до реки? – спросила недовольным голосом.
– Прости, я хотел, как лучше, – не отвечая на прямой вопрос, пробормотал голос проводника. – А ты приставила ко мне Хорса. Напрасно не доверяешь, Спасатель символа. Убери Хорса от меня. Я все сделаю, как ты хочешь. Убери его.
Но Сашка молчала, и Будорг понял, что согласия не дождется, поэтому его голос прошуршал, как пересохшая листва, отзываясь на вопрос девушки:
– Уже близко, – голова Будорга понуро опустилась, и он тяжелым шагом возвратился вперед цепочки, слыша за спиной шорох травы от шагов Хорса.
Над горизонтом стал шириться свет Огненного шара, лучи яростнее побежали по верхушкам деревьев, все сильнее и больше проникая в лесную глубину. Деревья ярче поплыли тенями.
Ночная темь забивалась в потаенные уголки леса, сворачиваясь до ничтожно малых размеров. Прошло еще время. И Хорс неожиданно для себя, когда тропа вывела на большую поляну, по Огненному шару обнаружил, что Будорг сильно забрал вправо.
Воин удивился и указал на это проводнику. Впрочем, не зная, какие зигзаги выделывала тропа, Хорс проявил обыкновенное любопытство. Между тем у Будорга такая пытливость вызвала странное подергивание и волнение. Это озадачило Хорса. Где-то далеко Огненный шар уже полностью выкатился из-за горизонта. А в лесу его лучи въедливо растворяли последние остатки ночной тьмы. Обостренным чутьем Хорс почувствовал, что происходит неладное. Он был не силен в науках и ремеслах, мог заблудиться в лесной глуши, не умел по достоинству оценить шутку, не мог выращивать зерно, но природная сообразительность, хорошая память и каменное упрямство очень часто вытаскивали его из самых сложных обстоятельств. Меч и лук были единственным смыслом его жизни. В крептол Валахи ему уже приходилось отмеривать расстояние, сопровождая посыльных правительницы Айдуки. Потому он хорошо помнил, что крептол Валахи находился в той стороне, откуда утром приходит Огненный шар. А тут вот какая странность, когда вышли еще на одну немалую поляну, выявилось, что лучи Огненного шара не обливали Хорсу грудь, а грели ему спину. Это с новой силой насторожило воина. Мозг стал прокручивать вопросы. Ответы на них еще не пришли, но Хорс уже начал наполняться буйством.
И наконец, внутренняя пружина бросила его на Будорга. Воин прижал проводника спиной к стволу дерева, и голос, как грозовой разрыв, ударил того по ушам:
– Огненный шар не с той стороны! – крикнул Хорс.
На что Будорг отреагировал мгновенно и зло:
– Я не командую Огненным шаром и не могу развернуть его, как тебе хочется. Даже маги не пытаются этого сделать! – голос Будорга дрожал. – Не мешай мне! Или веди сам, если лучше меня знаешь тропу!
Конечно, Хорс не знал тропу, потому ему пришлось умолкнуть и отпустить проводника, чтобы продолжить путь. Но замолчал он ненадолго. Скоро его голос снова стал настойчиво задавать Будоргу неудобные вопросы. Проводник нервничал, крутил по сторонам безликой головой, отвечал сумбурно, невпопад. А чутье Хорса начинало угадывать опасную игру Будорга. Хорс плохо знал лес, но по отдельным его местам и запальчивым ответам проводника сообразил, что ходят они по кругу.
Такое неожиданное открытие взбесило Хорса. Он взорвался негодующим возгласом, обвиняя проводника в измене. Сашка на его крик резко сорвалась с рук воинов-даконцев, стала на здоровую ногу, вцепившись в плечо Андрюхи. Слова Хорса огорошили ее.
– Ты что несешь, Хорс, ты что несешь? – спросила громко и недоверчиво. – Ко мне, ко мне! – позвала растерянным голосом.
Но Хорс уже обнажил меч и вел Будорга к ней. Проводник пытался схватиться за рукоять своего меча, но Хорс решительно пресекал эти попытки. Кожа воинского облачения на них скрипела, под ногами трещали сухие ветки, два голоса сливались в один вопль, взбудораживая лесной покой. Звуки кувырком катились в разные стороны, натыкались на деревья, запутывались в ветвях, вязли в листве и травах.