Хирурги человеческих душ
И тут Ладика осенило почти как Пушкина, когда тот писал «Евгения Онегина». Сясин вскочил из высокого чиновничьего кресла и пробормотал: «Как там говорил товарищ Сталин? «Нет человека – нет проблемы».78 Вот-вот. Этого выскочку надо подловить! Нет людей без человеческой гнилятинки. Надо только хорошенько покопаться. И пускай-ка, покопаются те, кому я помог. Долг платежом красен!»
5
Дождливым днём хоронили Энгмара Ивановича Козлова. Он умер от сердечного приступа. Подлужный поспел к выносу тела покойного из дома: под гробом уже протягивали полотенца. В душной квартире тошнотворно пахло не то пирожками, не то ещё чем-то печёным. Помимо родных, близких и знакомых умершего присутствовали немногочисленные представители прокуратуры и партийных органов. В числе последних присутствовал и посланец из Свердловского обкома партии. Когда он появился, родные Козлова зашушукались.
Посланец пристроил венок к гробу, постоял возле покойного, преклонив голову, а потом положил сторублёвую ассигнацию на поднос. Его жест внезапно вызвал истерику у жены Козлова. Она свалилась с табурета на пол, стала бить кулаками по крашеным доскам и причитать, с ненавистью ведьмы вздымая голову в чёрном платке в направлении приезжего: «Это вы! Это вы его убили! Вы! Вы!»
Подлужный, замерший в общей массе незамеченным и никому не нужным незнакомцем, оробело попятился: «А ведь я тоже… как бы, того… приложился, как говорится…»
Вдову бережно подняли родные и увели в дальнюю комнату, утешая её.
Отдав последний долг, Подлужный вышел на улицу с мерзким настроением. Накрапывал мелкий дождик, и ему померещилось, что на лицо упали брызги крови. Словно на палача, махнувшего топором.
Алексей, конечно же, искренне сожалел о случившемся. И всё же, по большому счёту, глубокой скорби он в себе не обнаруживал. Закономерный финал. Произошло то, что и должно было произойти. Как это определяли классики русской литературы: лишний человек? Да, Энгмар Иванович оказался лишним человеком, не принявшим перемен. Именно так. А Подлужный перемены принял, при всей их неоднозначности.
Козлов как личность скончался. Осталась преклонных лет вдова, взрослые дети. Пожалуй, кроме них Козлов, со своим идейным наследием, никому и не был нужен.
На кладбище Алексей не смог поехать: в прокуратуре его заждались неотложные дела.
6
«После радости – неприятности, по теории вероятности», – так пелось в небезызвестной песенке79. У Подлужного получилось наоборот. И прежде всего потому, что он не ждал у моря погоды, а свершениями рушил препятствия и возвращал рабочий настрой.
Едва отойдя от похорон и встряски у Сясина, Алексей, упрямо сжав губы, на пару с Бойцовым экстренно отвёз материалы уголовного дела (в том числе и немаленькое колесо) в отношении Сукиасяна на экспертизы. А когда друзья вернулись в следовательский кабинет и расположились «на перекус», раздался знаковый телефонный звонок, что поднял ещё выше градус их настроения. Впрочем, обо всём по порядку.
Друзья, балуясь чайком с бутербродами, обсудили Сясина, которого Николай категорически заклеймил как «продажную шкуру мирового империализма и местного мафиози». Причём оперативник не ограничился абстрактными прописными сентенциями, а пообещал свои красочные эпитеты с сегодня на завтра подкрепить злободневными фактами.
– «По низам»80 мне надуло информашку, – прибег Бойцов к типично сыщицкой терминологии, – что Сясин – засланный казачок. По ту сторону баррикад подшабашивает.
– Чепуха! – не поверил ему Алексей. – Были бы экспертные заключения по автомобилю и покрышке, так никуда бы и эта «продажная шкура» не делась…
– Не надо попой тарахтеть, дитятко! – снисходительно прервал его Николай. – Покеда, не буду тебе башку морочить обещаниями, но Сясин – засланный казачок. Погоди маненько.
– Погожу, – кротко ублажил его Подлужный, не желая затевать сомнительную пикировку.
А Бойцов, стравив негодование от поступка Сясина, перескочил с официоза на более приятную тему. Потянувшись всем телом до хруста хрясточков, он поведал приятелю «о восточных сладостях и интимных пряностях» минувшей воскресной ночи, проведённой с Людочкой Черныш из бюро судебных экспертиз. Подлужный в ответ лишь проглотил завистливую слюну. И нежданно-негаданно разоткровенничался, ибо прежде в таких вещах был субъектом крайне замкнутым.
– Между нами, Николя, – порозовел он от смущения. – У меня какие-то паранормальные видения. То ли из-за того, что свою Татьяну давно не навещал. То ли ещё что… Короче, приснилась мне Марина Алькевич. Уму непостижимо. Приходит живая. Ничего себе так – как на одном прижизненном снимке. И я… это… кгм… хочу с ней сблизиться. И она, как будто бы, не против. А в решающий момент просыпаюсь. Представляешь?
– Хошь, так сблизься! В чём проблемы? Га-га-га! – по-жеребячьи заржал Бойцов. – Я не вник: или ты меня тоже приглашаешь? Вдвоём-то сподручнее! Га-га-га! Одному-то страшновато на призрака! Га-га-га! На покойничка… Га-га-га!
– Я тебе как другу, а ты…, – обиделся Алексей.
– А то давай к Людочке Черныш сгуляем на пару, а? Га-га-га! – не унимался Николай. – Она – баба с понятием…
Скабрезно разинутый рот сыщика «заткнул» раздавшийся телефонный звонок. Подлужный взял трубку, и теперь уже его рот растянула довольная улыбка – звонила Оксана Соболева.
– Здравствуйте, – сдерживая порыв телячьего восторга, степенно отвечал ей Алексей, умышленно не раскрывая личность абонента и плотнее прижимая трубку к уху.
– Алексей Николаевич, – бархатисто звучал голос, даривший надежду. – Вы проявляли желание взглянуть на фотографии Мариночки. Оно у вас не пропало?
– Напротив, возросло.
– Вы так… скованно отвечаете. У вас посетители?
– Ваша проницательность просто потрясает меня. Хотел бы я иметь такого помощника.
– Вы, как обычно, в своём репертуаре, – подытожила Соболева, и в её интонации прорезался холодок. – Даже не знаешь, что с вами и делать. Так и быть, я выполню долг перед Мариночкой. И готова вас принять. Завтра. В четырнадцать часов. Мой адрес и телефон у вас есть.
– А попозже нельзя? Скажем, вечером.
– Исключено. Каждый вечер в ресторане представления.
– Принимается! – поспешно прокричал Алексей. – Буду непременно! Прошу прощения за медвежью галантность. Обстоятельства…
– Сочтёмся, – неуловимо потеплел отклик танцовщицы. – Всего доброго.
– До свидания!
Подлужный ласково положил трубку на телефонный аппарат, нежно погладил её и в возбуждении совершил резвый променад по кабинету, игнорируя присутствие Бойцова.
– Кто звонил? – сыщицкой интуицией прочувствовав неладное, осведомился Николай, точно перед ним дефилировал «на цирлах» не товарищ по борьбе с криминалитетом, а Арменак Сукиасян.
– А! Профурсетка одна! Плохая женщина. Титикака! Как любит выражаться милицейская ищейка господин Бойцов, – беззаботно рассмеялся Подлужный, потрепав за щёку разыскника и от избытка эмоций погладив его по голове: – Ух ты, Котовский мой плешивенький!
– Нну-ну, – затрудняясь в оценке происходящего, протянул Николай. – Бутербродов больше нет? Тогда я пошёл.
– Давай, Коля. Пока, – отнюдь не задерживал его соратник.
И озадаченный Бойцов, не находя повода для задержки, вышел из кабинета.
До сих пор Алексей принадлежал к числу верных мужей. Более того, кроме Татьяны, как мужчина, он не был близок ни с одной другой женщиной. Ни душой, ни телом.
По общему правилу, блуд в сознании человека предваряет адюльтер телесный. В этом смысле Подлужный умудрился допустить двойное грехопадение. Если Марина Алькевич в обольстительных позах являлась в его сны без всякого ведома и спроса, то Оксану Соболеву на уровне «подкорки» он сам допустил в свой внутренний мир.
И если духовная «начинка» Соболевой была terra incognita81, но не чересчур занимала Алексея, то непознанное телесное естество танцовщицы не только рисовалось ему устроенным по неземным законам (не как у простых смертных), но и волновало его. Доходило до абсурда. Ситуативно ему мнилось даже то, что у объекта его искушения анатомия и физиология… Как бы вернее это передать… Метафизическая. Сверхъестественная.
Да и на ощупь у примы варьете всё должно было быть иначе. А уж расположение особо пикантного органа (без вопросов и, вне всякого сомнения!) – нетривиальное. И до одури хотелось версию проверить. «Отработать экспериментальным методом», – как сострил бы Коля Бойцов. Короче, дьявольский астрал и мистика.
Заочно «познав» манкость и прелести Марины Алькевич, отчасти спятивший человекообразный самец «задним местом» предощущал, а корой головного мозга и постигал, что в Соболевой вряд ли таится святая наивность и лучезарная чистота. Предпочтительнее, что там угнездилась своеобразная грязевая ванна, которая, наряду с «ревматическим облегчением» и примочками от содомского геморройного нароста, принесёт и некие нежелательные побочные эффекты. Однако, поди ж ты! Проецировал кобель не радужную перспективу пачкотни и, меж тем, нестерпимо жаждал со всего маху – мордой вперёд – плюхнуться в мутную лужу страстей.
На любого нормального, но неискушённого в эротике мужчину (безо всяких исключений и оговорок) периодически подобная зараза накатывает. И ненормальные от них разнятся тем, что у них не только не возникает иммунитета на нравственную пакость, но и развивается хроническая патологическая тяга барахтаться в дерьме снова и снова.
И Подлужный, с фанатическим блеском в глазах, желал отведать, хоть на зубок, невиданного яства. Жаждал, чтоб пролилась на него манна небесная взаимностью артистки. И вот обозначилась оттуда встречная повадка («потаска» – на языке собаководов). И вот пресловутая похотливая и заманчивая потаска высунула-таки из конурки свою коварную смазливую мордашку. И задрав заднюю ножку, показала… Н-да…
7
Меж тем до рандеву с танцовщицей предстояло перетерпеть целые сутки. Выручило то, что Подлужному предстояло немедленное и весьма и весьма захватывающее мероприятие. Он держал курс к жилью Колотовкиной, накануне по телефону извещённой о его визите. К той самой Колотовкиной, которая, являясь фактической женой Волового, из кожи лезла вон, чтобы залучить Подлужного в свой альков. И недомолвками обещала ему многое. Очень многое!
На звонок дверь квартиры распахнула сама хозяйка. Она немедля водрузила заготовленную улыбку на свои полные и разлапистые, как у Софи Лорен, губы, которыми вполне можно было облобызать взасос средних размеров тыкву.
– Ой, прошу вас, Алексей Николаевич! Такому гостю завсегда рады! – распевно промурлыкала она с напускным гостеприимством.
Притворная мимика на лице Колотовкиной, обозначающая радушие и приветливость, равно как и лицемерные жесты, приглашающие внутрь, живо потухли, едва она разглядела за Алексеем участкового инспектора милиции и практиканток Юлию и Александру.
– Старший следователь прокуратуры Подлужный, – официально и педантично отрапортовал Алексей, переступая порог и тотчас расставляя по местам акценты во взаимоотношениях с сожительницей Волового. – Прибыл для производства обыска. Ознакомьтесь с постановлением, санкционированным прокурором.
– О-обыск? Ка-кой обыск? – потерянно лепетала хозяйка, машинально принимая от него для ознакомления процессуальный документ. – Зачем?
И когда до Колотовкиной дошло, что происходит, она непроизвольно и в напрасных стараниях попыталась прикрыть своим телом от посторонних накрытый в комнате стол. Ведь на нём предательски теснились приборы на две персоны, салатики и котлетки, фруктики и конфетки. И венец всего – наливочка в графинчике, возле которой, заждавшись, игриво красовались две стопочки…
В течение всего периода пребывания в квартире Колотовкиной Подлужный ощущал непривычный дискомфорт. Его неотступно грызло ощущение собственной нечистоплотности. Безусловно, пассия Волового – та ещё фурия. Тёртый калач. Хищница и акула, заманивавшая его в западню и вынашивавшая, изъясняясь дипломатическим языком, далеко идущие планы по дискредитации следствия. И всё-таки, несмотря ни на что, не стоило женщину обманывать столь мелочно. Уж коль вершить обыск, так безо всяких сальных экивоков, заигрываний и смутных обещаний. Но Алексей элементарно опасался, что Колотовкина, получив отказ на приглашение, что-нибудь заподозрит и уничтожит вещдоки.
Как назло, за час возни в жилище старшей медсестры поликлиники «накопать» хотя бы никчёмную безделушку, оправдывающую обыск и бестактный поступок, Подлужному не удавалось. Ведь следователь возлагал надежды на то, что изымет шприцы, ампулы, упаковки из-под трихопола, бицеллина, пеницеллина и прочую медицинскую атрибутику, посредством которой в домашних условиях лечат или заглушают венерические заболевания. Заболевания Волового. Напрасные иллюзии.
Меж тем Колотовкина, придя в себя, теперь вслух грозилась отомстить обманщику обращениями к Горбачёву, генеральному прокурору и даже в ООН. Алексей, слушая её, сохранял напускную невозмутимость, хотя про себя бичевал собственную самонадеянность и предвкушал, как завтра Сясин будет вытирать об него, словно об харю замордованного Ваньки Жукова, жалобу Колотовкиной. В дополнение к обращениям в надзорные органы Волового и Сукиасяна.
В состоянии «безнадёги» и из чистой настырности, Подлужный напоследок механически рылся в резной деревянной шкатулке, заполненной брошками, булавками, прочей бижутерией и всякими бумажками. Самокритично хмыкнув, утомлённый следователь поставил ларчик на трельяж и раскрыл рот, чтобы с хлыстовским садомазохизмом объявить провальный следственный акт завершённым.
…И в сей переломный миг, нежданно-негаданно, шестое чувство из спуда подсознания пришпорило его своеобразным сторожевым флажком памяти в телесную мякоть коры полушарий головного мозга. Под возобновившиеся проклятия Колотовкиной, Алексей, повторно схватив шкатулку, махом вывалил из неё ворох содержимого на стол. Он заново принялся перебирать бумажные листочки. Предпоследняя из них оказалась той, о которой ему и сигнализировал «внутренний голос».
Это была квитанция из мастерской дома быта «Алмаз». И когда Подлужный развернул её полностью и вчитался, проступило следующее. Согласно бланку, в июне Колотовкина сдала в ремонт… часы. Вроде бы, пустяк. Кто из нас не сдавал часы в починку? Так-то оно так. Да только марка хронометра оказалась уж больно интригующей: часы «Командирские». Не пристало женщине пользоваться таковыми.
– Скажите, пожалуйста, – обратился следователь к хозяйке дома, – что это за квитанция?
Колотовкина прекратив стенания, ненавидяще взглянула на него, взяла квиточек, прочла, недоумённо фыркнула и будто выплюнула в направлении изощрявшегося в любопытстве субъекта:
– Чё ещё-то надо? Ну, сдала часы в починку. Или прокуроры теперь и за это садят?
– Часы ваши?
– Вам-то какая разница?
– Повторяю вопрос: часы ваши?
– Часы, часы… Допустим, Аркадия часы. И чо?!
– Я изымаю документ, – во всеуслышание объявил Подлужный.
Едва Алексей, Юлия и Александра разместились в «Волге», Подлужный напористо распорядился в адрес водителя: «Толя! Гони на всех парах в дом быта «Алмаз».
Секундная стрелка недавно отремонтированных часов «Командирские», только-только «отправилась в дальний путь», а «реактивный» Подлужный уже произвёл их выемку у часовых дел мастера. А ещё через четверть часа они очутились на столе у Двигубского.
– Оля-ля! – торжествующе провозгласил следователь, врываясь к опешившему шефу. – Яков Иосифович! Пред вами дембельский аккорд – теперь уж на сто процентов бывшего – сержанта милиции Волового. Огласите-ка, пожалуйста, гравировочку на обороте.
– Гравировочку… На обороте…, – растерянно помял пальцами мясистый кончик носа тот, свободной рукой переворачивая вещественное доказательство. И вслух прочитал надпись на крышке часов: «Дембель 1975 – 1977».
8
Всё-таки прокурорских работников к отчаянным бестиям не отнесёшь. Если и не трусоваты они, то уж перестраховщики – однозначно. Ничего не попишешь: работа такая.
Вот и Алексей, отправляясь на нелегальное свидание, не обзавёлся традиционным подношением для дамы в виде роскошного букета орхидей «Пурпурная луна» (чересчур заметные; выдают) и шикарного французского шампанского Veuve Clicquot Ponsardin82 (где ж его сыщешь-то в СССР?). Помимо этого Подлужный логично рассудил, что гарантиями взаимности со стороны мадемуазель Соболевой он не располагает. А ведь крайне неловко было бы оказаться в позиции отвергнутого бонвивана.
Зато конспиративно притаившаяся у него в «дипломате» коробка дорогих шоколадных конфет «Силь ву пле»83 – было самое то. Если что, чаепитие окажется приемлемым для любого случая. В общем, следует отметить, что страсть страстью, но головы следователь не терял, как и любой mas ordinarius 84.
Соболева встретила Подлужного в длиннополом платье, выдержанном в кремовых тонах (видимо, данному колеру она отдавала предпочтение). Строгость одеяния была обманчивой. Она дезориентировала и вводила в замешательство кавалера относительно стиля дальнейшего поведения, приемлемости тех или иных манер и уместности перехода к романтическому церемониалу. Неопределённость возникала по той причине, что внешняя неприступность наряда сочеталась с тем, что длинный и смелый нижний разрез на платье заканчивался гора-а-а-здо выше общепринятого предела. Да и кисейность ткани провоцировала мужчину на импульсивные поступки.
Алексей по-офицерски энергично слегка склонил голову и попытался вручить девушке коробку с конфетами, сопроводив свои действия тривиальной фразой: «За продолжение знакомства». Однако Оксана не приняла подарок запросто. Отступив назад, она капризно выпятила нижнюю губку и напевно произнесла: «А комплимееенты?»
Реакция кавалера на замечание была безотлагательной. Подлужный, преклонив колено, вскинул голову, параллельно протягивая презент хозяйке, и тут… И тут его взгляд ненароком скользнул за чуточку распахнувшиеся полы одеяния кокетки, приоткрывших дивные виды…
О, неизбалованные советские мужчины! Сколь ничтожно мало требовалось, чтобы вы, по одному лишь деспотически-произвольному мановению пальчика дамы и в зависимости от её «взбрыка», преображались то в чопорных «сундуков», то в холодных истуканов, то в истинных джентльменов, а то и в законченных денди и волокит.
В те годы ажиотажным спросом у телезрителей пользовался «убойный» музыкальный видеоклип, где звезда эстрады София Ротару исполняла песню «Машина «Ретро»: о детстве, убегающем от неё за горизонт. При этом певица восседала за архаичной швейной машинкой, символизировавшей допотопный драндулет, и хорошенькой ножкой нажимала на педаль ремённого привода.
Квинтэссенция всесоюзного мужского возбуждения заключалась в том, что оператор неоднократно брал крупным планом икры Ротару. И это значило так много! И пусть в автора безнаказанно бросит камень тот из застойных времён, кто посмеет заявить: «И всего-то?! В чём же интрига?»
В Советском Союзе много чего не доставало. Однако избыточная неискоренимая мужская вера в то, что советская Фемина – трансцендентное создание, способное ниспослать запороговое наслаждение – была! Но идеализация, почитание и преклонение перед Женщиной – были! Равно как и восторженные, фантастические, иррациональные, непостижимые верования в… Стоп, почему же непостижимые? Истинно мужские. Да и было во что, вернее – в кого верить! В советскую женщину!
…Итак, наш герой несколько смутился. Между тем Соболева, не меняя своей позы, свысока взирала на него смеющимися бархатисто-карими глазами. Впрочем, и растерянность Алексея длилась не более секунды.
– Силь ву пле, – слегка охрипшим голосом проговорил он, вручая сладости. – Иначе говоря: если вам нравится. Тогда – продолжение следует. Тогда вы позволите насладиться взглядом ваших шоколадных глаз, вашей смугло-шоколадной кожей, шоколадным ароматом вашего дивного тела. Вам – идеальному воплощению мужской мечты!
– Шарман! – искренне одобрила Соболева, принимая дар и милостиво протягивая для поцелуя руку, а спустя мгновение – щёчку.
Большего Оксана не позволила, уклонившись от напрашивающихся ласк. Она проводила Подлужного в гостиную, где усадила его на диван, конфеты положила на журнальный столик, а сама удалилась на кухню, чтобы заварить чай. В её отсутствие Алексей по профессиональной привычке окинул цепким взглядом небольшую уютную однокомнатную квартирку и даже скрытно глянул в окно.
– Не скучаем? – появилась хозяйка, поставив на столике салатник с ягодами и раскладывая десертные тарелки с ложками. – Меня сегодня угостили лесной клубникой. Чувствуете, какой аромат? В самый раз созрела.
– Как тот колосок? – задал вопрос с подвохом Подлужный.
– Какой колосок? – не поняла его Соболева.
– Да-а-а один непутёвый муж забыл об исполнении супружеского долга. Жена в постели недоумённо трогает его за плечо: «Паш, а как же внимание?» Тот сквозь дрёму бормочет: «Да у меня «колосок» ещё не созрел». Следующей ночью «колосок» опять не созрел. Лишь на третьи сутки Паша сам соизволил потревожить супругу. «Ну чего тебе?!» – раздражённо дёргает плечом та. «Так «колосок» же созрел!» – радостно извещает её муж. «Ну, вот ещё, буду я из-за одного колоска целый комбайн заводить!»
Двусмысленная история слушательницей была благосклонно принята. Алексей с прошлой встречи подметил, что танцовщица отнюдь не чурается некоторой сальности, если это сочетается с ситуацией.
– Мы… Мы… будем… лакомиться… клубничкой? – сквозь смех осведомилась Оксана.
– Клубничкой? Лакомиться? Ещё бы! – с лукавинкой поддержал её Подлужный.
– Да ну вас, Алексей Николаевич, – шаловливо ударила его по запястью хозяйка. – Давайте, угощайтесь, и мы займёмся тем, ради чего вы и пришли?
– О, если вам известны мои истинные намерения, то давайте прямо сейчас! – поддержал её гость.
Оксана, всё ещё посмеиваясь и аккуратно смахивая слезинки с ресниц, достала из шкафа альбом и присела рядом с Подлужным. Под шуточки Алексея и поглощение клубники, она переворачивала листы и давала комментарии к фотографиям. Внимая ей, Подлужный не столько изучал изображения, которые интереса для следствия не представляли, сколько косился на смуглые стройные ноги соседки, как бы ненароком касался запястья молодой женщины, вдыхал запах её тела, излучающего энергию вольного ветра.
– Я за чаем, – перевернув последнюю страницу, вставая, пояснила Соболева.
– Вам помочь?
– Нет-нет, я сама, – ответила девушка, скрываясь на кухне.
Возвратилась она с подносом, на котором стояли наполненные ароматным напитком чайные чашки, а также блюдце с лимоном, нарезанным тонкими кружочками. Причём тут же выяснилось, что цитрус и конфеты «Силь ву пле» предназначались не только для чаепития: хозяйка выставила из шкафа на столик два бокала и початую бутылку коньяка. По поводу крепкого напитка Оксана кратко пояснила: «С подружкой баловались». Это было многообещающе.
После чайной церемонии, дополненной дегустацией коньяка и музыкой группы «АББА», обозрение второго альбома протекало в ещё более сокровенной атмосфере. Компаньоны по захватывающей авантюре незаметно сближались. Алексей первым прижался к плотному и горячему бедру Оксаны, а та ответно прильнула к его предплечью. И биотоки побежали от неё к нему, а от него – к ней. Возник эффект приятного обмена эротической энергией.
И под влиянием этого состояния Подлужный поцеловал уголок губ красотки. А ещё через пару фотографий – прильнул к её губам. А ещё через несколько снимков, касание губ сменил продолжительный чувственный поцелуй. И мужчина с девушкой уже бурно и глубоко дышали под перестук двух сердец.
Возбуждение усилилось кратно, когда Соболева перевернула очередной лист альбома, и взору Подлужного открылось фото партнёрши в младенческом возрасте. Здесь ей было семь-восемь месяцев от роду, и она была голышом.
– Ой, это не то! – смутилась повзрослевшая хозяйка, пытаясь перелистнуть изображение.
– Нет-нет, – прихватил её руку захмелевший во всех отношениях гость. – Это по теме нашей беседы.
– Тогда смотрите без меня, – игриво прикрыла глаза Оксана.
Бессовестно и пошло, но Подлужный совсем не со светлым чувством, сродни отцовскому, разглядывал изображение симпатичного пухленького пупсика, спустя годы обернувшегося блистательной женщиной. Различив на снимке тёмную точку на ножке малышки, Алексей принял её за пылинку и попытался сдуть. Но из его затеи ничего не получилось.
– Это же не сдуешь… Это у меня родинка, – фыркнула Соболева, уткнув смуглое лицо в ладони.
– Родинка? – одурачено покраснел Подлужный. И совсем уж глупо «отморозил»: – Кгм… Она и сейчас там?
– А куда ж ей деться? – уже смеялась собеседница. – Какой вы шкодный!
– Не верю! – убедительнее Станиславского заявил скептик, опускаясь перед девушкой на колени. – Милая Оксаночка, позвольте мне убедиться. Ну, пожалуйста!