Мы, Николай II
Еще одного ближайшего претендента великого князя Дмитрия Павловича приглашать было просто неможно. Нет, лично Николаю Михайловичу Дмитрий Павлович – молодой, статный красавец – не мог не нравится, но… Слишком молодой, слишком капризный, слишком порочный, он был опасен для себя, что уж там говорить о других. У Дмитрия Павловича было одно неоспоримое достоинство – запредельная ненависть к царю. Выросший при дворе сначала великого князя Сергея Александровича, потом уже и самого царя, как никто избалованный вниманием императора, одно время бывший первым кандидатом в наследники, он в одночасье превратился в изгоя. Когда Алексей Николаевич окреп, когда стало ясно, что самый опасный период – с его-то болезнью – пройден, Дмитрий Павлович оказался не нужен. Его вышвырнули из дворца как нашкодившего щенка. Впрочем, он и был таким. Чего стоила только его связь с графом Феликсом Юсуповым, и это накануне помолвки с дочерью царя!.. Безусловно, его можно и нужно было использовать, но крайне осмотрительно, не посвящая в какие-либо детали…
– Господа, очень рад, что удалось собрать всех вас, – начал Николай Михайлович. – Мы с вами неоднократно беседовали тет-а-тет, но, как мне кажется, пришло время обсудить беспокоящие нас вопросы, так сказать, в семейном кругу.
Он замолчал, ощутив, как вдруг пересохло горло. Собственно, заговор начинался именно сейчас. И он, не оловянноголовый Николай Николаевич, которому все нипочем, а именно он, Николай Михайлович, историк и лепидоптеролог, то есть человек науки, человек, всегда чуравшийся насилия, получается, фактически встает во главе этого самого заговора.
Он откашлялся, и продолжил.
– Прежде всего хотел бы покончить с официальной целью нашего собрания. Как многие из вас знают, помимо истории и лепидоптерологии, я интересуюсь охотой, в том числе и как ученый.
Николай Михайлович подошел к письменному столу, на котором лежала стопка тоненьких, роскошно изданных книг. Обложка под «мрамор», переплеты и уголки из кожи, атласная бумага, иллюстрации-фототипии.
– Хочу представить вам мою недавно изданную книгу «Наблюдения по охоте на диких гусей». Прошу любить и жаловать. В конце издания раскладные карты с местами охоты. По завершении нашего с вами собрания прошу забрать ваши экземпляры.
Александр Михайлович немедленно подхватил одну из книг, небрежно покрутил в руках.
– Благодарю, Би… брат, – заметил Сандро. – Господа, прошу обратить внимание, книга стоит восемь рублей, я бы себе не купил. Я понимаю еще вино неплохое за восемь рублей, но книга, господа… Немудрено, что простой рабочий или крестьянин предпочтет читать брошюрку «Похождения Распутина» за десять копеек, там тебе и гиштория, и картинки про царицу…
– Сандро!
Николай Михайлович с укоризной посмотрел на брата. Александр Михайлович улыбнулся в ответ. Лежавший на его коленях предатель Васька довольно заурчал.
– Просто царский подарок, брат мой. Только места охоты зря раскрыл, теперь все туда будут ездить. Скоро ни одного гуся не останется.
Сандро в своей манере то ли хвалил, то ли ерничал. Ну да бог ему судья.
– Итак, покончив с официальной частью, переходим к главному. Думаю, находясь в таком тесном семейном кругу, мы можем позволить себе говорить прямо, без обиняков, вы согласны со мной?
Не дождавшись ответа, великий князь удовлетворенно кивнул.
– Тогда буду максимально краток. Насколько мне известно, все здесь присутствующие разделяют взгляды относительно настоятельной необходимости принятия конституции. Россия давно уже переросла самодержавие и нуждается в установлении цивилизованной конституционной монархии. Мне кажется, пришло время сделать все от нас зависящее, чтобы приблизиться к этой цели.
Его речь прервал нарочито громкий вздох Кирилла Владимировича.
– Николай Михайлович, – сказал он. – Вы сказали, будете говорить прямо, но что-то опять как-то слишком витиевато. Мы взрослые люди. Мы все разделяем убеждение, что Никки не справляется с обязанностями верховного властителя. Стало быть, пора уже ставить перед ним вопрос – или он идет на уступки, или Империи нужен новый царь.
Николай Михайлович кивнул.
– Благодарю вас, Кирилл Владимирович. Вы были очень любезны. Именно так обстоит дело. Или – или. Думаю, нам всем необходимо попробовать убедить Николая принять кое-кое какие меры по улучшению положения в стране. А если он не пойдет на уступки – найти ему замену.
– На уступки он не пойдет, – хмуро сказал Николай Николаевич. – Мы все знаем его достаточно хорошо. Он будет вертеться как уж под вилами, тасовать колоду из своих людей, создавая видимость уступок, но по существу – он не сделает ничего.
– Не могу с вами не согласиться, – отозвался Николай Михайлович. – На этот случай мы и должны определиться с порядком наших действий. Итак. Если переговоры с Николаем не завершатся принятием наших условий, необходимо будет приступить к действиям по его, так сказать, понуждению к отречению. Не думаю, что нам необходим какой-то строгий план, жизнь, как мы знаем, зачастую идет в разрез наших планов, но необходимо все же очертить некие общие контуры наших возможностей и точки приложения усилий.
Николай Михайлович прошелся по комнате. Солнце село, и сиявший несколько минут назад шпиль Петропавловского собора погрузился во тьму. В темноту постепенно погружался и кабинет великого князя.
– Сандро, будь так любезен, включи свет.
Александр Михайлович дотянулся до выключателя, комнату залил яркий электрический свет, недавно оборудованный в Ново-Михайловском дворце. Николай Михайлович чуть поморщился. Электрический свет он недолюбливал, он казался слишком ярким, слишком искусственным, но, в конце концов, негоже великому князю сидеть при свечах.
– Николай Николаевич, передаю вам слово, – наконец сказал Николай Михайлович, изобразив максимум любезности. – Думаю, вы лучше меня знаете, что надлежит делать в такой ситуации.
Николай Николаевич пожал плечами.
– А что тут знать-то? Дело-то простое. Прежде всего нужно подобрать подходящих людей. А дальше – действовать сообразно обстоятельствам. Если Никки будет в ставке – все сильно упрощается. Все необходимые договоренности у меня есть. В Александровском дворце будет посложнее.
– Может быть его получится выманить? – предложил Николай Михайлович. – Скажем, позвонить из ставки и пригласить по очень важному и безотлагательному делу?
Кирилл Владимирович насмешливо хмыкнул.
– Выманить? Вы шутите? Никки насквозь прожженный интриган, вы еще договорить не успеете, а он уже будет думать, как от вас избавиться!
Николай Михайлович развел руками, хотел было что-то сказать, но его перебил Николай Николаевич.
– Думаю, что самый надежный вариант один – единственный, – в голосе его зазвенела сталь. – Зайти во дворец и – табакеркой по голове. Все остальное – слишком рискованно и непредсказуемо.
– Я против, – быстро сказал Николай Михайлович. – Я считаю, что сделать это мы всегда успеем. Для начала нужно вывести его в ставку. Арестовать и изолировать. Никаких внешних сношений с миром, вся информация должна быть под полным контролем…
– Вы не хуже нас знаете, насколько он упрям, – возразил Кирилл Владимирович. – Я за табакерку!
– Уверяю вас, что спешить не стоит, – возразил Николай Михайлович. – Я думал над этим. Упрямый-то он упрямый, но разумный. Я бы сказал – разумнее многих. А помочь ему принять верное решение как раз вы и поможете, Кирилл Владимирович. Вы с Гвардейским экипажем выдвинитесь в Царское Село и обеспечите, так сказать, защиту Александры Федоровны. Николай не станет рисковать женой и детьми. А вы, Михаил Александрович, тем временем возьмете на себя вашего приятеля князя Багратиона Дмитрия Петровича с его «дикой» дивизией. Мало ли что…
– А если Никки рискнет? – с усмешкой поинтересовался Кирилл Владимирович. – К примеру, я бы на его месте просто не поверил бы, что мои родственники осмелятся угрожать моей семье. Разве это невозможный вариант?
– Какие только варианты я не рассматривал… В конце концов, я ведь не зря столько времени посвятил исследованиям истории династии. Все мы помним воцарение Николая I. Гвардия присягнула наследнику Константину, но… Чудесно найденное завещание изменило все! Наследник оказался не наследником, а гвардейцы из верных слуг трона превратились в бунтовщиков, и вот все мы тут – Николаевичи, а не Константиновичи… Впрочем, я увлекся. Неважно, будет ли подписано отречение. Важно, что именно будет в газетах. Важно, что будет сообщено в Государственной думе, и растиражировано по всей России. Поверьте мне, вдвойне поверьте, как историку, не так важно то, что произошло, как то, что изложено буковками на бумаге.
– Мне кажется, ваша вера в печатное слово несколько преувеличена, – возразил Павел Александрович. – Акт об отречении должен существовать на бумаге, с подписью графа Фредерикса, все как положено.
– Я нисколько не преувеличиваю. Возьмите Распутина. Человек, о существовании которого Никки знает только из полицейских докладов, усилиями прессы превратился в чуть ли не правителя России. Как говорит мой приятель Палеолог ни один народ не поддается так легко влиянию и внушению как народ русский.
– Поддерживаю тебя, брат, – Александр Михайлович потряс книгой. – Газеты, книжки, особенно непристойного толка, вроде листовок с Гришкой… да и вообще вся литература – обладает удивительным воздействием на русских людей. Русский человек верит в то, что читает, куда охотнее чем в то, что видит.
– Именно так. Акт об отречении, конечно же, будет существовать. Но гораздо важнее не сам акт, а то, что раструбят журналисты по всей стране!
– Звучит все это прекрасно, – скептически заметил Николай Николаевич. – Но простые решения надежнее. Если его не убрать в самом дворце, черт его знает, какой финт он умудрится выкинуть. Мы еще в девятьсот пятом думали, что все, не выкрутится. А он – двенадцать лет уже аспидом вьется.
– Я тоже возражаю против убийства, – сказал Павел Александрович. – Во всяком случае не стоит этого делать сразу. Мне кажется, мы сможем договориться миром.
Николай Николаевич покосился на него с плохо скрываемым презрением. Из всех присутствующих Павел Александрович, этот пустышка бонвиван, несмотря на все свои военные регалии, имел куда меньше отношения к военной службе, чем даже этот напыщенный болван Николай Михайлович. Николай Николаевич невольно улыбнулся удачно подобранным словам – болван и бонвиван, отлично сказано!..
Николай Николаевич вдруг отчетливо осознал, что все это пустые разговоры. Этот старый педераст Николай Михайлович только и может что болтать. Ну еще книжки всякие пописывать, про историю там, гнусов разных. Но чтобы дело сделать… Да и все они, все эти великие князья, все эти великие бездельники, ничего и никогда не сделают. Сами – не сделают. Все, что они умеют делать от себя – болтать и жаловаться! Неудивительно, что такой рядовой вопрос как устранение монарха, в сущности, вещь для монархии вполне себе заурядная, вдруг стал камнем преткновения. А ведь все они состоят в генеральских чинах, все – люди военные, обученные убивать. Но кого убил в своей жалкой жизни Павел Александрович? Разве только свою беременную жену, несчастную Александру Георгиевну, если, конечно, верить грязным сплетням.
Безвольные, нерешительные, никчемные люди. Даже Кирилл грозен больше на словах, нежели на деле. Из всего Императорского дома Николай Николаевич знал только одного человека, по своим волевым качествам достойного занимать трон. Но он уже занимал его. Цепко, хватко, без малого почти четверть века. В 1905 году многим казалось, что все, его дни сочтены, но нет, удержался, сукин сын, и держится по сию пору. Хитрый, коварный, опасный. Но, как говорится, на каждого хитреца отольется своя пуля.
Впрочем, был и второй человек. Ничуть не хуже. Николай Николаевич самодовольно усмехнулся. Сам он справился бы с управлением империей по меньшей мере не хуже Никки. Но об этом, конечно, стоило пока помалкивать. Все, на что заявлял претензии – место главковерха. На троне пусть побудет кто-то из этих бездельников. Пока побудет. А Николай Николаевич подождет. Он умеет ждать. А вот когда длиннющая очередь претендентов на трон подсократится – а с такими родственничками это обязательно должно произойти – вот тогда и посмотрим…
– Я поддерживаю, я против убийства, – глухо сказал Михаил Александрович. – Мой брат не настолько глуп, чтобы предпочесть смерть короне. Думаю, он согласится на наши условия.
– Какое прелестное прекраснодушие, – Кирилл Владимирович похлопал в ладоши. – Слезы наворачиваются на глаза. Мне кажется или я и впрямь попал в какой-то клуб благородных девиц?
Он обвел взглядом всех присутствующих.
– Александр Михайлович, вы? – поинтересовался он.
– Признаться, я тоже не любитель кровопролитий.
– Я так и думал, – кивнул Кирилл Владимирович. – Вы все так милы, так гуманны, так милосердны. А мы с Николаем Николаевичем получается кровожадные звери.
Николай Михайлович открыл было рот, но Кирилл Владимирович жестом его остановил.
– Я не договорил. Но вот вопрос. Вы хоть понимаете, что вас ждет, если наш план провалится? Будет ли Никки настолько гуманен, чтобы оставить нас в живых?..
– Николай Александрович известен своим гуманизмом далеко за пределами Российской империи, – Александр Михайлович улыбнулся. – Это ведь он созвал Гаагскую конференцию, предложил провести всеобщее разоружение, создать международный третейский суд, если бы его послушали…
– Ах, перестаньте уже паясничать! – зло бросил Кирилл Владимирович. – О его гуманности мне известно как никому другому. Вам, Александр Михайлович, конечно, этого не понять. Пока вы водили шашни с этими вашими филалетами и занимались, с позволения сказать, столоверчениями, я – тонул на «Петропавловске»!
Александр Михайлович собирался было сказать кое-что колкое в ответ, но, наткнувшись на горящий взгляд Кирилла, решил благоразумно помолчать. Кирилл Владимирович вошел в раж, и пререкаться с ним означало провоцировать на очередной пересказ истории потопления броненосца «Петропавловск» во время русско-японской войны.
– И отправил меня туда, в это проклятое место, в этот ледяной ад, именно этот ваш гуманист Никки!..
Николай Михайлович прикрыл глаза. Кирилл в своей ненависти теряет всякие остатки рассудка. Все прекрасно понимают, что его отправили отнюдь не на смерть, а чтобы отметиться на фронте, получить очередную военную награду. Через это прошли все члены Императорского дома. И уж, конечно, охраняли великих князей как зеницу ока. А что броненосец затонул, так война есть война.
– Думаю, надо отложить этот вопрос, – наконец предложил он. – Вполне возможно, что к тому времени, когда подберем людей, кто-то из нас может изменить свое мнение. Мне кажется, что сейчас следует обговорить более важный вопрос. Может быть, вопрос главный. Кто займет трон Российской империи?
Николай Николаевич хмыкнул. Павел Александрович покачал головой. С каменными лицами остались сидеть двое – Михаил Александрович и Кирилл Владимирович. Усилием воли Николай Михайлович сдержал улыбку – запал Кирилла удалось вроде бы сбить.
– Надо было начинать с этого вопроса, – Александр Михайлович рассмеялся. – Тут, пожалуй, разговоров не на один час.
– Не вижу ничего смешного, – сухо заметил Кирилл Владимирович. – Впрочем, вас понять можно, Александр Михайлович, вы какой по счету?
– Вопрос важный, это так, – сказал Николай Михайлович. – Поэтому давайте расставим все точки. И вы, Кирилл Владимирович, и вы, Михаил Александрович находитесь примерно в равных обстоятельствах. Обстоятельства именуются – морганатический брак. Строго говоря, ни один из вас не имеет прав на престол.
– Позвольте… – перебил его Кирилл Владимирович.
– Подождите, – Николай Михайлович вскинул руку. – Я веду речь о другом. Нам действительно необходимо выбрать кого-то из вас. Но если уже вы оба находитесь в одинаковом положении, первоочередное право за Михаилом Александровичем.
– Позволю напомнить, что меня не лишали прав на престол, – сказал Кирилл Владимирович. – А после возвращения в Императорский дом я, соответственно, получил и права престолонаследования.
– Это спорный вопрос, – заметил Михаил Александрович.
– Вопрос действительно неоднозначный, – согласился Николай Михайлович. – То, что вы говорите Кирилл Владимирович, звучит весьма убедительно. Я могу согласится с вами, даже Михаил Александрович может согласиться. Но вот согласятся ли с этим остальные? Ваши аргументы понятны нам, но для многих и многих других – в армии, на флоте, в думе – это все будет весьма спорно воспринято. Поэтому предлагаю отложить этот вопрос. Я вообще, думаю, что утверждать нового правителя придется на всероссийском Учредительном собрании. Только это позволит снять все недоразумения, связанные с морганатическим браком. В качестве временно подходящего варианта принять Михаила Александровича.
Кирилл Владимирович возмущенно фыркнул, вскочил со стула, и двинулся по комнате. Возле Александра Михайловича остановился, протянул руку к персу.
– Позволите?
Кирилл Владимирович приподнял кота за шкирку, чуть тряхнул, вызвав гримасу неудовольствия на лице Николая Михайловича.
– Переживаете за любимца? – с усмешкой поинтересовался Кирилл Владимирович.
– Мне кажется, мы обсуждали другие вопросы, – холодно отозвался Николай Михайлович. – Вам ведь есть что сказать насчет престолонаследия?
Кирилл Владимирович вернул кота Сандро, брезгливо отряхнул руки.
– Мне, конечно, есть что сказать.
Кирилл Владимирович много чего мог сказать. Например, как 31 марта 1904 года он, великий князь Кирилл Владимирович тонул в ледяной воде Желтого моря под Порт-Артуром. Тонул после того, как флагман Тихоокеанской эскадры броненосец «Петропавловск» каким-то фантастическим образом взорвался и ушел на дно за какие-то невероятные, невозможные полторы минуты. Ушел на дно вместе с командующим эскадрой вице-адмиралом Макаровым, известным художником Верещагиным и с почти в полном составе командой – свыше шести сотен человек.
Вероятно, на дно должен был уйти и он, великий князь Кирилл Владимирович, двоюродный брат царя, один из ближайших наследников трона. Очевидно, только вмешательство свыше позволило ему, и еще нескольким десяткам человек, выжить в те страшные минуты. Страшный взрыв котлов, вой и скрежет рвущегося пополам корпуса, падающие прямо в работающие винты матросы, и ледяная вода, пожирающая людей одного за другим… Ну, а потом – две недели лихорадки в санитарном поезде.
Видит Бог, Кирилл Владимирович очень хотел выкинуть из памяти те чудовищные несколько минут между жизнью и смертью. Но это было невозможно. Он жил с ними уже тринадцать лет и будет жить всегда.
– Тринадцать лет назад, Николай Михайлович, – тихо сказал Кирилл Владимирович, – я сам был вот этим самым котом, за которого вы изволили так беспокоиться. Меня – как вашего любимого кота – просто взяли за шкирку и отправили на войну. А там, меня, опять же – как кота – взяли за шкирку и швырнули в ледяную воду. Слава всевышнему, он сохранил мне жизнь. И я кое-что понял. Кое-что важное.
Он встретился взглядом с Николаем Михайловичем.
– Я понял, что я не хочу быть этим котом. Господь сохранил мне жизнь не для того, чтобы ею распоряжался кто-то помимо меня и, конечно же, всевышнего. Престол принадлежит мне по праву.
Николай Михайлович вздохнул и первый отвел взгляд. Гибель броненосца «Петропавловск», несомненно, оставила в душе Кирилла Владимировича след куда глубже, чем можно было предполагать. Николай Михайлович, возможно, понимал его как никто другой. Много лет назад у него был свой своего рода «броненосец» – сражение на Аладжинских высотах, за участие в котором – «за разбитие армии Мухтара-паши» он, тогда юный штабс-капитан, получил орден Святого Георгия 4-й степени. Но военная карьера никогда его не прельщала, и после русско-турецкой войны он окончательно осознал – никогда более. Никаких войн, никаких боевых действий. Вот только в отличие от Кирилла Владимировича, прилюдно обнажившего свои страдания, Николай Михайлович о таких вещах предпочитал помалкивать. Но понять его можно – на кону корона.
Печатая шаг, Кирилл Владимирович вернулся на свое место и сказал уже будничным тоном:
– Предлагаю в качестве временно подходящего варианта принять все-таки меня.
– Я понимаю вас, Кирилл Владимирович. Тринадцать лет назад вам выпало нелегкое испытание.
– Испытание? Да какое к черту испытание?! Тринадцать лет назад из двадцати броненосцев было уничтожено четырнадцать, в тылу устроена кровавая резня, Никки… что уж там, нас всех щелкнули по носу! Нам показали, что не мы контролируем флот, да что там флот, оказалось, мы не в состоянии обуздать всю эту социал-демократическую плесень! Должен признаться, тогда же я понял еще кое-что. Если Российский императорский дом, или правящая династия, или черт его дери Никки! – не в состоянии гарантировать жизнь одного из наследников престола, так может ну его к черту – Российский Императорский дом?! Может быть безопаснее держаться подальше от него?!
Николай Михайлович вскинул брови. Что он только что услышал? Оригинальную версию морганатического брака?..
– Вы намекаете на ваш брак с Викторией Федоровной? – не удержался он от вопроса.
Кирилл Владимирович поморщился. Он уже жалел о сказанном. Не стоило демонстрировать свои эмоции, да еще при этом старом лисе. Все может быть понято превратно.
– Я говорю о том, что давно очевидно для нас. Никки не способен управлять страной. Он как броненосец «Петропавловск», его котлы уже заминированы, и он может взлететь на воздух в любой момент. И как «Петропавловск» же он уйдет на дно за считанные секунды. Так что если мы не хотим уйти на дно вместе с ним… Если мы хотим сохранить контроль над Россией, нам нужен новый правитель. Умный, волевой, решительный. А главное – осененный – в ту самую ужасную ночь – милостью божьей!
Николай Михайлович закашлял, подавляя смешок. Оно, конечно, трон есть трон, но нельзя же на голубом глазу нести вздор до такой степени!.. В воздухе повисла неловкость. Непроницаемо каменные лица великих князей явно скрывали некие малоприятные чувства. По своему обыкновению только Александр Михайлович кривил губы в усмешке, но и ему хватало ума хранить молчание. Многозначительное.
– Хм-м, – наконец выдавил Николай Михайлович, – в каком-то смысле, с вами трудно не согласиться, Кирилл Владимирович. Я имею в виду ваши слова о новом правителе. Умный, волевой, решительный. Вряд ли ошибусь, если скажу, что этими качествами обладают все присутствующие здесь лица.
Улыбка Александра Михайловича сделалась шире, он явно изготовился сказать что-то, но Николай Михайлович аккуратно и незаметно для остальных надавил ему на носок сапога. «Сандро» закашлялся.
– Но вот вопрос, Николай Михайлович, – отозвался Кирилл Владимирович, – с чего вы взяли, что вы, или вы, Михаил Александрович, или даже вы, Николай Николаевич, сможете навести порядок в России? Вот о чем мы должны думать! А не… о наших браках.
Николай Михайлович поморщился. Пафосная речь Кирилла Владимировича не произвела на него ровно никакого впечатления.
– Михаил Александрович родной брат Никки, к тому же позволю себе напомнить, что манифестом от 1904 года он уже был регентом великого князя Алексея, так что…
– Позволю себе напомнить, – перебил его Кирилл Владимирович, – что указом 1912 года над его личностью и имуществом была установлена опека, чего в моем отношении не было!
– Откровенно говоря, я не настаиваю на своей кандидатуре, – усталым голосом откликнулся Михаил Александрович. – И охотно уступлю место Кириллу.
– Благодарю, Миша, – Кирилл Владимирович кивнул. – Очень рад, что между нами нет разногласий.
Николай Михайлович примиряюще вскинул ладони. Михаил Александрович поступил верно, прекратив спор, иначе они спорили бы тут до утра. Тем более, к ним уже явно готовился подтянуться и Николай Николаевич со своим обычным аргументом насчет сомнительного брака Александра II. Но озвучивать этот аргумент, игравший на руку всем, кто не принадлежал к ветви Александровичей, то есть и Николаю Михайловичу, сейчас было не самое подходящее время.
В конце концов, не так важно, что они решат сейчас. Важно, как все пройдет потом. А там уже будет видно – кто, что и как.
– Хорошо, господа, давайте оставим этот вопрос. Нам предстоят еще переговоры со многими участниками… – язык не повернулся произнести слово «заговор», – нашего плана. Этот вопрос будет еще неоднократно обсуждаться. Кроме того, как мне кажется, окончательное решение вполне может быть принято на Учредительном собрании. И там уже будут всесторонне обсуждаться все кандидаты. Жизнь – она расставит все и всех по своим местам. Не так ли, господа?
– Именно так, – Кирилл Владимирович кивнул. – Поэтому я буду действовать согласно нашему плану, но оставляю за собой право – при определенных обстоятельствах – поступать сообразно собственному усмотрению.