Легенда. Герои Урании

– Тристан, мой первенец. Ты всегда был для меня опорой в трудную минуту, и именно с тобой связаны все мои надежды.

Здесь Кисаи скорчил рожу некромайтеру и многозначительно поднял вверх палец.

– Перестань, – одними губами произнёс тот.

– Ты честен и храбр, Тристан, но резок и нетерпим в своих суждениях. Нельзя видеть в жизни лишь чёрное и белое, сын, мир не так примитивно устроен. Ну да такова твоя натура… Теперь о тебе, Морер. Ум твой равен только силе твоей воли. Однако порой я с ужасом думаю о целях, поставленных тобою в жизни, и о средствах, которые ты изберёшь, дабы достичь этих целей. Но ты – Тёмный, и мы никогда не поймём друг друга. Бог тебе судья. Борикс…

Было странно видеть, как дрожит и кривится звероподобное лицо великана-огра.

– Хоть и вымахал под потолок, а всё равно остался ребёнком, наивным и доверчивым… к счастью для всех, не злым. Могу лишь посоветовать тебе меньше слушать братьев и жить своим умом.

По жесту короля ему вновь вытерли слезящиеся глаза.

– Эверленн, – старик улыбнулся. – С тобой всё просто, мальчик, – душа твоя у тебя на ладони. Она прекрасна, как цветок, и чиста, как алмаз, который является самым твёрдым камнем в мире. Тебя ничто не сможет испортить. А вот наш Пэйл, красавчик Пэйл… Ты всегда был самым способным из всех. Помню, любой урок давался тебе с лёгкостью там, где другие вынуждены были тяжело работать. Все обожают тебя, и ты обожаешь всех. Счастливчик Пэйл! Сердце моё радуется за тебя – хоть кому-то из нашей семьи улыбается Фортуна и осыпает дарами. Но бойся этого своего всегдашнего везения! Лишь только страдание закаляет душу и подготовляет её к трудностям…

– Слушай, Незабудка, ты волосы красишь? – давясь от смеха, встрял варлорд.

– Я тебя самого сейчас так раскрашу…

– Кисаи, самый весёлый из моих сыновей.

Король погрозил ему пальцем.

– Если я ослаб сейчас, то это не значит, что я к тому же ослеп и оглох. Я видел все твои ужимки и слышал, как ты здесь потешался надо мной. Придержи язычок, Кисаи, придержи свой острый язычок, а не то он не доведёт тебя до добра!.. Гальядо. Ты всегда жил анахоретом. Взыскуя многих мудрых наук, презирал пиры, забавы и охоты. Что же, знания – огромная сила, и могу лишь пожелать, чтобы ты употребил её на доброе дело. Теперь что касается тебя, Кса. При всей своей горячности на самом деле ты замкнутый и скрытный, что называется, вещь в себе. Ты молод, но не по годам тщеславен и склонен к неоправданному риску. Остерегайся взращивать в себе эти качества. Если удастся справиться с ними, то тебя ждёт великое будущее, ибо прозреваю я в тебе достоинства великого правителя… Лаэр…

Король надолго замолчал, машинально теребя края пледа. И тут в тишине раздался шипящий голос:

– Вы вс-сегда относились ко мне хуже, чем к остальным, батюшка.

Изумлённые, все обернулись. Братья привыкли, что тихоня Аптекарь если и делает что-либо, то исподтишка, и это его неожиданное выступление против отца повергло всех в шок.

– Да, это так! – громко произнёс Лаэр. – И я не знаю причины. Разве не был я всегда почтителен с вами, отец? Разве не исполнял покорно ваши просьбы и пожелания? Но вы обращали на меня внимания ровно столько, сколько на слугу, приносившего вам трубку! Разве не так?

Оуэн безмолвствовал.

– Но почему? – Болотный возвысил голос. – Не в том ли причина, что мать мою звали санна Ульфрида? Возможно, всё дело в этом, а? Помните ли вы ещё её имя, милорд?

Назвав короля титулом обычного дворянина, Лаэр, разумеется, имел целью подчеркнуть его ничтожество.

– Уж не приходит ли к вам по ночам её призрак, ведь, как известно, души самоубийц не знают упокоения? Гордая санна предпочла покончить с собой, чем подвергаться ежедневному унижению и бесчестию!

От злости Лаэр зачастил так, что его трудно стало понимать.

– Да, она выпила яду по нашим обычаям! А через квадр вы преспокойно взяли себе пятую жену! И это при двух уже имеющихся, которых вы удалили от себя, осыпав золотом святого Папу и выкупив для себя право развода! И они стерпели это! Глупые, послушные овцы! А вы… сластолюбец, тиран и развратник!

Лицо старика помертвело.

– Господи… устами сына моего обвиняешь Ты меня… – он уронил на грудь седую голову.

Братья взроптали.

– Замолчи, Лаэр!

– Побойся Бога, брат!

– Ты лжёшь!

– Заткни пасть, проклятая псина!

Король с трудом поднял руку, и гвалт прекратился.

– Лаэр, сынок… Прости. Да, я… я не безгрешен. Но клянусь тебе в том, что ни в мыслях, ни словом, ни делом никогда не обижал твою мать. Санна Ульфрида ушла из жизни, и я горевал… Однако это наши дела. К тебе, Лаэр, сие не имеет никакого отношения. Ты веришь мне?

Болотный пёс опустил глаза.

– И всё же вы не любили меня так, как других, – уже тише промолвил он.

– Что же… значит, здесь не твоя вина, а моя. Наверно, я должен был уделять тебе больше времени… и проявлять больше ласки. Прости меня ещё раз, Лаэр. Я не знал, что ты таишь в душе… такое.

Лаэр поклонился. «Фальшивый старик! Не верю ни единому твоему слову, – подумал он. – Виляешь и тщишься вымолить прощение даже на пороге смерти! Но всё же моя мать отомщена».

– Теперь подойдите ещё ближе, дети, что-то мне стало совсем худо.

Оуэн тяжело, с присвистом дышал.

– Я сказал каждому из вас всё, что хотел. Но настала пора открыть вам… открыть одну тайну.

Повинуясь знаку короля, слуги покинули зал. Оуэн сделал паузу, собираясь с мыслями. За цветными окнами замка угасал день, и вместе с ним таяла, истекала жизнь старого короля.

– Вы все, наверное, удивлялись моей необыкновенной удачливости, о которой рассказывают истории, моей счастливой жизни, моим успехам и… и… – Приступ страшного кашля прервал его. Он сплюнул в платок, окрасившийся красным, и продолжил: – У меня был Грааль. Я нашёл его очень давно, ещё в юности, и владел им всю жизнь.

– Как? Грааль? Не может быть! Вы не шутите? А правда, что он выполняет желания?

Посыпались вопросы.

– Разве это не есть всего лишь красивая легенда, отец? – замирая от волнения, спросил за всех Борикс.

– Это не легенда, и скоро… да, скоро вы в этом убедитесь. Грааль существует и в самом деле исполняет желания.

– Любые? – поинтересовался Морер.

– Да.

Девять мужчин, девять могущественных владык столпились у ложа умирающего и внимали ему, вытянув шеи и приоткрыв рты, словно ребятишки, слушающие волшебную сказку.

– Почему же тогда… почему вы не пожелали себе… бессмертия, к примеру? – задал вопрос Лаэр.

На него зашикали, но король ответил.

– Видишь ли, друг мой, дело в том, что Грааль мог бы сделать меня бессмертным, в этом я не соврал вам. Но мощь его не безгранична, ибо ничто в мире не может быть безграничным. Грааль обладает… как бы это выразиться… неким ресурсом. Если бы я пожелал себе бессмертия, то Грааль помог бы мне в этом, но больше уж ни в чём.

– Объясните нам, отец! Мы не понимаем! – хором сказали братья.

– Чем труднее просьба к Граалю, тем меньше у него остаётся могущества для исполнения других просьб.

– И чего же вы пожелали, отец? – хладнокровно осведомился Гальядо.

– Процветания моей стране, достатка и благополучия моим подданным. Мира, спокойствия…

Все смотрели на отца круглыми глазами.

– И что же, вы так-таки ничего не загадали для себя? Просто – для себя? – воскликнул Кса.

– Я всё же человек, – в попытке улыбнуться король дернул провалившимся ртом. – Я пожелал… чтобы имя моё… не забылось в веках… чтобы все… помнили… правление Оуэна Первого… помнили… восхищались… считали… примером… и добрые… добрые…

Ему становилось всё труднее говорить.

– Так что… вверяю Грааль в руки ваши… владейте сообща, все вместе. Но прежде поклянитесь!

– На чём же клясться, батюшка? – внутренне усмехаясь, спросил Гальядо, не веривший ни во что в мире, кроме чистой науки. – И в чём?

– Клянитесь, что станете… жить в добре… справедливости… дружно… что не поднимете… оружия… против родича, – просипел Оуэн, хватая ртом воздух. – Клянитесь на крови.

Они переглянулись. Кровь всегда считалась источником жизни, и клятва на крови – страшнейшей из клятв. Древнее поверье гласило, что нарушивший такую клятву не проживёт и септимы.

– Мы согласны, отец! Говорите же, что для этого потребно?

– Чаша… и нож.

Была принесена чаша, и Тристан, не раздумывая, полоснул себя по запястью.

– Скорее, братья! Разве не видите, что конец близок?

Все последовали его примеру, и в чашу, смешиваясь, заструилась кровь: красная – Тристана, Пэйла и Лаэра, голубая – Эверленна и Гальядо, зелёная – Борикса и Кисаи; чёрная – Морера и Кса.

– Клянёмся!

– Хорошо… – синеватая бледность постепенно заливала лицо короля, словно последний прилив. – Может быть, я сделал ошибку… но я верю вам, моим детям. Хотя один человек… один святой человек… предостерегал меня…

– Он что, усомнился в правдивости наших клятв? – Тристан сделался, пожалуй, бледнее умирающего отца. – Кто этот наглец?

– Это… это некий Марцеус… проповедник из Флинта… недавно пришёл ко мне, мы вместе молились… так он просил… заклинал всем святым… не открывать вам… тайны Грааля.

– Разве можно принимать на веру выдумки какого-то сумасшедшего монаха, отец? – вкрадчиво произнёс Лаэр. – Я слышал об этом Марцеусе. Это юродивый, который выдаёт себя за благородного пилигрима. Он что-то там прорицает, чуть ли не гадает людям по руке! Говорит, что ему открыто будущее, – но кто это может проверить?! Скажите по совести, отец: кто более достоин доверия – мы, ваши родные сыновья, или бродячий фокусник, беглый монах-расстрига, ярмарочный шарлатан?

– Марцеус предупреждал… – не слушая, продолжал король. – Равновесие мира… пошатнётся… сдвинется… Конец Света… Судный день… Помните! Клятву… не нарушайте. Конец… настанет…

– По-моему, папа бредит, – заметил Кисаи. – Дайте ему ещё вина. И мне тоже.

– Но постойте! – вмешался принц Пэйл. – Отец не сказал нам, где спрятан этот самый Грааль!

– Всё там… в завещании… завтра… – воздух со свистом выходил из его лёгких, будто из проколотого бычьего пузыря.

ЗАВЕЩАНИЕ. Слово это мгновенно выдернуло из облачных эмпиреев и с размаха шваркнуло оземь.

– Но кто же унаследует престол, отец?! – вскричал Морер. – Вы не огласили нам вашу волю! Самое главное!!!

– По праву первородства… – начал было Тристан.

– Замолчите, брат! – пролаял Лаэр. – Появиться на свет первым это ещё ничего не значит!

– Согласен! – Кса вспыхнул кирпично-красным румянцем. – Важно быть достойным трона! И отец подтвердил мои права!

Кисаи, которого воспринимали скорее в качестве шута, (да к тому же между ним и престолом стояли пятеро), никогда и не надеялся на обладание уранской короной, но не упускал возможности вставить палки в колёса другим. Глядеть, как в борьбе за трон сцепятся старшие – что может быть забавнее? И он крикнул:

– Все слышали, как отец сказал, что Эверленн – лучший из всех!

– Лжёшь, фрогл, подземная лягушка! Батюшка назвал меня самым мудрым! А кто, как не мудрейший, должен стать королём?! – завопил Гальядо.

Тут уж загомонили все.

– Молчать!!! – рявкнул Борикс так, что тренькнули стёкла. – Отец ещё не умер, а вы уже кинулись рвать королевство! Посмотрите же – он хочет что-то сказать! Слушайте! Слушайте!

Тень смерти уже покрыла лик, но Оуэн успел проговорить:

– Преемника… не назову… В завещании… сказано… Пусть это… решит Грааль.

Оуэн вздохнул в последний раз, и улыбка неземного восторга заиграла на его губах.

– Господи… – прошептал он. – Я узрел Тебя!

В огромном зале они остались наедине с телом того, кто почти тысячу лет правил королевством. Этой смерти многие желали и почти все надеялись на то, что она придёт своевременно. Но вот ЭТО случилось, а они растерялись, словно малые дети, заблудившиеся в дремучем лесу. Оуэна могли любить, презирать, уважать или ненавидеть, но в глубине души никто не представлял себе, что же будет, если король действительно умрёт. Оуэн был всегда, сколько они себя помнили, величие его фигуры заставляло их трепетать. Он судил их, награждал и наказывал, был самым строгим судьёй и самым лучшим советчиком, и без него они все ощутили себя… покинутыми. Перед этим бледнели их мелкие ссоры, дрязги, мечты о наследстве и соперничество, тайное и явное, борьба за милости. Отец… Он был незыблем, как сама Монсальват, и казался вечным, как солнце.

– Что же нам теперь делать? – раздался в тишине неуверенный голос Пэйла. – Наверное, следует сходить и позвать кого-нибудь?

– Рискни, – отозвался угрюмый Морер, бросая на братьев подозрительные взгляды.

Но лорд Эдемиона не решился на это. Кто знает, что здесь может произойти.

– Эй! – крикнул он. – Кто-нибудь! Оуэн скончался!

«…кончался… ался…» – ответило эхо.

– Сюда! Кто-нибудь!

«…будь… будь…»

В дверях на противоположной стороне появился камергер.

– Сюда! Подойдите и убедитесь, что всё кончено.

Сэр Бедивер приблизился, поднёс ко рту умершего бронзовый дискус. Удостоверившись в том, что дыхания нет, он закрыл опочившему государю глаза, после чего переломил свой жезл и дрожащим фальцетом трижды провозгласил:

– Король умер! Да здравствует король!.. Король умер! Да здравствует король!.. Король умер! Да здравствует король!

– Да здравствует король! – нестройно повторили за ним принцы.

Это выглядело сущей насмешкой – какой король?

– Ну, удружил папаша, – почти не понизив голоса, обратился Кисаи к Мореру. – Клоун проклятый! Не мог объявить наследника, как полагается. Тогда бы знали, кого придушить в тёмном закутке.

– Ничего, – процедил Морер, кривя тонкие губы. – Разберёмся.

– Ваши высочества, – скорбно молвил камергер, – завещание Его величества короля Урании Оуэна I будет предъявлено вам завтра в полдень здесь же, согласно закону. Ввиду особой секретности оного сей документ не должен быть оглашаем вслух, а потому после прочтения Вашими высочествами завещание, скреплённое магическими печатями, в присутствии двух свидетелей подвергнется сожжению. Дату торжественных похорон назначит Королевский Совет. Примите мои искренние соболезнования в постигшей вас горестной утрате, высокие лорды, а также мою отставку.

Сэр Бедивер поклонился и удалился.

– Идёмте, господа, тут нам более нечего делать, – Гальядо направился к выходу. За ним пошёл Борикс, недоумённо крутя головой, следом Пэйл. Эверленн, прежде чем уйти, поцеловал отца в лоб. Тристан, точно бдительная овчарка, охраняющая своё стадо, дождался, пока эльф не исчезнет в дверях, и скрылся последним из их группы.

Тёмные остались.

– Ну вот, теперь и дышать стало легче! – воскликнул Кисаи, потягиваясь. – Как они все меня достали своим фарисейством, своими благостными физиономиями да героическими речами! Голову даю на отсечение: в мыслях у них то же, что и у нас, а сами только и знают, что напускать на себя постный вид и молиться!

– Тише! – рыкнул Морер. – Разве ты забыл, что здесь и стены имеют уши? Будьте осторожны. Жду вас всех в полночь у себя.

– А зачем? – удивился Кисаи.

– Дурак! – ядовито хмыкнул Лаэр. – Разве не понятно, что дражайший братец составил некий грандиозный план (magnus propositum) и желает ознакомить с ним нас, убогих?

– Скажи спасибо, что желаю, – высокомерно ответствовал рыцарь смерти. – И хватит болтать! До встречи.

– Я приду, брат, – Кса сжал его плечо.

– И я, – это Кисаи. – А ты, Лаэр? Разве тебе не любопытно?

– Уж придётся прийти. Послушаем, какие такие блестящие идеи пришли на ум великому Задаваке.

Пробило двенадцать, и с последним ударом часов явился Лаэр, последний из четверых.

– Чёрт! Я уж думал, наш осторожный ядознатец не придёт! – по своему обыкновению балагурил Кисаи, потягивая из кубка вино. – Что, Аптекарь, испугался?

– Заткнис-сь.

Болотный пёс обследовал сиденье понравившегося ему кресла и сел, тщательно расправив складки халата.

– Ну-с? Чего ждём? Кажется, Морер намеревался сообщить нам нечто достойное внимания?

– Не гони лошадей, – коротко осадил Кса.

– Плесните-ка мне ещё винца… нет-нет, не ты, Лаэр, – с комичным ужасом Кисаи прижал к себе кубок, – ещё сыпанёшь какой-нибудь отравы!

Пёс бросил на него взгляд, полный ненависти, но смолчал.

Из-под двери тянуло сквозняком, и оранжевое жало свечи дрожало и колебалось, разбрасывая пятна света.

Морер встал, и его странная, неестественно длинная тень упала на стену, изогнулась под прямым углом и пересекла потолок.

– Итак… Около года назад мы, осознав общность наших интересов, создали Кулак Тьмы. В пику нам в это же самое время четверо Светлых составили Ладонь Света.

Раздались смешки.

– Нам стало известно об этом благодаря Гальядо, которого они пытались перетащить на свою сторону. Ледяной отказался. Мы также звали его к себе, но он ответил отказом и нам, кичась серой аурой, и объявил о своём нейтралитете. Что ж, скажу лишь: было бы предложено.

Все согласно кивнули.

– Несколько квадров спустя высшие силы услышали наши просьбы – король заболел…

– Ха! – вдруг тявкнул Лаэр, и все вздрогнули. – Ха-ха! Высшие силы! К вашему сведению, Оуэн был здоров, как бык, и мог протянуть ещё много, много лет.

Кисаи поперхнулся, Кса присвистнул, и даже невозмутимый Морер часто задышал.

– Так это ты?!

– А вы как думали? – тишайший Аптекарь, так долго пребывавший в ничтожестве, наслаждался величайшим в жизни триумфом. – Без моего вмешательства все вы могли до судорог молить Тьму, и ещё вопрос, когда бы она соизволила ответить.

– А как же консилиум лучших медикусов королевства? Разве он не признал единогласно у отца саркому лёгких? Ввиду неумеренного курения.

– Значит, у него и была саркома. Батюшка в самом деле злоупотреблял табаком. Однако замечу, что она должна была развиться у него лет этак через двести-триста. Меня такой срок не устраивал.

– И ты…

– Я просто помог болезни, ускорив её течение. Есть такое средство.

Кса, сидевший к Лаэру ближе всех, судорожно отодвинулся. Шутки-то Кисаи оказались не без примеси правды! «Только пророки знают, что скрывается за дверью будущего», – подумалось ему, и демоньяк тайком сделал знак, отвращающий несчастья.

Морер задёргался.

– Как ты это сделал? Объясни!

Морщинистая морда пса-волшебника перекосилась в свирепом оскале, сверкнули клыки, которым позавидовала бы и гиена.

– Я не выдаю своих секретов.

Некромайтер пошёл чёрными пятнами.

– Слышь, падаль болотная, – проскрежетал он, показывая когти, – если ты немедленно не скажешь…

– Спокойно, спокойно, друзья, – примирительно произнёс демоньяк, округлив руки и делая красивые плавные жесты. – Какие счёты между своими? Не подлежит сомнению, что братец Лаэр имеет право хранить собственные тайны. В то же время брат Морер просто спросил. В конце концов, какая нам разница? Важен результат.

– Идея плодотворная.

– Собственно… чем богаты, – буркнул ши-мага, постепенно успокаиваясь.

– Но ты хоть хвосты зачистил? Тебя не заподозрят? – Морер, в свою очередь, успокоиться никак не мог.

– Да бросьте вы. На конце нити один торговец редкостями, ныне покойный. Несчастный благополучно ушёл в мир иной, поев несвежей рыбы. Рыба – она, знаете ли, бывает очень опасной, если залежится. Не хотел, правда, её есть.

Все улыбнулись.

– Так батя «кони двинул» от обычного яда? – Кисаи был в восторге. – Аптекарь, Аптекарь, золотая голова! Конспиратор! Чтобы величайший магус в истории кончил так жалко!

– Он был всего лишь человеком.

В гнетущем безмолвии, наступившем после откровений Болотного, стало слышно потрескивание оплывающей свечи.

Внезапно уши пса шевельнулись. Он поднял лобастую голову и принюхался.

– Кто-то за дверью, – прошептал он. – И я не знаю, как давно он там стоит.

Морер согнул колени и мягко прыгнул, точно страшная чёрная пантера. Прыгал он с места и приземлился у самой двери без малейшего шума. Тронул было рукоять меча, но раздумал. Началась его трансформация, и Кисаи икнул от ужаса. Огненный эмир зажмурился и схватился за охранный амулет, а Лаэр уже держал наготове защитное заклинание… Между тем Морер продолжал видоизменяться. Вспыхнула расплавленным золотом радужка глаз, изо рта полезли огромные зубы, лицо стало заостряться, с хрустом вытягиваться, превращаясь в морду зверя… Оборотень сгорбился, выпустив стальные когти.

– Эй, вы, – послышалось из-за двери, – не вздумайте огреть меня стулом или чем там! Это я!

– Тьфу ты, прах тебя забери! – в сердцах выругался Кисаи. – Это ты что ли, Книжный Шкаф?

– Разумеется. Предупреждаю – я вхожу!

Приоткрыв дверь, Гальядо скользнул в щель и оглянулся, усмехаясь.

– Так! Отойди на два шага.

Техномагус послушно отступил.

– И дрын этот свой держи от меня подальше.

«Ага! Мореру хватило ума понять, что посох не просто красивая игрушка».

– Что это вы тут затеяли, а?

– Не твоего ума дело, – в хриплом голосе некромайтера ещё проскальзывало мяуканье хищной кошки.

– Смахивает на клуб заговорщиков.

– Да пропади ты пропадом! Ты что, подслушивал?!

– Конечно, нет. Просто шёл мимо.

Морер подскочил к нему и замахнулся лапой, пока не успевшей снова стать рукой, но ожидавший чего-то подобного Гальядо отскочил.

– Не горячись, братик. С твоей мёртвой кровью это вредно.

– Что это ты повадился разгуливать в такой час? – Морер постепенно приходил в себя. – Ночь – наше время, Серый!

– Да не спится, вот и решил пройтись по замку. Иду, слышу: шу-шу-шу, шу-шу-шу. Сидят, совещаются… Светлые, кстати, тоже собрались у Тристана.

– А ты не слышал – совершенно случайно, – о чём они там говорят?

Ледяной пожал плечами.

– Да ничего особенного. Эверленн, слюнтяй, всё хнычет об отце, Кувалда напился пьян и завалился спать.

Гальядо был осторожен. Непростая жизнь между теми и этими только усилила его природную недоверчивость, поэтому сейчас он рассказал братьям не всё. А довелось ему услышать вот что…

Огр на самом деле во всю мощь лёгких храпел на койке рыцаря, а эльф забился в уголок и проливал горькие слезы. Пэйл же и Тристан коротали ночь за бокалом лёгкого вина, они вообще не собирались ложиться.

– Ты полагаешь, они всё же решатся? – красавец Пэйл (ну хоть картину с него пиши!) положил ногу на ногу и изящно подпёр голову рукой.

– Не хотелось бы верить в это… ох как не хотелось бы! – Тристан поскрёб подбородок, уже начавший покрываться щетиной. – Но я знаю Морера. Когда эта нежить улыбается, у меня мурашки по спине бегут. Он явно что-то задумал.

– Да. Веришь, едва я получил ВЕСТЬ, как на душу мне легла каменная тяжесть. Боюсь, Тристан, до завтрашнего вечера мне не дожить. Да и всем нам тоже.

– Наша с тобой задача, Пэйл, не допустить этого. Нас всего двое, но мы должны!

– Двое? – Небесный изогнул соболиную бровь. – А эти?

– Эверленн – мальчишка! – раздражённо фыркнул рыцарь. – А огр глуп, как пробка. Здесь всего двое мужчин, Пэйл, с сожалением приходится признать это. А Тёмных – четверо!

– Да ещё техномагус… Я не очень-то доверяю ему. Всё-таки он Серый.

– Ни рыба, ни мясо, – рубанул воздух рыцарь. – Всю жизнь терпеть не мог двуличного ублюдка.

– Да? Почему? – удивился Пэйл. – Признаюсь, во мне Гальядо тоже не вызывает особой симпатии, какой-то он… застывший, что ли. Но, если вдуматься, то среди братьев можно отыскать кое-кого и похуже. Мы оба понимаем, о ком я.

– Согласен. Но с ними всё просто. Тут всегда ясно, чего ожидать. Мышьяк в каффе или нож в печень. А вот Гальядо… – Тристан закусил губу.

Помолчав, продолжал:

– Знаешь, я никому никогда не рассказывал эту историю, но тебе… Однажды я чуть не утонул в Нерве, и спас меня Книжный Шкаф.

– Что ты говоришь! – поразился лорд Эдемиона. – Как такое возможно?

Рыцарь криво усмехнулся.

– Я – не то, что ты, любимчик всех стихий. Плаваю, как топор. А признаться стыдно было. Так вот я один тренировался, на зорьке, чтоб никто не увидел и на смех не поднял. Однажды течение подхватило меня и чуть не затащило в омут – ну, тот, что на правом берегу, против трёх вязов. Нас ещё отец предупреждал… – Тристан подавил вздох. – Я барахтался, как беспомощный щенок, но всё ж сумел зацепиться за прибрежную корягу. Силы уже оставляли меня, когда я увидел проходящего по берегу Гальядо. Я крикнул, и он подошёл ко мне. «Руку, брат! – прохрипел я. – Руку, во имя Христа!»

– И он… – с замиранием сердца спросил Пэйл.

– Он подал. Но с некоторой заминкой. Не тотчас. После твердил, что растерялся, но это было враньём!

– Откуда ты знаешь? Возможно, он лучше, чем кажется, и действительно просто растерялся? – одёрнул Пэйл.

– И ты веришь в это? В то, что братик Гальядо способен хоть на миг потерять самообладание?

– Наверное, нет, – подавленно признал Пэйл. – Вероятно, я просто хочу верить в лучшее.