Проект ВИЛ
– Невероятно! – выдохнул я.
– Ещё бы! Все эти изменения невозможны в уже, так сказать, готовом теле. О, сколько лет мы пытались вносить коррективы в ДНК, чтобы продлить жизнь наших лидеров и достойных людей! Но теперь, когда проект на завершающей стадии, мы наконец достигли этого. Ух, возможно, мы даже выведем эксперимент в другой статус и его услугами сможем воспользоваться даже мы с вами!
Глаза старика блестели лихорадочной надеждой. Это был блеск азарта учёного, близкого к достижению своей цели. Азарт, не меньший, чем у охотника или спортсмена. Но за этим блеском скрывалось кое-что ещё. Это был дряхлый старик, пусть и поддерживаемый технологиями «Ранасентии», который всеми правдами и неправдами надеялся достичь бессмертия. Польза от проекта для простых людей и даже для лидеров компаний, кажется, интересовала его меньше всего.
– То есть вы хотите сказать, что человек в той белой комнате…
– Да. Ещё совсем недавно этот человек был мёртв. Причём мёртв больше ста лет!
Он пощёлкал клавишами на клавиатуре и развернул экран монитора так, чтобы мы оба видели происходящее: на нём была белоснежная комната и человек, мирно спящий на кровати.
– Прошу любить и жаловать, – не без гордости заявил Залужин. – Владимир Ильич Ленин, собственной персоной!
– Ленин?
На секунду я не понял, о ком говорит Матвей Альбертович. Но эта фамилия точно была мне хорошо знакома и определённо была связана с двадцатым веком. Точно! Ленин! Как я сразу не сообразил! Вождь революции, оратор, философ, доказавший, что пролетарское государство может существовать не только на бумаге. Что идеи социализма и коммунизма – это не только удел фантастов, но вполне себе реальная вещь.
– Офигеть! – вырвалось у меня.
– А то, – хохотнул Залужин и блаженно вздохнул.
– Но как?! Хотя нет, – поправился я, – Скорее: почему?
– Почему Ленин?
– Да, – кивнул я.
Из всех возможных вариантов, кого могла захотеть воскресить алчная и безжалостная корпорация «Ранасентия», Ленин явно был в самом конце списка. Как минимум, они могли бы сделать копию кого-нибудь из своих сотрудников. Того же Матвея Альбертовича, например. Или Алину. Почему-то мне подумалось, что мир станет гораздо более приятным местом, если в нём будет две Алины, чем два Залужина.
– Причин несколько, – ответил Залужин, неотрывно глядя на спящего. – Прежде всего, наше руководство очень боится, что нас обвинят в подтасовках. Поэтому принято решение не использовать биоматериал наших сотрудников. Вторая причина – поиск биоматериала. Тут нужно было решить сразу несколько задач: найти того, кто умер достаточно давно, чтобы не было перетолков, что человек и не умирал. Во-вторых, чей материал хорошо сохранился и его ещё можно использовать. Ну и в-третьих, подопытный не должен храниться в склепах корпорации, дожидаясь возможности воскрешения, как я уже сказал, чтобы нас не обвинили в мошенничестве.
– Всё равно выбор странный. Почему именно он? Почему не, скажем, Эйнштейн? Вроде как его мозг сохранили. Чем вам не биоматериал?
Матвей Альбертович поморщился.
– Пожелание правительства.
Я удивлённо вскинул брови. Вот уж чего точно не стоило ожидать, что «Ранасентия» побоится идти наперекор властям. Это было даже более странно, чем воскрешение Ленина. И ещё страннее, чем пожелание государства оживить Владимира Ильича.
– Правительство финансирует часть проекта, – неохотно добавил Залужин. – Борис, я не знаю и не хочу знать всей этой подпаркетной возни. Не сомневаюсь, что властям тоже хочется жить вечно и им как-то удалось договориться с нашим руководством об участии в проекте. И не маленькое участие, надо сказать. А уж каким образом им это удалось, меня не касается. Они настояли на том, чтобы испытуемый был нашим соотечественником. И не важно, кто конкретно это будет. По этой же причине – договор с правительством – у нас тут болтается этот тип – Мещеряков. Следит за «нравственной стороной эксперимента». Ага, как же. Вроде из Госбезопасности или откуда-то оттуда.
О Глебе Залужин говорил с откроенной неприязнью. Я хмыкнул. Ясно, что Мещеряков поставлен сюда, чтобы вынюхивать тайны проекта. Но вот как Симонов – глава компании согласился на то, чтобы в самом сердце его главного проекта будет болтался откровенный «гэбэшник» – совершенно непонятно. Я снова взглянул на экран: человек лежал неподвижно, в той же позе.
– Насколько я могу судить, – пробормотал я, – эксперимент увенчался успехом?
– Сплюньте, молодой человек! Но вы правы, на сегодняшний день всё идёт хорошо. ВИЛ самостоятельно передвигается, ест, проявляет нормальную когнитивную активность.
– ВИЛ? Вы так его и зовёте?
– Да. Во-первых, чтобы лишний раз не называть его по имени вне стен лаборатории. Во-вторых, вам не следует забывать, что это – не Ленин. Ленин умер много лет назад. Это – выращенный биоматериал с памятью и личностью Ленина. Вам это по первости будет непривычно, вы не сведущи в наших убеждениях, но постарайтесь просто принять это.
– Так зачем здесь я? Вроде как, у вас всё в порядке. С виду, по крайней мере.
Я с сомнением посмотрел на неподвижно лежащего человека.
– А вы здесь нам очень нужны, юноша, – серьёзно ответил Залужин и посмотрел мне прямо в глаза. – Мы почти все здесь – биологи. Генные инженеры. Психологи. Даже солдаты! Но не историки. ВИЛ начинает приходить в себя и задаёт вопросы. Где он находится? Что сталось с его делом? Где его соратники? Сейчас наши психологи составляют план, как его по-тихоньку привести к современной картине мира так, чтобы он не спятил. А мы, чего уж греха таить, не настолько хорошо знакомы с его биографией.
– Используйте нейросеть, – я пожал плечами. – Она уж точно знает всё о его биографии и ответит на все его вопросы лучше меня.
Залужин сцепил руки в замок, положил их на стол и облокотился на него.
– Не всё так просто, Борис. ВИЛ вряд ли поймёт, что такое нейросеть и как можно общаться со светящимся экраном. Вы нужны как минимум для того, чтобы ему это объяснить. Кроме этого, психологи запрещают на пушечный выстрел подпускать его к ней. Врачи уверяют меня, что ему нужно живое общение. И крайне желательно, что человек, с которым он будет общаться, был бы осведомлён о его биографии. Если эксперимент продолжится в том же положительном ключе, то скоро начнутся презентации с его участием. И руководству нужно, чтобы он там не паниковал, чтобы рядом с ним был человек, который ему всё объяснит и всегда поможет, подскажет.
– И этот человек я?
– Именно. Да вы не переживайте, вы там будете не один. У вас примерно пара дней, чтобы освежить данные о жизни ВИЛа. Нейросеть вам поможет. У вас будет круглосуточный доступ к нашей лучшей модели. Эту пару дней, боюсь, вам придётся провести в стенах здания. А может и больше. Вам же ещё всё равно тесты проходить и бумаги подписывать, верно?
– Пару дней?! – возмутился я. – А почему так мало? А если я не успею? Да вы знаете сколько всего он успел за свою жизнь? А соратники? Их биографию тоже надо изучить. Развал союза, события до этого и после тоже явно его заинтересуют!
Матвей Альбертович выглядел смущённым. Он смахнул со стола невидимые крошки.
– Откровенно говоря, мы не ожидали столь скорого прогресса в эксперименте. Сейчас ВИЛ быстро устаёт, он бодрствует всего три-четыре часа в день. Его сознание спутанное, но мы рассчитываем, что уже через два-три дня он окончательно придёт в норму. Наверное. К этому моменту вы должны быть готовы как минимум начать вводить его в курс дела относительно судьбы его дел и его соратников. Само собой, мы давно искали кого-нибудь на ваше место и времени было бы больше. Но служба безопасности… – Залужин дёрнул щекой. – Служба безопасности браковала всех. По началу у них вообще было требование, что кандидат должен быть с корпоративным дипломом. Но где мы возьмём знатока истории, закончившего корпоративный институт? Так что его будете сопровождать вы. На всех конференциях, пресс-конференциях, званных ужинах и всём прочим. Вы будете его пресс-атташе. Пусть и в нестандартной форме.
– А что говорить про его судьбу?
– Психологи говорят, что его психика должна выдержать. Так что на все его вопросы можете говорить правду. Он умный, проницательный человек, так что врать ему – это не лучшая затея. Борис Сергеевич, спасибо большое за беседу, но мне уже пора к нашему подопечному. Вас проводят в комнату отдыха. Завтра у вас первый день!
Он потряс меня, по-отцовски, за плечи, улыбнулся и ушёл, не закрыв за собой дверь. Я вышел вслед за ним. В комнате наблюдения народу стало ещё меньше: всего за несколькими терминалами сидели сонные учёные. Часы показывали четверть восьмого. Залужин уже прилип к одному из своих подчинённых и что-то отрывисто у него спрашивал.
Меня проводили на другой этаж, в отдельную «квартиру». Я так и остался стоять на пороге. Предпочёл бы здесь поселиться не на два дня, а вообще не возвращаться с свой клоповник. Здесь, разумеется, было окно с шикарным видом на столицу. В просторной гостиной красовался камин, огромный телевизор, удобные диванчики и симпатичный мини-бар. Через открытую дверь просматривалась светлая кухня с выходом на террасу. Ещё одна дверь вела в спальню с огромной и умопомрачительно мягкой кроватью, там же был проём в ванную комнату, благоухающую шампунями. На столике, перед телевизором, сводил с ума ароматом ужин.
Я уселся на диван и оценил пищу. Здесь был большой, хорошо прожаренный стейк с картошкой, спаржей и грибами. Рядом, в запотевшей миске, дожидался своего часа охлаждённый фруктовый салат. Возле тарелок стояло несколько соусниц с разноцветным содержимым и открытая бутылка красного вина. Я включил телевизор и приступил к трапезе.
Показывали бессменную Аннет Солнечную со своей итоговой передачей. В её студии, на длинном диване, сегодня было двое гостей: неимоверно толстый мужчина неопределённого, но явно не молодого возраста. На его пиджаке красовалась брошь с логотипом компании «Терра нова» – маленькая зелёная планетка. С противоположной от него стороны, на самом краешке дивана, сидела девушка со злобным взглядом, как у загнанного зверька. Я внимательно посмотрел на Солнечную. Она уже была немолода. Очень немолода. Несмотря на все достижения той же «Ранасентии», было очевидно, что главное лицо телевидения стареет. Крючковатый нос навеивал воспоминания о ведьмах из детских сказок, синюшность кожи просвечивала даже сквозь килограмм румян и тонального крема. Волосы, несмотря на лучших стилистов, почему-то всё равно больше напоминали мочалку. Аннет продолжала начатую ранее мысль, обращаясь к чиновнику:
– То есть вы хотите сказать, что площадь Зелёных зон намного меньше, чем Зон повышенного комфорта?
Девушка фыркнула с края дивана:
– Зелёных зон? Как у вас язык поворачивается их так называть?! Это настоящие мёртвые земли! После того, как они – она ткнула тонким пальчиком в чиновника, – забирают всё в свои так называемые Зоны комфорта, а, по сути, в эти элитные поселения для богатых, то остаётся то, что мы видим за нашим городом! Рыжий, мёртвый лес! И это ещё не худший вариант! Пустошь, пустыня и никакой надежды на возрождение! Мутации, отравленная почва, заражённая вода!
Аннет и чиновник с минуту молча смотрели на неё, словно не понимали, что она говорит. Затем он повернулся к ведущей.
– Вы совершенно правы, Аннет. После терраформирования, мы получаем прекрасные оазисы на нашей планете. Планете, измученной выкачиванием ресурсов из неё. Измученной войнами, оружием массового поражения и бог весть чем ещё. Веками человечество безответственно выкачивало всё полезное из недр, а отходы просто сливало в ближайшую канаву, делая вид, что проблемы загрязнения не существует. Ещё недавно мы были близки к краху, как никогда! Но теперь, благодаря современным технологиям, наша компания, как вы знаете, возрождает природу, делает лучший мир для всех нас. Ради будущего наших детей.
Девушка вновь фыркнула:
– Вы делаете мир лучше только для своих детей! Как насчёт детей, которые живут в ваших «Зелёных зонах»? Сколько их умирает от онкологии ежегодно? Да вы с вашей «Терра новой» сделали больше для уничтожения планеты, чем все ядерные взрывы, вместе взятые! Вы нарушаете и без того поломанный баланс экосистемы! Производя один квадратный километр своего «оазиса», вы делаете отходов на заражение десяти квадратов!
И вновь ведущая и терраформовщик молча смотрели на неё, а потом снова повернулись друг к другу.
– Это великолепно, – сообщила Аннет, собирая в стопку какие-то бумаги. – Надеюсь, совсем скоро все мы сможем переселиться в Зоны комфорта и забыть об этом ужасном смоге! Ох, как у меня от него секутся волосы, вы бы знали, – она засмеялась скрипучим смехом. – Напоминаю, что у нас в студии представитель «Терра Нова» Джеймс Ллойд и эээ…
– Леси! – злобно крикнула девушка, покрывшись красными пятнами и страшно выкатив глаза.
– Да, Леси. Представитель э… Детей Земли, да. Мы вернёмся после короткой рекламы.
Я допил бокал прекраснейшего вина. В голове образовалась лёгкость, а тело, наоборот, налилось приятной тяжестью. Всё стало лениво, мысли потекли медленно, огромные, как киты. Я добрёл до кровати, кое-как разделся и рухнул на подушку. Вокруг стояла гробовая тишина. Такая непривычная и такая блаженная. Не вспомню, когда последний раз засыпал в полной тишине. Если вообще засыпал так хоть когда-нибудь. За день столько всего произошло, о стольких вещах хотелось подумать, но мозг оказался перегружен впечатлениями. Усталость и бокал вина сделали своё дело и я провалился в сон без сновидений.
Глава 3
Невероятно, насколько быстро человек может привыкнуть к переменам. Еще вчера роскошь и блеск штаб-квартиры вызывали у меня трепет, а сегодня шикарные апартаменты казались мне совершенно обычным делом. Будто бы я жил так всю жизнь и не существовало моей крошечной квартирки на другом конце столицы. Разум отказывался думать о том, что всё это может быть временным явлением. Внутренний голос кричал, что так теперь будет всегда.
Такие резкие перемены в сознании возникли из-за того, что вокруг был другой мир. Другие люди с совершенно иными повадками и интересами. Здесь никого не беспокоили цены в магазине, потрясения на рынке труда или возможность записаться на приём к эндокринологу хотя бы в текущем полугодии. И все они были так уверены, так важны, что эти чувства передавалась человеку из того, низшего мира. И этот человек отказывался верить, что его жалкое существование до попадания в этот дивный мир не было досадным сном.
Проснувшись утром, я был уверен, что меня ждёт максимально продуктивный день. Меня распирало от желания во что бы то ни стало с пользой провести эти два дня и встретить своего подопечного во всеоружии своих академических знаний по истории. Но этим надеждам не суждено было сбыться.
С самого утра мне принесли красивый чёрный костюм с брошью-логотипом компании. Костюм сидел на мне великолепно. Что странно, если учесть, что мерок с меня никто не снимал. Я не узнавал своё отражение в зеркале: не вспомню, когда последний раз надевал классическую одежду. Наверно, ещё в институте. Вид был непривычный и почему-то даже отталкивающий. Как позже выяснилось, цвет костюма имеет значение: серые носят простые служащие, синие – среднее звено, а чёрные разрешается носить привилегированным сотрудникам. Как эта иерархия увязывалась с белыми халатами местных учёных мне было совершенно неясно. Возможно, насчёт цветовой дифференциации костюмов надо мной просто подшутили.
Пока я рассматривал себя в огромном зеркале, в дверь постучали: ко мне пришли двое из службы безопасности. Целый день меня вновь мурыжили бесконечными тестами, сдачей крови, мочи, сканированием сетчатки глаза и бог знает чем ещё! Все мои доводы, что времени в обрез, что меня уже приняли, что звонил сам Симонов не имели никакого эффекта. Я даже угрожал, но всё тщетно.
Ближе к вечеру меня, наконец, отпустили на обед. Злой, как чёрт, я выскочил в коридор и отправился на поиски кафе. По слухам, оно было неподалёку. Даже новый костюм начал меня бесить, хотя он уж точно ни в чём не виноват.
Сейчас явно не время обеда или кофе-брейка: кафе пустовало. В углу сидел Глеб с начатой кружкой пива. Он небрежно махнул мне рукой. Я сел за его столик и заказал себе обед.
– Обживаешься?
– Не то слово, – я всё ещё был зол. – Целый день меня долбают своими проверками! Сил нет!
– Секретность. Важность, – Глеб пожал плечами.
– Секретность, важность, – я чуть успокоился, увидев перед собой поднос с едой. – Это может у вас там, в госбезопасности эти дела привычные, а мне такое в диковинку. И времени в обрез.
– Госбезопасности? – глаза Глеба блеснули.
– Угу, – я был слишком возбуждён, чтобы обращать внимание на его шпионские отнекивания. – Ты ж оттуда?
– Да, —сказал он и устроился поудобнее. – Но, когда служил в «Монолите» волокиты и бумажек было не меньше, поверь мне. Сейчас везде так. Особенно, когда берут людей с улицы, как тебя.
– Всякую чернь, да? – усмехнулся я.
–Ну, я бы так не сказал, – Глеб задумчиво почесал подбородок. – А вот твои боссы наверняка думают про тебя именно так. Что тут поделаешь, другое сословие.
Он задумчиво посмотрел в окно. Внизу копошился город, едва различимый с этой высоты. Прямо на уровне окон пролетел большой транспортный вертолет: кто-то из верхушки нашей компании не хотел тратить время на езду даже по выделенной дороге.
– Что думаешь о проекте? – я быстро расправлялся с едой.
Глеб усмехнулся.
– Быстро учишься. Уже не произносишь его название. Думать про него мне необязательно. Мне обязательно составлять подробный отчёт и отправлять его боссам.
– Но у тебя же есть своё мнение?
– Иметь своё мнение мне необязательно. Мне обязательно составлять отчёт и отправлять своим боссам.
Он посмотрел на меня. Его глаза смеялись.
– Ясно. Ну, а у меня оно есть! По мне так это очень круто: воскресить человека! Это же с ума сойти можно. Он думает, говорит и всё такое.
Глеб закивал.
– Да, очень круто. Только тебе что с этого? Тебя, меня и кого-либо ещё всё равно никто воскрешать не будет. Сословие не то, – повторил он и залпом допил пиво.
– Всё равно круто, – без прежней уверенности повторил я. – И сразу такой успех! Не просто воскресили, но и Залужин говорит, что мыслит нормально, ходит.
– Это нельзя назвать успехом «сразу», – он небрежно смахнул крошки со стола. – Эта попытка далеко не первая. Что ты думаешь, чего они начали так яростно тебя искать? Да потому что он впервые прожил больше двенадцати часов. И не просто прожил, а, как ты говоришь, сам ходит, сам говорит. Были и мертворождённые, и безумцы, кидающиеся на персонал. И уроды с мутациями были. Некоторых учёных выворачивало от их вида, не к столу будет сказано.
Я задумался. Наверное, без опыта ошибок трудно невозможно никакое движение вперёд. Тем временем, Глеб с шумом подвинул стул и встал из-за стола.
– Ладно, увидимся, – небрежно бросил он.
Глеб ушёл, кивнув на прощание официанту. С минуту я сидел в задумчивости, затем мотнул головой и тоже встал. Пора официально стать членом большой семьи транснациональной корпорации «Ранасентия» и наконец заняться делом.
После долгих блужданий по коридорам, я наткнулся на какого-то лаборанта и допросил его с пристрастием, пытаясь выяснить, где находится отдел персонала. Бедняга аж весь затрясся, увидев мой чёрный костюм и дрожащим голосом объяснил куда идти. Это не особо помогло, так что даже нужный лифт, не говоря уже о нужном кабинете, я нашёл спустя добрые полчаса. Очень жалко, что отпустил того беднягу: надо было использовать его в качестве проводника. Миловидные девушки в кабинете радушно встретили меня и мы приступили к оформлению бумаг.
Наконец-то выяснилось, кем я, собственно буду работать, сколько зарабатывать и будут ли мне оплачивать дантиста. Вся предыдущая злоба и ненависть вмиг испарились. Чёрт, да за такие деньги я готов сидеть под тестами круглосуточно! Единственное, чего боялся, так это того, что ВИЛ правда внезапно помрёт и меня выставят на улицу за ненадобностью.
Когда я вышел из отдела персонала, часы показывали уже начало одиннадцатого. Но получив такой запас мотивации, что хватило бы на всю «Ранасентию», я твёрдо решил сегодня поработать во что бы то ни стало и отправился в комнату наблюдения, где впервые встретил Залужина.
«ЦУП» пустовал. Даже часть освещения выключили: в помещении царил полумрак. Я тихонько вошёл внутрь. Только за одним терминалом бессовестно спал кто-то из учёных. Большие экраны, в основном, оказались выключены. Но самый большой прилежно работал и показывал белую комнату с сидящим на кровати человеком. Напротив него кто-то стоял. Я подошёл ближе и присмотрелся. Сидящий на кровати – это определённо ВИЛ. Бледный и такой необычный без костюма начала двадцатого века. Напротив него стоял Залужин и что-то писал в планшете, не глядя на подопечного. Кажется, ВИЛ что-то говорил.
– Боря? Ты чего здесь? – спросил приятный голос.
Ко мне подошла Алина, привычно прижимая к груди планет. Глаза были усталые и покрасневшие.
– Да я это, поработать решил. А то весь день, знаешь, с бумажками провозился.
– Поздно уже, – мягко сказала она. – Сейчас тебе никто подключать ничего не станет. Вот только Матвей Альбертович показания снимет и всё на сегодня.
Она зевнула, прикрыв рот ладошкой.
– Давай я тебя провожу, – вдруг сказал я.
Она с благодарностью улыбнулась и мотнула головой:
– Мне ещё тут закончить нужно.
– Да какое закончить? – осмелел я. – Ты сейчас свалишься от усталости. Пойдём.
Я выхватил у неё планшет и положил на ближайший стол. Она тут же взяла его снова, но направилась к выходу. Мы вышли в коридор. Алина ещё раз зевнула, уже не скрывая утомления.
– Скоро будет полегче, – сообщила она. – Когда тебя к нему допустят и мы убедимся, что с физиологией всё хорошо, то круглосуточное наблюдение снимут.
– Конечно! – легко согласился я.
– Аль’ин!
Мы обернулись. К нам подскочил высокий щегол с наглыми глазами. На нём был белоснежный халат учёного, со значком «Ранасентии». Похоже, это был какой-то знак отличия среди научного персонала, потому что такой же я видел у Залужина и не видел у большинства других сотрудников.
– Чего тебе, Билл? – устало спросила Алина, не скрывая нетерпения.
– Тьи сказать, что ещё работ ’ать сегодня. Я ть′ебя проводить?
Он говорил с сильным акцентом. В эпоху нейросетевых переводчиков, это выглядело странно: обычно иностранцы говорили на родном языке, а программа переводила речь на язык слушателя, что называется, на ходу. Видимо, такая речь была «фишкой» старины Билла. Неприятный тип.
– Нет, Билл, спасибо. Мне ещё нужно в лабораторию. Лучше завтра поговорим.
– Пойти вместе? – глаза Билла блестели.
– Здравствуйте! – громко объявил я. – Я Борис Сергеевич. Специальный консультант.
Я выпрямил спину и расправил плечи, чтобы казаться шире и выше.
– Хай, Бо́рис, – он мельком взглянул на меня и вновь стал неотрывно смотреть на Алину.
– Нет, Билл. – наконец, сказала она. – Мне только сдать данные. До завтра.
Алина небрежно махнула ему и пошла, не оглядываясь. Я победоносно взглянул на интуриста и поспешил за ней. Она шла молча рядом со мной и смотрела прямо перед собой. Как будто уже спала. Так мы и дошли до её апартаментов.
– Спасибо, Борь. Билл… Он хороший, но бывает приставучим. А я сейчас слишком устала.
Она на секунду тронула меня за плечо и скрылась за дверью. Я поплёлся к себе, перебирая в голове варианты того, что можно было сказать и проклиная себя за тупость.
На следующий день, наконец-то, началась подготовка к работе. Мне выделили терминал в комнате наблюдения, подключенный к нейросети «Ранасентии». Она встретила меня во всеоружии знаний о биографии ВИЛа и его эпохе. Для начала, я освежил данные о его жизни и об основных событиях того времени. Сеть услужливо предоставляла мне информацию, классифицировала её, находила нужные факты и подсказывала, что ещё может пригодится в общении с ВИЛом.
Я чувствовал себя, как рыба в воде и не замечал, как летит время. Давно оставив позади научные премудрости, у меня вновь появилась возможность окунуться в волшебный мир прошлого. Окунуться в эпоху титанов и великих свершений. Время великих потрясений. Мир трясло от столкновения идей, учений, философий. Решалось по какому пути человечество двинется дальше. На этот же период пришлись одни из самых жестоких и кровопролитных войн. Голод, нищета, болезни. Но вместе с ними – надежда, индустриализация, технология, грамотность и многое другое. Безумный вихрь засасывал в воронку событий целые народы и коверкал судьбы миллионов самым непредсказуемым образом.
Чем больше я вспоминал (и узнавал нового) о ВИЛе, тем больше меня бросало в дрожь от того, кого именно воскресили мои работодатели. Сказать, что это была историческая личность – это ничего не сказать. Всю свою жизнь этот человек доказывал невозможное, совершал невероятное и обладал титанической работоспособностью. И кто знает, что было бы с миром, если бы он не умер в пятьдесят три года. Собрав вокруг себя не менее ярких личностей, чем он сам, ВИЛ оставил после себя целое учение, показав людям, что именно они хозяева всего вокруг. Что без них крошечный процент сверхбогатых, на которых они ровняются и которым поклоняются (и которых боятся), ничего не стоит. Что мечтать стать мелким лавочником – не более чем очередной виток эксплуатации человека, а гордость за свой труд – единственное, чем может гордиться человек. ВИЛ доказал, что рабочему нечего делить с другим рабочим, будь он французом, немцем, русским или кем-либо ещё. И уж тем более у них нет ни одной причины убивать друг друга в войнах, смысл которых не понимала даже та кучка людей, сидевших на самом верху, перекраивая карту мира лишь за тем, чтобы утолить патологическую жажду обогащения. Безумную жажду золота, которой почему-то принято восхищаться и стремиться к ней. Когда кто-то покупает смартфон в кредит на десять лет – мы считаем его сумасшедшим. Когда старик тратит последние деньги на пополнение коллекции фигурок, уверены, что у него поехала крыша. Но когда человек накапливает такие суммы, какие способны прокормить целую страну и половину из которых он никогда не успеет потратить при всей своей фантазии, мы восхищаемся им и ставим его в пример.