– "А унга сунга, унге, унга сун унге".
– Ёшкин кот, опять эти негры что-то мутят и поют!
Вокруг костра, разожженного в центре деревни, бесились негры, припадочно трясясь и дрыгая отвислыми задницами. Тверк отдыхает! Вдоволь насмотревшись на их безумные танцы, и не менее безумные песнопения, я спросил:
– Мне кто-нибудь объяснит, что здесь происходит?
Зря я это сделал. Один из воинов, бывший, видимо, здесь заводилой, внезапно заорал, показывая на меня рукой и вся толпа, крича и беснуясь, подхватила его крик.
– Ваалан, ваалан (сумасшедший, сумасшедший). И все негры бросились на меня. Здесь были старики и женщины, плюс ещё, половина моих воинов. Остальная же их половина решила уклониться и самостоятельно рассосалась. Это оказались как раз те, КТО ВЕРИЛ В МЕНЯ!
В смысле, те, кого я больше всех бил и поэтому очень сильно сомневающиеся в том, что они смогут меня одолеть и сменят младшего вождя, которым я был. Положение усугублялось тем, что, по своей глупости, я не взял ни копьё, ни дубинку. И только изогнутый нож торчал из моих трусов, то есть, из набедренной повязки.
Разъярённая в танце толпа, с искажёнными злобой лицами, ринулась ко мне. На мгновение я растерялся, но потом, откуда-то изнутри, пришло понимание: я не просто белый чужак. Теперь я один из них.
– Я ЖЕ ТОЖЕ НЕГР! – взревел я. Крича, как сумасшедший, я выхватил из трусов нож, больше похожий на мачете, и ринулся на них.
– И опять всё смешалось в доме Облонских, – раздраженно выдохнул я в лицо ближайшему соплеменнику.
Чувствуя себя белой девочкой, среди толпы чернокожих верзил, я стал раздавать награды своим поданным. Те были обеими руками за. Моими, конечно. Левой, сжатой в огромный кулак, я отоваривал всех, до кого мог дотянуться, а правой, в которой был зажат нож, с большой и массивной рукояткой, успокаивал особо злых и яростных гоблинов. Ну, в смысле, негров.
Вскоре все гоблины были побеждены, а грязный орк, заваривший эту кашу, очень сильно получил по своему тупому черепу и сейчас валялся без сознания. И эта Белоснежка еще посмела называться моей правой рукой! Надеюсь, ему будет очень плохо после пробуждения.
Хорошо, что я и сам был здоровым негром, в прямом и в переносном смысле, а то бы не смог справиться с такой толпой. А так, бешеный рык, здоровый оскал белых зубов, вытаращенные белки глаз, на моём бездушном чёрном лице, быстро сбили религиозный пыл чёрного сообщества, решившего устроить небольшой переворот. Они разбежались даже быстрее, чем я рассчитывал.
Они-то считали меня сумасшедшим, что, в принципе, с их точки зрения, где-то и было правильным, но я, в корне, не был согласен с их мнением. Что называется "Баба-Яга против".
– А вот, хрен вам, суки! И вообще, я не Ваалон, а Ваня. О чём я, с радостным выражением лица, им и сообщил, приказав впредь называть меня только так.
Тут уже вернулись, спрятавшиеся от разборок, ещё пять моих воинов, и получили приказ выкинуть зачинщика в реку, под моим личным руководством.
Здесь, в этом примитивном обществе, доброта воспринималась как слабость, а слабым я не был, а если не был, значит, я злой. И врагов буду душить, без всякой пощады. В конце концов, крокодилам тоже надо что-то есть.
– Мы же должны жить в гармонии с природой. Не так ли?
В результате схватки половина деревни полегла в неравной борьбе, половина – разбежалась, с дикими воплями, распугав всё зверьё, которое слонялось в округе. А слонялось оно не зря, присматриваясь одним глазком к вкусным, жирным негритянкам.
Ну, тут я вру, негритянки были…, нет, не невкусными, в том смысле, что на вкус я их не пробовал. Я имел в виду, что они не были жирными, а наоборот, тощие, словно гончий велосипед. Жизнь их была трудна, а лучшие куски доставались самым сильным, то есть, вождю. Ну, или его воинам, так что, не до жиру.
Ну, вроде я никого не убил, за исключением зачинщика всего этого беспорядка. Проверять это я не стал, чтобы успокоить свою совесть. "Жизнь – это борьба и не все в ней могут выжить". Если бросился с кулаками, будь готов получить в ответ, этому в погранвойсках меня быстро научили. Так что, потери неизбежны, а убитый мною воин явно метил на моё место, и пощады от него мне ждать не приходилось
Поняв, что ситуация для меня продолжает оставаться опасной, я решил показать своим воинам, кто здесь "ху из ху", и провести спарринг с теми, кто кинулся на меня, то есть, со всеми четырьмя воинами.
Вызывая их по одному, я отвёл душу, хорошенько отдубасив каждого, что называется, от души, извините за тавтологию.
А то, ишь, сволочи, на вождя руку поднять. Избив их по очереди, я задумался, всё ли я делаю правильно.
Но, ведь истина проста, "повторение – мать учения", и побил ещё тех пятерых, которые подло сбежали, когда на их вождя напали. Бил я их, что называется, ДЛЯ ПРОФИЛАКТИКИ. После этого они оттащили тело убитого мною воина и бросили его в реку.
Окончательно упарившись и проголодавшись, я изволил отужинать. Насытившись, улёгся в недоделанной хижине. Предварительно я выставил возле входа почётный караул из двух, немножко побитых мною, воинов, а то, мало ли что, а я без трусов сплю.
Ночь прошла, и с наступившим утром я развил бурную деятельность. Первое, что я сделал, это пересчитал своих поданных, и их оказалось меньше на двадцать два негра. Сомневаюсь, что это были погибшие во вчерашней заварухе. Наверняка, это были те, кто решил втихаря смыться, или побежал жаловаться к старшему вождю. Ну, и скатертью им дорога.
А я распределил оставшихся подданных на работы. Кого – то отправил готовить еду, кого – то определил обрабатывать небольшие клочки полей, а остальных – строить мне нормальную хижину, с прицелом, чтобы научить этих…блин, товарищей, чтобы они потом делали себе такие же.
Мы сплели из слоновьей травы стены, переплетя её с ветками, соорудили крышу. Обмазав всё это великолепие глиной, я остался удовлетворён проделанной работой и получившимся домом. Вся конструкция напоминала круглый шатёр с одним арочным входом.
Глина, перемешанная с травой, давала прохладу от палящего солнца, а трава играла в ней такую же роль, как и арматура в бетоне. Эту идею я взял по подобию строительного материала, популярного раньше на юге.
Этим материалом был саман, который по своему составу являлся смесью из высушенной под жарким солнцем глины, которую перемешивали с соломой и навозом домашних животных. Саман отлично поддерживал прохладу летом в хатах, но до его производства нам было ещё очень и очень далеко.
Закончив с этим делом, я забрал всех воинов, которых осталось девять, (десятым был уже я) и направился ловить крокодила, напевая под нос песенку: "Крокодил не ловится, не растёт кокос".
Лучше всего было ловить на живца, но живца крокодил вчера съел, поужинав предателем! Задумчиво всматриваясь в своих воинов, я привёл их в дрожащий трепет своим взглядом. Нет, воины мне были ещё нужны, и я отправил двух за любым стариком, который им понравится, только не очень тощим.
Вы скажете, что я жесток? Наверное, но мне интересен был сам процесс. Приведёт или не приведёт, а если приведёт, то кого? Своего родственника, чужого, вообще изгоя, если они тут были, и так далее.
Вскоре воины вернулись, с собой они тащили не старика, а упирающуюся старуху. Ну, правильно, всё зло от женщин! А крокодилу всё равно, на что клевать, мясо, оно и в Африке мясо. Подтащив старуху к кромке воды, они бросили её на красноватый песок и убежали, в то же время, преграждая путь и не давая возможности ей убежать.
Я же, расставив воинов полукругом, приказал действовать строго по моей команде, попутно популярно объяснив самому тупому из них, стуча по его пустой голове древком копья.
– Что нападать надо… только по МОЕЙ КОМАНДЕ, и никак иначе.
Вроде все с трудом, но меня поняли. В общем, к картине Репина "Охота на крокодила" все были готовы. Старуха рыдала, сидя у кромки воды, воины слушали мои команды, боясь их пропустить (голова, ведь, каждому нужна). В неё можно же ещё и есть, пока её не оторвал… злой вождь. А крокодил…, а что крокодил?
Эта сволочь вчера, видимо, хорошо подзакусила мятежником и теперь не желала повторять трапезу. Но, подождав ещё чуть-чуть, мы были вознаграждены появлением ещё одного крокодила, только основательно помельче. Похоже, первый не давал малышу хорошо питаться и, соответственно, расти, ну как малышу, метра два в нём точно было.
– Моложе, значит, вкуснее, – подумал я, наблюдая как крокодил пялился на жертву своими выпуклыми глазами, приподняв кургузую башку над жёлтой водой.
Но не все мазки были ещё сделаны в общей картине.
– Эй, старуха, как там тебя звать? Та произнесла своё имя, но я не разобрал.
– Короче, будешь Мапутой, если выживешь. Слушай сюда, как только я крикну: – "БЕГИ", ты вскакиваешь и бежишь в сторону. Поняла, Мапута!
Та судорожно закивала головой и заголосила.
– Заткнись, Мапута, и жди!
Крокодил продолжал пялиться на старуху, не веря своей удаче, или, наоборот, чувствуя подвох, а может, пытался рассмотреть в этом сморщенном создании что-то женское или вкусное.
Напрасно, напрасно. Гастрономических изысков в сегодняшней программе было не предусмотрено. Червячок был несколько сухим, но живым. Наверное, это всё-таки убедило крокодила в правильности его атаки, и он быстро поплыл к берегу, надеясь полакомиться человечинкой, пусть и старой, но зато сладкой.
Заметив его движение и примерно рассчитав, когда он вылезет на сушу, я громко крикнул:
– Мапута, беги!
Старуха, словно вихрь, подскочила со своего места и промчалась мимо нас, обдав волной горячего воздуха и вонью кишечных газов. Остолбенело застыли все… Я, не ожидавший такой прыти от старухи, воины, не ожидавшие, что закусон крокодила так быстро сбежит и тем самым подставит их под удар.
