Выглянув из-за туши убитого верблюда, принявшего в своё тело многочисленные осколки, я увидел рыщущих среди мёртвых и раненых двоих чужаков.
Разбираться, кто из них ХУ, я не стал, а сопроводив стволом маузера застрелил сначала одного, а потом… Потом, мне не дали. В меня полетела очередная граната. Вот же гад!
Не знаю, какой системы была граната, здесь они мне пока ещё не встречались, но после того, как она, ударившись о круп верблюда, скатилась мне под ноги, я подхватил её и швырнул обратно. А то ишь, дураков нашли. Знаем, плавали. По уши в дерьме и задницей кверху.
Граната разорвалась в воздухе, не долетев до того, кто её метнул, засыпав всё окружающее пространство своими осколками. Выглянув в очередной раз, я увидел, как приволакивая раненую ногу, последний из выживших убийц, стремился убежать в сторону Нила, чтобы затеряться среди густых прибрежных кустов.
Ну, уж нет, прицелившись, я открыл по нему огонь из маузера, опираясь руками на тушу мёртвого верблюда. Пули, жужжа, как рассвирепевшие пчёлы, вспороли воздух вокруг Вествуда. Одна из них, сорвала с его головы чалму, которая обнажила светлые волосы европейца.
– Агрх, так вот ты какой… северный олень! А ну-ка иди сюда, сволочь недобитая. Волк тряпичный, заяц заскорузлый, помесь кота с бегемотом. Я сейчас покажу тебе, как я умею ненавидеть.
Вествуд, не ожидал такого развития событий. Швырнув гранаты в самый центр битвы, он нарушил её ход. Разрывы поубивали всех, кого достали своими осколками. В ответ раздалась стрельба, и он потерял ещё одного из своего отряда.
Дальше, сражающиеся распались. На земле остались одни только убитые и раненые, а выжившие всадники, настёгивая верблюдов, умчались прочь, оставив поле сражения, за новым противником.
Но вождь, опять выжил. Он оказался лежащим, за одним из убитых верблюдов. Заметив его, Вествуд швырнул в его сторону, последнюю гранату, надеясь его убить.
Граната попала в верблюда, и скатилась с его туши, прямо под ноги Мамбе, но тот, не медля ни секунды, подхватил её и швырнул обратно. Запал горел уже долго, и граната взорвалась в воздухе, не долетев до него и засыпав всё вокруг своими осколками. Из-за этого, погиб последний его воин, а сам он был ранен в ногу.
Битва была проиграна, и он, прихрамывая на раненную ногу, торопился уйти прочь. Раздавшиеся вслед ему выстрелы из маузера, заставили его вспомнить все уроки выживания, какие он знал, а также использовать весь опыт, который у него был. Виляя из стороны в сторону, чтобы уйти с линии прицельной стрельбы, он добился того, что в него, так и не попала ни одна пуля.
Сбитый с головы арабский бурнус, и вспоротая пулей штанина – не в счёт!
Обернувшись, он разрядил весь барабан своего револьвера, в бросившегося было к нему, Иоанна Тёмного, но видимо не попал. Времени, перезаряжать револьвер не было, и он быстро похромал вперёд, стремясь затеряться в кустарнике, что рос у Белого Нила.
Его догнал дикий крик. Обернувшись, он увидел, бежавшего к нему чёрного короля, размахивавшего обрубком сабли. Сил уйти не было. Что ж, придётся биться один на один. Попытавшись быстро вставить хотя бы один патрон в барабан револьвера, он был остановлен новым криком своего противника.
Отрицательно покачивая из стороны в сторону своим разряженным маузером, Мамба, показывал, что не стоит этого делать, и предлагал решить исход сражения в честном бою.
Ну, да ладно. У него ещё был спрятан в складках ватного халата однозарядный дамский револьвер. Последний шанс, так сказать. Полковник, вытащил из-за пояса широкий тесак, и они стали кружить друг против друга. Сейчас, преимущество было скорее за королём, чем за полковником.
Вождь сделал выпад, и тесак заскрежетал о его обрубок сабли. Отбросив саблю, Вествуд, несмотря на то, что был не такого могучего телосложения, как вождь, сделал в свою очередь свой выпад. Вествуд был весь покрыт железными мышцами, пускай не такими рельефными, как у вождя, зато весьма развитыми, которыми они стали, в ходе упорных отработок приёмов джиу-джитсу и бокса.
Тесак, разогнанный умелым ударом, врубился в саблю и разломил её пополам. Мамба, отвёл руку назад, выбросив остатки сабли, и неожиданно одним прыжком набросился на Вествуда.
Отбив левой рукой его тесак, не успевший набрать разгон, он не обращая внимания на стекающую кровь из надрезанной тесаком руки, схватил руками за горло полковника и стал его душить своими чёрными пальцами.
– Мавр, сделал своё дело, мавр, может уходить, – промелькнуло у меня в голове. Я душил незнакомца, в чертах лица которого угадывал извечного тайного противника. «Фак, бич, бастард», – хрипел по-английски мой противник.
Сейчас будет тебе и фак, и вульва, и прочая, – думал я, всё сильнее сжимая свои пальцы на его горле. Руки англичанина, начали лихорадочно шарить под его халатом.
– Нож, – промелькнула в моей голове здравая мысль. Но, это оказался не нож, а миниатюрный пистолет. Приставив его к моей груди, он нажал на курок. В последнее мгновенье, я выпустил его и отклонился. Маленькая пуля впилась в свинцовую пластину, на мгновенье, вышибив из моих лёгких воздух.
Я закашлялся, выпустив своего противника, который катался по песку, задыхаясь и пытаясь протолкнуть в себя, хотя бы кубический сантиметр свежего воздуха. Наконец, это ему удалось, и он снова попытался сбежать от меня. Пока я держался за ушибленную выстрелом грудь.
– Стоять, – крикнул я ему, и в отчаянном прыжке, схватил его за ногу. А потом стал подтягивать за неё, к себе. Он сопротивлялся, дрыгая ногой и стараясь сбросить мои руки со своего тела. Я же, неумолимо подтягивал его к себе, пытаясь снова добраться до его горла.
В пылу схватки, я забыл, с кем имею дело, и выпустил ситуацию из-под контроля. Полковник Ричард Вествуд, проходил службу в разных уголках Британской империи. Был он и в Индии, был и в Китае, и даже посещал Японию.
Воспользовавшись удачный моментом, он изо всей силы ударил свободною ногою в моё лицо, разбив его. Кровь хлынула у меня из носа, а мгновенная и острая боль вышибла не только кровь, но и слёзы из моих глаз.
От неожиданности, я выпустил ногу противника и схватился за лицо. Не дожидаясь, когда я приду в чувство, Вествуд, нанёс мне следующий удар костяшками пальцев, чуть не выбив мне глаз.
Чтобы уйти с линии поражения, я, не ориентируясь в окружающем пространстве, откатился от него одним рывком, а потом, быстро поднявшись на ноги, отбежал прочь, и только тогда открыл заплывший от удара глаз, стерев с лица кровь.
Враг рыскал по земле в поисках своего револьвера, который валялся на земле недалеко от него. Мой же маузер лежал намного дальше, и я не успевал добежать до него, несмотря ни на что.
Надрезанная тесаком левая рука, ужасно саднила, а глаз заплыл. Но это не мешало мне смотреть, как мой враг схватил револьвер и, откинув его барабан судорожно запихивал в него патроны, искоса смотря на меня одним глазом.
Время остановилось и медленно потекло, как густая патока. Судьба, глянула в моё лицо мёртвым оскалом гнилых зубов лишённых плоти губ. Пахнуло могильным смрадом. У меня не было шансов добраться до своего маузера, он был слишком далеко. Холодного оружия у меня не было. Ничего похожего на него, тоже не было.
В эти тягучие мгновения, я успел осмотреться вокруг, надеясь на чужую помощь. Но рядом не было, ни одного из моих воинов, по-крайней мере из живых. А поднимать мёртвых, я пока ещё не научился, да и не смог бы это сделать всего лишь за пару секунд.
Время стремительно утекало прочь, давая шанс моему врагу, убить меня. Умирать не хотелось. Ещё очень многое было не сделано, ещё были маленькими дочери, ещё хотелось бы иметь наследника, да и многого чего хотелось бы. Хотелки, они такие, всегда, тут как тут.
Но увы… Ни внезапной помощи, от очнувшегося моего раненного воина, ни тайного доброжелателя примчавшегося на помощь своему королю, ни доброго самаритянина, совершенно случайно оказавшегося рядом, вокруг не наблюдалось.
Вот опять, дело спасения утопающих, дело рук самих утопающих – бессмертные слова Михаила Булгакова, как никогда соответствовали данной ситуации.
Придётся брать в свои руки, свою же судьбу. Когда-то в детстве, я очень любил играть в «пекаря» суть которого была в точном метании палок сбивавших, стоящую в очерченном кругу банку с большого расстояния.
Кидать мне было нечего. Ножей с собой у меня не было, хопеша или сабли, тоже. Были только тяжёлые свинцовые пластины в моём доморощенном броне кожаном жилете. Ухватив заскорузлыми пальцами за край кармана, в котором лежала свинцовая пластина, я одним резким рывком, оторвал край ткани и, ухватив пальцами свинцовую пластину, вытащил её наружу.
Мой враг, увидев мои действия, сначала не понял их, и это дало мне шанс. Тем не менее, вставив в барабан три патрона, он вставил его барабан на место, когда я обхватив тяжёлую свинцовую пластину ладонью, коротко размахнулся и швырнул её со всей силой в голову англичанину.
Кувыркаясь в воздухе, пластина полетела в светловолосую голову англичанина. Тот успел, только вскинуть револьвер в мою сторону, как бешено крутящаяся пластина ребром угодила ему прямо в лоб. Револьверный выстрел, прозвучал уже после глухого удара пластины, о крепкий лоб полковника.
Пуля, покинув ствол, улетела в небо, вспугнув парочку грифов, уже круживших в желании полакомиться свежей верблюжатинкой. Сознание Вествуда, померкло и, выронив из рук револьвер, он упал плашмя на землю, потеряв сознание от сильнейшего удара. По его голове хлынула кровь из рассеченного лба, а глаза глубоко закатились под веки. На сознание надвинулась плотная тьма, и он надолго отключился.
Шатаясь, как пьяный, я подошёл к англичанину, и со спокойствием профессионального врача, оттянул его веко, с удовлетворением осмотрев его закатившийся под лоб глаз. Потом посмотрел на его разбитый лоб, пощупал пульс, пнул зачем-то его под рёбра сандалием, зло сплюнул и глубокомысленно изрёк куда-то в пространство – Жить, будет, урод! Если я не убью.
Собрав лежавшее вокруг оружие и зарядив его, я связал руки и ноги англичанина, и уселся рядом с ним, терпеливо дожидаясь, когда же прибегут мои воины, и спасут своего короля. Я хоть, и не принцесса, но то же люблю, когда меня спасают. Жаль, одним поцелуем, эти гады от меня не отделаются!
Глава 3. Феликс фон Штуббе
Феликс смотрел в фиалковые глаза Софии Павленко и медленно растворялся в их насыщенной глубине. Эти глаза манили его, они обещали того, чего на свете и быть не могло.
Его холодный мозг прожжённого авантюриста бился в тисках любви, силясь найти выход из этого положения. Иррациональность происходящего с ним, толкало его на необдуманные поступки, но всё было тщетно. Руки, ноги и сама голова, не повиновались больше его холодному рассудку.
Всё заполонило одно всеобъемлющее чувство любви. Гормоны, насытив его кровь до критической отметки, полностью подчинили его волю себе, отключив на время разум. Ему хотелось только одного, чтобы объект его любви, постоянно находился рядом с ним, и что-то щебетал нежными розовыми губками, глупо хлопал длинными тёмными ресницами, откидывал назад светло-каштановые волосы и небрежно поправлял их, когда они непокорными локонами устремлялись обратно.
А также, совал свой милый белый носик, в те дела, в которые до этого ему не было никакого дела, и ровным счётом туда его никто и не пускал. Обнимал его, впиваясь сзади в его мундир жёстким сукном своего платья, сквозь толщину которого, чувствовались упругие и мягкие формы девичьей плоти.
В общем, Феликсу хотелось всего того, что хотелось и любому другому нормальному мужчине на его месте. Он, уже довольно старый для своего времени авантюрист, устал мотаться по диким джунглям, гоняя там бесхвостых чёрных обезьян, и ища при этом возможность сказочно разбогатеть.
Разбогатеть, он всё же смог, и даже очень, но в этом была заслуга не только его, а ещё одного человека, одного из тех, кого он, не признаваясь даже самому себе, не считал за полноценных людей. Таково было его время, таково было отношение белых авантюристов ко всему негритянскому населению.
Смотря на свою возлюбленную, Феликс принял решение жениться на ней, и это желание было обоюдным. Софья Николаевна Павленко, была хорошей партией ему. Дочь успешного владельца небольшой врачебной клиники, бывшего выходцем из обедневшего дворянского рода, она получила хорошее образование и была строго воспитана.
