Вот так, без всяких прелюдий и долгих объяснений. Ударилась лбом о толстый ворс ковра, после чего замерла в такой позе в ожидании реакции ошарашенного Карима.
– Ясмин, цветочек, что произошло? Братья? Отец?
Хаджа в растерянности подскочил ко мне, схватил за руку и принялся поднимать, но я воспротивилась. Вцепилась в его джеллябу так крепко, что никакая сила не оторвала бы меня. Только с куском халата, капюшон которого Карим предварительно сбросил.
– Помогите, – вновь повторила я и подняла взгляд на замершего хаджу. – Отец хочет выдать меня замуж против воли! Пожалуйста, дядя Карим!
Черты разгладились, возвращая обеспокоенному господину Мехди добродушный вид. Ладонь по-отечески скользнула мне на макушку, сдвинула хиджаб и позволила волосам свободно упасть на плечи тяжелой массой.
– Глупышка, – мягко произнес хаджа, – кто же от семейного счастья бежит? Ясмин, любая девушка в твоем возрасте мечтает найти свой дом. Добрый муж, любимые дети…
Я замотала головой, впилась зубами в нижнюю губу и сдержала яростный крик.
– Нет, нет! Дядя Карим, я не хочу! Не могу! Отец желает отдать меня старику Умару Виталу, торговцу шелком, чья пятая жена недавно умерла от побоев!
– Ясмин… – попытался возразить мне хаджа, однако я не слушала.
– Прошу, помогите мне сбежать, – выдохнула я отчаянно.
Темные глаза Карима распахнулись, рот раскрылся. Он шумно втянул носом воздух, а ладонь с моей макушки переместилась в густые, чуть тронутые сединой, волосы. Упругие кудри на секунду прижались к голове, затем снова вернули себе прежний вид. Широкие плечи приподнялись и опустились, а неожиданная суровость, с которой хаджа поджал губы, приструнила слабый огонек надежды.
– Ясмин, – громко и четко заговорил Карим, – немедленно вернись к отцу, склони голову и моли о прощении. Обязанность дочерей во всем слушаться родителей, ведь они хотят как лучше. Твое будущее предопределено: ты станешь примерной женой для господина Умара и прекратишь повторять те сплетни, что плетут злые языки на улицах!
На последних словах голос хаджи дрогнул, но остался таким же твердым. Ему ли не знать, отчего умерла юная Азиза? Ей едва исполнилось девятнадцать, она легко переносила беременность и на тот свет не собиралась. Только почему Карим так защищал женоубийцу? Ни одно писание Мудреца не позволяло подобного отношения к женщинам. Зато закон – да.
– Дядя Карим, – пискнула я из последних сил, тело содрогнулось от сдерживаемых рыданий.
Сердце колотилось, легкие забили плотные ароматы душистых масел и трав. Время утекало, как песок сквозь пальцы: через минуту или две сюда ворвутся мои будущие палачи.
«Женщина обязана подчиняться главному мужчине в доме», – так говорит духовный закон. А я ослушалась того, кого много лет звала отцом. Сбежала. Подписала себе смертный приговор и теперь стояла на коленях перед Каримом в надежде, что тот спасет меня.
– С ума сошла, дурная девка? Быстро возвращайся в дом, к отцу! Ишь чего удумала, – возмутился хаджа и попытался отойти, но я крепче сжала хлопковую ткань джеллябы.
– Пожалуйста, – из горла вырвался всхлип, – пожалуйста, дядя Карим. Мне нельзя возвращаться, Амиль забьет меня камнями!
Пелена слез скрыла выражение лица хаджи. Сквозь шум крови в ушах до сознания долетали обрывки фраз, но разобрать слова не получилось. Слишком велик страх, он постепенно захватывал все существо. Отступила первая волна восторга от полученной свободы, следом внезапно пришло раскаяние и ужас от совершенного проступка.
Озноб прошелся по телу.
Глупая верблюдица, что я натворила. Шайтан забери в чертоги такую дурную дочь. Своей непомерной гордыней втянула посторонних людей в неприятности. Ведь хаджа тоже пострадает, если меня здесь поймают – одну, без сопровождения. Осудят за распутство и предательство крови вместе с невиновным человеком.
– Вставай, Ясмин, – строгий голос Карима ворвался в бушующий поток хаотично скачущих мыслей.
– Я…
– Быстрее! – рыкнул он негромко и дернул за руку, спешно ставя на ноги. – Беги через заднюю дверь, вверх по улице доберешься до рынка. Видит Илам, там у тебя есть шанс уйти от преследования.
– Но…
– О великий Мудрец, ну что за дочь осла. Сама просила помощи, теперь копытами топчет мой порог!
Меня толкнули в сторону прохода, который скрывал неприметный ковер. Юркнув туда, я вдохнула облачко пыли и едва удержалась от громкого чиха. Зажала нос, поспешив по узкому коридору к задней двери. Почти наощупь сдвинула щеколду, надавила ладонями и ворвалась в шум городской суеты. Набросила хиджаб на голову, скрыв рассыпавшиеся по плечам локоны и лицо, затем сорвалась с места.
Потому что крики стражников где-то в глубине дома отрезали путь назад.
Глава 2. Ясмин
На рынке было шумно и многолюдно.
Ловко лавируя в толпе, я держалась поближе к женщинам: в темных хиджабах мы почти не отличались друг от друга, никто не рассматривал нас. Дразнящие ароматы будоражили сознание, а вид сочных фруктов на прилавках – аппетит. Никакое нервное напряжение не спасало от голода, ведь сегодня у меня не вышло даже позавтракать. Только успевала помогать на кухне да занималась подготовкой к встрече почтенного гостя.
Я услышала над головой громкий крик и непроизвольно посмотрела наверх. Словно маленькая лодка, прячущаяся за гигантскими кораблями, сквозь облака пронеслась огромная птица. Настолько впечатляющая, что люди вокруг прекратили разглядывать товары на прилавках и обратили взоры в бирюзовое небо.
– Хумай! Мамочка, смотри, хумай! – вскрикнула восьмилетняя девочка. Капюшон ее бурнуса слетел, и ветер подхватил полы этого суконного одеяния.
«Ивенты?» – промелькнуло в голове, пока я разглядывала темную кожу ребенка и длинную косу, которая на солнце отливала золотом. Почему-то она так заворожила меня, что на секунду все страхи и посторонние мысли вылетели из головы.
– Шейда, прекрати, – осадила худая женщина ребенка. Она крепко сжала хрупкое запястье, но тянуть не стала: с нежностью, свойственной лишь матери, привлекла дочь к себе.
– Но, мама, хумай – это птица удачи!
– Чутье мне подсказывает, что блеск ее оперения светит сегодня не нам.
Почти бездумно я незаметно сунула руку в карман и нащупала серьги. Сколько сейчас одна такая стоит на рынке? Двадцать-тридцать дирханов, ручная работа ведь. Никакой магии.
Золото блеснуло на мгновение, после чего оказалось у ног юной Шейды, и зоркий глаз девочки, естественно, зацепился за украшение моментально.
– Ой, смотри, мама!
– Шейда, ты что, чужое брать нельзя.
– С неба упало. Говорила же, что хумай удачу на хвосте приносит. Откуда бы взяться серьгам, если рядом никого нет?
Резко отвернувшись, я шагнула к фруктовым прилавкам. Туман в голове рассеялся, от сожаления не осталось и следа. Лишь странное чувство тоски поселилось где-то в глубинах сердца. Ивенты – народ бедный. Из соседней страны они шли в наши края за лучшей жизнью. Кто-то находил, другие возвращались на родину. Женщина с дочерью, скорее всего, из таких. Искали в Маракеше возможность заработать или вовсе найти свое счастье.
Ничего удивительного. Однако глядя на них, я остро ощутила собственное одиночество. Будь здесь мама, видит Мудрец, мы искали бы дорогу вместе.
Куда теперь? Что делать? У меня ведь ни плана, ни решения. Я могла купить лошадь, но пересечь пустыню в одиночестве попросту невозможно. Без сопровождения там легко заблудиться и погибнуть от жажды или в песчаной буре. Корабли и огромные воздушные суда, что иногда забредали в наши порты, тоже не вариант. Сесть на них нельзя, не позволит ни один капитан. Для местных девушек действовало правило: сопровождение только с мужчиной. Никто не рисковал, пряча у себя в трюмах беглянок и неверных жен.
Искать попутчика? Но где?
Из знакомых мужчин у меня были отчим, братья и хаджа. Остальным не позволялось даже смотреть в сторону дочери хранителя городской библиотеки. Он считал, что чрезмерное общение развязывает женщине язык. Ни прислуге, никому из домашних не разрешали якшаться с «позором семьи Рашид». Подруг и тех не водилось. Все уважаемые родители держали от меня подальше своих дочерей, чтобы беды не принесла.
Я глубоко вздохнула и зажмурилась на несколько секунд. Перед глазами заплясали разноцветные круги, а шум рынка постепенно отошел на второй план. Ногти впились в кожу, момент слабости прошел.
Нечего обливаться горючими слезами.
– Не видели? Дочь Амаля Рашида, хранителя библиотеки султана Илама, пропала, – донеслось до моих ушей, и ужас ледяной волной пронесся по телу.
