6. Треугольный переулок, дом 11
Вайсбейны жили недалеко от знаменитой одесской Молдаванки, в доме 11 по Треугольному переулку, квартира 7. Сегодня эта крохотная улочка носит имя Утесова и выглядит совсем иначе, нежели в конце XIX века.
Ледя и Полина, младшие дети Иосифа и Малки, появились на свет в ночь с 8 на 9 марта по старому стилю. Специально вызванная бабка-повитуха немало удивилась, увидев живот матушки Малки. Но ещё больше была поражена младенцами – новорожденный мальчик был покрупней, девочка-двойняшка помельче. Но оба ребёнка вполне крепкие и здоровенькие – для двойняшек довольно редкий случай.
Поскольку детки в семье Вайсбейнов умирали, не успев достигнуть отроческого возраста, новорождённые были окружены повышенным вниманием. Особенно усердствовала матушка Малка, которая сама происходила из многодетной семьи и мечтала, чтобы дома было полно детишек. Правда, перегнать своих родителей по части многодетности ей так и не удалось – в семье Граников было ни много ни мало… 22 ребёнка!
А Иосиф Калманович был лишь одним из двух сыновей своих родителей, но зато каким… Влюбившись в Малку, девушку очень бедную, Иосиф пошёл против воли отца. И в результате лишился наследства. Все семейное достояние отошло брату Науму. А Иосифу пришлось зарабатывать на жизнь самому и строить быт семьи, что называется, с нуля. И ничего, построил. И дал детям неплохое образование – всем, кроме… Леди.
7. Ледя
Нельзя сказать, что дети Вайсбейнов жили в нужде. Иосиф Калманович по одесской традиции был человеком сметливым и хитрым. Он мог заработать там, где другие лишь «утирались рукавом». Хотя, профессия портового посредника больших заработков не предполагала.
Лазарь Вайсбейн не голодал, но и каких-то особенных игрушек в его детстве не было. Улица, одесский двор, друзья по игре в мяч – вот его «первые университеты». Первая папироска, выкуренная за дровяным сараем, налёты на яблоневые сады, бычки, выловленные «на камнях» – на диких одесских пляжах.
Ледя рос драчуном, задирой и заводилой. Был очень подвижен, очень развит физически и… не обладал не то что талантом, какими-либо способностями – на взгляд своего отца. Папашу Иосифа эта «бестолковость» сына крайне огорчала, но, слава богу, надежды подавал старший брат Леди, который поступил в коммерческое училище Фейга, учился хорошо и даже добился определённых успехов.
Коммерческое училище Фейга было одним из немногих учебных заведений, которые были доступны выходцам из еврейских семей. Правда, поступить туда было непросто – в ученики брали только выдержавших экзамен и прошедших конкурс. Обычно из всех претендентов в училище поступало не более половины, хотя, выходцев из русских семей этот отбор не касался.
Как бы там ни было, но в 1903 году Ледя в коммерческое училище поступил.
8. Училище Файга
Учился будущий певец и музыкант… отвратительно. Все, что его интересовало – уроки музыки. Здесь Вайсбейн-младший преуспевал. Он играл в симфоническом оркестре училища, к 14 годам самостоятельно выучился играть на нескольких струнных инструментах, любимым из которых была скрипка.
Ледя не успевал по всем предметам сразу, включая и словесность, что, признаться, довольно странно. Уже будучи известным артистом, любимцем советской публики, человеком заслуженным, Утесов написал чудесную книгу «Записки актера». Собственно, книг было три. Первая, уже упомянутая, вышла в 1939 году, вторая – «С песней по жизни» – в 1961 году, и третья – «Спасибо, сердце» была написана в 1976 году. И вряд ли кто осмелится заявить, что эти книги написаны не профессиональным и, что очень важно, заурядным автором. Великолепный, блистательный рассказчик, Утесов обладал ярчайшим литературным даром. Это был писатель от Бога – абсолютно точный, остроумный, лиричный…
Не успевал по словесности? Может… преподаватели за ним не успевали?
В 1909 году Ледю из училища Фейга выставили вон. Причина – ужасная успеваемость (то есть никакой успеваемости) и вызывающее поведение. По одной из версий, он был исключен из-за драки с учителем математики. По второй, за избиение православного священника, преподавателя Закона Божия. По третьей версии, избитым юным Вайсбейном оказался раввин.
9. Музыкальный талант
История, конечно, некрасивая. И сам Утесов её стеснялся, всякий раз рассказывая об этом происшествии иначе, а чаще просто умалчивая детали. Можно предположить, что мальчишка не совладал со своим темпераментом и бросился в драку в ответ на оскорбительное замечание учителя. Во взрослой жизни Утесов не умел забывать обид и отвечал на оскорбления. При этом оставался добрейшим человеком. Удивительное сочетание…
Он очень рано проявил музыкальные способности. Ещё дошкольником Ледя ложился на лестничной площадке у дверей соседа Горшберга, чтобы услышать… звуки скрипки, несущиеся из граммофона. Вот что о своих музыкальных пристрастиях рассказывал сам Утесов.
«Папа тоже любил музыку, хотя и не лежал рядом со мной под дверью у Горшберга. Когда приходили гости, он ласковым тихим голосом говорил: „Ледичка, а ну-ка!“. Я уже знал, что должен петь арию Ленского. В фонографе не очень четко были слышны некоторые слова, так я пел, как слышал: „Куда, куда вы увалились, златые пни моей весны?“. И эти „пни“ приносили солидный гонорар: за исполнение папа давал мне три копейки – для начинающего певца немалый гонорар. Правда, в то время я еще не знал, как разнообразно его можно истратить. Я еще ни о чем не мечтал…».
В училище Ледя выучился играть на балалайке, гитаре и скрипке. Но больше всего любил петь.
10. На вольных хлебах
Песня для Леди Вайсбейна была целой историей, которую он переживал так остро, так непосредственно, что… часто плакал.
Слово самому Утесову.
«Особенность моего исполнения заключалась не столько даже в манере пения, сколько в слезах, которые градом катились из моих глаз: мне было мучительно жаль соловья. Слушатели поднимались со своих мест, подходили к самой эстраде, восторженно и удивленно смотрели на рыдающего „соловья“. А у меня тогда и мысли не было, что когда-нибудь пение песен на эстраде станет моей профессией…».
Его врождённая музыкальность и стала спасением. Оказавшись за стенами школы без права восстановления (первый случай в 30-летней на тот момент истории училища Файга), Ледя не отчаялся. Он уже знал, что хочет делать – выступать перед зрителями.
Поскольку школы игры на музыкальных инструментах у него не было – Ледя брал уроки игры на скрипке, а на других инструментах учился играть самостоятельно – рассчитывать на карьеру музыканта в столь нежном возрасте не приходилось. Но при этом юный Вайсбейн был силён, гибок и ловок. Однажды он отправился за кулисы заезжего цирка борца Ильи Леонтьевича Бороданова и попросился в труппу.
«Что ты умеешь делать?» – спросил Бороданов. Ледя сделал сальто назад. Хозяин тут же взял его в группу гимнастов с микроскопическим гонораром.
Как отреагировал Иосиф Калманович? Устав бороться с «беспутным» сыном, он просто махнул рукой. Пусть живёт, как знает.
11. Циркач
Три года юный Лазарь Вайсбейн проработал гимнастом в цирке Бороданова. И это во многом определило судьбу будущего Утесова. Универсальный артист, способный петь, играть, выделывать самые разные номера на сцене, родился там, на арене бродячего цирка-шапито. К тому же цирковая школа дала будущему певцу великолепную физическую подготовку. Гимнаст в цирке – артист особого дарования. Это не только сальто назад или силовая стойка на руках. Это работа на грани физических возможностей, на пределе, на самом краю.
Цирковая арена – как увеличительное стекло. Публика на подобных представлениях обычно самая непритязательная (в то время). И каждая ошибка тут же замечается и «вознаграждается» по заслугам. Чтобы удержаться в труппе, несмотря на крошечные гонорары, нужно постоянно трудиться, совершенствовать мастерство, придумывать новые и новые номера.
А каждый трюк – это испытание на точность и выносливость. И постоянные тренировки – почище, чем у спортсменов, которые могут позволить себе паузу и даже пропуск соревнований. Пропустить выступление в цирке нельзя…
Элементы цирковых номеров будут в концертных программах Утесова всегда. Леонид Осипович сохранил любовь к цирку до преклонных лет. И лишь в последние годы вступлений отказался от неожиданных, очень смешных выходов и трюков. В самой же известной своей программе, которая и принесла Утесову вселенскую славу – «От трагедии до трапеции», цирковые элементы были гвоздём представления.
12. Театр миниатюр
В 1912 году 17-летний цирковой гимнаст Ледя Вайсбейн попал на представление кременчугского театра миниатюр, приехавшего в Одессу на гастроли. Загорелся, заглянул к руководству. И спустя несколько дней… уволился из цирка.
Отпустили неохотно – Ледя только-только достиг пика артистической формы, был актером даровитым и умелым. Правда, характер у него был непростой… Но у кого из хороших артистов он простой? Только у бездарностей.
Дело было сделано – Ледя стал выступать с небольшими юмористическими скетчами, вкрапляя в них и цирковые репризы, и музыкальные номера. Работа в театре миниатюр обогатила Вайсбейна умением вести диалог с залом. И для него это было легко – великолепный рассказчик, он умел удерживать внимание зала, на ходу импровизируя и раскрашивая номера только что пришедшими в голову юмористическими вставками.
Реакция у Леди была потрясающая. Кто-то нечаянно раскашляется в зале – он тут же обыгрывал это, превращая случайную помеху в объект для шутки. Да никого при этом не обидев, наоборот, заставляя «виновника» самого засмеяться над этим нечаянным происшествием.
Сольных номеров Леде Вайсбейну не доверяли – он выступал в качестве партнера со «звездами» театра миниатюр. Особых перспектив роста в этом заведении не было, но Ледя учился, постигал азы драматического мастерства, чтобы потом уйти в… драматический театр.
13. Рождение псевдонима
По рассказам самого Утесова, звучный псевдоним заставил его придумать актер Ставронский, коллега по театру миниатюр. Дело было на исходе 1912 года. Вайсбейн и Ставронский загорали на Ланжероне. Неожиданно Ставронский, который был старше и опытней Леди, предложил ему сыграть в его миниатюре «Разбитое зеркало», соблазнив гонораром в 2 рубля (неплохие по тем временам деньги).
Миниатюра была незамысловатая. По ходу сюжета денщик, которого предстояло сыграть Вайсбейну, разбивал зеркало и, чтобы скрыть это от своего офицера, становился в раму, повторяя все движения хозяина, который прихорашивался перед разбитым зеркалом.
И тут Ставронский сказал, что с такой фамилией – Вайсбейн выступать невозможно. Есть, мол, в этой фамилии что-то… стариковское. И Ледя принялся выбирать псевдоним…
Слово самому Утесову: «Я бы охотно стал Скаловым, но в Одессе уже был актер Скалов. Тогда, может быть, стать Горским? Но был в Одессе и Горский. Были и Горев, и Горин – чего только не было в Одессе! Но кроме гор и скал должны же быть в природе какие-нибудь другие возвышенности. Холм, например. Может быть, сделаться Холмским или Холмовым? Нет, в этом есть что-то кладбищенское – могильный холм… Что есть на земле еще выдающееся, мучительно думал я, стоя на Ланжероне и глядя на утес с рыбачьей хижиной. Боже мой, утесы, есть же еще утесы! Я стал вертеть это слово и так и этак. Утесин? Не годится – в окончании есть что-то простоватое, мелкое, незначительное… Утесов? – мелькнуло у меня в голове. Да, да! Утесов! Именно Утесов!».
А позже придумалось и имя – Леонид Осипович.
14. Актер
Если с фамилией пришлось «повозиться», то имя и отчество придумались быстро. Леней Ледю звали многие партнеры по провинциальной сцене – называли, как слышалось. Все же Ледя – имя редкое, а Леня, Леонид, наоборот, достаточно распространенное. Осипович – вместо Иосифович, поскольку Осипом отца называли все знакомые, друзья и даже супруга, которую отец Утесова, в свою очередь, часто величал Марией.
Новое имя моментально прижилось. Утесов! Звучно, заметно, отлично запоминается. И владелец псевдонима, который очень скоро стал единственным именем (и был даже внесен в документы), был своему новому имени под стать. Очень подвижный, фонтанирующий идеями, смешливый, сыплющий остротами – знаменитыми одесскими выражениями, воспроизвести которые может только одессит.
Новое имя словно ракета вывело Утесова на новую орбиту. В начале 1913 года он устроился в труппу Розанова, выступавшую в Большом и Малом Ришельевских театрах Одессы. В конце того же года Утесов уже выступал в Херсонском театре миниатюр. В 1914 году перешёл в передвижной театр миниатюр «Мозаика».
