Ангелов не выбирают
АП: Будем рады слышать.
ИР: «Я тоже полагаю, что очень многое в программе коммунистов соответствует требованиям высшей справедливости и духу Евангелия. Я тоже полагаю, что власть рабочих есть самая лучшая и справедливая форма власти. Но я был бы подлым лжецом перед правдой Христовой, если бы своим епископским авторитетом одобрил бы не только цели революции, но и революционный метод. Мой священный долг учить людей тому, что свобода, равенство и братство священны, но достигнуть их человечество может только по пути Христову – пути любви, кротости, отвержения от себялюбия и нравственного совершенствования. Учение Иисуса Христа и учение Карла Маркса – это два полюса, они совершенно несовместимы, и потому Христову правду попирает тот, кто, прислушиваясь к Советской власти, авторитетом церкви Христовой освящает и покрывает все ее деяния». И это сказано не где-то в дружеском кругу, а на допросе, где за каждое слово ты отвечаешь головой.
АП: Убедительно. Но вернемся к нашей теме. Итак, в 1946 году за расширенную книгу «Очерки гнойной хирургии» архиепископу Луке, – профессору Войно-Ясенецкому, была присуждена Сталинская премия I степени.
ИР: Не все так просто! Первое издание «Очерков» увидело свет в 1934 году. А второе, расширенное и дополненное, было готово уже к началу войны. Тогда, до эры антибиотиков, гнойная хирургия была на переднем плане борьбы с гнойными ранами. Сколько хирургов получили бы новейшие методы для своей работы, сколько раненых воинов она бы спасла! Но, увы, главным аргументом был запрет на религиозную деятельность профессора медицины Валентина Феликсовича Войно-Ясенецкого. И вышла книга только в 1946 году, уже после окончания Второй мировой войны!
АП: Насколько я знаю, после победы Сталин все вернул назад и продолжил гонения на церковь? А там и Хрущев…
ИР: Кстати, а вы знаете, что существует свидетельство внука святителя Луки о резолюции И. В. Сталина, наложенной на «расстрельный список», включающий фамилию Войно-Ясенецкий? Вот ее содержание, позвольте процитировать: «Разве можно расстреливать таких людей, сейчас нужна религия, а медицина тем более, создать условия, дать Сталинскую премию I, чтобы он у нас работал». Это было во время войны. А 27 января 1946 года в газете «Правда» была помещена информация о присуждении профессору Войно-Ясенецкому Сталинской премии I степени в размере 200 тысяч рублей, из которых 130 тысяч владыка отправил на помощь сиротам, жертвам фашистских оккупантов».
АП: А еще в том же 1946 году владыка Лука назначается архиепископом Симферопольским и Крымским и уезжает в Крым. Здесь он завершает работу над богословским трудом «Дух, душа и тело», в котором внимание уделяется сердцу, как органу Богопознания. Так ли?
ИР: Да-да, вы совершенно правы.
АП: Вот отсюда я прошу вас поподробнее. Как историку «выросшему на физике», мне очень близка эта работа святителя Луки. Я был просто потрясен и, читая эту книгу, каждый раз возвращался к обложке, чтобы посмотреть, кто же ее написал: православный священник или там… теософ от Елены Петровны Блаватской?
ИР: И это не удивительно, книга не простая и не случайно ее так долго не признавала наша церковь, до самого прославления владыки.
АП: Вероятно, это единственное в своем роде исследование физических явлений природы, вышедшее из-под пера православного священника!
ИР: Да, причем написанное как итог многолетней хирургической практики и бескорыстного служения церкви.
АП: Так в чем основная суть книги, на ваш взгляд?
ИР: Я так понимаю, что главное в ней – это то, что первичная энергия на планете – это духовная энергия, любовь. Которая имеет свойство распространяться на всех, и которая побудила Господа к созданию человека. И Святитель Лука – тому пример. Вот его слова: «Для хирурга не должно быть “случая”, а только живой, страдающий человек».
АП: Да-да. Здесь епископ удивил даже меня, матерого физика, глубиной своих естественно-научных познаний.
ИР: И еще: душа – в сердце человека!
АП: А я думал – в пятках.
ИР: Не ерничайте, Александр Павлович.
АП: Извините. А как вам его представление о духе? Или о соотношении плоти, души и духа как энергетических субстанций? А его рассуждения о квантовании электронной среды? А…
ИР: А вы знаете, что, когда в 1958 году архиепископ Лука полностью ослеп, он писал своей дочери: «От операции я отказался и покорно принял волю Божию быть мне слепым до самой смерти. Свою архиерейскую службу буду продолжать до конца».
АП: Кстати, его автобиография называется «Я полюбил страдания». Почему?
ИР: Это знаете откуда? Это объясняет следующая фраза из Евангелия от Луки: «Блаженны вы, когда возненавидят вас люди… за Сына Человеческого». То есть, понимаете, для него мучения от людей – это, простите, не мазохизм, а естественная реакция на служение Богу. Очень точно сказал о себе святитель: «Изгнанный за Христа на край света».
АП: «Ибо гонимы будете». А сколько лет он провел в ссылках и тюрьмах?
ИР: В тюрьмах и трех ссылках он прожил, вытерпел, переболел одиннадцать лет, но не предал Христа. И лечил тунгусов, которые никого, кроме шаманов, и не видели.
АП: А правда, что Лука пришивал больным почки молодого теленка?
ИР: Да, это не байка. Оказывается, еще до него была такая практика, когда один из хирургов пришивал к ноге больного почки свиньи.
АП: И все же, как научная деятельность может сочетаться с религиозной? Наш архиерей оказывается архисложен. Смотрите, что он говорит про себя: «Я верю в Бога, но тружусь вопреки Ему, он наказывает болезнями, а я исцеляю людей».
ИР: Насколько я знаю, эта проблема разрешалась епископом Лукой в течение всей жизни. Но если на церковную службу приходили с просьбой о срочной помощи, – он все оставлял и шел на зов страждущего.
АП: То есть все же медицина?
ИР: Но пришло время, когда он сказал своему сыну, что оставляет медицину ради служения Богу.
АП: Ну да, может, так он принял свою слепоту как подсказку Бога?
ИР: Удивительна и его кончина: 11 июня 1961 года, в День Всех Святых, в земле Российской просиявших, архиепископ Лука отошел ко Господу в возрасте 84 лет.
АП: Удивительно, после стольких лет истязаний и мучений ему было дано такое долголетие! Причем он не переставал оперировать даже в ссылках, приговаривая: «Хирургом нужно родиться. Хирург должен иметь три качества: глаз орла, сердце льва и руки женщины».
ИР: У меня есть любимая фраза святителя Луки: «Если не можешь делать для людей добро большое, постарайся совершить хотя бы малое».
АП: Да-а-а, непревзойденная доблесть и великая скромность.
ИР: В апреле 2000 года архиепископа Луку реабилитируют как жертву политических репрессий, а в августе того же года прославляют в сонме новомучеников и исповедников Российских.
АП: Он прославлен только в нашей стране?
ИР: Не только. Я был в Греции у архимандрита Нектария (Антонопулуса), игумена Спасо-Преображенского монастыря «Сагмата». Он создал музей в часовне святителя Луки, написал книги о нем, организовал две международные конференции в Афинах, посвященные святителю Луке.
АП: Твердость в вере одного рождает преданность другого.
ИР: Это правда. Любовь и преданность отца Нектария владыке Луке безмерны. Наверно, вы знаете, что зафиксированы случаи чудесного исцеления больных по молитвам святителя.
АП: Расскажите.
ИР: Так, у юного пианиста Назара Стадниченко прихлопом двери были оторваны фаланги пальцев. Мальчик истово молился Святителю и произошло невозможное: у Назара выросли пальцы, и мальчик продолжил свою концертную деятельность.
АП: Это выше человеческого понимания!
ИР: Но есть свидетельства докторов и все результаты обследования!
АП: Да, я был на передачах, где все эти документы и кинохроника демонстрировались!
ИР: А как вам отчеты отца Нектария, когда в греческих больницах вдруг происходили случаи таинственных исцелений, при этом пациенты видели во сне седого бородатого большого человека, который проводил им операцию. Нередко на теле у больных оставались послеоперационные шрамы.
АП: Просто фантастика какая-то!
ИР: Кроме всего, отец Нектарий создал программу «Мост любви» и детский лагерь «Дети святителя Луки». А еще он проехал по всем местам, куда был сослан Святитель, и приглашал русских детей-сирот на отдых в Грецию. К сожалению, из-за экономического кризиса в Греции программа сейчас не действует, но отец Нектарий продолжает молиться святителю Луке о помощи.
АП: Если мы хотим, чтобы «Мост любви» соединял и исцелял детские души, вспомним завет святителя Луки: «Главное в жизни – делать добро. Если не можешь делать для людей добро большое, постарайся совершить хотя бы малое».
На этой великой ноте мы обращаемся ко всем, кто может помочь русским детям отдохнуть в греческом лагере – хоть малой толикой поддержите это благородное дело! Спасибо!
А напоследок – уже ставший традиционным вопрос: назовите, пожалуйста, три основных качества русского человека.
До новых встреч, дорогие телезрители. С вами была программа «История рядом с нами», наш гость – журналист Игорь Родионович Ивачев – и ваш постоянный ведущий Александр Павлович Романцев.
Оставайтесь с нами и никогда не отчаивайтесь, как учит нас своею святой жизнью Лука Крымский. И помните: куда бы вы ни пошли – ваша история следует за вами!
Глава 10
Каждый выбирает по себе…
Как ни странно, именно в Германии Маша неожиданно для себя обрела духовника. Не в России, где храм стоял во дворе ее дома, не среди русских священников, а здесь, на немецкой земле, она, внучка священника, встретила своего первого наставника.
– Батюшка, все же, почему православие и русский язык? – спросила она отца Фому при очередной встрече. Теперь все чаще между дежурствами она заходила к нему в храм. И постепенно привыкла и к его немецкой аккуратности, и мюнхенскому акценту.
Служба в храме закончилась, и на душе было так тихо, как в детстве. Маша рассказала священнику о себе, об отце, о своем странном пациенте. Потом стала спрашивать сама.
– Почему? Не знаю. Я считаю, что Господь нас фсех федет.
– Вы чувствуете на себе «руку Бога»?
– Фее мы чувствуем. А фы разве нет?
Маша задумалась.
– Наверное. Хотела на исторический, и вдруг – медицинский. Сама ведь не выбирала – так сложилось. И сейчас… жила в России, и вдруг – Германия… Тоже не выбирала – за один день все решилось. Я в ЦКБ в Москве работала. А там герр Хофман был на практике…
– Фот и у меня… Священник, хотя учился на архитектора. И живу в России, хотя родился тут, в Германии.
– Ay вас кто-нибудь: деды, дяди, ну, кто-нибудь – воевал во Вторую мМировую?
Маша спросила и сразу пожалела о своем вопросе: «Дура! Вот дура, вечно я со своим историческим анализом…»
Отец Фома почувствовал смущение девушки и взял ее ладошку в свои большие руки.
– Мой дед… Он прошел по Красной площади.
– Как?
– Пленным.
– Ух ты! А вы теперь в России служите! Вот и… – Маша снова запнулась.
– Да. Расплата, хотите фы сказать? Так часто гофорят – я слышу. Дед грешил, а я отмаливаю.
– Да нет… – совсем смутилась Маша.
– Я молюсь за сфоего деда. Он был солдат.
– Вас понимают родные?
– Нет, конечно. Просто я стал задавать фопросы, на которые нет отфетов у себя здесь. И поехал в Россию. Закончил семинарию… Женился…
– А! Вот как глубоко…
– Да. Я учился в Троице-Сергиефой Лафре. Ф Семинарии. Там фстретил дефушку. Она приехала из Польши учиться на регента и – фее…
– Постойте, отец Фома, вы хотите сказать, что вы женились не на русской женщине, а на польской?
– Да.
– В России?
– Да.
– Вы немец, православный немец, нашли себе в России православную полячку?
– Да, – широко улыбнулся священник. – По милости Божьей.
– Вот это да-а-а-а! Не удивительно, что вас не понимают родные.
– Они долго прифыкали. Фее у меня для них «не типично, не по-немецки». У меня здесь, в Германии, остался друг – фрескописец – серб, Драган. Фот он-то и говорил много с моей мамой, папой, сестрами. Фее им объяснял. И еще его русский друг, зовут Адмирал. Он настоящий дипломат!
– А иконы Драгана можно увидеть?
– Фрески. Они пишут фрески. И здесь немного есть… и… тут не далеко… э…
– Где? – Маша поднялась со скамьи.
– В Черногории и Сербии – тут пара часоф на хорошей скорости, – засмеялся отец Фома. – Фот там очень, ОЧЕНЬ много его фресок.
– Шутник вы, батюшка. А ваши родные стали тоже православными?
– Пока нет. Но постепенно они стали понимать, почему я фыбрал такую жизнь.
– Так вы служите не в этом храме?
– Я сейчас в отпуске и немного служу здесь. А через пару дней фернусь в Москфу и буду служить у себя. На Новослободской. Фернетесь – найдете меня там.
– А когда я вернусь? – Маша пожала плечами.
– Думаю, что мы с фами увидимся завтра, – улыбнулся отец Фома. – Фы далеко живете?
– Нет, тут рядом. Возле больницы снимаю квартиру… Только, батюшка, я через час заступаю на дежурство. Теперь только через сутки буду свободна.
– Ну тогда и приходите, – повернулся к девушке священник. В его глазах горели теплые искорки. Лишь позже Маша поняла, что это – свет искренней веры.
МежглавиеПетр Алексеевич лежал в высоких подушках. Силы покинули его.
Спать не мог, мучил вопрос: на кого он оставит Россию?
И даже измена жены и предательство любимца Меншикова не обжигали так остро.
Почему у него нет наследника? Почему близкие по духу люди оказались так далеко?
Петр поднял глаза и посмотрел на Романцева.
– Я сделал Россию великой. Великой морской империей! Я вместе с мужиками корабли рубил!
– А кто рубил бороды боярам и головы стрельцам? – Романцев вперил в него испытующий взгляд.
– Ну и что? Зато я построил новое государство!
– Да. Ты построил новое государство, но не сумел построить новый народ.
– Я сделал больше – я создал новую аристократию, вышедшую из этого самого народа! Мой Меншиков – из конюхов…
Романцев прервал Петра.
– В этом ты схож с Наполеоном, который тоже добился великих побед, потому что в ранце каждого его солдата был маршальский жезл. Правда, закончил он плохо.
– Кто таков?
– Французский император.
– Ты лжец! Я не знаю такового!
– Нет, государь. Вы разминетесь во времени.
…Романцев открыл глаза: перед ним на стуле сидела фрау Катарина.
– Стоят ли успехи государства духовного разрушения? – задумчиво произнес он.
Сиделка подскочила на стуле:
– Что ви сказайт? – пыталась выговорить пожилая женщина, которая «никак не понимать рюских».
* * *Алла Борисовна нервно ходила по гостиничному номеру, а ее дочь, забравшись с ногами на диван, следила за голубями, воркующими за окном.
– Боже, как я устала! Когда же мы, наконец, вернемся домой? Совсем ничего не хочется от усталости. А завтра – снова… – Она присела на краешек дивана к дочери. – Что делать?
– Расслабься. – Лена стала массировать красивые плечи мамы. – Вон какая вся напряженная.
– Все равно… какое-то волнение. Может, нужно было остаться в клинике?
– Не переживай, а? Там же сиделка. Что говорят врачи?
– Да что они могут! – в сердцах дернула плечами Алла. – Время – вот наш лечащий врач. Главный.
– А-а-а! Кстати, вот что я хотела тебе сказать, – оживилась Ленка. – Мне тут в фейсбуке написала Наташка Ефимова…
Алла Борисовна махнула рукой:
– Никогда она мне не нравилась. Пустая девчонка.
– Нет, мам, она сейчас в Берлине живет, учится…
– Учится? Ефимова? И на кого?
– Пиар…
– Ну разве что. Каждый выбирает по себе…
– Что?
– Да это стих такой… «Каждый выбирает по себе ⁄ Женщину, профессию и друга»… – кажется, так… Я помню, как мы с ее отцом на родительских собраниях отдувались за вас!
– Мама! – вскинулась Ленка. – Я-то хорошо училась!
– А как себя вела? Кто класс подговорил с уроков сбежать? А кто в девятом…
– Кстати, а ты знаешь, что Андрей Сергеевич в Мюнхене?
– В Мюнхене? А почему не в Берлине?
– У него командировка, Наташка написала. Хотела с ним приехать, но завалила зачет. Приедет после сессии.
– Ну вот и хорошо. Сходишь с подругой в ресторан, в музей… Развеешься.
– А-а-а, кстати, мама! А может, и ты развеешься? Я сейчас напишу Наташке, пусть телефон дяди Андрея сбросит.
– Ну, нет, Лена…
– А почему?
– Потому что ты сама знаешь «почему».
– Ну, ты же только что сама жаловалась… Посидишь в ресторанчике с дядей Андреем. Вспомните, как сидели вместе на школьном собрании, а?
– Ах! – вскинулась Алла Борисовна. – А ты знаешь, мы даже всегда с ним за одной партой сидели, как вы с Наташкой.
Он даже прозвал меня «одноклассницей», – засмеялась своим воспоминаниям Алла.
– Вот и хорошо! – Лена заглянула в планшет. – Вот и телефончик Наташка скинула.
Быстро набрала номер.
– Алло, дядя Андрей? Здравствуйте. Отгадайте, кто это. А вот и нет. Это Лена Романцева. А знаете, что мы с мамой делаем?.. Правильно, все наоборот. Мы скучаем?.. А на какой улице вы скучаете?.. Не может быть! Что вы говорите?.. Так близко?.. Поскучать вместе? – Лена выразительно посмотрела на мать. – Ну, не знаю, уговорю ли ее. Она ведь у нас не сговорчивая… Да. Передаю трубку. Попробуйте вы. Может, у вас получится.
Алла Борисовна, скрывая волнение, взяла трубку.
– Алло, – томным голосом произнесла она. Дочь сделала ей знак окей. – Здравствуйте, Андрей Сергеевич. Да-да, совершенно верно, – улыбнулась она дочери. – Ваша «одноклассница». – Лицо ее вдруг вытянулось:
– С мужем? Ну-у-у… – тянула она фразу. – Все по-прежнему. Уже скоро год… Спасибо….
– Куда пойти?.. Ну-у-у… Может быть… Что?.. Хорошо… Да… Ну-у-у, может быть, завтра?
Лена замахала руками.
– Что вы говорите, я не расслышала… Уезжаете? Ну, хорошо. Тогда… на Мариенплац? Пускай будет в этом ресторане. Когда?.. Нет! Это рано, я не успею собраться. Может быть, часа через два? – Алла Борисовна вопросительно посмотрела на дочь, та энергично закивала головой. – Хорошо. Тогда – до встречи!
* * *Маленький уютный ресторанчик, каких много в Германии: мягкий свет и приятная музыка, вежливые официанты и свежее пиво.
Алла Борисовна опоздала на полчаса. На ней было длинное зеленое платье, так шедшее к ее глазам и рыжим кудрям.
Волосы Лена помогла ей уложить так, чтобы открыть покатые плечи. Андрей Сергеевич встал, широко улыбнулся и, галантно поцеловав даме руку, пригласил ее к столу. В глазах Андрея Сергеевича читалось восхищение.
– Вы совсем не изменились!
– Что? Опять опоздала на собрание? – обворожительно улыбнулась Алла.
– О нет! Вы так же прекрасны! Как пять лет назад. Или… стойте! По-моему, вы стали еще красивей!
Алла махнула рукой.
– Вы пробовали немецкое пиво? – Андрей Сергеевич, высокий жгучий брюнет с проседью и пронзительными карими глазами смотрел на нее с понимающей улыбкой.
– Я бы предпочла бокал красного вина.
– Сухого?
– Конечно! Каждый выбирает по себе…
– Что?
– Да так, крутится с утра….
– А вы помните, как мы однажды после собрания зашли в кафешку…
– Снимали стресс?
– Еще бы, мою Наташку чуть не выгнали со школы за неуспеваемость…
– А мою Леночку – за поведение!
– Нет, Алла Борисовна! Подумать только, папа – литературный критик, а у дочки пара по литературе!
– Нет, Андрей Сергеевич! А моя-то что тогда натворила, помните?
– Очередной бунт в классе?
– Да того хуже! Засунула в дверной замок зубчик от расчески, и учитель не смог открыть математический класс! Уроки по математике на весь день были сорваны! – Алла рассмеялась. – Представляете? Во всех классах! Пришлось ломать дверь! Саша потом новый замок вставлял.
– Кстати, как он?
– Пока не очень. – Ее лицо побледнело.
– А что врачи говорят?
– Да что они могут? Время – вот лучший доктор.
– Я понял. А как дети? Мне Наташка говорила, что Лена защитила диплом и?..
– И работает по специальности. Юрист на телевидении.
– Хорошо. А сын… кажется, Игорь?
– Пошел в отца. Сейчас он с нашим помощником Георгием, вы знаете его…
– Нет.
– Ну, не важно… Друг Александра Павловича.
– И что сын?
– Ведет отцовский бизнес.
– А вы знаете последний анекдот о деловом партнере?
– Не люблю я анекдотов… – Алла капризно поджала полные губы.
Вошел официант.
– Так, – Ефимов взял меню. – Хотите немецкую кухню или…
– А есть суши?
– Есть! Я тоже люблю японскую.
– Ну, тогда сами и заказывайте.
Андрей Сергеевич повернулся к официанту и на хорошем немецком произнес:
– Два мисо, две «Калифорнии», две «Филадельфии», суши с тунцом и гребешком, пожалуйста, и салат чука. Так, и, конечно же, чай… Вам какой? – по-русски спросил он Аллу.
Та ответила по-немецки:
– Зеленый. С жасмином.
– Гут. А что на десерт?
– О! Я сладкого не ем.
– Ну, тогда с вашего позволения, я закажу себе берлинское пирожное.
– Здесь только мюнхенское! – улыбнулась Алла.
– Да? Ну и хорошо. Берлинским меня Наташка перекормила.
– Как она?
– Вроде бы поумнела, 23 годика, никак!
– Я в ее возрасте уже мамой была! – с гордостью сказала Алла Борисовна.
– За что будем пить? – Андрей Сергеевич вопросительно приподнял правую бровь.
– Есть предложения?
– За встречу старых друзей!
Они сдвинули бокалы. Подошел официант и принес свечу. Когда он ее зажег, все преобразилось. В мерцании трепетного огня Алла Борисовна казалась еще моложе, а кафе – еще сказочней.
– Ой, Аллочка Борисовна, как же я мечтаю стать дедом. На рыбалку с внуком ходить, в театр его водить, в футбол играть… а они не хотят…
– И что, Арсений тоже бунтует?
– Да окопался в своем Париже и все про свободную любовь талдычит.
– У меня тоже Игореха не спешит. Говорит, не время ему. Хоть бы Лена что ли влюбилась в кого!
– Нет, Аллочка Борисовна, уж кого-кого, а вас – он сознательно нажал на «вас» – я бабушкой не представляю.
– Я, между прочим, очень семейная барышня и буду отменной бабушкой, вот увидите. Мы с внучкой пироги будем печь, цветочки разводить на даче…
– Тогда предлагаю выпить за бабушек: красивых, элегантных и умных!
– Подождите, Андрей Сергеевич. Не будем торопиться!
– Точно. Тогда еще и за скромных!
Алла Борисовна рассмеялась.
– О нет! Я предлагаю выпить за наших детей!
Официант принес заказ.
– Нет уж! Пускай за себя они выпьют сами, а мы выпьем за нас! Кстати, вот и наши суши! Налегаем?
– Не знаю. У меня что-то нет особого аппетита.
– Тогда мы его сейчас разбудим! – Андрей Сергеевич посмотрел на официанта, и тот долил вина в бокал Романцевой.
– За что?
– За… дружбу!
Лицо ее разрумянилось, в глазах заиграли золотые искорки свечи.
– А хотите анекдот? – улыбнувшись, произнесла она.
Ефимов расхохотался, театрально запрокинув голову.
– Вы же не любите анекдотов?
– А сейчас могу себе позволить! Вот слушай. Звонит мне перед отлетом один знакомый и говорит: «Послушай, а тебе нужен телевизор? Такой большой, цветной!» – «Плазма что-ли?» – «Да нет, не совсем. Но очень хороший!» – «Послушайте, Славик, – говорю я ему, – а чего это вы такой сегодня добрый?» Тут мой приятель замялся: «Да, понимаете, кошку мне нужно пристроить!» – «А что так?» – настаиваю я. «Да… жена сказала: либо я, либо кошка…» – «И что же вы выбрали?» – не унимаюсь я. – «Да… Понимаете, жену труднее пристроить, даже с такой доплатой. А потом… она обратную дорогу знает!»
Андрей от души рассмеялся.
В этот момент раздался телефонный звонок.
– Боже мой, кому я еще сегодня понадобилась? – игриво улыбнувшись, Алла взяла трубку.
– Алло? Да, это я… Что-о-о?
Андрей Сергеевич увидел, как красивое лицо женщины вдруг исказилось немым плачем и окаменело.
Интервью № 11
Золотой век тайной науки
АП: Дорогие друзья, тема нашей сегодняшней встречи – Алхимия духа, основанная на алхимии слова. Алхимики ведут начало своей науки от Гермеса Трисмегиста – Гермеса Триждывеличайшего, сочетающего в себе черты египетского Тота – бога мудрости и письма и греческого Гермеса. В христианской традиции искусство делать золото называлось герметическим. Свои сосуды алхимики запечатывали печатью с изображением Гермеса – отсюда выражение «герметически закрытый». И сегодня я предлагаю герметически открыть, или разгерметизировать, запретную тему. И поможет мне в этом учитель биологии и химии, а главное – прекрасный поэт – Петр Федорович Купцов. При чем тут словесность – спросите вы? Я вам отвечу: слово – это золото высшей пробы.