Как-то раз мы слышали о Метрополисе. Рассказывали, что это город, где живут «рожденные летать». Никто не знал, где он находится. В Федерации Юга думали, что город расположен в Федерации Севера. Люди говорили, что там вербуют южан, чтобы обучить противников империи Юга. Тема была закрытой. Но даже будучи таковой, про этот город говорили, как о чистилище, где воспитывают людей, способных убивать без жалости. Говорили, что этим оружием Федерация Севера намерена захватить Федерацию Юга, а его жителей превратить в рабов. Но никто не мог бы подумать, что Метрополис находится недалеко от столицы Федерации Юга.
Я стоял на краю скалы, глядя на этот грандиозный город, состоящий примерно из сотни зданий. Представьте себе огромную прямоугольную «тарелку», на которой уместилась бы целая деревня. Эта деревня с громадной башней в центре, и несколькими трехэтажными зданиями и маленькими домами вокруг, расположилась на дне этой «тарелки». Получалось, что город был не видим со всех сторон, а чтобы попасть в него, нужно было прыгнуть на высоту восьмиэтажного здания. Взобраться на скалу было невозможно из-за отполированных стен.
Издалека было сложно понять предназначение городских объектов. Можно лишь догадаться, что двухэтажные дома – это жилые комплексы. Возможно, здесь также имелись медпункт, пожарное отделение и школа. Некоторые здания и люди вокруг них напоминали о своих функциях.
– Мы направляемся к Созерцающей башне, где заседает Совет Нового времени, – тихо произнес Либеро, указывая на башню в центре города. Мы двинулись в ту сторону.
Я не мог отделаться от чувства удивления, даже восхищения. Эти здания были построены «рожденными летать», и я не представлял, сколько сил и времени понадобилось, чтобы возвести все это на вершине горы. Да и как они вообще нашли эту место?
– Но как, Либеро? Как все это возможно? – не удержался я от вопроса.
– Когда-то давно внутри этой горы взорвали новый тип бомбы. Я уже рассказывал тебе. Новости пестрили заголовками о том, что гору удалось буквально разорвать, разнести в щепки. Так образовалась эта местность. Эта прямоугольная скала – сердце горы. Понятия не имею, почему она не разлетелась на куски, как другие валуны вокруг. Говорят, взрывная волна рассекала камни, словно сабля, сверху и с четырех сторон, как ты обычно режешь хлеб. Сразу после этого началась война. – Он остановился, глядя на меня, а затем отвел взгляд в сторону. – Естественно, не из-за этого «эксперимента», а из-за чего-то другого. Просто испытание этой бомбы совпало с Мировой.
С течением времени об этой местности забыли.
Он снова зашагал к Созерцающей башни. Мы вступили в городок и проходили мимо уютно обустроенных жилых кварталов. Народу было много, и все провожали нас весьма странными взглядами. Но главное отличие этих людей от тех, что на земле, – они намного живее. Жители Метрополиса полны какой-то позитивной энергии, излучающей доброту. Мне это показалось вдвойне удивительным.
– За 50 лет дожди смыли радиацию в почву. Кстати, внизу, на земле, сейчас опаснее, чем у нас. Я не знаю, почему эту местность не исследовали, она никому не была интересна. Здесь люди пропадали, а внизу заселились волки, так что маленьким отрядам здесь опасно гулять: можно заблудиться или встретить неприятелей. Поэтому эти каменные джунгли – бермудский треугольник и отличное место для нашей базы.
Последние два слова я не понял. Их значение мне объяснили позже. Я подумал, что это, наверное, какой-то лабиринт.
Тем временем горожане плотным кольцом окружили нас. Некоторые даже здоровались с Либеро: «Доброй ночи, магистр», – говорили они. Улочки становились все шире и шире. Мои предположения частично подтверждались. Мы прошли рядом со школой, потом преодолели территорию больницы.
Здания города – это модульные объекты. Такие объекты обычно изготавливаются на заводе и доставляются на место, где их доделывают. При желании их можно демонтировать и перенести в другое место.
– Либеро, а почему город назвали Метрополисом? – спросил я.
– Название не связано с общепринятым значением этого слова. Когда началась ядерная война, люди спасались в метро – в подземных туннелях с поездами. Метро стало их пристанищем, спасением. Эта же местность стала пристанищем для инакомыслящих. Основатель нашего ордена решил так назвать город, – ответил парень.
Мы вышли на площадь, где возвышалась Созерцающая башня. Либеро объяснил, что в ней заседает управляющий совет Ордена и Метрополиса, который готовит новый мировой порядок.
Башня высотой около 30 метров, диаметром в 10 метров напоминала пластиковые цилиндры, сложенные друг на друга. Наверху располагалась смотровая башня с обзорным помещением, похожим на летающую тарелку. В этот момент из клубов дыма, неожиданно охватившего небо, выглянула Луна, и Созерцающая башня засияла, словно маяк в пустыне. «Как же это не предусмотрительно», – подумал я, предположив, что здание рассеивает солнечные лучи на далекие расстояния.
– Напоминает фонарь, да? – ухмыльнулся Либеро, словно читая мои мысли. – Не бойся, эту башню никто не видит. Она полностью из особого стекла, которое не отражает, а поглощает свет. Так она вырабатывает электроэнергию для здания и близлежащих домов.
Электроэнергия в Федерации Юга была роскошью. Оставшиеся целыми ТЭЦ снабжали ею только для правительственные здания и некоторые социальные объекты. Возможно, она еще поступала в дом министров. Но простые люди были ее лишены. Обычно электричество давали по графику.
Поэтому я был крайне удивлен, каким образом этим людям посереди каменных джунглей удалось построить солнечную электростанцию. Я слышал, что 200 лет назад люди могли добывать электроэнергию из воды, солнца и ветра. Но эти технологии давно были утеряны, а мы не смогли их возродить. Людей, которые знали, как работают электростанции, давно нет. Их дело никто не продолжает.
– Не удивляйся, эти технологий очень просты, – ухмыльнулся Либеро. – Бумаги, которые мы собирали из разных уголков Федерации, ясно объяснили, как построить энергосберегающие здания. Запасенной за день энергии солнца нам хватит на две ночи.
Мы подошли к главной двери башни, где нас встретили два охранника. Они кивнули Либеро в знак приветствия.
– Вот так, – подытожил Либеро. – Когда мы свергнем режим Верховного президента Висы, возродим эти технологий.
Он произнес это твердо, будто сам досконально разбирался в их работе.
– Магистр Либеро, этот человек с вами? – спросил один из охранников. – Вход в Созерцающую башню посторонним запрещен.
– Да, Ронг, это мой друг Эдмунд, – ответил Либеро. – Я ручаюсь за него.
Я на мгновение заглянул в глаза Ронга. Этого мимолетного взгляда хватило, чтобы составить короткий психологический портрет. Казалось, подобная процедура была совершенно излишней. Но именно она помогла мне обратить внимание на другую важную деталь в Метрополисе, что в свою очередь привело меня, можно сказать, к открытию.
Ронгу было лет 26, не больше. На правой щеке красовался длинный шрам, тянувшийся от глаза к губе. Но он не уродовало его. Напротив, в его лице читалась некая «роспись» бунтовщика. Правый глаз сверкал, словно говоря, что внутренняя энергия у этого человека бьет ключом, и он готов вступить в бой в любую секунду. Второй же был прикрыт длинной спадающей челкой.
Несмотря на поздний час, на площади собиралось все больше людей. Я не мог не обратить внимания на это столпотворение. Обернувшись от охранника, я увидел, что нас окружала исключительно молодежь. В Метрополисе собрались молодые парни и девушки, чей возраст подходил для отправки в армию или на двухлетние курсы гражданина Федерации Юга.
На этих курсах молодежи «промывают мозги», превращая их в ярых патриотов Федерации, работников министерств и так далее. Правда, там их также обучают грамматике и математике, но зависимости от будущей функции в Федерации. Да, не удивляться, в этой стране людей обучают только к 23 годам, некоторых даже раньше. До этого дети и молодые люди являются чернорабочими. Видимо, единственный, кому повезло, это я.
Меня вырвало из раздумий, когда Ронг снова обратился к Либеро.
– Сегодня в Созерцающей башне заседает Совет Нового времени. Посторонним присутствовать не разрешно, – сказал Ронг, пристально глядя на Либеро.
– Я веду Эдмунда на заседание Совета. Я буду ходатайствовать о его кандидатуре на пост 13-го магистра. Он нам очень нужен, – проговорил Либеро, четко произнося каждое слово, словно сообщая важную новость.
Его заявление выдернуло меня из мира грез. Прошло всего полсуток, а Либеро уже заявил, что полностью мне доверяет. К своему удивлению, я не стал искать оправданий или предлогов для отказа. В какой-то момент мой мозг будто бы сказал: «Соглашайся». Мне оставалось лишь взглянуть в лицо охраннику и глупо улыбнуться. Тот вопросительно скривил губы и пропустил нас в Созерцающую башню.
– Вы вербуете молодежь? Я только сейчас заметил, что в Метрополисе живут только молодые парни и девушки, – начал я, вступая в просторный холл, откуда веяло легким холодным ветерком.
На потолке холла висела громадная люстра с пятью лампочками, которые, кстати, горели, как Олимпийский факел.
– Вербуем? – ухмыльнулся Либеро, идя следом за мной. – Нет, мы не вербуем. Мы даем шанс тем, кто его ищет. Но если серьезно, многие твердят, что новый мир должны строить те, у кого больше опыта. Мы же уверены, что его способны построить те, кому принадлежит настоящее. А настоящее – за молодежью. Это древняя формула, ты, наверное, ее знаешь: прошлое – нашим родителям, настоящее – нам, а будущее – нашим детям.
Либеро вещал медленно, изредка жестикулируя, будто боялся, что я не пойму его видения. Его шаги эхом разносились по холлу, пока мы направлялись к лестнице. Лишь взглянув на пол, я осознал, что он был мраморным. Стены же, по всей видимости, были из цемента, покрытого толстым слоем известняка. В зале висели несколько картин, которых я никогда не встречал. По правую сторону закругленной лестницы возвышалась статуя женщины с крылом за спиной и лавровым венком в руках.
– Древнегреческая богиня Ника, – произнес я, провожая статую взглядом. О ней я в старинной книге отца.
– А почему Совет заседает в полночь? Вы вообще спите по ночам? – спросил я Либеро, когда мы отошли от памятника.
– Конечно, брат, – ответил он.
В этом здании витал легкий сквозняк, пахло сыростью. Но оно не было грязным, как я мог бы предположить. К тому же, здесь можно спасатись от невыносимой дневной жары. Мы пересекли холл и подошли к лестнице. Прислушавшись, я услышал чьи-то шаги сверху.
– Не всегда у нас тут многолюдно, вот и кажется, будто башня принадлежит только Либеро. Но это не так, – раздался женский голос послышался следом за шагами, но хозяйки их пока я не было видно. Лишь через несколько секунд из-за перил на верхнем этаже показались изящные ножки, затем подол красного платья, далее грудь, и, наконец, я смог заглянуть в глаза «призрака из верхнего этажа». К нам спускалась девушка лет 24-х. Она не отводила подозрительных голубых глаз от моих. Длинная коса лежала на правом плече, золотистые волосы переливались в тусклом свете лампы на лестнице. Она нервно кусала губы, окрашенные ярко-красный цвет. Потирая ладони, дама медленно подошла к нам и остановилась справа от Либеро.
– Либеро – мастер портить чужую жизнь. Готов поспорить, у тебя даже не было времени подумать? Он, небось, толком не объяснил, почему за ним охотится армия полиции порядка. Я права? – произнесла она скучающим голосом.
Теперь ее взгляд упал на Либеро. Он опустил голову и произнес с чувством вины:
– Брат, это Ариэль. Она член Совета Нового времени и… моя невеста, – сообщил Либеро с таким тоном, будто зачитал сам себе приговор.
Я невольно протянул руку, или лучше сказать, взял ее руку и начал трясти от волнения. Глупая улыбка не сходила у меня с лица.
– Очень приятно, меня зовут Эдмунд. Я инспектор Министерства устранения разногласий. И кстати, вы правы, – ответил я, не выпуская ее руку. Но произнеся это, я вдруг с опасением осознал, что признался, где я работаю.
– И естественно, Либеро привел шпиона, – заявила она, освобождая свою руку из моего захвата и, видимо, подтвердив мои опасения.
Я понимал ее недоверчивость. Глядя на то, как вел Либеро, именно это сейчас нужно «рожденным летать».
– Теперь я вряд ли для них шпион, скорее, предатель. Самое меньшее, что они могут со мной сделать – казнить. Один стражников обещал казнить меня без суда и следствия, но Либеро спас меня, – поспешил добавить я, потирая свою руку от боли. Когда она освобождала свою руку, то больно ущипнула меня за палец.
Мне показалось, что я не уживусь в новом коллективе, пока рядом будет находиться эта девушка. Она пронзила меня взглядом, как будто оценивая, могу ли я себя чем-то выдать. Через несколько секунд ее выражение лица изменилось на что-то вроде: «Хотелось бы его придушить».
– Эдмунд не шпион. Он рискнул своей жизнью, чтобы спасти мою. Ты просто не видела этого. В любом случае, теперь он – мой лучший друг. За свои 20 лет я еще никогда не видел, чтобы человек был готов пожертвовать своей жизнью, чтобы спасти чужую. Если бы не Эд, я бы томился в тюрьме «Одинокий глаз», – сказал Либеро.
«Самое ужасное в нашей нынешней жизни – это то, что она разрушает наше доверие ко всему. Ты либо одинок, либо тебя постоянно предают. Вот к чему приводит атмосфера недоверия».
Ариэль косо посмотрела на меня. Когда она наконец поняла, что сказал Либеро, ее глаза расширились от страха. Она повернулась к Либеро, с силой стиснула его плечи и прошептала, не сводя с него пристального взгляда:
– Почему? Опять?
– Это было задание Совета Нового времени. Министр устранения разногласий – помощник Верховного президента Виса по вопросам пропаганды Освальд Уолкред спрятал документ, который нам был нужен, в своем кабинете, в министерстве. Представляешь? Мне пришлось заявиться к нему на прием без предварительной записи. Он был немного растерян.
Однако Ариэль не дала Либеро договорить эту занимательную историю. Она резко схватила его за руку и потащила вверх по лестнице. Либеро, в свою очередь, схватился за мою руку, и теперь девушка тащила вверх по лестнице уже двоих.
– Вот почему они хотят начать операцию.
– Но мы еще не готовы, – пробормотал Либеро.
Мы поднялись на третий этажа. Коридор был настолько тесным, что напоминал лифт. Прямо перед нами находилась дверь, за которой виднелись силуэты людей. Ариэль приоткрыла дверь и пропустила нас в зал.
Глава 4. Совет Нового времени
Я без колебаний шагнул в зал заседаний, чувствуя себя так, будто бывал здесь уже не раз. Удивительно, как быстро человек привыкает к переменам, обретая уверенность. Лишь потом мое слабое зрение позволило разглядеть десяток человек, сидящих в большом овальном кабинете. Признаться, я был в ужасе. Страх заставил меня сделать шаг назад.
– В наше время нельзя делать шаг назад! – громогласно воскликнул один из магистров, восседавший во главе круглого стола.
Тусклый свет огромной люстры освещал центр комнаты, а точнее, центр круглого стола, где были размещены четыре огромных монитора.
– Реймонд, коллеги, позвольте представить вам Эдмунда, – произнес Либеро, вновь подталкивая меня меня вперед. Я двинулся вперед, ощущая на себе недоуменные взгляды. Скорее не удивление, а недоверие читалось в их глазах.
«Неужели, я сейчас рядом с руководителями сопротивления», – пронеслась в голове мысль, а мои пальцы невольно сжались. Либеро, уловив мою растерянность, подвел меня к ближайшему стулу и помог сесть. Ариэль, все это время наблюдавшая за нами скрестив руки, тоже села за стол, напротив Либеро. Остальные магистры, словно пробудившиеся ото сна, обратили свои взгляды на нас. Стульев, как ни странно, всем хватило. Я окинул взглядом собравшихся: слева направо – 13 человек, включая меня. Все они, на вид, не старше 30-ти. «Какие же они молодые», – подумал я. Словно собрание подростков. Сложно представить, что эта юная компания уже 20 лет доставляет столько хлопот правительству. За их поимку полиция порядка обещает солидную награду. Но, парадокс, в лицо их никто не знает, не говоря уже об именах. Поразительно, как им удается скрываться все это время. Возможно, из-за юности они просто не попадают в поле зрения правительственных силовых структур. Ну что может сделать этот наивный, полный юношеского максимализма взгляд?
Гробовая тишина. Реймонд, самый главный из собравшихся, открыл миниатюрный блокнот и что-то начертал в нем ручкой.
– Итак, Эдмунд. Мы привыкли доверять интуиции Либеро…, она не раз нас спасала. И если он привел тебя к нам, значит это нужно нам. И я надеюсь, что в этот раз он снова не ошибся и привел нужного человека, а не шпиона, – медленно говорил Реймонд. Его рука то сжимала, то опускала ручку, словно проверяя ее на прочность. В какой-то момент мне показалось, что он ее сломает… ручку, конечно.
Реймонд был типичным «ботаником», лет 27-28. Возможно, он был старше всех здесь. Выглядел он важно. Серый костюм, брюки и белая рубашка сидели на нем идеально. Однако, было невозможно не заметить, как ему жарко в этом наряде. Он постоянно тянулся указательным пальцем к шее, подправляя воротник. Казалось, будто его что-то душило.
Коротко стриженные черные волосы поблескивали от капель пота, выступивших на лбу. Сам он то и дело облизывал красные, потрескавшиеся от жары губы. Веки на глазах закрывались и открывались очень медленно, словно в замедленном видеоролике. Но сами глаза блестели, словно два жемчуга или капельки воды на солнце. «В них таилась энергия и жизнь, запертые на «черный день», – подумал я.
Длинными пальцами, он вертел ручку. Неожиданно он взял ее в правую руку и навел в сторону Либеро, как будто целясь из волшебной палочки:
– Итак, Либеро, ты сумел достать нужную нам информацию в Министерстве устранения разногласии?
– Брат, пришлось взорвать дверь кабинета министра… Громыхнуло знатно! – начал он, но его перебил блондин, сидевший рядом.
– Что ты сделал?! Взорвав дверь, ты бы ни за что не вышел из здания! – воскликнул он, вскочив со стула.
– Не вышел бы. За мной увязались полицейские. Но благодаря этому парню…, – Либеро положил правую руку на мое левое плечо (я поперхнулся водой), – я благополучно покинул министерство.
Либеро встал и начал расхаживать вокруг круглого стола. Видимо, он не любил сидеть, когда делился своими историями с дюжиной слушателей. Он отточил свой голос, и его речь лилась четко, выразительно:
– К сожалению, один блюстителей порядка узнал, что этот юноша помог мне. Поэтому я не мог его бросить. Но это не главное. Подумайте сами: в наше время, когда режим Верховного президента Виса наводит ужас весь народ… – он сделал паузу и устремил взгляд в темное окно. Затем медленно подошел ко мне и положил обе руки на мои плечи. – Кто-то пытается помочь незнакомому человеку, прекрасно зная, что за это ему как минимум снесут голову.
В этот момент все уставились на меня. Десяток птенцов, не сводящих глаз с матери, вернувшейся с охоты с добычей в клюве. Они явно ждали от меня комментариев. Я попытался скривить губы, взглянул на пустые белые стены, потом перевел взгляд на панорамное окно за спиной Реймонда. Делал все, чтобы избежать допроса. Естественно, воцарилась такая тишина, что я посчитал нужным добавить к словам Либеро:
– Я правда не понял, что тогда произошло. Просто захотелось помочь, – пробормотал я, не особо задумываясь о своих словах. – Я… восхищаюсь «рожденными летать».
Совет засмеялся. Но это был не злой смех, а скорее смех понимания.
– Мужественно, – произнесла девушка, сидевшая слева от Реймонда. Она мило улыбнулась, а в ее глазах я увидел свет, которым она, казалось, хотела «связать» меня по ногам и рукам. Мне стало неловко, а она еще долго не отводила от меня взгляда.
…В Федерации Юга эмоции под замком. Друзей мало, близких – единицы. Люди боятся заводить семьи, боятся радоваться жизни. По большому счету, никто и не пробовал этого делать, радоваться жизни, в том смысле, о котором я говорю. Семьи существуют, но многие из них похожи на похоронные процессии. У других семейный очаг тлеет, грозя в любой момент вспыхнуть настоящим пламенем и испепелить отношения, и без того висящие на волоске. Лишь единицам удалось сохранить в своих семьях мир, спокойствие и главное – любовь. Но стоит им выйти за порог дома, как они тут становятся мрачными, озлобленными и до ужаса равнодушными. Работа во всех госорганах построена таким образом, чтобы свести к минимуму общение сотрудников. Каждый сам по себе. Порой удивляешься, как в таких условиях люди влюбляются и рождаются дети? Если это и происходит, что вполне возможно, то как им удается скрывать свои чувства и последствия этих чувств? Я не понимаю. Я еще никогда не был влюблен.
…Моя мама всегда была для меня загадкой. В то время как отец олицетворял собой обыденность и здравый смысл, она оставалась чем-то непостижимым. Работа в Министерстве обороны отнимала все ее время, оставляя мне лишь редкие крохи внимания.
Отец же был моим проводником в мир. Он учил меня жизни, делился своим опытом, был моим другом и защитником. Лишь один раз он привел меня в Министерство устранения разногласий, и с тех пор я мысленно поселил его там, не зная о его настоящей профессии.
Их отношения всегда были странными. Не враждебными, но и не наполненными любовью. Скорее, они напоминали двух квартирантов, делящих одну жилплощадь. Я не знал, что их связывает, и даже сомневался, была ли их связь вообще.
Однажды отец просто исчез. Мать даже не заметила его отсутствия. Спустя полгода та же участь постигла и ее. Никто не объяснил мне, что произошло и куда они пропали.
После их исчезновения меня забрали в детский дом, где я и жил до армии.
В армии мои способности к письму и четкому изложению мыслей не остались незамеченными. После увольнения я поступил в государственную службу.
Часто я задаюсь вопросом: что, если бы я был таким же «серым человечком», как и большинство жителей Федерации Юга? Скорее всего, моя судьба свелась бы к бессмысленному существованию в рядах армии. Ведь в нашем мире нет места тем, кто не служит государству.
Мои воспоминания оборвались…
…когда Либеро щелкнул пальцами перед моим лицом.
– С тобой все в порядке? – тихо спросил он, наклоняясь ко мне со своего места.
Я удивленно посмотрел на него, несколько секунд переваривал его слова, а затем резко ответил:
– Да, все нормально!
Я потер глаза пальцами.
– Хорошо. Тогда, Эдмунд, добро пожаловать в наш союз, – перебил мое недоумение Реймонд. – Я коротко расскажу тебе, кто мы такие, – произнес он, но, заметив недоумение на моем лице, добавил: – Я понимаю, ты боишься.
Реймонд встал со своего места и подошел к единственному широкому, почти на весь зал, окну. Это было панорамное окно дугой. Его взгляд устремился в ночное небо. Там из Галактики на него смотрели миллиарды увлеченных «глаз», искорок надежд. И казалось, это были те самые материализованные слова, которые он собирался мне говорить. Казалось, Реймонд выбирал, какое лучше употребить. Даже сидя на своем месте, я видел, как свет от далеких звезд блестит в его глазах. В этот момент наступившей короткой тишины мы все поняли, насколько эта ночь была необыкновенной.
– Да-с…, – протянул лидер движения вундеркиндов. – Похвалиться стойким терпением мы не можем. У нас практически нет терпения. Разве что у Ариэль. Она спокойна, как слон, хотя и не знает, кто это такой. Я хотел сказать, что мы не собираемся терпеть режим Верховного президента Висы.
«А куда вы денетесь», – подумал я и чуть не ухмыльнулся. Хотя я этого и не сделал, но мне стало стыдно. Лицо покраснело, но виду я не подал и продолжал внимательно слушать Реймонда.
– В стране хаос, голод, разрушения и нищета, но тем не менее, Министерство обороны во главе с Верховным комендантом и Верховным президентом Виса умудряются держать власть в руках, – рассказывал Рей. – Мы хотим изменить все это, чтобы люди жили с ответственностью за свое будущее, были свободными и справедливыми.
Он медленно закрыл глаза, и я почему-то подумал, что он в тот же миг представил свой мир в мечтах. Хотя открыто я не выражал сарказма, нахмурить брови мне пришлось. Вернее, это вышло инстинктивно. Мне не хотелось этого делать, ведь собравшиеся люди все видят, и такое «замечание» как минимум некрасиво. Однако я не мог себя сдерживать. Я нахмуривал брови невольно каждый раз, когда слышал то, во что мой мозг отказывался верить: «Ответственность? Справедливость? Свобода? А эти термины вообще существуют в нашем лексиконе?».
– Не бойся, это вполне реальные вещи, Эд, – неожиданно заговорил Либеро рядом со мной и здорово меня перепугал.
– Они маскируются под нереальные. Так же как ранее все думали, что ядерной войне не бывать. Люди думали, что правительства не смогут ее начать, так как нам бежать некуда, ведь живем-то на одной планете. Мы бы просто друг друга перебили. Не было бы ни победителей, ни проигравших. Они ошиблись. Люди на это решились, когда терпение дошло до точки кипения. И мы хотим достичь наших целей, но теперь во благо человечеству, – продолжал тем временем Либеро.