Тулпар

– Спать будешь на веранде, Зухра-Ханум там уже постелила. Комары наверно будут одолевать, но я те от моих принесу пластинки, с ними полегче – бабуля накрывала на стол. Старые чашечки, блюдца, расставлялись по цветастой клеёнке, которой на вид было лет сто. Узоры, цветочки, все они давно выцвели и Айхылу казалось, что она будет жить в антикварной. Черно-белые лица с фотографий на стене смотрели с упрёком, гулко стучали деревянные часы, а на плите посвистывал ржавый чайник.

– А она на русском то говорит? – шепнула Айхылу.

– Нет, ты че? Зухра-ханум даже на башкирском мало говорит, а русский и подавно не знает – Эльмир напротив был здесь как у себя дома, таскал пряники со шкафа, хрумкал печенье и Зухра-ханум радушно похлопывала его по спине, что-то приговаривая.

– Замечательно – с отчаянием выдохнула Айхылу и села за стол. Какие-то слова на русском бабуля знала и за следующую неделю внучка поняла это только потому, что гоняла её бабуля по всему дому, только так, будто вымещала всю свою не вылитую злобу на тяжёлую жизнь и неизбежную старость. Только два дня Айхылу была гостьей, а все остальные как ей казалось именовалась рабом. Готовка, стирка, уборка, прополка грядок, всё было на ней, а бабка постоянно орала, тыкая в какой-то угол пальцем и Айхылу подчинялась. В голове голос матери шептал, что так и надобно делать. Теперь ненавистные листы теста Айхылу катала через день, сушила и варила уже до ужаса надоевший бешбармак, а вечерами звонила матери. Перед каждым таким разговором она порывалась сказать, что ей здесь не нравится и она едет домой, но потом вспоминала отца и взвесив все за и против решала, что лето на природе, пусть и с грозной бабкой куда лучше, чем тумаки от пьяного бати.

– Айхылушь, он вчера приходил, трезвый как стеклышко – довольно щебетал голос матери в трубке телефона. Шла вторая неделя заточения Айхылу в деревне Басай – да-да, даже постригся. Спрашивал, как ты там.

– И снова здравствуйте – саркастично сказала Айхылу – мам, ну мы же это проходили?

– Мы много говорили, вспоминали былое. Надя, конечно, молодец, знает, когда слово вставить, чтобы поддеть его. Но я пока держусь, пусть маринуется – Айхылу трогала пальцами гнилой забор на краю огорода, думая с какой силой надо его толкнуть, чтобы он наконец рухнул и все несметные богатства грядок бабули пожрут козы. Эта мысль её веселила, а вот думать о том, что мать в очередной раз покупается на типичные ухаживания отца, не хотелось, ведь Айхылу знала, чем всё это закончится – Айхылушь, ведь мы любили, ведь мы были молоды. Я спрашиваю его, что же случилось, а он говорит демон попутал. Я его наставляю в мечеть идти.

– Алкаш-исламист, что может быть лучше – ворчала Айхылу, зная, что в таком приподнятом настроении мать её просто не услышит.

– Он пойдет, обещал пойти, Аллах даст, встанет на ноги. Работать устраивается, грузчиком, ага…

– Что? – быстро спросила Айхылу – а он не работал? – дрожь пробежала по телу Айхылу. Её учеба оплачивалась из денег отца, он работал в вагоноремонтном депо, получал сносно и этого сносно хватало на год учебы. Конечно и мать зарабатывала, и Айхылу во время учебы, но внушительную долю вносил отец, так что слово грузчик разом выбило её из колеи.

– Ну он потерял место. Мы ещё попробуем вернуться – «мы» пронеслось в голове Айхылу, вот это «мы» всё ломало, ей бы и хотелось, чтобы мать ушла с концами и в тоже время страшно было остаться без учебы, но теперь реальность вылететь из университета проступила на запотевших стеклах её жизни как никогда. Она выдохнула, собираясь с мыслями, быстро подсчитывая сколько накопила мать.

– Мама, у тебя же отложено на будущий год?

– Да-да, полная сумма, ты не переживай об этом – приговаривала мать и Айхылу успокоилась, дав себе зарок, что на будущий год будет пахать по полной, лишь бы не бояться вот таких вот моментов.

– П-с-с – Айхылу встала в полумраке сада и пыталась разобрать кто стоит в воротах. Мягкая трава вдоль дорожки щекотала голые ступни и холодила ранней росой – п-с-с.

– Что за п-с-с ещё? – спокойно спросила она и Эльмир захихикал – я тебе не кот, чтобы на пс отзываться.

– Да тихо ты, бабка проснется и весь пух из меня выбьет – ворчал Эльмир и потянул Айхылу за ворота.

– Ну чего? Вообще хрен она проснется, хоть в колокол бей.

– Да ага, когда не надо она всегда просыпается.

– Когда не надо она и русский понимает – поддакивала Айхылу, вспоминая как выматерилась при бабуле и получила леща.

– Мы это в бане у Мухамедшариповых собираемся, пошли, там самогон – Айхылу взвешивала ровно пару секунд, насколько ей это интересно и кивнула.

– Ща, телефон…

– Да ага, она сразу просечет. Ой, не помрешь ты без своего телефона.

В бане было жарко и душно, топленная вечером для домашних, ночью она набилась молодняком, понаехавшим к родственникам. Айхылу сразу уволокли в дальний угол сестры Гузель и Ляйсан, обе хихикали, подмигивали.

– Да не самогон, а водка – говорил какой-то парнишка, на вид ему было лет шестнадцать и как догадывалась Айхылу это был очередной её родственник. Все здесь были моложе неё и она, как всегда, казалась сама себе не к месту. Парнишка загорелый до ушей, хлебнул, закашлялся и передал бутылку дальше. Парни пили, болтали, обсуждая планы поехать в следующие выходные в Сибай или Баймак и прорваться в модный клуб. Девушки тоже изъявляли желание проникнуть на взрослую тусовку.

– Это Замир, он с другой деревни, на моцике приехал. Не родня – шептала Гузель показывая глазами на того самого парнишку.

– Он мой – злобно прошипела Ляйсан.

– А чего сразу твой? Ты что его забронировала что ли? – обижалась Гузель – он классный, водку привез и нас позвал.

– Ага, он часто сюда приезжает. Ага, спасибо, Замир – ласково сказала Ляйсан принимая бутылку и прыщеватые щечки покрылись румянцем.

Пить чистую водку девушки не смогли, так что парни думали, как бы им помочь с этим делом. Айхылу тоже не спешила пить огонь-воду, потому что воняла она так, что тошнило.

– Надо разбавить водой, сбегай в дом – скомандовал Замир.

– Да меня сразу погонят, а ещё водяру учуют и прибьют – отнекивался Эльмир.

– А тут пусто – с грустью сказала Гузель заглядывая в бочку, где хранилась холодная вода для бани.

– Ну так топились сёдня, конечно, там пусто. Можно до колонки дойти, но это на том конце деревни, да и ночь… У нас насос сдох.

– А у остальных чего? – спросил Замир.

– К Айхылу нельзя, Зухра-ханум бес, ей Богу, а у соседей водокачки во дворах. Че я тебе средь ночи полезу в чужой двор? Ещё пальнут в зад солью – причитал Эльмир на манер местных мужиков.

– Ну давайте сходим до колонки – предложила Айхылу и все посмотрели на неё как на дуру.

– Я не пойду, а то на Луну украдут – бросила Ляйсан, парни похихикали.

– Да далеко идти, темно, пока дойдем… – отвечал Эльмир и чесал затылок – пейте так.

– Вот сам и пей! Мне бы хоть запить чем – обижалась Гузель.

– Да боже ты мой, детский сад – Айхылу схватила первое попавшееся ведро и пошла на выход.

– Да стой! Ты что, примета плохая – остановила её Ляйсан встав в проеме низкой деревянной двери.

– Какая ещё примета? Я не верю…

– С пустым ведром, да ночью по воду – бормотала Ляйсан как бабка-ведунья – парни, а че вы?

– Меня дядя пасет, мне только до бани и до Айхылу можно, а Замиру вообще лучше здесь не светиться, он, итак, в тот раз подрался – отвечал Эльмир, Замир активно кивал, не местный, таких тут не любили.

– Ну вот, значит иду я.

– Нет! Украдет! – завопила Гузель – будешь на Луне жить – Айхылу смерила её подозрительным взглядом раздумывая, как давно эти две сестры свихнулись, по её понятиям, они спятили ещё при рождении – Зухру по воду погнали ночью, и демон украл её на Луну – парни ржали в голос, Айхылу взяла ведро и вышла.

– Господи, дурдом – бормотала Айхылу шагая по пустынной и слабо освещенной улице. Ведро тихо поскрипывало в её руках, она шла, огибая крупные камни на грунтовке, размышляя, когда здесь положат асфальт и положат ли. Казалось, что в Басае никогда не будет нормальных дорог, зато будет куча поверий, по типу такого, что рассказали сестры – украл бы он мою Зухру, вот бы житье началось – шутила она для себя самой. Улица безмолвствовала, здесь жило полно стариков, кто привык к рабочему режиму, ложился рано и вставал рано, будто было хозяйство, будто были коровы, которых с утра надо доить и гнать на выпас. Айхылу шла, разглядывая милые резные рамы окон, это ей нравилось, вообще плюсов здесь было много, красиво, тихо и все какие-то по-деревенски простые, без замашек на дороговизну, без претензий, все были как-то по-особенному равны. Она прошла маленькую школу и вспомнила ту старую колонку на краю деревни – м-да, далеко, ну ладно.

Колонка была ржавая и Айхылу всем весом налегала на железную ручку, но та не поддавалась.

– Да блин! – выругалась она и попыталась снова. Ничего не выходило, она даже разок пнула ручку, не от злобы, а в надежде, что ржавчина где-то отпадет и дело пойдет на лад. Не отпала, ручка намертво застряла в одном положении. Айхылу чесала голову, глядя в непроглядную темноту за деревней – вот и выпили – подытожила она, взяла пустое ведро в руку и подняла. Слух уловил странные звуки, Айхылу обернулась и замерла. По грунтовой дороге медленно цокая копытами шел черный конь, а на нем наездник. Айхылу сглотнула ком, на ходу выдумывая причину чего она делает на другом конце деревни с пустым ведром в такое время. Конь повернулся боком и остановился, наездник всматривался в Айхылу, Айхылу изучала его, но он был слишком далеко, и она только поняла, что это весьма странно разодетый мужчина. Будто большой ковер висел на нем цветастый плащ и что-то внутри ёкнуло.

«Зухра осталась одна-одинешенька, а мачеха её страшно невзлюбила – лилась старая башкирская сказка с уст матери. Айхылу куталась в одеяло и сонными глазами смотрела на маму – заставляла работать и днем, и ночью. Соседки жалели сиротинушку, подкидывали ей хлеба, да кумыс наливали, но к мачехе девочки не лезли, не гоже в чужой дом нос совать, да и побаивались её. Так Зухра и жила, ночами утыкалась в душистую подушку и плакала горючими слезами. Звала мамочку, просила забрать к себе, просила послать за ней ангелов небесных и закончить её страдания. Мамочка не слышала её, давно она оставила свою малышку и не ведала как живется сиротинушке под крышей злой мачехи. Однажды Зухра так забегалась за скотом, что забыла в дом воды снести. Так разгневалась в ту ночь мачеха, схватила коромысло, сунула Зухре и приказала идти набрать воды. Зухра просила не пускать, ночь на дворе, страшно, но мачеха не слушала её и выгнала из дому, бросив к воротам два ведра и говорит, чтоб домой без воды не возвращалась. Шла Зухра по улице, озиралась по сторонам, на каждый шорох сердечко её замирало от страха. А над степью лик Луны поднялся, ясный, полный такой, будто упился он кумыса и плыл себе среди звезд.

– Спасибо, месяц, друг мой, без тебя совсем бы сердце в пятки ушло – благодарила его Зухра. Месяц молчал – тяжко мне живется, месяц друг мой, тяжко, не могу я больше. День и ночь работаю, руки в кровь стираю, а мачеха всё недовольно. Да что я ж впрямь так виновата, что на свет божий родилась? Друг мой месяц, забрал бы ты меня к себе, забрал, души бы в тебе не чаяла, бешбармак бы варила самый вкусный, кумыс бы лила тебе на уста самый крепкий…»

Айхылу посмотрела на небо и вздрогнула, полная Луна стояла над Басаем. Копыта коня звонко застучали, приближались. Она перевела взгляд и сердце ухнуло где-то в груди и упало на самое дно худощавого её тела. Конь скакал, стуча копытами, наездник нагонял и Айхылу со страху бросила ведро и метнулась в кусты не разбирая дороги. Такого страха Айхылу давно не переживала, ей бы кричать, звать на помощь, но так она бежала, что воздуха в груди не хватало даже пискнуть. Она ринулась в кусты малины, ветки хлестали по лицу, она бежала дальше, врезалась со всего маху в трухлявый забор, перелезла, запуталась в ногах и рухнула на мягкую землю грядки. Где-то вдали завыла собака, за кустами нервно стучали копыта и Айхылу лежала без движения и без единого звука, боясь даже вздохнуть лишний раз.

– Нет у нас в деревни лошадей, корова наверно – спорил Эльмир, Замир хохотал за его спиной, созерцая как Айхылу вся в земле и траве явилась бледнее белого полотна бумаги и рассказала, что сам демон Луны гнался за ней по безлюдной дороге.

– Да лошадь, мать твою! Я что лошадь от коровы не отличу по-твоему? – спорила Айхылу. Пока она носилась по деревне, пока добралась до бани, те уже откопали воды и знатно наклюкались, так что теперь всех веселила история Айхылу, даже две сестры смелись, ехидно поглядывая на Замира.

– У Замира в деревне есть конюшня, но это капец далеко. Кто ночью сюда на коне ломанется? – не уступал Эльмир. В ту ночь Айхылу раз десять вставала и ходила по веранде вглядываясь в окна, из которых просматривалась улица. Кусала губы, убеждала, что это просто какой-то бред и вздор, и легенды эти все чушь, но уснуть не могла. Мозг вспоминал каждую деталь: черный конь, ретивый, сильный, он гнал во всю прыть и к ней; наездник, почему-то не похожий на башкира, потому что Айхылу казалось, что волосы его были точно пеплом посыпаны, а глаза серые и большие.