Маленький богатырь
Когда они приземлились в Нижнем Новгороде, Ромка растолкал друга.
– Хватит дрыхнуть!
Антон зевнул и потер веки.
– Мы уже приземлились?
– Ага, малыш, – прищурился Ромка, – давай вставай, соня.
– Ну меня же укачало, – пытался оправдаться Тошка, – тебя что, не укачивает?
– Никогда! – гордо заявил Ромка.
Дядя Саша и Евгений Борисович уже выбирались к трапу.
– Кстати, как твоя диссертация? – спросил дядя Саша.
– Потихоньку продвигается, – кивнул Евгений Борисович, оглядываясь на копошившихся детей.
– А я хочу съездить к профессору Александрову, по поводу своей.
– По славянским богам?
– Да тема Макошь не раскрыта, надо бы побольше информации…
– Кто такой Макошь? – протиснувшись к взрослым, спросил Ромка, услышав только обрывок разговора. Антон плелся позади всей очереди, зевая и покачиваясь.
– Не такой, а такая, юноша, – остановил Ромку дядя Саша, чтобы пропустить всех и дождаться Антона. – Макошь в древнеславянской культуре – богиня судьбы. По ведическим преданиям, она плетет нити судьбы, из которых рождается человеческая жизнь, – объяснил филолог, придержав за локоть папу Ромки у трапа.
– Пап, когда мы уже прие-едем, – заныл Тошка протяжно и противно, утыкаясь в спину отца, – я ку-у-ушать хочу!
– Вот, – ласково ворчал дядя Саша, – вот из кого вряд ли получится маленький капитан или Никита Кожемяка.
– А это кто еще? Что за Кожемяка такая? – бурчал Тошка и теперь кряхтя пытался завязать болтавшийся шнурок.
– Никита Кожемяка, – филолог присел, чтобы помочь сыну, придвинулся к стене, чтобы дать проход остальным пассажирам, – был русским богатырем и совершил немало подвигов, как пишут о нем в русских былинах.
Наконец, шнурок был побежден и хорошо завязан, Тошка как мог бегом спустился с трапа и оказался рядом со Святозаровыми. Они тщетно пытались вызвать такси, чтобы добраться до гостиницы, располагавшейся в селе Владимирское – неподалеку от озера Светлояр, где уже почти сутки жила экспедиционная группа вместе со студентами Евгения Борисовича. Такси прибыло только через полчаса. Путешественники погрузили скарб в багажник и молча ехали всю дорогу с угрюмым водителем, только изредка дядя Саша с заднего сиденья переговаривался о чем-то очень серьезном с Ромкиным папой, о чем-то таком, что Ромка пока не понимал.
Тошка снова заснул, положив голову на колени отца. Ромка хотел было растолкать парня, но передумал и, прижавшись лбом к стеклу, стал смотреть в окно. Через несколько минут Ромку тоже сморило. Сон, что ему приснился в машине, был весьма странным. Ромка увидел огромный дуб, казавшийся даже не деревом, а скорее стеной или дверью, потому что когда он прислонил к коре ухо, то услышал чьи-то голоса и пение.
– Приехали! На месте! – буркнул водитель.
Вздрогнув, Ромка проснулся, открыл глаза и увидел из окна такси большой деревянный дом – местную гостиницу, окруженную ухоженным фруктовым садом. В саду росли яблони и сливы, с которых уже давно облетели все листья. Под деревьями стояли корзины, доверху наполненные осенними яблоками, их собирали две взрослые женщины и мальчишка лет четырнадцати. Рядом с ними, то ли помогая, то ли мешая, прыгал, заливаясь звонким лаем, рыжий щенок.
Гостиница, где поселилась экспедиционная группа, оказалась добротным тесовым двухэтажным срубом, с большими светлыми окнами и разукрашенными наличниками, какие раньше строили в больших деревнях и отдавали под клубы. Когда-то там по вечерам, после изнурительной работы, собирались девушки и парни, танцевали, знакомились, общались.
Маленькие и взрослые путешественники, вырвавшись из столицы, будто оказались в другом мире и перенеслись на несколько лет назад. Здесь все было необычно, но при этом хорошо знакомо. Внутри оказалось все довольно просторно и, что особенно порадовало московских жителей, уютно. На первом этаже располагались комнаты хозяев, регистрационная стойка, где записывали всех постояльцев, на втором этаже – номера постояльцев с окнами, выходившими на реку. Гостеприимные хозяева – милая пожилая пара, похожие друг на друга как родственники или неразлучные попугайчики (так их прозвал папа Тошки) оба низенькие, добродушные и не по возрасту румяные и жизнерадостные, были искренне рады столичным гостям и хлопотали для них до самой ночи.
– Правда – чем-то похожи на старосветских помещиков? – легонько толкнув в бок Евгения Борисовича, выдал дядя Саша.
Ромкин папа улыбнулся и, взглянув на суетливую хозяйку, отвел глаза и кивнул другу.
– Кто такие эти помещики? – снова любопытничал Ромка.
– На литературе узнаешь, – вставил Евгений Борисович. – Мы Гоголя в каком классе проходили? – спросил он папу Ромки.
– Слушай, даже не припомню, но, думаю, в седьмом, – ответил профессор, задумчиво поправляя очки.
Мальчишка, тот самый, собиравший яблоки в саду, уже вернулся в дом и помог путешественникам отнести вещи в номер, где уже находилась одна из женщин, работавших в саду, она развешивала в ванной новые полотенца.
– Наверное, дочь хозяев, – предположил Евгений Борисович.
– А паренек – их сын и внук наших помещиков, – подхватил дядя Саша.
Они уже устраивались в номере.
– Давайте-ка, парни, – прикрикнул он на мальчишек, – разбирайте вещи, мойте руки и пойдем на ужин.
Ромка с Тошкой наперегонки побежали в свою комнату, побросали рюкзаки на кровати и занялись первыми раскопками – выкапывали из толстых рюкзаков сменную одежду, чтобы переодеться к ужину. Вскоре они уже стояли в новых майках и своих любимых джинсах, ожидая отцов. А те, на огорчение мальчишек, не очень-то спешили приводить себя в порядок, решив, что можно разыграть еще одну шахматную партию.
– Ну па-а-ап, – канючил Тошка, он всегда канючил если был голоден или когда ему было холодно и неудобно. Сейчас Тошка был очень голодным.
– Па-ап, когда мы уже пойдем? Вы же сами просили, чтобы мы быстро переоделись.
– Сейчас, сейчас, Антон… Я выиграю и пойдем, – почесывая затылок проговорил филолог.
– Еще неизвестно, кто выиграет, – съехидничал Евгений Борисович.
Ромка и Тошка переглянулись и вздохнули. Как они и ожидали, партия закончилась вничью.
Ужин, куда путешественники все-таки успели, состоял сплошь из чисто русских блюд: каша с мясом, наваристые щи, вкуснейший рыбный студень, крохотные пирожки – бульки, самолично придуманные добродушной хозяйкой, и изумительный творожный пирог. Увидев такое изобилие, даже капризный и разборчивый в еде Тошка, любитель гамбургеров и сэндвичей, подпрыгнул от радости и принялся уплетать яства за обе щеки, а уж покушать Тошка любил больше всего на свете. Дядя Саша тревожно наблюдал за сыном, предусмотрительно отставив пироги подальше.
– Парень на диете, – шепнул он Ромке и Евгению Борисовичу. – Есть можно все, но не много. Знаете, все-таки наша еда проще, но вкуснее, и уж точно полезнее, – вдруг ни с того ни с сего принялся рассуждать дядя Саша. Потом он добавил, что вкуснее русских щей и пирожков ничего не ел, хотя ему довелось попробовать разные блюда в разных странах, в самых разных уголках планеты, где он бывал в командировках. Нет, он сказал вот так: "ничего не едал".
Дядя Саша любил говорить вычурно, иногда настолько, будто речь ему писали драматурги – так говорил Ромкин папа . Ромка как верный сын взглянул на профессора, чтобы оказать ему поддержку, но тот уплетал русские щи, доверху наполняя большую деревянную ложку, и мало вслушивался в слова.
– По крайней мере, – это не жирные и вредные гамбургеры и картошка, Саш. Так, ребятки, – изрек Евгений Борисович, покончив со щами и вытерев губы салфеткой, – завтра поедем на Светлояр, посмотрим, как ведутся раскопки.
Дядя Саша одобрительно кивнул и откусил бок вкусного румяного пирожка, предусмотрительно припрятанного от Тошки.
– А сейчас доедайте, – повторил Ромкин отец, – благодарите хозяев за вкусный ужин и гостеприимство, и марш к себе в комнату.
Мальчишки дожевали ужин и, взяв с собой по пирожку, принялись наперебой благодарить милых старичков. Добрая хозяйка, вытерев о фартук мягкие, белые и полные словно тесто руки, нежно опустила их на мальчишеские головы и погладила обоих, а хозяин, он до этого занимался тем, что деловито раздувал самовар, теперь поставил его стол и подмигнул светлым глазом Ромке и Тошке. Те, уплетая на ходу пирожки, побежали в номер.
– Смотри, Ром, – крикнул Тошка.
Ромка знал, если Тошку что-то заинтересовало, он обязательно остановится рядом с этим как вкопанный. Ромка оглянулся. Тошка стоял под лестницей, возле окна на первом этаже, которое выходило во дворик, где бродили куры, а в просторных удобных клетках копошились кролики.
– Ром! Ромка!
– Ну и что? Что ты там увидел такого? – спросил Ромка, прижавшись лбом к стеклу. – Обычный двор с курами. Вот если бы там бродили динозавры или жар-птицы из сказки, то я понимаю.
– Вечно ты выдумываешь, – заключил Тошка и отошел от окна.
Ромка считал, что у Тошки совершенно нет фантазии, он много раз пытался заставить друга посмотреть на мир своими глазами, но Тошку это только раздражало. Ромка вздохнул и поднялся по лестнице.
– Ро-ом, подожди, – нудил Тошка. – Если бы там были динозавры, между прочим, гостиницы не было бы или хозяева гостиницы были бы такими огромными, что не поместились бы здесь…
Ромка улыбнулся, рациональность Тошки была нужна ему, она помогала оставаться на земле, не давала улететь навсегда в космос на самодельной ракете.
– Конечно, Тош, – улыбнулся Ромка, похлопав друга по плечу, – ты прав, не поместились бы.
В комнате Ромка и Тошка рухнули прямо в кровати, едва только успели раздеться.
– А здорово сегодня было, – широко зевая, протянул Антон. – Надеюсь, завтра будет еще интереснее, – добавил он, засыпая.
О том, как то, что должно быть только сном, вдруг стало Явью
Как и ожидалось, утром, где-то в начале восьмого, мальчишек разбудили дядя Саша и Евгений Борисович, бросив в них полотенцами и прогнав обоих в ванную. Сами же взрослые бодрым шагом прошли на кухню, откуда уже доносились заманчивые запахи домашних пирожков. Ромка и Тошка, весело разбрызгивая воду, умывались и напевали детскую песенку, которую недавно сочинили вместе.
Конечно, состояла она пока только из одного куплета. Возможно, у песенки впоследствии возникло бы продолжение, но как-то мальчикам, даже потом, когда они немного повзрослели, не хватало на нее времени.
– Ля, ля, ля, траля, ля, ля! Мы с тобой друзья.
Ромка – это я, а Тошка – это я.
Мы верные, нескверные, отличные друзья.
Всех на свете победим, даже льва мы укротим.
И кита переплывем – очень весело живем.
Ля, ля, ля! Потому что, потому что Ромка – это я,
Потому что, потому что Тошка – это я.
Допев куплет, мальчишки весело толкаясь стали одеваться. Вскоре они спустились в кухню, где Евгений Борисович и дядя Саша уже доедали вкусные блины с малиновым, брусничным и клубничным вареньем и, конечно, сметаной. Кроме блинов стол был уставлен блюдами с пирожками с разнообразной начинкой: с капустой, мясом, картошкой, яйцами и яблоками из собственного сада. Знакомый большой пузатый самовар раздувался от важности как истинный хозяин стола и пыхтел, выдувая пар через крышку. Рядом с ним соседствовали два глиняных кувшина-близнеца с разрисованными под хохлому боками – в одном был квас, в другом сливовый кисель, какого никогда даже искушенный в еде знаток русской культуры дядя Саша раньше не пробовал. Для Ромки с Тошкой специально сварили геркулесовую кашу с яблочным пюре. В этот раз хозяев на кухне не было, они решили поработать в саду, и можно было наблюдать за ними из окна, сквозь которое просачивались осенние, тягучие, как медовая патока, солнечные лучи.
Справившись со своей порцией в один присест, Ромка потянулся за золотистым, поджаристым масляным блином и стал рассматривать его на просвет. Блин был таким тонким и аккуратным, а солнечные лучи, проникая сквозь поджаристую корочку, еще больше наполняли ее янтарным цветом.
– Тош, смотри, я ем солнышко, – веселился Ромка, – хочешь такое?
Ромка поглядывал на друга, тот все еще возил ложкой по тарелке, давясь геркулесовой кашей. Ой, жирное масло капнуло на скатерть, и Ромка поспешил положить блин на тарелку, мельком взглянул на отца, но тот не заметил шалости и с наслаждением размазывал по блину сметану.
– Ешь, ешь, – приговаривал дядя Саша, вытирая рот салфеткой и наблюдая за сыном. – С кашами у него всегда не лады, хотя они прописаны в его диете.
– Пап, я больше не могу, – заныл Тошка.
– Съешь еще три полных ложки – и возьмешь пирожок, – уговаривал филолог.
Тошка с надеждой посмотрел на отца и принялся наполнять ложку, поглядывая на пирожки и поставив рядом со своей тарелкой сливовый кисель, и он, к большому удивлению остальных, Тошке почему-то понравился.
После завтрака возле гостиницы их дожидалась машина, присланная за ними руководителем экспедиционной группы. Новый уже более разговорчивый водитель помог уложить вещи в багажник и повез наших путешественников на озеро Светлояр на место раскопок.
– Вы тот самый Святозаров? – поинтересовался водитель, когда они готовились отправляться. – Я Андрей – брат Максима Павловича.
– Ах, да… Андрей Павлович Шевцов, как же, слышал о Вас, – вдруг почему-то заулыбался Евгений Борисович. – Конечно, конечно… Саш, знакомься! Андрей Павлович, молодой ученый, нижегородец – это он помог получить разрешение на раскопки и нашел на берегу Светлояра обломок женского головного убора, возможно, принадлежавшего жрице какой-то из богинь, но мы еще не доказали это – помнишь, я показывал тебе фотографии.
– А-а, вы тот самый музейный хранитель, – радостно протянул дядя Саша. – Как же, как же, конечно, помню. Я даже хотел посвятить описанию Вашей находки целую лекцию, в доказательство того, что богиня Макошь существовала…
Дальше Ромка не слушал, он представлял себе загадочную богиню, плетущую нити судьбы и в нужный момент отрезавшую их, тем самым обрывая чью-то жизнь. "Интересно, а какие они, эти нити", – думал Ромка, – может, золотые или серебряные, зеленые или красные, а может… всех цветов радуги сразу! Или даже может быть такого цвета… о котором люди никогда и не знали… Малиновоградный, или свеже-розовый, или, например, змееровый". Ромка хмыкнул, ему нравились слова, которые только что ни с того ни с сего взбрели ему в голову. Малиновоградный – это какой? Он решил спросить у Тошки:
– Тош, как думаешь, малиновоградный – это какой цвет может быть, на что похож, а?..
Тошка задумался и засопел (он всегда сопел, когда задумывался, зато потом выдавал совершенно невероятные ответы или же, наоборот, абсолютно простые и неинтересные).
– Нет такого цвета, отстань со своими выдумками – пробубнил Антон, и к Ромкиному разочарованию, совершенно неинтересно. – Что это тебе в голову пришло?
– Не знаю, – задумался Ромка, – но мне кажется, что, если бы такой цвет был, он бы одновременно напоминал и малину, и виноград.
– То есть красно-зеленый, что ли? – уточнил Антон.
– Возможно, – кивнул Ромка. – А вот змееровый напоминал бы чешую змеи… – продолжал он.
– Какой? Какой? – вскрикнул Тошка. – Не-е-ет, такого точно нет.
– А у Вас отличное воображение, молодой человек, – вмешался Андрей Павлович, услышав разговор.
– Да ну, – махнул рукой Тошка, – выдумывает он все. Нет таких цветов на свете – Тошке АП (так он называл нижегородского профессора) почему-то не понравился.
– Может и нет, – вставил Андрей Павлович, – а может и есть где-то.
– Где это?! – спросили хором друзья.
– Ну где-то в других мирах… где нет времени, а сплошное безвременье, нет ни цифр, ни высоты, ни ширины, ни длины, ничего, что нам привычно – мечтательно улыбаясь, проговорил Андрей Павлович.
– Ага, а еще нет товарно-денежных отношений, студентов, диссертаций и профессоров, – смеясь подхватили Евгений Борисович с Дядей Сашей.
Андрей Павлович широко заулыбался. Он выглядел совсем не как ученый, каких Ромка привык видеть, когда профессора всех мастей собирались у них дома. Он был похож на простого парня, ничем не примечательного, и одевался неброско, но имел свое мнение обо всем, как и положено нормальному ученому.
– Приехали, команда! – отчеканил дядя Саша. – Вот и наш лагерь.
Машина остановилась возле туристических палаток, где на протянутых между деревьями веревках сушились чьи-то вещи. Ромка вышел из машины и огляделся. Он никогда не видел экспедиционного лагеря, а теперь увидев, даже несколько разочаровался. Место было похоже на то, которое оборудуют туристы в походах – тут тебе и палатки, и котелки над костром, и даже футбольный мяч, брошенный в траве. Единственное, что отличало экспедиционный лагерь от туристического – огороженный проволокой берег с табличками "ведутся раскопки", где уже вовсю трудились студенты Евгения Борисовича под руководством какого-то Максима Павловича Шевцова, оказавшегося тем самым старшим братом Андрея Павловича.
Когда взрослые встретились и пожали друг другу руки, пошла беседа, в которой Ромка ровным счетом ничего не понял. Грузный и важный как медный самовар Максим Павлович потрепав затылки мальчишек, предложил им взять кирзовые сапоги на выдаче и принять участие в раскопках. Этот Максим Павлович был вдвое старше своего брата Андрея и, скорее всего, занимал какую-нибудь руководящую должность, потому что Ромке показалось, будто вид он имеет серьезный и основательный, а по словам отца – тот, кто имел серьезный и основательный вид, скорее всего, находился на высокой и ответственной должности.
– Ну что, мальцы? Давайте-ка в наши ряды, в Москве-то, небось, такого не увидите. Ну-ка, идите-ка вон к дядьке Васе, пусть выдаст вам кирзачи, лопатки, совочки там и перчаточки, чтобы ручки на замарать, не поцарапать. А ну – бегом!
Ромка взглянул на отца, редко кто распоряжался им самим так дерзко, но Евгений Борисович, только развел руками.
– Давайте, зато потом всем в школе будете рассказывать, как в экспедиции нашли сокровища.
При слове "сокровища" глаза обоих мальчишек вспыхнули, и они наперегонки, под веселый хохот взрослых, побежали за своей первой экипировкой, представляя, что это могли быть не простые, а пиратские сапоги и перчатки. Когда мальчишки получили все, что положено, у простывшего хранителя музея дяди Васи, то бодро спросили:
– Дядь Вась, а где копать можно?
– А где хошь, – прохрипел коренастый и лохматый завхоз и чихнул в седой ус. – Вона озеро же круглое, если отсюда глядеть. Да хоть откуда гляди, все одно – круглое. Ребятки тот берег заняли, а вы подалее отойдите и копайте себе до обеду, можь че и выкопаете.
Ромка кивнул.
– Я туда пойду – налево, – кивнул он Антону, – а ты направо давай.
Тошка угукнул, и мальчишки разошлись в разные стороны. Ромке показалось, что вдалеке он увидел дерево и решительно направился к нему, он всегда любил что-то искать под деревьями и, кстати, чаще всего там что-нибудь да и находил.
Прошлым летом нашел старые часы на даче под ивой, а еще раньше – чью-то заколку с цветочком и брошку. Брошка и заколка явно принадлежали соседской девчонке-растеряше, поэтому Ромка оставил их на соседском крыльце, предусмотрительно написав записку владелице: "Мы нашлись. Пожалуйста, не теряй нас больше!"
Ромке казалось, что так он отучит девочку забывать вещи. Хотя часы, которые он нашел, были неизвестно чьи, и, прежде чем прикарманить их, Ромка предусмотрительно ходил от дома к дому, осторожно расспрашивая соседей – не терял ли кто из них наручные часы с кожаным коричневым ремешком. Но владелец так и не нашелся, и Ромка решил взять часы себе. Пришлось пристроить находку в коробку с другими потеряшками, поскольку кожаный браслет от часов глупо болтался на мальчишеской руке.
Итак, Ромка решил искать сокровища под деревом. Но от озера поднялся густой туман, такой, что ни дерева, ни Тошку, ни лагерь Ромка разглядеть больше не смог.
– И чего ты тут бродишь, – услышал он дерзкий голос.
– Ты кто? А ну покажись! – с опаской потребовал Ромка и принял защитную позу, как на картинке с самбистами.
В тумане проступил приближающийся силуэт. Ромка плюхнулся на траву от страха и впился пальцами в мокрую землю.
– Ну ладно. Не боись, – брякнул мальчишка, – то же мне, богатырь.
Бояться и правдо было нечего. Это был мальчик, такой же как Ромка, может, чуть постарше – лет одиннадцати или двенадцати, скорее всего из местных, потому что манера говорить у него была почти такая же, как у Максима Павловича и немного как у завхоза дядя Васи.
– Ты кто такой, давай отвечай! – потребовал Ромка на правах сына руководителя экспедиции.
– Скоро узнаешь, – ухмыльнулся незнакомец. – Ты что – с этими? – он кивнул в сторону лагеря.
– Да, – с гордым видом произнес Ромка. – Я сын профессора Святозарова.
– Видали мы профессоров, – ухмыльнулся дерзкий мальчишка. – Каждое лето тут топчутся. Что только ищут – непонятно.
– Ну как же непонятно, – возразил Ромка – сокровища ищут, тут же Китеж-град затонул.
– Не все ты знаешь, – шепнул мальчишка и так сверкнул глазами, как будто знал больше.
– Ну как же? А что ты знаешь? – любопытничал Ромка.
– Знаю я поболее вашего, – сказанул незнакомый мальчишка.
– Погоди, погоди, я сейчас приведу папу с дядей Сашей, ты им все и расскажешь. Только стой здесь, у этого дерева, – приказал Ромка.
– Где ты дерево видишь? – хмыкнул парень.
– Как же, вон же оно, за твоей спиной, ствол…
– Ну-ка, ну-ка, – незнакомец сделал вид, что удивился и скрылся в тумане.
– Эй! – позвал Ромка, но никто не откликнулся. "Странный какой-то", – подумал Ромка и направился к дереву.
Тут туман стал рассеиваться, и Ромка увидел необычайной красоты дуб, с глянцевым листьями, омытыми утренней росой, блестевшей на темно-зеленом жемчугом. "Папа вроде говорил, что дубы не растут у озера", – подумал Ромка и обошел дуб вокруг.
– Какие растут, а какие нет, – услышал он другой голос и такой объемный и сильный и глуховатый, как из трубы или рупора.
Ромка удивился. О том, что дуб здесь не может расти, он вроде бы только подумал, а не произнес вслух… или произнес… Парень сидел на дубовом суку, и теперь, когда туман рассеялся, Ромка мог его разглядеть. Ему показалось, что в мальчишке было что-то необычное, хотя выглядел он как самый обыкновенный школьник, вот только несколько старомодный в своей рубахе навыпуск и без ботинок. Но у парня были какие-то совершенно необыкновенные глаза, совсем без зрачков и такого бледно-голубого, а точнее сапфирового цвета (Ромка видел однажды передачу, в которой диктор рассказывал о драгоценных и полудрагоценных камнях – среди них были и сапфиры). Вот и поразительные глаза незнакомца светились, как те сапфиры – холодным магическим светом, как светится голубой лед. Хотя, возможно, это был оптический обман – из-за тумана. Но Ромке все же стало не по себе.
– Да кто же ты такой?! – крикнул от страха Ромка.
– Да так, просто прохожий, – выдал парень, сидя на дереве и мотая босой ногой. – Так ты действительно видишь этот дуб? – переспросил он.
– Ну да – вижу, – удивился тот. – А что тут такого-то – дуб как дуб…
– Дуб как дуб, – повторил незнакомец за Ромкой с ухмылкой. – Так-то оно так, да не все его видят, – ответил парнишка, и спрыгнув на траву превратился… в огромную сову с человеческим лицом – лицом того мальчишки с сапфировыми глазами.
От неожиданности Ромка попробовал помотать головой, как это иногда делали герои в ужастиках про приведения, но видение не пропало. Значит, это было не видение. Ромка ущипнул себя за руку – это тоже помогает, если думаешь что спишь и видишь нечто странное. Не помогло. Сова продолжала смотреть на него устрашающе.
Ромка стал оглядываться. Ему хотелось понять, не видит ли это еще кто-то, чтобы позвать на помощь. Но лагерь был далеко, а Тошка давно ушел на другую сторону.
– Ты…же, вы… кто такой? – зашептал Ромка, решив попробовать договориться. – Не убивайте меня, пожалуйста, я же просто мальчик. И никому не скажу, что видел вас… оборотня вас.
– Я Сирин. Птица Яви – помощник богов, я проведу тебя в Явь.
Ромка почти потерял дар речи. Только сейчас он понял, что настал час приключений, и у него впервые захватило дух от радости и от страха одновременно.
Из мира настоящего
– в мир Явный
Но, несмотря на это, Ромка все же спросил:
– Я что? Сплю?
Птица Сирин поскребла землю массивными когтями, которые были больше, чем у самого большого в мире орла, встряхнула могучими крыльями с серебристыми перьями:
– Вообще, нет, но, ежели хочешь так думать…
– Нет, это что, на самом деле? – не унимался Ромка. – Я это вижу на самом, самом деле?..