Т9

Глава 1. Непокобелимая

Настя.

– Анаста-сия Георгиевна, – секретут Ярик икнул от перевозбуждения и смахнул, язык не поворачивается так сказать, и все же мужскую слезу.

Я никогда не брала на работу женщин. Стоило им увидеть переливающиеся драгоценные побрякушки, и их мозг разъедало едкой щелочью, а сами они умирали, захлебываясь в собственной слюне. Мой штат всегда состоял сплошь из мужчин, но однажды механизм рекрутмента дал сбой, и наш НR угораздило принять на работу заднеприводного. Он, конечно же, в этом не признавался, но по его манерам и повадкам можно было сделать однозначный вывод о его ориентации.

Я, чтобы вы понимали, непокобелимый гомофоб, НО! Я лучше возьму на работу педика. Мне иногда кажется, что в прошлой жизни я была мужиком, лютым женоненавистником, жила где-то в Америке, и именно мое поведение стало отправной точкой, последней каплей для женщин, и вдохновило их начать феминистическое движение.

Я – владелица самого известного сегодня ювелирного дома Северной столицы. У меня богатый, ни на что не претендующий женатый любовник. Мне вот-вот исполнится тридцать лет, и моя жизнь похожа на сказку, в которой я – Царица.

У меня нет подруг. Есть только старший брат, который растил и воспитывал меня в то время, как моя мать бухала по-черному и убивала мою женственность и желание самой когда-нибудь стать матерью. И в последнее время я все чаще и чаще вспоминаю о ней. Все мои занятия с психологом можно было смыть в унитаз и присыпать горсткой пепла моего кремированного отца-алкаша, замерзшего зимой после очередной пьянки.

Антон, мой брат, очень легко переварил наше общее несчастливое голодное детство, а я то и дело вспоминала запах, которым пропахли мои учебники, который не смыть ни одним, самым парфюмированным мылом, и даже годами, десятилетиями, впечатлениями и кучей денег, что лежали на наших банковских счетах. Запах затхлости, перегара и немытого неделями пропитого тела.

Я закрываю глаза.

*****************************************

– Ана…

– Да ну что тебе, Ярик? Ты видишь, я размышляю?

Достаю пачку тонких ароматизированных сигарет и зажигалку. Прикуриваю прямо в своем огромном кабинете с видом на Неву. Металлический предмет с гравировкой теряется в кармане ярко-красного пиджака на голое тело. Выдыхаю облако дыма в панорамное окно и, наконец, поворачиваюсь на секретута.

– Добрый день! Лебедева Анастасия Георгиевна?

За тощей щепкой с розовым шарфом в крупный горох возвышается двухметровый амбал.

– Кто это? – спрашиваю бледную осинку, игнорируя вопрос незнакомца.

– Н-н-нас ограбили, Анастасия Г-г-георгиевна… – пиликает расстроенная скрипка, – Это сле-во-да-леть.

Ярик хватается за сердце.

– М… – равнодушно мычу, тушу сигарету о стеклянный рабочий стол и кладу хабарик рядом с белоснежной кружкой недопитого американо.

Широкоплечий брюнет с зачесанными назад волосами нервно щелкает ручкой в просторном кармане растянутых выцветших и затертых синих джинс. Его взгляд невольно то и дело скользит в глубокое декольте.

– Меня зовут…

– Да плевала я, – шумно вздыхаю и подзываю Ярика ядовито-желтым стилетом, – Яр, зайка, убери.

Секретут быстро подметает шарфом пепел, забирает грязную кружку и на ватных ногах двигается к выходу. Следак молчит, замер в ожидании хоть чего-либо. Я закатываю глаза и плюхаюсь в огромное кожаное белое кресло.

– Послушайте, у нас это происходит каждую неделю, и у меня есть люди, которые займутся вопросом. Вам чего надо-то? Ваши все вроде в курсе, что я не нуждаюсь ни в вашей защите, ни в помощи.

– Я не по вопросу ограбления, Анастасия Георгиевна. Знаком ли вам Лебедев Георгий Иванович?

Да-да, только в нашей стране, алкаш Ванька может назвать сына Георгий… но яблочко от яблоньки, так сказать. Сильное имя не помогло моему батеньке выбраться в Победоносцы.

Рука чешется нырнуть обратно в карман, выкурить целую пачку за раз и сдохнуть через минуту.

– Я вас слушаю, господин следователь.

– Мы расследуем дело о его убийстве. Появился новый свидетель, и дело…

– Это. Произошло. Много. Лет. Назад. Мой отец замерз, уснув на улице, пьяный в три пизды, – повышаю тон и с силой сжимаю ручки кресла, а прозорливый мужчина передо мной ловит это движение и ухмыляется, – Или у вас иная версия?

Я прекрасно понимала, что спустя столько лет никто не станет поднимать дело какого-то забулдыги. Следователь обернулся по сторонам и, увидев камеру в дальнем углу под навесным потолком, протянул мне визитку.

– Позвоните мне, когда будете готовы к разговору.

Я провожала медленно удаляющуюся спину в кожаной куртке, потрескавшейся на карманах и подмышками, с одной лишь мыслью.

Мне нужен брат.

В тот день, конец рабочего дня наступил, как и всегда внезапно, ибо вджобывала я, как папа Карло. И так каждый божий день.

Перекинувшись парой фраз с коллегами по этажу, я вылетела в холл с зеркалами вместо стен.

Ну какой идиот придумал этот дизайн? У нас стабильно раз в месяц кто-то ломает себе конечность, в прошлом вообще челюсть, после встречи со своим ошалелым отражением в конце рабочей недели.

И вот я, лечу на всех парах, словно теплоход заворачивая за резкий угол, прокручивая ноги на 360, чтобы не завалиться. Вдруг передо мной возникает отвесная скала, в которую я врезаюсь и теряю ворох бумаг, которые я забрала на выходные.

Легкие листки медленно опускаются на наливной пол, выполненный под мрамор, а я смотрю, не отрываясь, в серые хищные глаза. В зеркалах отражается наша пара, и его правая рука, лежащая на моей талии, и его обручальное кольцо.

Так мы познакомились с Сережей.

*****************************************

– Анастасия Георгиевна, Сергей Николаевич ожидает, – Ярослав вернул-таки меня в реальность,

– Скажи, я уже иду, – Ярик спешит на выход, а я кричу ему вдогонку, – А ты чего ревешь-то?

Глаза зайчика намокают, и он сморкается в свое жабо.

Да что ж такое?

Сегодня я шла медленно. Почему-то особенно не хотелось видеться с Сережей. Какая-то чуйка тормозила меня за плечи, скользя пятками назад под моей размеренной, но уверенной походкой. Пока я спускалась я вспомнила все, наше знакомство, наш первый раз… теорию следователя, что кремированное тело Лебедева Георгия принадлежало не моему отцу, и его где-то прячут малиновые пиджаки. Что на самом деле мой отец был авторитетом из девяностых, а пьющая мать была всего лишь прикрытием для безопасности дочери.

Помню, как эксгумировали прах, как брали анализы, как я верила, что со своими детьми так никто никогда не поступает по своей воле… помню бумажку с приговором «Вероятность отцовства 99,9%». В тот момент захотелось позвонить Малахову, но позвонила я Сергею… следака уволили из этого мира, а мне пришлось вновь принять свою херовую генетику, напиться текилы и отблагодарить любовника королевским минетом.

Выхожу на стоянку, и вот он, с огромным букетом красных роз.

– Что за повод? – даже не целую его, цветы летят в багажник представительского авто.

– Разве мне нужен повод, чтобы побаловать свою сластену?

– Сереж… – вздыхаю и скрещиваю руки.

Сергей галантно открывает мне дверь и приглашает внутрь темно-шоколадного кожаного салона. Не хотя залезаю и жду, пока престарелый прынц оббежит тачку и плюхнется рядом. Он садится, берет меня за руку и тяжело вздыхает, целует каждый мой пальчик, царапает нежную кожу щетиной и смеется над моей холодностью и равнодушностью, как влюбленный идиот. А потом он произносит то, что переворачивает мои органы вверх тормашками, и я срываюсь с высотного здания и стремительно лечу вниз.

– Я хочу развестись.

Глава 2. Сам напросился

– Что?! Мы так не договаривались, – вырываю руку и хочу дать деру, но не успеваю и оказываюсь в мертвой хватке настойчивого мужчины, обладателя моего любимого парфюма.

– Я знаю, сластен, ты боишься… и я боюсь, правда… это такой решительный шаг… но я уже все сказал жене.

Жена Сергея Николаевича Вечного ни раз кидала мне угрозы и искала со мной встреч, но приставленные амбалы Серого не оставляли ни малейшего шанса кудрявой бесплодной женщине.

Их связывал лишь бизнес, брак по расчету. И сейчас Сережа максимально крепко стоял на ногах, чтобы держаться за истеричную потаскуху, таскающую в Фор Сизонс молоденьких альфонсов.

– Нет, Сережа, я не об этом, я о том, что ты мне клялся, что между нами никогда не будет отношений! Ты обещал, что между нами будет только секс!!!

– Но я люблю тебя! – выкрикивает он и ослабляет вишневого цвета галстук.

Машина трогается.

– Отвези меня к брату, – безэмоционально бросаю.

Сергей Николаевич открывает бар и достает бутылку.

– О, конечно, нажрись еще… – меня передергивает от этого жалкого зрелища, и я хочу поскорее утешиться в родных объятиях, зарыться между перекаченных грудей Антона.

Хочу напиться до беспамятства… хочу забыть этот страшный кошмар под названием НЕВЗАИМНОСТЬ.

Я Сережу не любила. И никого, и никогда. Все мои мужики были мне интересны только в качестве опекуна, спонсора, партнера, трахаря. ВСЕ! Я выбирала женатых, а когда хотела свалить, намекала на то, что хочу детей. И они сразу пропадали, оставляя тонну наследства и номерок на случай, «звони, если что». Мы прекрасно с ними со всеми дружили, в том числе и организмами.

Начиная роман с Сергеем, я понимала, что тут есть риск. Но ничего не могла поделать с собой, влечение и страсть сделали свое дело. Сережа был потрясающим любовником, лучшим из всех. Мне досталась вся его нежность, которую он никак и никому не мог выплеснуть. У него не было ни любимой женщины, ни детей. Только бизнес.

Я прикурила. Сережа терпеть не мог, когда я курю, особенно в машине, мне так хотелось позлить его, чтобы его отвернуло от меня. Но все было тщетно.

– Насть, я понимаю тебя, я же знаю, что тебе пришлось пережить… – несмотря на выпущенный прямо ему в лицо дым, мужчина поцеловал мои губы и погладил скулу большим пальцем, – Я знаю, что в глубине души ты…

– Я циничная властная стерва, Серега, и мне наплевать на твои чувства и на твою убогую жизнь, – бросаю половину сигареты в налитый на треть стакан, – В том числе и на причину того, от чего ты такой жалкий.

– Это просто твоя защитная реакция, – невозмутимый Вечный открывает окно и выкидывает отраву в квадрате кому-то на лобовое стекло.

Раздаются разгневанные сигналы, когда его ладонь скользит под мою узкую юбку по внутренней стороне бедра. Сережа рычит, когда понимает, что я не надела нижнее белье. Его губы мягко касаются шеи, он макает кончик большого пальца, проникая в мокрое гнездышко, и надавливает на клитор.

– Сереж…

Знает, как закрыть мне рот, как заставить его слушаться. И в следующий раз он уже съедает свое имя вместе с моим языком, слизывая его с моих голосовых связок. Его пальцы расстегивают две пуговицы свободного пиджака и обводят контур голой груди. Кожу обдает ледяной дрожью, и она покрывается мурашками. Тяжелая ладонь движется по талии к спине, пытается найти скрытую молнию на плотно обтягивающей атласной ткани.

– Чертова молния! – ворчит Вечный, и я слышу, как трещит натянутый кусок красной тряпки.

Мои пальцы запутываются в густых жестких волосах, кулаки сжимаются, когда он осыпает поцелуями мою грудь, вздыхает и стонет от перевозбуждения и злости на дурацкий замок, съевший часть скользкой ткани, не дающий ему стянуть с меня проклятую преграду.

Становится невыносимо скучно, особенно после его признания. Я презираю мужчин, которые могут создать могучую империю в бизнесе, но не могут порвать на тебе одежду.

Машина остановилась, и я уперлась ладонями в плечи, на которых трещала по швам белоснежная рубашка с небольшой каплей от пролитого кофе, спрятанной под галстуком.

– Приехали, – немного запыхавшись, произношу, а мой любовник отстраняется.

– Насть, останься, прошу тебя.

Он умоляет, а меня просто воротит от этого поплывшего взрослого мужика. Я отталкиваюсь от него, застегиваю пиджак и поправляю юбку. Достаю из сумочки золотое зеркало и красную помаду. Сережа не любил, когда красила губы.

– Насть…

Берет меня за руку, когда я заканчиваю, подносит зажигалку.

– Ну что?

Затягиваюсь парфюмированным табаком и закрываю глаза от удовольствия. Сергей выдвигает пепельницу, а я стряхиваю прямо на ворсистые бежевые коврики.

– Почему ты не даешь нам даже шанса? – берет меня за свободную руку.

Смотрю на него и вижу, как по его вискам катится пот, как дергается его глаз, как он с трудом сдерживает свое колено от бешеного тремора.

– Сережа, ты УЖЕ на грани инфаркта, а ты представь, что тебя ждет рядом со мной? – перевожу взгляд на испачканный помадой фильтр, на свой ядовитый апельсиновый маникюр и не чувствую ни малейшего сочувствия.

– Значит все? Вот так просто? Ты бросишь меня после всего, что между нами было? После того, как я открыл тебе свои чувства?

– Да.

Хочу выйти из машины, но Сергей хватает мое запястье и до боли сжимает.

– Пусти по-хорошему.

Реакции ноль. Серые глаза налиты кровью. В тяжелом взгляде борются ненависть и любовь в жесточайшем сражении не на жизнь, а на смерть.

Что ж, ты сам напросился.

Беру сигарету, делаю последнюю затяжку и прижигаю кожу на вздутых венах.

– С ума сошла?

Слышу вдогонку, бегу, не оглядываясь, и ныряю в подъезд брата, оставляя за собой преследователя.

*****************************************

– Ты не боишься, что когда-нибудь один из твоих влиятельных любовников закатает тебя в асфальт? – смеется Антон и наливает мне мой любимый молочный улун.

– Вот никогда не боялась, не поверишь, а сейчас впервые задумалась об этом.

– Может чего покрепче? – подмигивает хитрый лис, усаживаясь напротив.

Мой брат был так сильно похож на нашу мать. Кудрявый и зеленоглазый. Даже в свои тридцать пять он выглядел на девятнадцать. Он вел здоровейший образ жизни, имел свой фитнес клуб и линию каких-то то ли витаминов, то ли коктейлей.

– Нет, если я сейчас напьюсь, я побегу к Сереге обратно.

Мы рассмеялись, а телефон Тоши снова загорелся входящим от настойчивого кавалера.

– Наська, ну любит он тебя, ну ты же можешь, наконец, быть счастливой, любимой, – машет передо мной дисплеем неугомонный брат.

Чертова мужская солидарность.

– Может быть ты и прав, – в душе защемила не испытываемая прежде тоска.

Неужели он дорог мне?

Антон отпил из высокого стакана непонятную жижу цвета детской неожиданности, типа свой ужин, и вдруг предложил.

– Поехали в домой?

Глава 3. Фаталити

Пузатая кружка выпала из моих рук и пролилась на черную столешницу невысокого островка, у которого мы сидели как у барной стойки.

– Куда, прости?

Брат еще раз отпил, нервно сглатывая.

– В город, где мы родились с тобой, – уточнил он и поджал губы, испачканные серым поносом.

– Зачем?

– Меня пригласили на встречу выпускников, и я подумал, что мы могли бы поехать вместе с тобой.

Мы закончили одну школу с разницей в пять лет.

Самое ненавистное время в моей жизни.

Мы учились в убогейшее время. Девяностые-нулевые… мы ВСЕ были брошены в этой разрухе, предоставлены сами себе. Кто из слабаков не спился, тот покончил собой. Мавроди, ваучеры, пейджеры, тамагочи, ножки буша. Все боксеры становились зеками, а ботаники – будущими суицидниками, если дорывались до самостоятельной жизни в большом городе. Панки, эмо, скинхеды…

У каждого, каждого человека есть одноклассник, забивший кого-то до смерти или угонявший машины.

Я достала пустую пачку и матюгнулась.

– Ты бросать собираешься?

– Брошу, когда замуж выйду.

Спрыгиваю на свои мохнатые тапки и иду к мятного цвета кухонному гарнитуру к своей заначке.

– Я выкинул твой схрон.

И снова мат.

– Нась, неужели тебе не интересно, как она?

– Тебе интересно, ты езжай, – продолжаю лазить по шкафам и начинаю ни на штуку заводиться – А я у тебя поживу.

Гребанные доводчики, даже хлопнуть не дают, как следует… курить хочу…

Смотрю в окно и вижу угрюмого Серого на скамейке у подъезда.

– Ну, нет, гуська, я не позволю превратить мой дом в пепельницу.

– Но у меня ремонт!

Моему возмущению не было предела, он знал, что я в уязвимом положении, мне нужно было заныкаться от поклонника. И когда брательник показал мне надпись на экране – двадцать пропущенных от «Сергея Очередного», я едва сдержалась, чтобы не врезать ему.

– Можешь у Сережи пожить.

Еще и издевается.

– Я в гостинице поживу в номере для курящих.

Я начала собираться, хоть и планировала провести остаток вечера в любимых объятиях, сетуя на свою никчемную жизнь. Но я была слишком гордая и тщеславная, точно, как леблядь.

Уже в коридоре я посмотрела в глазок, а Сережа был уже на лестничной клетке.

Да он что, сквозь стены просачивается? Оцепили…

– А я ведь могу открыть входную дверь.

– Я спрыгну в окно.

– Одиннадцатый этаж, гуська, крылышек то у тебя нет, – угрожающе погремел ключами Тоша и сделал несколько шагов ко мне.

Я замахала руками, затопала ногами, зарычала, завыла на солнце. Все сделала максимально тихо, а потом проткнула указательным пальцем воздух.

– Значит, встреча выпускников говоришь? Отличная идея.

*****************************************

Понимая, что Сереже отследить нас по камерам, не составит никакого труда, мы ушли через пожарную лестницу от соседей, взяли тачку в каршеринге, банковскую карту какой-то мужеподобной коллеги Антона и помчали в наш городок.

На нашу улицу в три дома…

Я принципиально не ездила в область в сторону Родины, наверное, просто боялась не смочь остановиться… да, дороги стали лучше, появились красивые коттеджи, построенные на деньги налогоплательщиков, но в целом, картинка та же – унылая глубинка, однотипные панельные пятиэтажки, женщины в халатах с подсолнухами, яблоки в ведрах вдоль дороги.

Я много, где побывала, каждый сезон мы отдыхали в основном на пляжах, где песок похож на сахарную пудру. Я была на Байкале, Большом каньоне и шла с бутылкой Кристалла по Шанз Элизе, хлеща его из горла. Но вокруг Питера практически нигде, я спряталась среди каменных джунглей от самой себя и своего происхождения, потому что оно мне было ненавистно.

Мое черствое сердце сжималось сильнее с каждым километром ближе к дому. Антон взял меня за руку, и я легла на теплое мускулистое плечо Апполона рядом со мной.

– А я ведь знаю, зачем ты едешь!

Брат усмехается, но посмотрел на меня а-ля «не понимаю, о чем ты».

– Ты ведь Нинку свою надеешься увидеть. У нее кстати сколько детей, десять?

– Трое, – Тоша начинал злиться и прибавлять скорость.

– Ладно-ладно, Шумахер, тапочку не дави так, а то штрафов нахватаем, и Вечный узнает нас по стилю езды.

Нинка – первая любовь и первая девушка Антона. Все банально, ее родители богатые, а родители моего брата такие же, как у меня. У меня, конечно же, тоже был бывший, но я надеялась, что он сдох, ибо он не вел социальных сетей.

Мне, естественно, наплевать на всех моих бывших любых знакомых, но иногда нет-нет, да и … да.

Мы отключили телефоны, чтобы нас было не найти по геолокации, а я только сейчас спохватилась, что не сказала Ярику, что уехала.

Ладно, переживет… а может и нет.

И все же я решила ему набрать по приезду. Ведь эта голубизна с ума сойдет, если не увидит меня в онлайне. Его утренняя истерика не давала мне покоя… нас вроде как давно не грабили, а последняя коллекция произвела очередной фурор. Я коснулась кольца на среднем пальце.

Первое. Созданное мной украшение.

В нашей с братом черно-белой жизни с преобладающим на 90% черным были и проблески, когда нас отправляли в деревню к бабушке с дедушкой. Рыбалка, сбор колорадского жука, поиск луговых опят и шампиньонов после дождя с целлофановым пакетом, прополка под палящим солнцем в жару плюс сорок казались нам райским удовольствием после беспробудных пьянок родителей с драчками похлеще, чем в Мортал комбат.

Фаталити…– я едва сдержала дебильный смешок.

Так вот, дедушка научил меня делать колечки из латуни, от которой зеленела кожа на пальцах. Но мое первое кольцо с зеленым стеклышком было мне милее точной его сегодняшней копии из золота с изумрудом на моей руке.

То кольцо я тоже сохранила… ровно, как и гигантскую шпору бешеного петуха, который не давал никому спокойно сходить в домик с дыркой в полу без хорошего тумака с вертушки.

– Приехали.

Табличка с названием города промелькнула и вскрыла плохо затянувшийся шрам, который и без того постоянно гноился.

Глава 4. Тысяча чертей

– Я пойду прогуляюсь.

Брат молча отдал мне вторые ключи от съемной квартиры, закинул свою сумку на плечо, подхватил мой чемодан и покатился к угловому подъезду пятиэтажного дома из красного кирпича. Приятная грусть медленно опустилась на мои веки, и я медленно закрыла их, глубоко вдохнув невероятно свежий чистый воздух.

Не знаю, сколько бы еще я там простояла, если бы в меня не врезался детский самокат и не отдавил голые пальцы на ногах на тонкой подошве босоножек.

– Извините, ради Бога! – подбежала запыханная растрепанная пампуха с коляской в одной руке и с ребенком двух лет во второй, – ДОБРЫНЯ!!!

Она заорала так, что я чуть не навалила утренний омлет в едва ощутимые стринги.

– Ничего страшного.

Герой русских былин смотрел на меня исподлобья, и я ответ одарила его взглядом полным презрения и строгости. Этот щегол еще вздумал играть со мной в гляделки, пока его мать катала коляску ногой, пытаясь поправить хвостик своей дочке.

– Лебедева?

Я с изумлением переключила канал и начала всматриваться в чужое расплывшееся потное лицо.

Боже мой, кто это?

Я начала паниковать, а краснощекая матрешка заулыбалась на удивление белыми и ровными ВСЕМИ зубами. Понимая мое недоумение, она выпрямилась, втянула живот и подбородок, пригладила свои русые кудряхи и произнесла.

– Ну, Ленка… ну, Лена Портянкина… – и гордо добавила, – Теперь Усынина.

Ааа… Лена-по колено, помню-помню, – подумала я и натянула хоть какую-то улыбку.

– Точно. Я тебя не узнала, богатой будешь, – похлопала я мясистое плечо.

Ленка выпустила из рук дочку, и она побежала за старшим братом, догонять самокат.

– Добрыня, присмотри за …

Честно, я не расслышала имя девочки, это было нечто среднее между кандибобером и канделябром.

Не побоюсь этого слова, женщина… катала коляску вперед назад с пикающим младенцем, и чем громче становился плач, тем интенсивней работала ее рука. Я с ужасом наблюдала, как люлька была уже готова к запуску на орбиту, когда малыш, наконец, успокоился и уснул.

– Как дела? – решила я разбавить неловкое молчание, ибо я была окружена, и разговора о жизни было не избежать.

В ее взгляде читалось глубокое отчаяние и невероятная усталость, но позиционировала она себя, как мать-героиня, яжмать, которая и печет, и делает лучшие в садике поделки, и все она успевает, а дети – это ее главная гордость и достижение в жизни.

Вот только она забыла одно НО, она успевает все, кроме себя. В этой гонке она не помнит о самом главном человеке в своей жизни, о себе самой и, скорее всего, о своем муже. Неопрятная, полная, неухоженная… готова поспорить, ее одежда куплена еще перед первым декретом.

Ее голодный до роскоши взгляд скользит по моим фирменным джинсам, обтягивающим подтянутую точеную фигуру. Она глубоко вздыхает, когда понимает, что моя свободная белоснежная рубашка мягко очерчивает стоячую голую грудь. Ленка непроизвольно с нескрываемой завистью касается моих гладких блестящих волос, длиною по поясницу, резко одергивает руку и ядовито произносит.

– Ну, а ты, замужем?

Раскрываю маленькую сумочку, достаю сигарету, прикуриваю. Дамочка шарахается от меня, как от огня, хотя сама дымила как паровоз Винстон красный и запивала Виноградным днем.

А, сейчас… святая женщина, залетевшая от моряка и женившая его на себе еще в одиннадцатом классе.

– Нет. Незамужняя и бездетная.

У меня было ощущение, что я произнесла, что-то типа «проклята в седьмом поколении», потому что Ленка обошла меня и, наконец, заметила, что ее девочка носится по проезжей части.

– КОНСТАНЦИЯ!!!

Констанция Усынина…

Я подавилась дымом, а моя одноклассница все отдалялась, дабы не заразится от меня венцом безбрачия.