Т9

Глава 5. Царица

Смотрю в длинное узкое зеркало на ножках и маскирую темные круги после бессонной ночи и голодного дня.

Не бывать мне в этом городе сытой.

С утра не лезет ничего кроме воды. Желудок наполнен пустотой и волнением. Сердечная мышца сокращается до онемения, а когда ее отпускает становится невыносимо больно.

Сзади подходит высокий шатен с такими же, как и у меня большими глазами, в расстегнутой белой рубашке и темно-синих идеально отглаженных брюках. Он целует мою макушку и обнимает меня локтями, мягко покачивая.

– Не слишком ли вызывающе, гуська? – колко произносит брат, а я ощущаю его бешеное сердцебиение затылком.

Осматриваю себя с ног до головы и улыбаюсь одним уголком губ.

– Можно было бы и покороче.

– Поможешь? – протягивает мне гель для укладки.

Ну прямо босс мафии, – проносится в моей голове, когда Антон исчезает в дверях с моей любимой прической.

Еще раз любуюсь невероятной красотой ультракороткого серебряного платья, расшитого стеклярусом, бисером, стразами и пайетками, срезаю тонкие лямочки, которые так и норовят скатиться по хрупким плечам, и надеваю туфли в цвет маленькой красной сумочке. По-ма-да… Я была похожа на развратную русалку, потерявшую где-то свой хвост и моральные принципы.

******************************

– Кто все эти люди? – крепко сжимаю локоть брата, оставляя на хлопковой ткани влажные следы от потных ладошек.

Мне не нравится здесь.

Уверенная стерва из Северной столицы, успешнейшая бизнесвумен потеряла свою прыть, невольно возвращаясь в прошлое, где приходилось каждый день бороться за выживание. В моем классе не было ни одного пионера, парни были либо гопниками, либо лохами, а девки – либо хабалками, либо давалками, а иногда все и сразу.

Так что, либо ты, либо тебя…

И сейчас я чувствовала будто снова надо вставать в защитную позу, выпускать свои острые клыки и когти.

Эту провинциальную жестокость и внутреннюю готовность к борьбе не выбить из нас ничем.

Сегодня слово отморозок и дегенерат заменили на красивое слово маргинал и подменили истинное его значение. Девяностые годы воспитали орду горлопанов, не способных теперь приспособиться к жизни, где унижение достоинства другого человека больше не является нормой в обществе.

Сейчас у нас буллинг, нападение стаей на одного. Раньше один гопник чморил орду ботанов, а сегодня они бы собрались и устроили бы ему «темную». Элитой были единицы, ее все боялись. Сегодня элиту презирают. И прямо сейчас я вижу, как неуверенные в себе дамочки хватаются за своих мужей в джинсах и рубашках с коротким рукавом словно в зал вошла не женщина, а распылитель импотенции, ну или холеры.

– Ты производишь фурор, Наська, – шепчет Тоша и удаляется в направлении бара.

А я обвожу пытливым взглядом помещение, где я никогда не была прежде.

Неплохо, очень даже ничего.

Цвет темного шоколада прекрасно сочетается с молочным, барельеф храма на стене придает атмосферности месту, которое будто является неотъемлемой частью истории нашего городка. Даже тяжелые аляповатые шторы смотрятся вполне сносно и дополняют разноцветные окошки. Просторный зал с танцполом, но столы расставлены, как на поминки.

Сажусь за единственный отдельный столик, бросаю сумку на стол и подзываю завороженного мной официанта.

– Мальчик, пепельницу принеси.

Малыш в униформе белый верх, черный низ убегает, будто я попросила скрученный доллар.

– Женщина! У нас не курят! – подлетела гундосая администраторша с малиновой помадой и настолько высоко уложенной стрижкой, что ее голова казалась длиннее торса, – И этот стол для Джи Джея.

Джи Джей… надевай быстрей!

– Я его покупаю, – убираю пачку обратно и достаю банкноты, кладу их в маленький карманчик фартука, и мадам расплывается в вежливейшей улыбке.

Через пару минут передо мной стояло ведро с вполне сносным алкоголем и закуска.

– Я смотрю ты обжилась уже.

Поднимаю голову на брата, что-то отвечаю, но он меня уже не слышит, ибо по небольшому коридору за руку с темно-серым бегемотом шла Ниночка. Такая же хрупкая и утонченная, в нежно-голубом платье и светлыми убранными волосиками. Ее крохотные белые туфельки цокали металлическими набойками.

Тоша поплыл, он смотрел на нее с таким восхищением, что я даже не сразу заметила плотоядный взгляд откуда-то из глубины затемненного зала.

– Привет, Настюха – шприц те в ухо!

Рифмоплет хуев.

Поворачиваюсь на до боли знакомый голос.

– Коноплев! Я думала ты сдох от передоза.

Бывший стоял и лыбился, а мой братик уже усвистал к своей зазнобе.

– Ну что ты, королева, я чист, как слеза девственницы, – его засаленная одежда и висящие кудрявые патлы не вызывали ничего кроме отвращения.

Как его вообще сюда пустили, еще и в первых рядах.

– Здравствуй, Анастасия.

С другой стороны меня подпирало брюхо мужа Ниночки, и в заплывших глазках я начала узнавать одного из своих ухажеров.

Нина… как же ты могла…

Любовь всей жизни Антона вышла замуж за самого мерзкого слизняка, сыночка богатеньких родителей, Романа Домнина.

– Здравствуй, здравствуй.

– Слыхал, ты у нас большая шишка, – язвит пухлый, а рядом юлит вонючий Коноплев.

– Большая шишка у моего мужика, так что возвращайтесь к своим женам, мальчики, – выпроваживаю королевским взмахом скоморохов, и один из них отчаливает в кучу подоспевших девушек, одетых не менее презентабельно и откровенно, чем я.

– Что-то я не вижу твоего полового гиганта, – не сдается Домнин.

– Рома! – раздается из заднего прохода.

– Еще увидимся, красавица, – целует мою руку, оставляя влажный теплый след и приятное послевкусие.

Так-то он даже симпатичный, ухоженный, под стать Ниночке. Красивая пара… боюсь, Антону не светит ничего.

Народ все прибывал, я практически никого не узнавала, а, может, и вовсе не знала. Мы не общались между разными возрастами, только в своей параллели. Вдруг на мои глаза упали чьи-то ладони, пахнущие матерью троих детей.

Ленка…

– Угадай кто? – она не стала дожидаться ответа, а просто плюхнулась рядом и залпом осушила мой бокал – Я на свободе! Усынин дал мне три часа, и я хочу получить от них все.

Все так все.

Если вы хотите оторваться по полной, берите с собой мамочку в декрете. Чем больше детей, тем мощнее отрыв.

Школьная подруга плясала, как оголтелая, ну и я вместе с ней. Она накачала меня так, что я с трудом различала лица на танцполе. И, к своему стыду, оказалось, что я знаю наизусть слова таких песен, как «Женщина, я не танцую», «Валера», «О, Боже, какой мужчина». Но апогеем того вечера стала песня «Угонщица» Аллегровой, когда мы едва не пробили пол своим топотом, а потолок визгом.

Мои босоножки улетели в ошалелого брата, который каким-то чудесным образом усадил к нам за стол Нинку и ее питбуля с каким-то пацаном в черной кожанке и белой кепке. На «Бигудях» Тоша вывел Ниночку подышать на улицу, пока Роман изволили отдыхать в салате.

Мы с Ленкой придумывали песни и неслись к барной стойке наперегонки, заказать бармену очередную хитовую композицию. Мы почти переваливались за деревянную стойку к нашему «Джи Джею».

Кстати, нанятый так и не пришел, и музыкальным репертуаром управляли мы с Ленусиком. Я даже не представляю, сколько мужиков перелапало меня за тот вечер. Я никогда не крутила задницей с такой амплитудой. Я и знать не знала, что на такое способна. Даже Коноплев удостоился медляка под «Behind blue eyes».

Я оттанцовывала всю свою боль под треки любимой исполнительницы и ощущала себя той самой декретницой, что скакала рядом, а иногда мы даже пытались изобразить развратный танец друг с другом. После «Царицы» я провалилась в Нарнию, как гребанная попаданка.

******************************

– Тише, тише…

Слышу где-то вдалеке. Голова запрокидывается. Меня кто-то несет… пытаюсь открыть глаза. Вижу то потолок, то пол в клеточку.

Вытрезвитель? Что так холодно?

Меня привели в огромный холодильник и бросили на металлический стол лицом в холодную сталь. Своего рода пощечина помогла мне прийти в себя и обернуться.

О, бармен.

Вспомнила, как мы с ним лепили соски у него за стойкой, как он вбивал мое пьяное тело в полки с дорогим алкоголем, как стискивал грудь.

Фу…

Меня вырвало то ли от своего поведения, то ли от запаха прокисшей капусты, то ли от крохотного члена насильника, а может даже от вертолетов, что оглушали меня своими лопастями.

С утра скажу, что съела лишнее пирожное. Но сейчас кто-то обесчестит нас, поэтому надо что-то делать…

Я не нашла ничего умней, как заверещать и свалиться на пол, пока работник месяца сокрушался над забрызганными тарталетками.

Я засмеялась.

В этой дикой агонии словно в тумане мелькнула черная тень и снесла с ног маньяка из ресторанного бизнеса.

Грубые огромные руки подняли меня за плечи и встряхнули как тряпку.

– Очнись же, ну!

Взмах, и я парю где-то в невесомости и упираюсь в чью-то аппетитную задницу лицом. Пытаюсь ее ущипнуть.

– Вот пьянь!

Еще пара шагов, и меня вывернет наизнанку, – но сказать я этого не могу, просто хихикаю, как умалишенная.

Но шаг оказался один. Бам! Удар! Хлопок! Меня обдало свежим воздухом. Мой носильщик вынес меня на улицу, где была глубокая ночь.

– Эй?

На мои плечи легла теплая куртка, пахнущая кожей и свежим парфюмом, чертовски приятным. Обнаруживаю себя сидящей на бревне, между моих широко раздвинутых ног все, что я сегодня съела, то есть две дольки мандаринки, и выпила. По спине бьют мелкие капли летнего дождя, и я дрожу то ли от холода, то ли от отходняка.

Ммм… я в туфлях…

– Сигарету дай.

Не узнаю свой голос, и мне становится безумно страшно, что сейчас он так похож на голос матери.

– Не курю, – звучит мягкий тембр с легкой хрипотой.

– Сумку мою найди, придурок.

– Генеральша тоже мне. Спасибо скажи для начала. Иначе распяли бы тебя всем трудовым коллективом.

Пытаюсь разглядеть лицо, но, сука, фонарь светит мне во влажную рожу.

– Пошел ты!

Сдвигаю ножки и перебрасываю на травку позади, вытираю под глазами, деловито забрасываю волосы назад и громко икаю.

– Алкашня синюшняя, пошли до дома доведу.

Смеясь, протягивает мне мою сумку. Психованно вырываю, резко встаю, сажусь обратно, матерюсь, встаю снова и сталкиваюсь лицом к лицу с… ну с ним… парнем в белой кепке.

Невысокий, явно моложе меня, немного кудрявый, кареглазый. Выемка на подбородке.

Значит девочка будет у него, – думаю какую-то ересь. Прикуриваю.

– Да ты хоть знаешь, кто я такая? – глубоко затягиваюсь ароматным дымом от быстро сгорающего табака тонкой сигареты.

– Знаю, моя будущая жена.

– Пф! Гуляй, сопляк, – выпускаю сизое облако в наглую симпатичную мордаху.

Вероятно, мальчишка не привык получать отказ. В этой дыре под названием Родина он наверняка звезда среди разведенок и старых дев. Жду ушат очередного дерьма от отвергнутого неудачника, но он лишь улыбается, и я вижу ямочки на его гладко выбритых щеках.

– Гулять будешь ТЫ с коляской, в которой будет сладко спать наша дочь, – не отчаивается никчемыш.

– Тебя как зовут хоть, нищеброд?

– Алексей, – цедит сквозь зубы, а я слышу, как они крошатся, вижу, как он злится и жду… жду, когда же его прорвет.

– Алешенька, значит… ну, счастливо оставаться, – едва сдерживаю смех, снимаю высоченные шпильки и красиво удаляюсь по мокрому асфальту в дождливую ночь.

Прохожу пару шагов и спотыкаюсь об острый камень. Полет и провал.

Глава 6. Визитка

Алешка.

– Леший, бабочку поправь, – получаю по удавке, и она прокручивается вертолетом, останавливаясь вертикально.

Старший брат с диким гоготом доходит до зеркала и прилизывает свои высветленные добела волосы ладонями. Подбегает мамочка и замазывает своему ненаглядному пасосынку гнойные прыщи на висках и скулах.

– Красавец ты наш! Жених! – отходит в объятия такого же, как и она, упитанного отчима, смахивает слезку с нарощенных пластмассовых ресниц.

Мама и Гена поженились и свели нас с Ромой под одной крышей. Я, конечно, всегда мечтал о братике, но не такой ценой, и не о таком наглом борове. Батя уже давненько ушел к другой бабе с двумя детьми и заделал ей еще столько же.

Видимо, в замкнутом пространстве из десяти тысяч человек хочется попробовать каждого.

В нормальных семьях обычно появляется младшенький, а тут старший, толстый, да еще и такой долбоеб. Сначала я думал… ладно, будет меня защищать. Хер там был! Сам топил меня, ссылаясь на то, что пытается сделать из меня человека. Любимая забава – исподтишка расстегнуть портфель, из которого сразу сыпалось все содержимое. А на перемене заехать по щеке лизуном с оттяжкой на виду у всего этажа – святая обязанность.

Вроде все невинно, но очень унизительно.

Родители игнорировали шалости пухлого отличника, и наказанным всегда оказывался я. Но в один день все изменилось, я вымахал за лето, перешел в восьмой класс, где и происходит все самое интересное между маленькими девственниками и зрелыми старшеклассницами.

Меня никогда не прельщали ровесницы ввиду их тупости и легкодоступности. Моей первой женщиной, как и у большинства из нас, была местная расхитительница мальчиковой невинности. Мы ее называли Жмыха, ибо жмыхалась она со всеми подряд, особенно с пацанами вроде меня, и выжимала из них все возможные соки. Впоследствии она сошла с ума и сейчас бегает топлес по трассе со своей маленькой собачкой.

Так вот, начались первые полноценные стычки с братом, в одной из которых я вывихнул себе плечо, когда перекидывал этого свинатра через себя. С тех пор, денег семьи я не видел, Мамочка не работала, каталась обрюзгшим мягеньким сыром в масле из бабла и роскоши, а ее муженек – датупет, все сбивал и сбивал людское молоко, набивая свои бездонные карманы.

Ну короче, все понятно, излюбленный слизняк из 11А и оборванец из 8Д идут на выпускной, где ботан получает свою купленную золотую медаль. Уже на подходе к обшарпанному дому культуры модного тогда цвета желто-оранжевой аскорбинки… все психушки, дкашки и пожарки так красили (этот цвет предшествовал легендарному персиковому)… я отщепился от нашей дружной семьи и перебежал к пацанам на остановку.

Они передали мне пакет, и я скинул с себя это клоунское одеяние четы Домниных. Моя девичья фамилия, кстати, Быков, и я ее вернул, когда мне исполнилось восемнадцать. Темно-синие трубы, белый джемпер мелкой вязки, красная рэперская кепка козырьком назад, деревянные бусы на шее и небольшое колечко в ухе. Такое сочетание с моей чертовски привлекательной внешностью заставляло телочек ссать по ляжкам. Зато летом у меня почти не было личной жизни, ибо я работал практически сутками несмотря на уровень жизни ОСТАЛЬНОЙ семьи.

Итак, в новом виде я заявился на торжественное вручение аттестатов не для того, чтобы склеить одну из разодетых фиф с дурацкой диадемой на пустой башке в свадебном платье, иногда даже в белом.

Вообще-то мы хотели сорвать сие мероприятие и бросить пару петард в толпу расфуфыренных выпускников и их родичей, как вдруг из зала поднялась ОНА… ее платье, в отличие от всех, едва облегало ее песочные часы, оно струилось и ниспадало до самого пола по круглым бедрам, переливалось словно чешуя от черного к изумрудному.

Как заколдованный я пошел по забитому людьми проходу по темно-бордовой ковровой дорожке навстречу той северной звезде, что ослепила меня ледяным свечением ее холодных голубых глаз.

Кристально чистый лед.

Словно примерзший к лазелке язык я не мог оторваться от нее, ибо одно неверное движение, и все будет разодрано в кровь, к херам, в клочья, в хлам, разбито вдребезги. В тот момент моя жизнь раскололась на до и после, и я четко осознал, что именно в ту секунду я повзрослел, и что я пронесу сквозь всю свою жизнь это чувство.

Я летел на этот притягательный свет, завороженный ее пленительной красотой, и в тот момент я понял, как хочу быть романтичным, как мечтаю совершить подвиг ради нее. Я подошел к подножию ступеней и протянул ей руку.

Большего презрения я никогда не видел в своей жизни, и тогда мое сердце окончательно разорвало самым удивительно сильным чувством в мире – ЛЮБОВЬЮ. И мне хотелось заорать это слово, как в дождях-пистолетах. Я ощутил всем нутром то, о чем были все наши песни.

Она была так похожа на Наташу Королеву, что я чуть не запел про лето кастаньет и побежал за желтыми тюльпанами.

– Тебе чего, дрищ? – произнесла она своими коралловыми пухлыми губками, и это было самое прекрасное, что я когда-либо слышал.

Моя рука потянулась выше, а она поднялась на одну ступеньку вверх и встревоженно позвала.

– То-ош!

За плечо меня рванул типа секьюрити и потащил обратно к выходу.

Я вижу Кузю, кидающего в зал целую стопку зажженных петард, вырываюсь из цепких лап бугая и несусь за товарищами на улицу с диким ржачем.

Помню наш стремительный побег и полет об асфальт, который стесал добрую часть моей кожи на ладонях. Помню тот самый вопрос лучшего лысого друга с челкой на лбу и под носом.

– Ты эт, че, втюрился что ли?

Тот вечер я провел в обезьяннике. После этого я не видел ее, она словно провалилась сквозь землю. я как долбанный принц искал свою русалку, но безуспешно. Мои парни ее не знали, а у брата я и спрашивать не стал, он бы все равно не сказал бы.

А потом девятый, училище, армия, завод…

И вдруг грянула встреча выпускников, на которой я чудом оказался.

А не хотел, ведь Кузьма бросил меня и остался на подработку.

Жена брата уговорила меня. Вообще-то поставила перед фактом: или в няньках с тремя спиногрызами, или на встречу.

И как же удачно я попал. Да еще и за один стол с любовью всей своей жизни.

Она стала еще лучше, еще красивее, чем в тот день нашей единственной встречи. Я полюбил ее с первого взгляда и наконец-то нашел. Я не сводил с нее глаз весь вечер, любуясь ей из-под козырька. Но стоило отлучиться всего на несколько минут, оттащить свиное рыло до тэшки, как едва не произошло непоправимое.

Возвращаюсь, а мою любовь уже тащат в подсобку целый кружок по интересам.

И сейчас ОНА в моей постели. И ее зовут На-астя…

Нежно провожу по бархатной слегка впалой щечке.

Настя, подари мне счастье.

Пушистые угольно-черные ресницы распахиваются, и меня испепеляет небесно-голубой свет.

– Слышь, ушлепок?! – вещает сладким ротиком моя звезда, а я практически теряю дар речи, когда она бьет меня по рукам и уже почти рычит на меня, – Тебе жить надоело? Где я?

******************************

Настя.

Вместо ответа выходит на кухню и возвращается с подносом. Ставит на столик рядом с моим лежбищем и улыбается своими щенячьими глазками.

Ну что за идиот? Хотя ответ очевиден.

Вдруг острая пика копья диаметром с мою голову сносит мне мозги и размазывает их о светлую стену скромного жилища настоящего холостяка.

Твою мать, Лебедева, такого позора мы еще не переживали никогда… во рту вывалили мусоровоз, на платье и волосах кусочки частично переваренного мандарина, в голове профилактика на телевидении.

– Сколько времени? – я смягчилась и даже улыбнулась, удобно усаживаясь и укутываясь в толстенное, но такое невесомое одеяло.

– Пять часов вечера, – отвечает и садится рядом со мной, протягивая мне мой клатчик, – Я Леша.

– Я помню, – становится ТАК стыдно, когда открываю сумочку, достаю визитку и сую парню, – Слушай, я хочу тебя отблагодарить. Вот, свяжись с моим помощником, я распоряжение ему отдам. Он заплатит.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.