РАСКОЛ

 Свою безопасность она вручила мощному союзнику и партнеру Левону, папе одной из сильнейших бригад львовских рэкетиров, контролирующих весь центр города от площади «Рынок» до «стометровки», Краковский базар и «тучу» на стадионе «Украина». Его влияние распространялось также на границу с Польшей, где люди Левона собирали мзду с туристов.       Левон не мог не выполнить просьбы Родионовой организовать ей встречу под его «крышей» с инкогнито из Италии. Это было делом чести. Тем паче, всегда приятно помогать людям, к которым в будущем, быть может, самому придется обратиться с просьбой. Такого варианта Левон не исключал, хотя всегда старался обходиться своими силами. Он обладал деньгами и связями, но сейчас перед ним стояла проблема с приватизацией Гранд-отеля, который являлся собсвенностью другого человека, иностранца канадского происхождения, который по какой-то роковой случайности недавно был обнаружен в Стрийском парке с простреленной головой. Для решения подобной проблемы могли понадобиться большие связи на самом верху, а таковые были только у Родионовой.

Елена Родионова не интересовалась планами Левона, она ехала во Львов с одним намерением – получить гарантии от итальянского гостя касательно денег, больших денег. Совсем не обязательно это должны быть кредиты. Быть может, ей удастся получить безвозмездные средства, ну может быть, частичные кредиты, и то по льготным процентам. Родионовой было о чем подумать в пути.

Она сидела слева на заднем сидении лимузина. Рядом находился ее ближайший советник и управляющий Борис Сумцов. Она называла его просто… Боря. Водитель и начальник охраны Петелицын были отделены от них толстым стеклом автоматической изоляции. Борис, не переставая, сыпал предостережениями. В последнее время, когда Елена обрела обширный простор для инициативы и окончательно развязала себе руки, благодаря связям в политических кругах, увещевания осторожного Бориса стали ее раздражать. Родионовой казалось, что заостряя внимание на незначительных деталях, ее советник упускает суть. Она понимала, как он ее любит, помнила то, что сделал для нее Борис. Но эти воспоминания утратили первоначальный блеск, который стерло неумолимое время. Лишь любовь Бориса была ему неподвластна и только усиливалась с годами. Что до Елены, то бросив пренебрежительный взгляд на своего визави, она вдруг на секунду задумалась, таким ли должен быть ее ближайший помощник, ее правая рука.

– Похоже, у нас появились оппозиционеры среди епископов, – снова заговорил Борис. – Епископ Володимир вновь сотрясает воздух. Ему покоя не дает происхождение твоих детей. Архимандрит Пимен тоже воротит нос от Симеона и теперь уже открыто склоняет всех к покаянию, хотя сам возвращаться под пяту посаженного Москвой правящего экзарха не собирается.

– Видно, думает, что Володимир будет править, – продолжила за Бориса Родионова. – Патриарший куколь сам по себе еще не власть. Этот стукач завис в воздухе между националистами, стариком Мстиславом и нашими деньгами. Все хочет их посчитать. Никак не решит, куда податься. Почуял, что ему ни тут, ни там не светит, мечется как угорелый, туда-сюда. От беготни и дурости своей заделался теперь сплетником и клеветником. Тебя ли, Боря, учить, как ему язык подрезать… Да нет, я не об этом. – Она угадала значение его взгляда. – Стоит ли руки марать. Ну, сунь ему в морду справку из детского дома об усыновлении. Хотя нет, что я, говорю, – разве я обязана отчитываться перед насекомыми. Ой, почему, я должна думать об этой ерунде. В конце концов, влей им обоим в горло по бутылке водки и сдай в вытрезвитель. Когда проспятся, станут смирнее, а нет, так повтори процедуру. Будут препираться, пригрозишь, что их снимки в неприглядном виде опубликуют на первых полосах всех таблоидов!

Борис понял по глазам, что Елена шутит. Если она над чем- то иронизировала, значит, вовсе не придавала теме значения. Он был уязвлен, но не подал вида. Однако Елена заметила его замешательство и сказала уже серьезно:

– Боря, сам посуди, что могут сделать эти букашки. Пожужжат и перестанут. Кстати, дедушке Пимену я симпатизирую. Он напоминает мне покойного отца. Та же непоколебимая вера, та же слепая убежденность – непротивление злу насилием… Он хоть не ищет «крышу» в милиции, или в рядах этих унсовцев. Давай лучше поговорим о наших делах в Крыму.

– Что толку в этих разговорах? – отозвался Борис. – Ты отрядила туда Роланда, даже не поставив меня в известность. Не лучше было отправить Петылицына с группой. Не боишься, что Роланд устроит там Хиросиму?

– Не сердись, это было единственной правильной мерой. К тому же его командировка будет краткосрочной, но, я не сомневаюсь, очень эффективной. Лучше в зародыше пресечь всякие поползновения на сопротивление. Страх – тормоз любого действия.

– Страх зачастую стимулирует действие, а паника иногда заставляет бежать не от врага, а навстречу ему… – вздохнул Борис.

– Роланд раз и навсегда покончит с врагами. – отрезала Матушка. – Мертвые не кусаются. К тому ж они послужат наглядным примером живым, чтобы те, в свою очередь, не повторяли ошибки мертвых и не совали свой нос, куда не надо.

– А что, собственно, они нам сделали? Разве мы не поступаем так же? Просто пришли прощупать, под чьей «крышей» сидит твой сосунок, предложили свой потолок. Я не вижу ничего зазорного в том, если б мы для отвода глаз согласились на их услуги. А теперь я не знаю, чем могут обернуться усердия Роланда. Уж он то, конечно, постарается…

– Ты до сих пор не осознал весь масштаб того, что я делаю, в частности, в Крыму. Я не желаю, чтобы мой человек даже понарошку доверился бы какой-то самодеятельности, какой-то шайке недоносков, как бы они себя ни называли: охранное бюро, агентство телохранителей. Я не хочу иметь ничего общего с малым бизнесом. Я посадила своего человека под государственную «крышу», пусть его бережет «родная» милиция. Когда недоброжелатели чувствуют силу, то превращаются в друзей.

– Это смотря какие недоброжелатели. Бывают и такие, которые, почувствовав чью то силу, демонстрируют свои мускулы.

– Боря, ты все говоришь в пику. Это легче всего! Не приходится даже думать. Ты сомневаешься в наших способностях противостоять любым врагам?

Борис не ответил. Елена деланно улыбнулась:

– А нет, так нечего болтать. – После долгой паузы она продолжила, – Роланд в Симферополе решит попутно еще один вопрос. Он касается золота заброшенного храма. Этот владыка Василий нас обманывает. Очень вяло нам помогает, зато делает много лишних движений, слишком рьяно выслуживается перед Москвой, хочет остаться чистеньким в глазах Синода. Одним из первых предал анафеме Филарета и упал в ноги новому экзарху. От владыки Василия в любой момент можно ждать подвоха. Его двурушничество негативно отразится на развитии филиалов Церковного банка. Он может оборвать цепочку следующих одно за другим событий. Волчок уже крутится. Роланд Кутаталандзе в Симферополе, положись на его профессионализм.

«Приговор отцу Василию был подписан, но ведь назначение на его место нового человека зависит не от нее. Крымская епархия находится под юрисдикцией посаженного Москвой правящего экзарха Украинской православной церкви. Что даст смерть отца Василия?» – подумал Борис.

Родионова как будто услышала его немой вопрос. Она сказала:

– Неразбериха во время смуты лучше порядка. Тебе представится возможность в этом убедиться. Скоро многое изменится. Все будет по другому!

Борису было обидно, что она не посвящает его в свои планы. Раньше она говорила ему все. Теперь было иначе. Она стала гораздо скрытнее и держала его на расстоянии. Елена оставила Бориса в неведении даже о своей поездке в Италию в прошлом месяце. Кроме того, лишь в последний момент он узнал, что за тайные переговоры с человеком из Рима будут проходить во Львове. Его чуть не парализовало от неожиданности, так как Борис не предполагал, что Елена так скоро отважится на такое.

Оказалось, что она не шутила. Она хвасталась с умыслом, когда говорила, что Филарет так же безболезненно сменит автокефалию на унию, как сменил Московскую патриархию на независимую концессию, а если будет надо, то она собственноручно сделает ему обрезание, и он без вопросов будет поклоняться пророку Мухаммеду.

– Духовные отцы стремятся к мирскому могуществу, алчут власти и денег. Они даже не инструмент власти, они хотят возвыситься над ней. Над небесами… Сначала вера превращается в религию, а потом религия – в инструмент управления чернью.

Тогда Борис упрекнул ее:

– Церковь ведь – это не только источник распрей и мракобесия, она ведь и дом Божий вне зависимости от того, кто этим домом управляет.

– Я бы не стала жить в доме, хозяин которого мне противен. Бог может жить везде, он вездесущь… – парировала Елена.

– Почему же ты выселила его из своего сердца?

– А может ему самому там не нравится…

Он знал, почему она так сказала. Знал, почему утратила веру. Но не понимал, почему время не стирает ее боль, а лишь ожесточает ее сердце, в котором место держалось только для злобы и для мести всем подряд. Даже ему…

Да, теперь было очевидно, что она не шутила. Потому что гостем из Рима был ни кто иной, как аббат Бенито Потрезе. Лицо, имеющее прямое отношение к финансовой политике Ватикана. Протекция монашеского ордена иезуитов открыла Родионовой ворота в бездонные сейфы ватиканских банков. Но ей стоило больших трудов убедить правых клерикалов, что только она в состоянии сделать всю украинскую церковь вотчиной Ватикана. Не сразу. Вначале надо сделать промежуточный шаг, укрепить автокефалию, чтобы полностью отгородиться от Москвы. А на этот оглушительный раскол нужны деньги, большие деньги.

Эти деньги она просила у иезуитов, обещая, что вложенные средства окупятся сторицей. Она доказывала, что нельзя медлить. Нужно сейчас отсечь от Московской патриархии соборы и приходы Восточной Украины и Крыма, все еще находящиеся под юрисдикцией Синода. Она уверяла иерархов ордена, что если сейчас не заняться этими регионами, особенно подверженными влиянию Москвы, то они будут потеряны для автокефалии навсегда. Она лукавила, но говорила уверенно и проникновенно, что будет всячески содействовать утверждению унии на Украине, что именно это она считает конечной целью своей программы… Это дело не одного дня. Оно не свершится само собой без солидной финансовой инъекции. Ей нужны были деньги.

Иерархам ордена не надо было объяснять, что сколько-нибудь крупные дела – пустой номер без финансовой подоплеки. К тому же они знали, что в этом деле на народный энтузиазм полагаться не следует, народ-стадо, пойдет той тропой, какой пастух с собаками прогонит. Реальным проводником тех планов, что вынашивали иезуиты, мог стать только конкретный надежный человек. Присмотревшись к Родионовой, они поняли, что наткнулись на то, что искали.

Итогом встречи был вывод: Родионова способна внести немалый вклад в великую миссию, которая на этот раз должна обойтись без массовых жертв. В Ватикане решили, что Родионовой дадут деньги на почти бескровный крестовый поход. Почти бескровный…

Визит Потрезе был ответным. Бенито Потрезе прибыл во Львов инкогнито в цивильном костюме. Место переговоров выбрали не случайно. Греко-католики уже фактически хозяйничали во Львове, многие православные приходы были захвачены силой не без помощи муниципальных властей. Львов был готовым плацдармом для обращения Украины во всемирную веру и приобрщению ее к «истинной духовности».

Родионова просчитала все ходы вперед и играла по крупному. Она поставила в известность о прибытии гостя из Рима президента страны, который в эти дни пребывал в политической агонии, стараясь любыми путями удержаться в своем кресле. И удержать, по возможности, в существующих границах расползающееся государство. Экономический кризис набирал обороты. Русско-говорящие области клонили страну к конфедеративному устройству, особенно в этом преуспел Крым, у которого уже была собственная конституция и который грозился провести референдум о статусе республики. Отделение Крыма имело все шансы стать прецедентом. Допустить этого президент не мог. В Крым потихоньку стягивались войска. Но одно дело – рисковать креслом, используя силовые методы в решении территориальных споров, а другое – просто благословить чужую попытку украинизировать Крым мирным путем.

Он не верил в способность Родионовой что-либо изменить, хотя знал – в расколе Московской патриархии эта женщина играла хоть и не первой скрипкой, но, в любом случае у нее была сольная партия. Он поддержал ее тогда, почему бы не помочь теперь. Все средства хороши. Может, у нее что и получится.

… Когда «роллс-ройс» пересек городскую черту, в небе показались два военных вертолета. Услышав шум винтокрылых машин, Борис переполошился: что это?! Ничего особенного – Левон встречал Матушку. Вертолеты летели параллельным курсом, следуя чуть впереди вереницы автомобилей. Длинная нарядная гирлянда протянулась дугой от одной «вертушки» к другой. Загремели выстрелы, в небе взметнулись красные ракеты, салютировавшие в честь прибытия дорогой гостьи. Когда вдалеке показался жилой массив, вертолеты исчезли.

На зеленой поляне в десяти километрах от городской окраины горели костры. На мангалах готовился шашлык из только что забитого барана, окровавленная голова которого валялась тут же. Стол, накрытый кипельно-белой скатертью, ломился от яств и напитков. Скрипач орудовал смычком. Звенела цыганская гитара. Рядом с лесопосадкой, как на выставке, сверкали «Мерседес» Левона и два его джипа «Чероки». Левон встретил Родионову словами:

– Я счастлив вас видеть, Елена Александровна! Дорогая, почему так редко у нас гостите? Знаю, дела, но смилуйтесь, небольшой фуршет на природе – это обязательно. Дела подождут, а шашлычок и фрукты – нет…

Левон улыбнулся своей самой радушной улыбкой. Родионовой понравилось его гостеприимство, но не удивило. Это было в порядке вещей.

Когда гости перекусили, Левон предложил всем пострелять по жестяным банкам и мишеням, приколоченным к деревьям. Мишени, исполненные из толстой фанеры, представляли собой контуры человеческих фигур. На столиках, стоящих на расстоянии ста метров от мишеней, лежало разнообразное оружие – от пистолетов до ручных пулеметов. Родионовой бросилась в глаза винтовка-«винчестер». Левон, Борис и телохранители разобрали остальное. Все подождали, когда щелкнет затвор «винчестера». После того, как Матушка нажала на курок, раздался шквал огня. Некоторые мишени разлетелись в щепки.

Стрельба прекратилась. Родионова пожелала посмотреть свою мишень. Из семи выстрелов одна пуля угодила в голову фигуры, две в грудь, больше попаданий не было.

– Для женского пола результат отличный! – откомментировал западенец.

Родионова получила удовольствие от стрельбы и от того, что она попала. Она даже удивилась, что ее может тронуть такая ерунда. Левон предложил Елене Александровне «шарахнуть» из гранатомета, но она отказалась, сказала, что шума сегодня было уже достаточно, а про себя подумала: «Как, впрочем, и понтов. Этот болван мог бы догадаться, что первым делом мне нужен душ».

Впереди был напряженный день, который принес долгожданный результат. Она получила то, что хотела. Деньги. Ватикан выделил ей пятьдесят миллионов долларов. Первый транш в размере двадцати одного миллиона являлся безвозмездным. Ее не напугала та ответственность, которую она на себя взяла. Она чувствовала в себе силы вершить даже невозможное.

Севастополь. Крым

Все началось за год до фактического раскола и анафемы Филарета. Тогда Филарет еще был Киевским митрополитом и членом Московского Синода. Этим людям понадобилась зачем-то юридическая крыша епархии. Сперва отец Василий, благочинный Севастопольского округа, пытался убедить их, что не в его компетенции решать столь сложные финансовые вопросы без ведома митрополита. Но ему сказали, что со стороны митрополита Филарета претензий не будет, что счета госбанков ненадежны и деньги церкви должны храниться в коммерческих банках.

Аудиенция у Филарета в Киеве длилась сорок минут. Отец Василий изложил «свое» предложение о причащении епархии к бизнесу, дабы изыскать средства на восстановление и реконструкцию увядших от времени соборов, на благотворительные деяния церкви. И хотя мотивировка была железной, Филарет не соблаговолил дать ответ тотчас, и отец Василий отправился в Севастополь ни с чем.

Сомнения полностью исчезли, когда в покоях благочинного прохладной сентябрьской ночью раздался звонок. Владыка Филарет недвусмысленно дал понять, что не возражает. И тогда батюшка понял, что им играют. Возможно, сам Филарет и инициировал увод счетов митрополии из госучреждений в на скорую руку созданные финансовые институты.       Тягостные мысли не давали отцу Василию покоя. Целый год его терзали ночные страхи и мрачные видения. В них отец Василий пребывал в облике хромого зайца, ковыляющего на своих побитых лапах от настигающего волка.

Отец Василий, не лишенный здравого смысла и дара предвидения, стал понемногу понимать, что к чему. Все стало отчетливо ясным, когда Филарета прокатили на выборах Московского патриарха, и он переметнулся к раскольникам. Вместе с деньгами, от которых и след простыл. Протоиерей догадывался, на каких счетах осели средства большинства приходов. И очень боялся вопросов симферопольского владыки, ревностного сторонника посаженного Москвой на Украине нового митрополита. Как ни старался батюшка отогнать от себя недобрые мысли и свой страх, до конца справиться с ними он не мог. Этих бандитов он боялся не меньше. Его жизненным кредо было никогда не ввязываться в политические игры. Но, похоже он оказался в их эпицентре.

– Мы хотим, чтобы Церковный банк был обеспечен собственным золотым запасом, – говорил голос из трубки, – это послужит хорошей рекламой и придаст банку весомость. Я имею в виду драгоценности заброшенного храма, найденные на раскопках Херсонеса.

…От него хотят заполучить золото, на которое даже не составлен еще каталог. Эти ребята разнюхали о кладе за один день. Еще одна забота свалилась на его грешную голову…

С провозглашением независимости в Украине протоиерей Василий оказался меж двух огней. Поначалу он съежился от стремительных перемен в экзархате. Все происходило на глазах. Филарет теперь значился в раскольниках и сделался мальчиком для битья. Отец Василий должен был орудовать «битой» пуще других, дабы сохранить должность и уберечься от подозрений Москвы в содействии увода церковных денег на счета опального митрополита. С другой стороны, эти люди, связанные с отлученным предстоятелем… Они совсем близко, и у них изуверские методы. А он всего лишь благочинный округа, даже не монах. У него детишки. Он своего сыночка в обиду не даст…

Лишь бы Синод не поставил под сомнение его благонадежность. Как лавировать в эпоху таких катаклизмов?! Все эти перемены были столь непредсказуемы, что единственным мерилом стабильности для отца Василия стали деньги. Их ему и предлагали шантажисты, волею судьбы ставшие партнерами. По сути своей он был далек от бизнеса. Из всех качеств, присущих предпринимателям, он обладал только скупердяйством. И не таких праведников губила жадность…

Осунувшийся за последний месяц отец Василий судорожно всхлипнул в телефонную трубку, вытер потный лоб и тихо произнес:

– Как вы собираетесь поступить с драгоценностями? О них, по меньшей мере, знают человек сто. И пресса уже писала о находке.

– О репортерах можете не беспокоиться, мы инсценируем вооруженное нападение и похищение прямо из вашей обители. Нужно только, чтобы вы приказали перенести ларец в свои покои. Якобы для составления каталога и определения стоимости изделий ювелирами. Причем это нужно сделать в ближайшее время. Иначе вы неминуемо увязнете в распрях с госадминистрацией по поводу права на клад. Не волнуйтесь, все будет чисто. От вида пистолета у всех сердце уйдет в пятки. Сразу после операции вы получите все остальные бумаги, а ваш счет в банке удвоится.

Через пять дней город потрясла ужасающая новость: на святую обитель, резиденцию благочинного протоиерея, совершено разбойное нападение, похищены драгоценности, отец Василий найден в собственных покоях с простреленной головой. Убит так же прислужник и двое лучших в Крыму ювелиров.

***

Головокружительная карьера удачливого и процветающего бизнесмена Антона Шаруна не давала покоя никому в Севастополе. На фоне всеобщего прозябания только один его сверкающий офис в центре города бросал вызов всем. Отличительной чертой этого Бог весть откуда свалившегося на головы севастопольцев мультимиллиардера было то, что он делал бизнес открыто и вроде как у всех на виду. Он разъезжал на единственном в городе «линкольне» и давал интервью буквально всем городским газетам. В Севастополе с неперестающим нарастанием блуждали слухи об отмывании Торговым домом Таврическим, владельцем которого являлся Шарун, то ли партийных, то ли церковных денег. Подобно герою известной сказки о гадком утенке, превратившемся в прекрасного лебедя, массовик-затейник одного из культурных учреждений города воплотился в бизнесмена от Бога, как стал называть его представитель президента Украины в Севастополе Иван Ломов.

Антон Шарун был молодым человеком двадцати семи лет от роду, довольно неглупым и элегантным; его кожа казалась младенческой. Глядя на его слащавое личико, можно было предположить, что его щек и подбородка ни разу не касалась бритва. Лишь стертая эмаль нижнего ряда зубов выдавала разрушительную работу времени. Блатные и рэкет не могли взять в толк: откуда появился этот молокосос с миллиардами, и как это он мог «подняться» за один год прямо у них под носом? Они чувствовали, что Шарун – «подстава», и томились желанием разузнать, кто за ним стоит.

Прощупать «фраера» решился Арсен, под чьим контролем была пара городских супермаркетов, ювелирные мастерские и ночной клуб. Доверенное лицо Арсена, стопятидесятикилограммовый Макс, никогда не расстававшийся с бейсбольной кепкой, пришел днем в офис к Шаруну, рассчитывая быстро обставить дело и уже вечером укатить на своей вишневой «девятке» в Ялту с очаровательной молодкой.

Шарун еще не переехал в свою новую резиденцию на Ленина, объединенную с филиалом загадочного церковного банка. Макс нашел его в старом офисе, в районе Камышовой бухты.

В приемной Макса спросили о цели визита. Он не замедлил ответить, что пришел к владельцу Торгового Дома с выгодным предложением и был бы очень благодарен, если бы Антон Юрьевич выслушал его немедленно, так как он очень спешит. Его пустили в кабинет. После вежливого приветствия Макс сказал:

– Я представляю организацию, которая готова предложить вашей фирме некоторые услуги за договорную цену.

– А о каких услугах идет речь? – с блеском в глазах спросил Шарун.

Макс был уверен, что Шарун прекрасно знал, о чем идет речь. Макса в городе знали все, и если он к кому-то приходил, то во всяком случае, не точить лясы.

– Эти услуги заключаются в благосклонности нашей организации к вашей организации и искренней готовности в любой момент прийти на помощь. Прошу великодушно извинить, мне надо идти, неотложные дела. О своем решении сообщите по этому телефону. – Макс неуклюже швырнул визитку на стол бизнесмену.

В этот же день в пустую машину владельца Торгового дома прямо у здания его магазина, подложили бомбу. Приобретенный на днях «опель колибри спорт» превратился в железный лом. Отлетевшей от взрыва дверью придавило оказавшуюся рядом маленькую девочку, ее в тяжелом состоянии забрала «скорая». Еще двое прохожих получили незначительные ранения, отделавшись легким испугом.

Через два дня блатные и рэкет с тревогой восприняли новость о кровавом убийстве Арсена, которому вскрыли вены в сауне. Изуродованный труп непосредственного исполнителя задуманной Арсеном операции с бомбой нашли в одной из бухт пригородной Балаклавы. Макс пропал без вести. В последний раз его видели в Ялте, в гостинице «Ореанда». Он исчез, даже не сдав ключей администратору, оставив в одиночестве в гостиничном номере своего белокурого «цыпленка». И тогда городские авторитеты решили обратиться за советом к крымскому папе, дядюшке Цезарю, чье бунгало возвышалось на скале мыса Фиолент.

***

В день похорон Арсена, несомненно, больше всех радовался лучший в городе художник-каменотес, на совесть выполнивший полученный заказ. Надгробное изваяние из черного гранита «габбро» с объемным портретом усопшего, обрамленным в неповторимый орнамент, могло бы посоперничать с бюстами у Кремлевской стены, и даже самое предвзятое жюри застряло бы на перепутье: какому памятнику отдать главный приз.

Покрытые золотом буквы напоминали тончайшую гравировку музейного экспоната. Безукоризненная симметрия обелиска, исполненного в виде увядшего кленового листа размерами с автомобиль, заставляла усомниться, что это дело рук обычного, нигде не обучавшегося ремеслу скульптора парня. Тем паче никто бы не поверил, что художник со своим напарником смастерили все это за два дня.