РАСКОЛ
Новой ипостасью его деятельности, превратившейся в одну из основных статей его дохода, стал отлов неуловимых. У Бейсика были только ему одному подвластные методы. Найти человека, который не хочет, чтобы его нашли, – пожалуй, эту работу Бейсик делал лучше Интерпола. Но заказчики обычно просили Бейсика не только найти человека, но и вернуть то, что этот человек был должен…
Понятие «долг» имело в их среде многогранную трактовку. Должник необязательно тот, кто взял у кого-то взаймы и не расплатился или не выплатил вовремя проценты по кредиту, нет. Должника назначал заказчик, а цену – исполнитель. Бейсик разбирался детально, без обиняков. Он мог ответить отказом даже на очень дорогой контракт, когда чувствовал, что «предъява левая», обвинили человека понапрасну. Очень скоро в блатном мире за эту свою правильную переборчивость он снискал столь весомый авторитет, что был коронован в присутствии чуть ли не всех «аристократов преступного сообщества»…
Но чаще заказы принимались. Когда должника находили, то вежливо советовали ему вернуть долг. Предполагалось, что долг будет возвращен строго в установленный Бейсиком срок. Гарантом пунктуальности должника служил заложник, желательно член его семьи, или же сам должник. Это в том случае, если за его долги брались рассчитываться родственники, друзья или заинтересованные лица. Не уложившись в срок, должник рисковал стать посаженным на «счетчик», чаще всего посуточный, но нередко почасовой. Заложник после включения счетчика обычно подвергался физическому надругательству. Если должник начинал чудить – в это понятие вкладывалось в том числе обращение в милицию – заказчик информировался, но заказ не снимался, так как люди Бейсика были застрахованы от любых обстоятельств связями своего босса. К тому же такое поведение должника теперь уже причиняло обиду самому Бейсику, его репутации. Счетчик становился поминутным.
Не прошло и полгода, как бригада Бейсика стала одной из сильнейших группировок, а его коммерческие структуры процветали.
Расцвет могущества Бейсика пришелся на начало девяностых. Он основал коммерческий ТОМО-банк и одновременно несколько благотворительных фондов, включая «Дети Чернобыля», «Беспризорники России» и «На свободу с чистой совестью». Первые два фонда освобождали его от налогов, а последний являлся его добровольным налогом – «гревом» для сидящей братвы.
Скоро настал момент, когда Бейсик решился поднять свои штандарты, чтобы еще раз заявить о себе, но теперь уже в полный рост. Настал этот момент еще и потому, что в Москве лютовала чечня…
Открыто в войну с чеченской группировкой вступил Зураб Гонсадзе, признанный авторитет, слово которого чтили воры в законе. Автоматные очереди рассекли городские улицы и возвестили о начале междоусобной войны между кланами чеченцев и грузин.
Бейсик сделал безошибочный ход. Заявив Зурабу о своей поддержке, он на деле оказал ему лишь символическую помощь: с подачи Бейсика московская мэрия издала постановление об усилении паспортного режима. Менты прочесывали город, задерживали всех подозреваемых. В основном с кавказским типом лица. Шерстили гостиницы. Кто-то дал «набой» на чеченские квартиры. Выяснилось, что на жилплощади каждой такой квартиры умудрялось прописаться по двадцать человек чеченской национальности.
Бейсик держал ситуацию под контролем, а своих боевиков наготове. Однако идеальным вариантом Бейсик считал субсидирование бандитов Зураба. Но шайка этих разбойников не оправдала его надежд. Чеченцы были сильнее. К тому же обильная финансовая подпитка находящихся под чеченским колпаком банков давала о себе знать. Зураб, напротив, все наглее теребил Бейсика, требуя все больше денег на продолжение войны.
Скоро чеченские лидеры пронюхали, что за спиной Зураба стоит Бейсик. Они знали, что бросить вызов Бейсику – все равно, что вырыть себе могилу, знали, что у Бейсика была вышколенная бывшими спецназовцами мобильная армия вооруженных до зубов головорезов и что оснащена она боевыми вертолетами. Но пугали чеченцев не эти формирования, и даже не связи Бейсика с политиками и высшими госчиновниками. Этого добра у них самих хватало. Чеченские лидеры были в курсе, что Бейсик имеет прямой выход на Лубянку.
Взвесив все «за» и «против», чеченский клан посчитал, что лучше зыбкий мир, чем затяжная война с сомнительным исходом. Они готовы были не только пойти на пересмотр сфер влияния, не только отказаться от своих притязаний к землям Зураба, но и открыть Бейсику доступ к некоторым из своих кормушек. Чеченцы понимали, что надо спешить. Склонить Бейсика к сепаратному миру было возможно только до того момента, пока его люди не вовлечены в бойню. На проведении мирных переговоров с Бейсиком упорно настаивал и чеченский Координатор в Грозном, хотя был уверен, что потенциальные возможности московской организации не исчерпаны. Он убеждал, что следует принять любые условия Бейсика, лишь бы тот согласился на мир. А там видно будет.
Московская штаб-квартира чеченского синдиката строила свои отношения с Грозным на партнерских началах. Московским лидерам чечни не нравился тон Координатора. Но война отнимала силы и время. Чеченцы несли потери и расходы, и они постановили: выйти с предложением о мире к Бейсику, принять его условия вплоть до отторжения части подконтрольных чечне территорий. Но… Их не устраивал вид побитой собаки. Московский клан хотел сохранить свое лицо, отомстить за братьев, чьи жизни оборвал Зураб.
Была организована новая акция. Чеченские боевики изрешетили автоматными очередями «понтиак» и джип с головорезами Зураба. Кровавое месиво произошло возле гостиницы «Космос». Патрульные милицейские машины застали на месте зверского побоища лишь бездыханные тела, пробитые пулями. Потеряв одного, чеченцы убили восьмерых. Погиб и родной брат Зураба – Мамука Гонсадзе. Зураб вышел из себя. Придя к Бейсику, он стал орать, требуя от Бейсика немедленного вмешательства. Бейсик оборвал его словами:
– Говори тише, не маши руками. Мы не на базаре.
Часом раньше у него побывали чеченские парламентеры. Бейсик оставил их без ответа. Но чеченцы не торопили его. Бейсика торопил Зураб. Это и повлияло на решение Бейсика. Бизнес есть бизнес.
Но, отдав на заклание Зураба, Бейсик рисковал утратить свой высокий рейтинг среди авторитетов. Его могли посчитать шакалом. У Бейсика созрел план. Дабы избежать распространения нежелательных слухов о себе, Бейсик начал распускать слухи о Зурабе. Они дошли до воров в законе.
– Зураба чечня щемит, он порожняк включил, не отомстил за брата, сыграл невнятную обратку и собрался с Москвы чухнуть. Его уже свои опускают.
Слухам поверили. Почва была подготовлена. Теперь Бейсик стал торговаться с Чечней. Надо было подороже продать Зураба. Вопрос об угодьях, где «колядовал» Зураб, не стоял. Все они вместе со страховой компанией «Ромис», принадлежащей Зурабу, после того как Гонсадзе «склеит ласты», отходили к Бейсику. От чеченцев Бейсик предпочел взять контрибуцию, размеры которой были равны активу одного из чеченских банков. Но в последний миг, когда сделка была почти заключена, Бейсик поставил еще одно, последнее, условие…
– Зураба должны замочить свои.
Это подтвердит гуляющие о нем слухи и исключит возможные слухи о Бейсике. Такая постановка в корне меняла ранее достигнутое соглашение. Чеченцы были изначально в роли проигравших войну, раз речь шла о контрибуции. Но для них имело значение другое – внешний эффект, то впечатление, которое произведет в преступном мире чеченская роспись на черепе Зураба. Они заботились о своей репутации тоже. Хотели всем замазать глаза. Они думали, что платят Бейсику не только за мир, но и за поддержание собственных понтов.
Но Бейсик не мог допустить несостыковки. Если Чечня приложилась к Зураб, и это становилось очевидным, то непонятным выглядел итог – сфера влияния Зураба отходила к Бейсику, вернее, к его человеку, без боя с чечней. Бейсик не хотел лишних вопросов. Почему не впрягся за брата? Как могло получиться – чечня хотела земли Зураба, теперь Зураб мертв, а земли достались Бейсику?
Все смотрелось бы по-другому, если б Зураба приговорили свои. Его район передавался бы в ведение не кого-нибудь, а в порядке вещей оставался бы за человеком, подконтрольным Бейсику. Считалось бы при этом, что Бейсик не участвовал в разборке. Он остался Зурабу партнером. Он пошел на деловую меру, стал сотрудничать с человеком, заменившим Зураба после внутренней разборки. Так было верно. Но чечня теряла при этом право поставить последнюю точку в войне. Спорили долго. Тут Бейсик наехал:
– Братки, я гляжу, вы что-то недопонимаете. Кто с поднятыми лапками пришел? Я у вас мира не прошу. Не хотите моих условий – будем дальше продолжать «пиф-паф». Тогда и Зураб пусть живет. Я ему не только словом, делом подсоблю. И тогда кому-то из нас, или мне, Бейсику, или вам, ребятня, наступит «краилово». Ну что, будем дальше упрямиться? Или будем по делу, без понтов базарить? Шо вы меня замолаживаете, как девицу? Еще раз говорю: Зураба похоронят только в том случае, если его привалят не чеченцы.
Наезд не подействовал должным образом. Чечня зацепилась за компромисс. Пусть Зураба оприходует кто угодно, пусть это будут не они, но и не свои. Чтоб никто точно не знал, кто это сделал. Бейсик уступил, потому что для него это не имело такого принципиального значения, как для чеченцев. Исполнить акт он поручил человеку «слева». Профессиональному убийце по кличке Крюк.
Зураб выходил из офиса страховой фирмы. Баллистическая экспертиза установила место, откуда стреляли. В маленьком дугообразном окошечке чердака соседнего дома была обнаружена аккуратно уложенная крупнокалиберная хорватская винтовка «RT» с оптическим прицелом, снайперсое предназначение которой было весьма спорным, но эффективность которой в хорватско-сербском конфликте 90-х была доказана не только на живой силе, но и на технике. Преступник оставил оружие на месте преступления. Налицо был почерк профессионала. Все, даже менты, оценили, что с Зурабом расправились серьезные люди, которым свойственен «черный юмор», сдобренный славянской широтой, ведь не зря хорваты прозвали свое изобретение «ручной пушкой».
Если бы Бейсик не жил по таким законам, то не достиг бы того, что имел. Эти законы гласили, что мир делится на волков и овец. Если ты волк, то живи по волчьим законам. Если ты овца, то сиди и сопи в две дырочки. Бывало, овца, чтобы выжить, выдавала себя за волка, рано или поздно обман раскрывался. Овца отвечала за ложь. Случалось, овца, чтобы выжить, толкала в волчью пасть другую овцу, послабее. Но это была лишь временная передышка. Встречались овцы, до которых волкам было трудно добраться. Эти овцы паслись в самой сердцевине отары, но проходило время, и живой заслон сокращался, теперь уже эти овцы щипали травку совсем близко от затаившегося волка. Бывало, и волк, чтобы выжить, отбивал добычу у другого волка, послабее, и опускал его до уровня овцы или убивал. Так поступил Бейсик с Зурабом. Он сделал все верно. По тем понятиям, по которым жил.
Наступила новая эра – эпоха расцвета империи Бейсика. Бейсик доминировал в Москве, но борьба продолжалась. Началась война за филиалы.
Скоро настала очередь Крыма. Московские конкуренты распрощались с надеждой заполучить этот райский уголок. Их смущала государственная принадлежность полуострова. Но для Бейсика не существовало границ и таможен. Он всегда следовал сообразно собственной логике. А ему представлялось, что ситуация в Крыму благоприятна для его планов. Бейсик располагал достаточной силой, чтобы влиять на политику. Его усилия были одобрены поддержкой деловых кругов, рвущихся на неосвоенный рынок.
Проведя конфиденциальные беседы с рядом ведущих политиков, банкиров и предпринимателей, он сделал вывод: Крым стоит того, чтобы им заняться. Он начал действовать с дальним прицелом… Сегодня Крым в составе Украины, а завтра, глядишь, и нет. Примерно так обстояли в Крыму дела в начале 90-х…
Бейсик установил контакт с крымскими боссами. В Крыму довольно самостоятельно правили дядюшка Цезарь в Севастополе и симферопольские братья Каблуки. Они не стали пренебрегать предложенной Бейсиком дружбой и сотрудничеством в области финансового капитала и курортного бизнеса. Для крымчан дружба с Москвой была козырем в рукаве при плохой карте.
Цезарь, к примеру, не скрывал своей проблемы от Бейсика. Карта у Цезаря действительно не шла. Нельзя сказать, что все складывалось из рук вон плохо. Обычные внутренние неурядицы. Отчасти он сам был виноват, хотя, дабы втереться в доверие к Бейсику, он заявил, что больше страдает от вмешательства извне.
Цезарь говорил Бейсику то, что Бейсик хотел услышать. Заигрывая с москвичом, он ненавидел его всеми фибрами души, так же, как тех, кто лез в его вотчину из Киева, Донецка и Кавказа. Хитрость заключалась в том, чтобы стравить львов, и наблюдать за ними с безопасной ветки. Однако, соперничать в коварстве с Бейсиком изначально было небезопасно.
Разведка Бейсика и на этот раз сработала четко. Источник проблем обнаружился быстро. Знакомство с врагом произошло заочно. В борьбе за сферу влияния столкнулись два гиганта. С одной стороны это был Бейсик, с другой – Елена Родионова. Эта борьба была чем-то вроде локального конфликта, но территориальные споры выходили за рамки государственного менталитета. Сцепились два монстра преступности. Его сопернице пока было невдомек, кто развязал войну. Ее неведение было на руку Бейсику. Он затеял большую игру, которая стоила свеч. Речь шла о территории, по площади, превышавшей Сицилию, о курортах Южного берега Крыма, где в свое время выстроили для себя шикарные дачи руководители СССР.
***
Два шустрых сорванца лет пяти в цветастых шортиках драли друг другу чубы в песочнице. Малыши не поделили совок. Девочка со сползшим набок бантиком вначале не обращала на мальчиков внимания, Машенька была занята уничтожением муравейника. Сымитировав свистом падение авиабомбы, она топнула напоследок ногой, задавив с десяток муравьев. И тут решила оставить ненадолго свой безжалостный геноцид насекомых. В песочнице разворачивались события куда интереснее. Она подбежала к драчунам. Толька из пятой группы, малыш покрупнее, держал перевес. Бориска сопротивлялся из последних сил. Но по всему было видно, что Толик вот-вот повалит его на землю. Так и случилось. Толька коварно подставил ножку, и его соперник рухнул в песок. Но на этом поединок не закончился. Толька имел намерение положить Бориску на лопатки, чтоб раз и навсегда поставить точку в споре о совке. Предмет разногласия торчал в песке неподалеку от дуэлянтов.
Девочка не видела, из-за чего подрались мальчишки, но симпатии ее были на стороне Борьки. И дело тут было не в жалости к менее сильному. Просто Борька дарил ей иногда жвачку, а у Тольки не выпросишь даже драного клочка изоленты.
Девочка, недолго думая, схватила совок, зачерпнула добрую горсть песка и швырнула песок Толику в лицо. Но слегка переборщила. Не увернулся от попадания и Бориска. Оба мальчугана заорали от жгучей рези в глазах и зарыдали в унисон, забыв о незаконченном разбирательстве.
К детишкам уже бежал их воспитатель, Михаил Иванович. Эх, разве уследишь за двумя десятками сорванцов! Опять напакостили, натворили чего-нибудь и подрались. Михаил Иванович, уже немолодой, слегка сгорбленный дядечка в мятой белой панамке с козырьком, вмиг выяснил, что произошло. Ребятня любила своего доброго воспитателя. Сразу нашлись очевидцы. Несколько малышей наблюдали за дракой с мачты деревянного кораблика, установленного в центре игровой площадки детского садика. Пацанва не оказалась рядом с драчунами лишь потому, что играла в пиратов. Зато все видела.
Их капитан Сильвер, пятилетний Женька, который в воображаемую подзорную трубу первым увидел происходящий инцидент в песочнице, скомандовал:
– Курс на драку! – И мальчишки, пересилив любопытство, подчинились. Игра так игра. Она представляли, что плывут к месту потасовки. Представляли точно так же, как крохотная Надюшка, сидящая на чугунной лошадке, представляла, что скачет к песочнице верхом. Она озвучила конский галоп: «Тык-дык, тык-дык, тык-дык».
Детишки окружили Михаила Ивановича, Женька был рад похвастаться своей осведомленностью о происшедшем между Толиком и Борькой конфликте, не забыв вставить в свой рассказ собственное мнение о том, кто из претендентов имел больше прав на этот совок. Надюшка тоже все видела, но вредные мальчишки не давали сказать ни слова. А ведь ей так хотелось тоже что-нибудь рассказать. Надюшка нашла, что добавить:
– А Маша муравьев давила.
Она во всех красках рассказала, как Машенька разрушала муравейник.
Перед воспитателем нарисовалась полная картина того, что случилось в песочнице. Мальчики перестали реветь, резь в глазах прошла. Они стояли, понурив головы, ожидая, что последует наказание. И теперь им было все равно, что злополучный совок держит в руках Машенька.
– Разве можно драться из-за такой ерунды? – причитал воспитатель. – Когда вы научитесь уступать друг другу? Вы что думаете, все споры надо решать с помощью силы? Если бы взрослые поступали так, уже давно была бы война. Опять ты, Толик, ищешь кого послабее. И так знают, что ты – мальчик крепкий. Зачем тебе постоянно доказывать свою силу, выставлять напоказ свои мускулы? Уважение так не зарабатывают. А вот если бы ты, Толик, уступил, отдал совок Бориске, представь, как бы все удивились. Вот, сказали бы, какой у нас Толик справедливый. Как он хорошо поступил. Так заслуживают авторитет, а не с помощью кулаков. А ты, Мария? – Он пожурил девочку. – Они хоть пацаны, а ты же – девочка, будущая девушка, хочешь врачом стать, как мама, людей хочешь лечить, а сама муравьев убиваешь. Как ты можешь? Ведь они же живые, они же тоже жить хотят. А ты над живыми существами экспериментируешь, поступаешь, как фашисты в концлагере.
– А красные муравьи плохие. Это черные хорошие, – попыталась сквозь слезы оправдаться Машенька.
– Кто тебе сказал такую глупость? Все муравьи пользу приносят. Им природа жизнь дала, а ты эту жизнь отнимаешь. Кто тебе дал право решать, жить этим мурашам или нет? Почему ты такая жестокая? Обрадовалась, что они беспомощные, а если придет какой-нибудь великан и будет тебя давить своей огромной ступней? Как ты этих муравьев. Тебе это понравится? Жестокость порождает жестокость.
Девочка плакала навзрыд.
Михаил Иванович еще долго мог философствовать в этом роде, поучая малышей. Но вдруг он заметил, что возле калитки остановился перламутровый «порш». Из него вышел высокий, элегантно одетый мужчина в ярко-красном галстуке. Михаил Иванович узнал этого человека. Этот человек приезжал к нему всегда, когда Бейсику требовались его услуги.
«Придется сегодня оформлять отпуск без содержания», – подумал Михаил Иванович.
– Ну, все, ребятки, прогулка закончилась, всем мыть руки перед обедом.
Толик и Бориска побежали первыми. Они были рады, что дядя Миша забыл их наказать.
Киев. Украина
Самолет ТУ-154 совершил посадку в бориспольском аэропорту Киева. По трапу спускался немолодой, слегка сгорбленный человек. На нем был щегольский бордовый костюм. Кипельно-белый воротничок его рубашки стягивал модный зеленый галстук, пристегнутый к рубашке вычурной заколкой, пальцы сжимали ручку кожаного кейса с цифровым кодом. В этом человеке трудно было узнать воспитателя детского садика в белой пожеваной панамке. А ведь это был тот самый дядя Миша, наемный убийца Крюк, получивший заказ Бейсика.
Он сел в такси. До Киева 30 километров. Адрес на Крещатике водиле знать не стоит. Добросит до центра, и ладно. Придется прогуляться пешочком до снятой заблаговременно квартиры. Там все необходимое для исполнения контракта…
Севастополь. Крым
С размаху, метнув увесистый шар в выстроившиеся кегли, Цезарь вновь уселся в шезлонг. Шар с грохотом покатился к стройному ряду и, ударив по нему хлестким шлепком, снес все кегли до единой.
– Страйк! Как всегда твоя взяла, – пробормотал коренастый тип, бритая голова которого была посажена на бычью шею. Не сказав больше ни слова, мордоворот подал Цезарю большое махровое полотенце и устроился в соседнем кресле. Этого человека звали Ваня Хватов: он был известен как рэкетир, работающий на Цезаря.
Глядя со стороны на Хватова, можно было подумать, что его сморщенный лоб и нахмуренные брови – свидетельство работы мысли. Но сейчас на Хватова со стороны смотрел только Цезарь. А уж Цезарь-то знал, что Хватов не думал сейчас ни о чем. Да, Хватов обладал редкой способностью ни о чем не думать в присутствии дядюшки Цезаря, потому что знал: за него думает Папа.
Цезарь, отпив глоток апельсинового сока, раскрыл газету, затем оторвался от нее и бросил изучающий взгляд на своего верного пса, имеющего на все случаи жизни одно выражение на плоском лице, которое навечно утрамбовал бокс. Цезарь не собирался отдавать распоряжение, ему хотелось поговорить о том, что его волновало…
Цезарь не боялся делиться с Хватовым самым сокровенным. Он ему доверял. Доверял потому, что Хватов был своеобразным собеседником. У этого крушилы в ушах помещалось сито, сортирующее слова Цезаря на приказы, которые надлежало выполнять, и не обязательную для усвоения информацию, которая вылетала из его головы сразу. В этой сортировке Хватов преуспел за долгие годы работы на папу. Что касалось мыслей, не связанных с работой, то они не пестрели ассоциациями. Нельзя сказать, что мозг Хватова был полностью обделен воображением. Но бесспорным являлось то, что нормальным состоянием мыслительного процесса Хватова в периоды, не занятые делом, был тупик. Цезарь дорожил столь ценным человеком. Скорее, Хватов был роботом, чем дегенератом. Свое дело он
знал.
От Хватова и не требовалось быть компанейским парнем, умеющим поддерживать разговор. С него требовалось малое – сконструировать хотя бы одно предложение точно в ответ на любой вопрос папы. Папе Хватов отвечал всегда, с каким бы напряжением мысли это ни было связано. То, что он произносил в ответ, имело, как правило, подлежащее и сказуемое. Составление второго и тем более последующих предложений давалось Хватову с трудом. Поэтому он предпочитал отвечать односложно. И по этой же причине практически ни с кем, кроме босса, не общался, отчего прослыл молчуном.
Когда шевельнулся рубец на правой щеке Цезаря, Хватов понял, что папа будет говорить, а значит, он будет слушать.
– Убийство по заказу в Москве стоит от пяти до пятидесяти тысяч в зависимости от персонификации мишени. – Он отложил газету. – В Киеве наверняка столько же. Что скажешь? – обратился он к Хватову.
– Только скажи – загоню в могилу любого бесплатно, хоть в Киеве, хоть в Москве, – отозвался Хватов.
– Ваня, нам суетиться ни к чему. Пусть все произойдет само собой, так, как должно быть. Даже если будет наоборот. Лишь бы не было войны в Крыму. Пусть Бейсик прикончит сучку в ее собственной берлоге. Или она его. С победителем мы договоримся, А то лезут скопом, спасу от них нет.
– Да уж, слетаются, как мухи на говно, – покачал головой Хватов.
– Да пусть слетаются. Бог с ними. Они нам свою копеечку иметь не мешают, надо просто все по-человечески решать, по-христиански. Я, ты знаешь, Арсена не любил, дурно себя вел, не спрашивал у меня добро. Но шлепнул-то его все же не я, а киевляне. Однако, она меня даже в известность не поставила. Выходит, она меня в грош не ставит.
– Может, отрядить Бубу в Киев на гастроли? – насупившись, пробурчал Хватов.
– Ваня – Ваня, ты, я гляжу, лихач, ну, тогда сходи заодно в погребальную контору, закажи катафалк для нас с тобой. Вступить в прения с Родионовой – все равно, что объявить войну Украине. Если хочешь, я закажу тебе место в севастопольском эфире для объявления войны.
Казалось, даже складки на лбу Хватова приняли очертания вопросительного знака.
– Тут, брат, политика. Открой свои глаза. Этот Шарун с первого своего шага дул в одну дудку с представителем президента, ему на все зеленый свет. Лицензия на вывоз цветных металлов – пожалуйста, акционировать центральный универмаг – можно, выкупить, двести га городских угодий с постройками – а как же. Нет, браток, об этот орешек пусть Бейсик свои зубки ломает. Наше дело – нейтралитет. Мы никому не мешаем, всем улыбаемся, живем потихоньку, занимаемся легальным бизнесом. Ну и так, между делом, собираем дань с лоховистых. Это твое направление, Ваня. Сейчас тебе полегче будет. Молодняк мы прищучим. Кого – мы, а кого – и не мы. Кстати, сходку в Ялте ты откроешь, сынок.
– Я? – поперхнулся Хватов.
– Кому как не тебе? Ведь ты теперь, Ваня, хозяин в городе. Тебе и спич толкать, – ухмыльнулся Цезарь. – Привыкай.
– А что говорить-то? – запаниковал Хватов.
– Начнешь с того, что предложишь всем встать. Почтить минутой молчания память трагически погибшего Арсена. Ну а дальше, что посчитаешь нужным. – Цезарь зевнул, что означало окончание разговора.
Сортировочная в ушах Хватова определила последние слова Папы в разряд приказа. До сходки оставалось не так много времени. Ночью перед сходкой Хватов будет сочинять спич. Сочинять не один, он отберет трех человек, самых смышленых из своих громил. Вариантов текста будет предлагатьсч множество, но нужно будет остановиться лишь на одном. Хватов утвердит текст, состоящий из десяти предложений, и будет долго заучивать его наизусть. Всю ночь он не сможет уснуть, его будет тревожить одна единственная мысль: понравится ли его спич папе?