– Как же ты будешь выкидывать землю, – поинтересовался я.
Женя поднял голову вверх, посмотрел на меня. Длинные волосы его были расчёсаны прямым пробором и опускались до плеч.
– Очень просто. Встань со стороны моей телогрейки, чтобы мне не попасть в тебя.
Я переместился немного в сторону.
Женя нагрузил лопату землей, поднёс её горизонтально на уровень своей груди и затем резким движением поднял свои руки вверх, направляя лопату через голову за спину.
От неожиданности я отпрянул. Комья выброшенной земли упали на метр за устьем шурфа.
– Ну, ты даешь, как минометчик прямой наводкой!
– Это ещё что, вон Васька с четырехметровой глубины землю выбрасывает.
– Врёшь? – не поверил я.
– Сам видел.
– Не может быть, что он через двухэтажный дом землю перебросит?
– А ты спроси у мужиков.
– А где Васька работает? – поинтересовался я.
– Иди в сторону нашей бани.
Я пошёл по тропинке, проложенной шурфовщиками в снегу.
Небольшой распадок спускался к ручью, где шурфовщики сделали небольшую баню, которую обтянули полиэтиленовой пленкой.
Навстречу мне шёл Князев с взрывником. Я остановился. Увидев меня, Князев спросил:
– Что, студент, в гости пришёл?
– Посмотреть, как вы работаете, – ответил я, уступая им дорогу.
– Смотри, студент, может в жизни пригодится, – на ходу посоветовал Князев и, шутя, хлопнул меня по шапке, которая сползла набок и чуть не упала в снег. Я молча поправил шапку. Князев оглянулся, в глазах блеснули озорные огоньки.
Я отправился дальше. Решил взглянуть на баню, которую так хвалили шурфовщики. Подошёл к бане, если так её можно назвать, скорее всего, это был каркас, обтянутый плёнкой, наподобие теплицы.
Открыл дверь и зашёл вовнутрь. Посередине бани шурфовщики поставили железную печку с духовкой, в которую наложили камней. По бокам стояли скамейки, сделанные из ящиков из-под аммонита. Пол был обшит досками. На печке стоял цинковый бачок для горячей воды и такой же бачок стоял в углу прямо на полу для холодной воды. Бачки сейчас были пустые.
В бане тянуло холодом. Я подумал: как можно мыться в таких условиях? Пнул ногой замёрший веник из берёзовых веток. Вышел из бани. Прикрыл за собой дверь.
Прогулялся вдоль ручья. Было тихо. Чуть-чуть только журчала вода подо льдом. Вода местами пробивалась через лёд, разливаясь, образуя наледи.
На другой стороне ручья виднелись остроконечные терриконы, насыпанные при отработке здесь заброшенных шахт.
***
Геологи приехали к нам, капризно заявив о себе. Но им прощалось всё, они были женщинами.
Дни стояли тёплые. Снег уже почти весь растаял, обнажив прошлогоднюю засохшую траву.
Лиственницы ещё недавно казались безжизненными, стали изменяться на глазах. Шишки порозовели. Ветки покрылись зелёными шариками полураскрывшихся почек с пучками молоденьких иголок. Прямо из почек выросли небольшие коричневые веточки, тоже усыпанные свечками почек.
Лес оставался прозрачным. Но если всмотреться в даль уходящих сопок, можно заметить, что-какая-то зелёно-коричневая дымка окутала окрестности.
Весна в этих местах недолгая. Не поймёшь, когда наступает лето.
В жизни лагеря намечались перемены. Наш отряд, состоящий из геофизиков, должен направиться вскоре на место своей работы в долину ручья Радостного, что примерно в шести-семи километрах от нашей базы.
В эти дни я читал инструкции по приборам магнито- и электроразведки.
Клава Семёнова, геофизик, показала мне, как работает магнитометр.
Руководителем нашего отряда был Голованов Николай Иванович. Очень сёрьезный на вид человек. К подчиненным относился вежливо, никогда не повышал голоса. Когда надевал очки, казался академиком. Высокого роста. Худощавый.
Третьим геофизиком был Клепиков. Слава Клепиков был среднего роста, широкоплечим и полным. Двигался он всегда быстро. Если с ним идти рядом, то нужно было ускорить шаг, чтобы не отстать от него. Быстрый шаг никак не связывался с весом его тела. Скорее всего, это была привычка, приобретённая им в маршрутах. Характер у него был неуравновешенным, он часто мог вспылить по пустякам.
Ещё по совместному проживанию с ним в общежитии между нами установились натянутые отношения. В незначительных словах, которыми мы обменивались по необходимости, не было искренности и желания продолжать беседу. Я чувствовал его показное превосходство. Его присутствие тяготило меня.
Клава старше меня на год. Ростом чуть ниже. Черты её лица были правильные. Каштановые волосы прикрывали слегка её шею. Глаза какие-то особенные. Дело даже не в цвете глаз, которые были непонятного цвета: зелёного или серого, а в их выражении, они то искрящиеся, то томные, но в любом случае в них светилась какая-та тайная сила, которая притягивала, как магнит. Приятно находиться рядом с ней, слышать её грудной голос, но если я встречался с её пытливым взглядом, я смущенно отводил глаза, и словно какая-та теплота прожигала меня изнутри.
Мы упаковывали наши приборы в ящики, готовились к переезду.
– Серёжа, принеси мне, пожалуйста, рейку, – попросила меня Катя Прямикова, геолог, девушка лет двадцати, она год назад закончила техникум.
– Какую рейку? – спросил я.
– Ту что лежит рядом с треногой теодолита.
В большой палатке днём светло, так как открыты окна. В ней не жили. Палатка приспособлена для обработки пород в полевых условиях. Геологи её звали “камералкой”.
Я направился к ящикам сложенным в правом от входа углу палатки.
– Хочешь, я тебе покажу, как работать с нивелиром? – спросила меня Клава, улыбаясь, разглядывая меня на расстоянии, словно я был похож на сокровище, когда я принёс Кате сложенную рейку с красными и синими цифрами и стал смотреть, как Клава протирала ватой оптические линзы нивелира.
– Зачем он ему нужен? – перебил её неожиданно Клепиков, входя в палатку, – пусть займётся делом.
– Чем ты его хочешь заставить заняться? – Клава, вздрогнув, с удивлением посмотрела на Клепикова.
– Найду чем занять. Работы навалом, – ответил ей неопределенно Клепиков.
– Иди со мной, – сказал он мне.
Клепиков выбрался из палатки. Девушки, пожав плечами, промолчали. Я вышел следом за ним. Он направился к своей палатке быстрым шагом.
