Беглец

Пролог

«Лунная соната» Бетховена – это произведение, которое проникает в самые глубины души. Её мелодия словно течет, как тихий лунный свет, осветляющий тёмные уголки разума и сердца. Нежные, но глубокие аккорды создают атмосферу мечтательности, призывая человека к размышлениям и поиску смысла. Музыка переливается оттенками меланхолии и надежды, побуждая к созиданию и открытиям. Эта композиция – источник вдохновения, силы и веры в добро.

Слушая «Лунную сонату», человек невольно начинает мысленно создавать гармонию в своем мире. Её мелодия очищает от негатива, пробуждая лучшие чувства и стремление к светлым поступкам. В каждом звуке заключена красота, которая побуждает стремиться к высокому, к процветанию, к созданию чего-то, что может изменить мир к лучшему. Эта музыка становится не просто фоном, но путеводной звездой, указывающей путь к гармонии и доброте.

Так же произошло и с одним студентом из Мюнхенского политехнического университета. Молодой человек, полон энергии и мечтаний, однажды услышал «Лунную сонату». Она проникла в его сердце, зародив в нём идею о большом проекте – проекте, который мог бы изменить его жизнь и жизнь окружающих. Под влиянием этой музыки он взялся за дело с новыми силами, несмотря на все трудности и преграды, что возникали на его пути.

Сначала это был лишь смелый замысел, но каждое препятствие делало его сильнее. Он прошел через жестокие испытания: бессонные ночи, неудачи, сомнения, но каждый раз, слушая «Лунную сонату», он вновь находил вдохновение и уверенность, что идет по правильному пути. В его голове эта музыка стала символом преодоления и победы над обстоятельствами.

И в итоге, он стал победителем. Проект, о котором он мечтал, воплотился в жизнь. Это был не просто успех – это была гармония, которую он смог привнести в мир, вдохновленный вечной музыкой Бетховена.

Глава 1: Плато Устюрт

Стрелка часов показывала всего лишь семь часов утра, а жара уже начинала донимать. Плато Устюрт начинало раскаливаться на солнце, словно разогретая до красна электроплитка. Каменистая земля, покрытая редкой, выжженной травой, начала нагреваться с первых лучей солнца, и от неё шёл тяжелый, сухой жар. Воздух над землёй дрожал и изгибался, словно вода в кипящем котле. Он превращался в миражи, ломая очертания горизонта и делая его неуловимым.

Скудные кусты саксаула и кандимы, цепляясь за жизнь в сухой почве, выглядели призрачными, словно размытые кистью художника. Даже редкие птицы, осмеливающиеся пролететь над этим краем, не выдерживали знойного дыхания плато и устремлялись к воде, которой здесь не было в изобилии. Всё вокруг казалось замирающим под этой невидимой тяжестью жары, оставляя впечатление, что само время замедляло свой ход.

Для тех, кто впервые попадал в эти края, это место казалось иным миром – чуждым и неприступным, как будто сама природа противилась чужим шагам на этой раскалённой земле.

Начальник партии Бахтияр Ирисметов, сорокапятилетний мужчина с короткой стрижкой и острым, как у орла, носом, сидел за небольшим походным столом. Его смуглое, обветренное лицо, покрытое мелкими морщинами, говорило о многолетнем опыте работы под палящим солнцем Средней Азии. Глаза его были узкие, но цепкие, словно пристально вглядывающиеся в каждый уголок плато, выискивая полезные ископаемые. Лоб покатый, широкие брови, словно выточенные ветром, и суровое выражение лица подчеркивали его характер – человек, привыкший к лишениям и трудностям, но никогда не теряющий стойкости.

Сейчас он вилкой ковырялся в консервной банке, аккуратно выискивая последние кусочки мяса. В привычках Бахтияра не было оставлять что-то съедобное – он уважал пищу, будь то привычная тушенка или… собачьи консервы. Это не могло не удивлять окружающих, но они уже привыкли к его странности. Двадцать лет назад, когда он учился в Москве, тяжелые времена заставили его привыкнуть к такому рациону, и с тех пор эта пища стала для него чем-то родным, почти ностальгическим. Каждый раз, отправляясь в экспедицию, он возил с собой целые коробки таких консервов, вызывая недоумение коллег.

В это время остальные семь геологов быстро расправлялись с копчёной колбасой, сухим хлебом и сливочным маслом, хранящимися в морозильнике на грузовике. В этом жарком и беспощадном климате, где даже утренние часы приносили жару, продукты без охлаждения быстро приходили бы в негодность. Морозильник, работающий от аккумулятора, был жизненно важным элементом их лагеря, позволяя сохранить хоть немного свежести среди безжалостной жары плато Устюрт.

Геологи ели молча, наспех и деловито, не тратя время на разговоры – впереди был долгий день работы под палящим солнцем, и каждая минута отдыха была на вес золота.

Все они были частью геологической партии российской компании «Газпром», которая занималась поиском нефти в рамках узбекско-российских межправительственных договоренностей. Их работа проходила на территории острова Свободный, который когда-то был частью Аральского моря. Теперь же этот остров представлял собой пустынный, выжженный солнцем ландшафт с редкими остатками былого растительного покрова. Когда-то здесь были воды, но теперь Свободный окружала лишь безжизненная соляная пустыня, оставшаяся после отступившего моря. Изредка на горизонте мелькали высохшие суда, словно призраки прошлого, напоминающие о временах, когда здесь плескались волны. На острове можно было встретить полуразрушенные строения, некогда использовавшиеся для добычи природных ресурсов, но теперь это было лишь воспоминание о давних промышленных амбициях.

Работа шла уже второй месяц, и вся экспедиция чувствовала тяжесть задачи. Пустыня не прощала слабости: изнурительная жара, песчаные бури и отсутствие видимых результатов выматывали и морально, и физически. Хотя были найдены интересные места для бурения, каких-то значимых открытий пока не произошло, и ожидание нарастало с каждым днём.

Сергей Данилов, тридцатилетний геолог, стоял перед Бахтияром Ирматовым и слушал его наставления. Сергей был крепко сложенным парнем с короткими русыми волосами и светлыми глазами, в которых читалась настойчивость и упорство. Лицо его загорело и покрылось пылью и песком после нескольких недель работы на палящем солнце. Несмотря на молодой возраст, он обладал острым умом и не боялся грязной работы. На его широких плечах висела выцветшая, но надёжная полевая рубашка, пропитанная потом и пылью пустыни. Сергей был человеком действия, быстро схватывал суть дела и привык доводить начатое до конца.

Сергей кивнул, понимая, что предстоящее задание было не из лёгких. Свободный мог скрывать не только нефть, но и загадки прошлого, о которых лучше было бы не вспоминать. Секретная лаборатория НКВД, слухи о разработке биологического оружия – всё это заставляло задуматься о рисках. Данилов прямо выразил свои опасения Ирматову.

Ирматов, дожевывая последний кусок мяса из консервной банки, сердито посмотрел на Сергея и ответил:

– Здесь уже много лет живут каракалпаки, и никто не подхватил никакую заразу. Еркен скажет тебе, что там было. Твоя задача – найти документы, может, там есть что-то о нефтяных разработках.

– Хорошо, – ответил Сергей, надевая тёмные очки и готовясь к жаре, которая уже начала накрывать равнину.

Солнце быстро поднималось, и геологи поспешили разойтись по своим участкам. Они готовили оборудование, осматривали карты и обсуждали ближайшие задачи. Всё происходило быстро и деловито, как обычно в условиях экспедиции. Каждый знал своё дело, и работы не становилось меньше с каждым днём. Каменистая земля, разогретая под солнцем, напоминала раскалённую плиту, по которой приходилось передвигаться с осторожностью.

Сергей ждал, когда появится проводник. И вскоре перед ним предстал Еркен, старик-каракалпак. Несмотря на свои девяносто три года, он выглядел удивительно подвижным и живым. На нём был традиционный халат из лёгкой ткани, а на голове – национальная тюбетейка. Лицо его было покрыто глубокими морщинами, седая бородка, но глаза оставались живыми и умными, как у человека, видевшего многое. Еркен оказался юрким и энергичным, двигаясь с той ловкостью, которую редко встретишь у столь пожилых людей.

Он подъехал к лагерю на лошади, легко спрыгнул с седла и привязал её к раме грузовика. Ведро с водой стояло неподалёку, и лошадь тут же начала жадно пить, смывая пыль долгого пути.

– Ну, что, начальник, идём? – весело сказал Еркен на чистом русском языке.

Сергей с удивлением посмотрел на него, ожидая увидеть старика, едва держащегося на ногах, а не этого бодрого и уверенного человека.

– Хорошо выглядите, ата, – сказал он уважительно.

– Силы есть, Аллах дал долго жить! – ответил старик с лёгкой улыбкой, показывая, что и годы, и пустыня не сломили его дух.

Сергей пригласил Еркена в полевую машину – старенький, но надёжный «Газ», который был выносливым другом в таких условиях. Это был классический внедорожник, неказистый, но проверенный десятилетиями. Он мог проехать по самым труднопроходимым местам, хотя внутри было жарко и душно. Пыль, осевшая на сиденьях, и постоянное дребезжание приборной панели говорили о долгих километрах, которые машина прошла по пересечённой местности.

Сергей завёл мотор, и тот взревел с характерным рёвом старого дизеля. Он дёрнул рычаг, нажал на акселератор, и машина рванула вперёд, взметнув за собой клубы песка. Еркен, сидя рядом с водителем, уверенно указывал рукой направление, словно знал каждую трещину и каждую дюну на пути.

Солнце не щадило ни землю, ни машину. От жары металл кузова раскалился так, что к нему невозможно было прикоснуться. В салоне кондиционера не было, и воздух внутри был словно в печи. Для каракалпака, привыкшего к такой жаре, это была привычная среда, а вот для Сергея, родом из прохладного Петербурга, это было настоящее испытание. Но он уже начал привыкать, заставляя себя терпеть эту знойную атмосферу. Ведь геологическая работа в таких условиях требовала не только профессионализма, но и стойкости, которую Сергей старался развивать в себе день за днём.

Через час они добрались до объекта, отмеченного на карте. Как только Сергей вышел из машины, жар пустыни обрушился на него с новой силой. Казалось, что сама земля пытается вытянуть из его тела последнюю влагу. Солнце здесь было беспощадным, и он остро почувствовал, что в этих краях оно могло запросто мумифицировать любое тело. Надев панамку военного образца, похожую на те, что носили военнослужащие Туркестанского военного округа, Сергей ощутил небольшое облегчение. Эта полуковбойская шляпа с широкими полями была специально разработана для таких условий – она спасала от теплового удара и защищала лицо и шею от палящих лучей.

Еркен вышел следом, поправил свою тюбетейку и погладил длинную седую бороду. В его глазах, обычно полных мудрости, теперь горели печаль и тревога. Старик явно хорошо знал это место, и оно вызывало у него глубокие, не самые приятные воспоминания.

– Пошли, ата, – сказал Сергей, направляясь по высохшей тропе к объекту.

Перед ними возвышались здания из кирпича и бетона – всё выглядело как технологическая база. Они прошли мимо заброшенных мастерских и цехов, чьи стены были покрыты трещинами и облупившейся краской. Здесь же располагались массивные бункеры и старые бараки, где когда-то жили люди, трудившиеся на этом объекте. Окна бараков зияли пустыми глазницами, а двери были сорваны с петель и сгнили под влиянием времени и стихии.

Административное здание, мрачное и заброшенное, возможно, когда-то служило центром управления всеми процессами. Сейчас его стены были облиты солнечными лучами, а пустые коридоры хранили лишь эхо прошлого. В старом гараже Сергей с удивлением обнаружил десяток грузовиков 1940-х годов. Среди них выделялись американские «Студебекеры» – массивные и надёжные машины с характерными квадратными кабинами и обширными кузовами, которые Советский Союз получил по ленд-лизу во время Второй мировой войны. Эти грузовики, когда-то служившие неутомимыми рабочими лошадками, теперь стояли ржавыми, забытыми и ненужными, покрытыми пылью и песком.

Сергей оглядывался, пытаясь понять, что здесь когда-то происходило. Он видел котельные с проржавевшими трубами, старые топливные баки, станки и машины, которые давно вышли из строя. Огромные краны в цехах выглядели как гигантские скелеты, застывшие в бездействии. На складе он обнаружил проржавевшие листы металла, насосы, трансформаторы, трубы, моторы и катушки с проводами – всё это было ценным лишь как металлолом или как артефакты ушедшей эпохи. Техника давно устарела и физически, и морально, став ненужной в современном мире.

Сергей продолжал обход, внимательно составляя схему объекта. И тут его внимание привлекли рельсы, уходящие в пустыню. Они не были связаны с какой-либо железнодорожной линией и выглядели странно посреди этого безжизненного ландшафта.

– Что это, ата? – спросил Сергей, указывая на рельсы.

– Это взлётная полоса, – ответил Еркен, его голос звучал тихо, но твёрдо. – Я здесь работал. Мне было тогда 16 лет.

Сергей удивлённо посмотрел на старика.

– И чем здесь занимались?

– Астронавтикой, – коротко ответил Еркен, и в его глазах блеснули слёзы. – Это было великое время. Но и страшное. Трагическое. Здесь ушли в песок много сил и труда, много ресурсов. Но самое ценное – человеческая жизнь – здесь ценилась меньше всего…

Сергей нахмурился, не понимая. Это же не Байконур, не космодром, а какой-то странный завод с рельсами. Он пытался представить, что же здесь происходило. Что возили сюда? Или увозили?

В этом месте чувствовалась мрачная, тяжёлая история, скрытая за стенами старых зданий и пустыней, которая поглощала всё вокруг.

Глава 2: Объект «Х»

Сергей замер, когда его взгляд упал на сторожевые вышки. Они стояли у заброшенного объекта, возвышаясь над землёй, как немые стражи давно ушедших времён. Эти башни, со временем высохшие и подточенные ветром, напоминали об исправительно-трудовых колониях или тюрьмах. Их деревянные конструкции местами обрушились, а металлические лестницы заржавели. Одна из вышек, накренившись, висела в воздухе, словно готовая в любой момент рухнуть. Из-за сильных ветров пустыни некоторые из них уже давно были повалены и погребены под слоем песка, что лишь усиливало чувство заброшенности этого места.

Они вошли в административное здание, которое встретило их мрачной, гнетущей атмосферой. Внутри царила зловещая тишина, нарушаемая лишь шорохом песка, заносимого в здание сквозь выбитые окна. Стены были покрыты пятнами плесени и грязи, а потолок осыпался, оголяя ржавые металлические балки. Этот комплекс словно застыл во времени, став призраком своего прошлого. Здесь бы идеально подошла сцена для съёмок фильмов ужасов или антиутопии – апокалипсиса, где всё живое исчезло, оставив лишь руины.

На полу Сергей заметил разорванные и пожелтевшие газеты. Он поднял одну из них и с удивлением обнаружил дату: 15 сентября 1943 года. Заголовки громко объявляли о победах советской армии над немецко-фашистскими захватчиками. Страницы были испещрены отчётами о фронтовых сражениях, подвигах героев и патриотических призывах к народу. Сергей бегло пролистал газету, ощущая под пальцами грубую бумагу, и затем бросил её обратно на пол. Она принадлежала другому времени, другой жизни, которая уже давно канула в лету.

Они шли дальше по коридорам. Везде виднелись разбитые окна, двери, сорванные с петель, и толстый слой пыли, перемешанной с песком. Время и стихия беспощадно стерли следы человеческой деятельности. Судя по всему, сюда не заглядывали люди последние тридцать или сорок лет. Забытый объект, забытые жизни.

– Его официально называли объект «Х», – сказал Еркен, идя следом за Сергеем. Его голос эхом разносился по пустым коридорам. – Здесь было руководство завода.

– И что же здесь строили? – спросил Сергей, всё ещё пытаясь уложить в голове увиденное.

– Космический корабль. Это была ракета, – с серьёзным лицом произнёс старик. Его взгляд, устремлённый на Сергея, не оставлял места для сомнений. – Я не шучу, сынок. Это был самый большой проект, курируемый Лаврентием Берией. Здесь было десять тысяч заключённых. Многие погибли от болезней и непосильного труда, некоторых расстреляли без суда и следствия. Оставшихся вывезли в 1945 году, когда проект был закрыт по приказу Москвы.

Сергей вошёл в небольшую комнату, о которой Еркен говорил, как о бывшем кабинете директора объекта, некоего полковника Свинцова. Имя старик не помнил, но добавил, что это был пухлый, самодовольный человек, всегда облачённый в военную форму. Для него жизни заключённых не значили ничего, высшей ценностью были лишь приказы из Москвы.

На стенах висели потускневшие портреты Иосифа Сталина и Лаврентия Берии. Их суровые лица смотрели в пустоту, а обветшалые рамы, покрытые трещинами, добавляли картине мрачности. Портреты были единственным, что оставалось от былой власти, которая правила здесь железной рукой.

Но это не привлекло основного внимания Сергея. Взгляд его остановился на огромном плакате, развёрнутом на стене. На нём была изображена ракета, но не такая, к которой он привык по учебникам истории. Она больше напоминала подводную лодку, с округлыми формами и массивной конструкцией, но было ясно, что это именно ракета. Плакат показывал внутреннее устройство: жилые и командные отсеки, камбуз, баки с топливом, ракетные двигатели, шлюзовые камеры, энергетический сектор, а также сложные машины для переработки углекислого газа и создания нормальной атмосферы внутри ракеты.

Сергей был поражён. Эта схема была слишком сложной и амбициозной для тех времён, особенно учитывая, что шла Вторая мировая война.

– Это действительно так? Вы строили этот корабль? – с сомнением в голосе спросил он.

– Мы не только строили, – ответил Еркен с грустью. – Мы его построили и запустили. Но никто не знает, что случилось с теми, кто отправился на Луну.

Сергей с трудом мог поверить в услышанное.

– На Луну? Во время войны? – спросил он, пытаясь разобраться в этой безумной истории. – Я думал, все ресурсы уходили на войну. Как можно было позволить себе строительство такого гигантского корабля? Ведь это не та ракета, что конструировал Сергей Королёв для запуска спутников и Юрия Гагарина.

– Королёв был здесь один раз, – задумчиво произнёс старик. – Он осмотрел объект и сказал, что будет работать в другом направлении. Мол, то, что придумал Эркин Джураев, ерунда.

– Кто такой Эркин Джураев? – спросил Сергей, заинтересовавшись.

– Гений инженерного дела, – с гордостью сказал Еркен. – Я видел его и общался с ним. Настоящий патриот Родины. Он создавал этот корабль. Разгоняться он должен был по рельсам, что уводили его в небо. Но когда корабль взлетел, рельсы разрушились от огромного давления. Восстанавливать этот путь никто не стал, потому что пришёл приказ закрыть проект.

Сергей почесал лоб, пытаясь переварить услышанное. Ему хотелось не верить, но взгляд старика говорил об обратном. Здесь, в этой заброшенной пустыне, действительно строили космический корабль.

– Корабль называли «Иосиф Сталин», – продолжал Еркен, не спеша и с каким-то глубинным сожалением в голосе. – Это должен был быть командный штаб на случай прорыва немцев за Урал. Проект начался в ноябре 1941 года, когда фашисты рвались к Москве. Были захвачены Прибалтика, Украина, Беларусь, на Кавказе шли ожесточённые бои. Возникала реальная угроза, что Япония вступит в войну, и тогда Дальний Восток окажется под ударом. Среднюю Азию могли поджечь снизу сторонники Турции и Ирана. Отступать было некуда. Тогда и придумали этот проект – чтобы спасти Сталина, его министров и генералов на Луне. Издалека, с Луны, генералиссимус мог бы руководить войсками, оставаясь вне досягаемости для Гитлера.

Сергей молча слушал, поражённый масштабом и дерзостью идеи. Он попытался найти слова, но смог выдавить из себя только:

– М-да…

– У немцев был аналогичный проект, только в качестве бомбардировщика, – продолжал Еркен, с удивительной осведомлённостью. – Об этом я слышал от Джураева. Немецкий проект вёл инженер-конструктор Ойген Зенгер. Назывался он «Серебряная птица».

– «Серебряная птица»? – переспросил Сергей, пытаясь вообразить это странное название. – Что это за проект?

– Зенгер предложил построить космолёт-бомбардировщик с ракетным двигателем, – объяснил Еркен. – Взлетать он должен был с помощью специальных ракетных салазок, которые разгоняли его по рельсам до скорости в 1800 км/ч. После этого бомбардировщик поднимался бы на высоту до 280 км и летел со скоростью до 23 000 км/ч. Общий вес «Серебряной птицы» должен был составить около 100 тонн. Из них 84 тонны – это топливо, 6 тонн – бомбовая нагрузка, а оставшиеся 10 тонн – сам бомбардировщик.

Еркен сделал паузу, словно вспоминая что-то далёкое.

– Основное назначение этого космолёта – бомбардировка США, – продолжил он. – Например, Нью-Йорка, а также отдалённых промышленных районов СССР, таких как Урал и Сибирь. На большие расстояния он мог нести до 6 тонн бомб, а на короткие – до 30 тонн. Этот проект был закрыт в 1941 году, когда Германия начала войну с СССР. Все амбициозные проекты, которые не предполагали быстрой отдачи, свернули. Но в определённый момент даже такие фантастические идеи казались реальными для немцев.

Сергей поразился осведомлённости старика.

– Вы хорошо знаете, что делали немцы? – с удивлением спросил он.

– У нас был отдел контрразведки – СМЕРШ, – невозмутимо ответил Еркен. – Руководила им майор Галима Бухарбаева, одна из самых жестоких женщин, которых я встречал. Позже я узнал, что в немецких лагерях были надзирательницы, такие как Эльза Кох или Ирма Грезе, которые издевались над заключёнными. В рядах коммунистов такие женщины тоже были. Галима – одна из них. Она сообщила, что немцы хотят возродить свой проект. Опасность оставалась. Поэтому Москве дали задание ускорить проект «Иосиф Сталин». Потому что фронт приближался, и времени оставалось всё меньше.

Сергей с трудом мог переварить всю эту информацию. Всё это звучало как фантастика, как безумие, которое только во времена войны могло стать реальностью.

– У нас был проект, схожий с немецким по взлётной идее, – продолжал Еркен, его голос звучал задумчиво и тихо, словно он снова переживал события прошлого. – Специальные салазки разгоняли корабль по рельсам до высоты 40 километров. На этой высоте включались бы собственные ракетные двигатели, и они выводили «Иосиф Сталин» на орбиту в 400 километров. Оттуда, по специальной навигации, корабль должен был лететь на Луну вместе с экипажем и верховным командованием. Экипаж состоял из десяти человек, а ещё тридцать – это окружение Сталина.

Сергей покачал головой, ошеломлённый услышанным.

– Невероятно! – выдохнул он.

– Корабль весил три тысячи тонн, – продолжал Еркен, его глаза поблёскивали от воспоминаний. – Это почти столько же, сколько «Сатурн-5», который доставил американцев на Луну в программе «Аполлон». Только «Сатурн» отправил небольшой модуль в несколько тонн, а «Иосиф Сталин» долетел бы целиком, без разделения на части.

Сергей снова почувствовал удивление, наблюдая за стариком, словно перед ним был не пенсионер, работавший в местной школе, а учёный, посвятивший всю жизнь инженерии.

– Ресурсы на корабле были рассчитаны на два года, – продолжал Еркен. – За это время СССР должен был победить Германию, и Сталин мог бы вернуться на Землю. Корабль действительно был передовым – не только по меркам того времени, но и сейчас ничего подобного нет. Даже шаттлы – ничто по сравнению с проектом Джураева.

Тут внимание Сергея привлек сейф, покрытый толстым слоем пыли. Дверца была вскрыта. Он подошёл ближе и осторожно открыл его. Всё ценное давно исчезло, но в углу лежала папка с бумагами, покрытая пылью, которую никто не взял. Сергей раскрыл её и увидел листы, исписанные мелким, но разборчивым почерком. Это выглядело как дневник.

Еркен заглянул через плечо, увидел записи и глубоко вздохнул.

– Это записи Эркина Джураева. Галима Бухарбаева конфисковала их. Она хотела использовать их позже для обвинения и казнить его. Но всё пошло не так, как она планировала.

– А как? – спросил Сергей, оглядывая бумаги.

Еркен промолчал. В его глазах мелькнули образы прошлого, как кадры старой хроники: вот он, шестнадцатилетний мальчишка, стоит у станка. Перед ним вращается деталь, которую нужно выточить. Рядом трудятся заключённые – обычные люди, которых режим отправил в ГУЛАГ по статье 58 Уголовного кодекса РСФСР – «Контрреволюционная деятельность». Среди них не только квалифицированные рабочие, но и учителя, поэты, учёные – все те, кого сочли опасными для системы. Рядом ходят надзиратели, грозные и холодные.