banner banner banner
Керенский. Добивающий удар
Керенский. Добивающий удар
Оценить:
 Рейтинг: 0

Керенский. Добивающий удар

Модест Апоксин, угодливо зажав в кривых ручонках новый котелок, несмело заглянул в кабинет, робко перед этим постучав.

– Заходите, Апоксин, присаживайтесь вот здесь, – и Керенский показал рукой на стул.

– Как я рад, что вы выжили.

– Я тоже, Модест, я тоже. Как там идут дела с моей газетой?

– Дела идут замечательно.

– Замечательно? Угу, замечательно, что замечательно. Вы уже написали о покушении на меня на Дворцовой площади?

– Да-да, я позволил, позволил себе взять труд об этом указать. Я так переживал за вас, так переживал, что и словами не могу передать.

Апоксин при этом подался вперёд, оторвав тощий зад от стула.

– Сидите, – бросил Керенский и грозно взглянул на Модеста. – Наверное радовались, что меня могут убить, а денежки все вам достанутся. А?!

– Нет-нет, что вы, что вы, как можно, да я…

– Да вы послушайте, Модест, я же вижу вас насквозь, все ваши деяния и мысли отражены на вашем покатом лбу, всё ведь ясно видно, вот посмотрите, – и Керенский, быстро покопавшись в ящике стола, извлёк небольшое зеркало и протянул его газетчику.

Апоксин со страхом взглянул в отражение, словно действительно страшась увидеть там то, что было написано на его лбу, по словам Керенского. Естественно, он ничего там не нашёл, кроме своего испуганного и побелевшего от страха лица.

– Вот видите?

– Неет, я ничего не вижу!

– В смысле, вы своего лица не видите?

– Вижу.

– А чего тогда обманываете меня?

– Я не обманываю вас.

– Ну, как же, Модест, вы только что сказали, что ничего не видите, но потом быстро переменили своё мнение и сказали, что видите.

– Но…

– Хватит! – Керенский резко ударил по столу ладонью, внутренне поморщившись от боли. – Хватит врать, мне нужны дела, а не болтовня. Какой доход вы сейчас имеете от продажи «Нового листка»?

– Эээ, – заблеял ошарашенный происходящим Модест. – С каждого выпуска чистой прибыли сто рублей в день.

– Вот каааак! – протянул Керенский и откинулся на спинку стула. – То есть вы сейчас весь в шоколаде.

– А… не понял вас, господин министр?

– Поживёшь, поймёшь, – ухмыльнулся Керенский. – С завтрашнего дня продолжите демонизацию матросов. Причины этому есть. И последняя для вас, самая горячая новость, это повторное покушение на вождя революции, то есть на меня, ночью, анархистами. Напишите, что анархисты подкупили проигравшегося в карты полковника, чтобы обмануть охрану и убить Керенского.

– Эээ, так это…

– Это правда, повторное покушение было, ну, а кто заказал моё убийство для вас не суть важно. Вам нужно выполнить мой приказ, вы же видите, что происходит. Охрану я вам обеспечу. Завтра утром вы будете самый первый с этой новостью. Увеличьте выпуск своего листка и передайте его для распространения по железной дороге в Москву. Пусть это будет, может, и в ущерб, но вы меня понимаете…

– Да, безусловно, господин министр, я очень вас понимаю, – и Модест страстно прижал к груди свой котелок, преданно при этом смотря в глаза Керенскому.

– Ну, что же, я рад, что могу с вами найти общий язык, это облегчает многое. Идите и выполняйте, и пришлите мне в Смольный экземпляр газеты, я посмотрю.

– Будет сделано!

– Свободен!

– Спасибо, спасибо, спасибо! – так и прижимая к своей груди котелок, Модест встал и попятился назад, стремясь побыстрее испариться из кабинета. Дверь быстро приоткрылась и мгновенно спрятала за собой юркого газетчика. А Керенский тяжело откинулся на спинку стула. Время стремилось быстро промчаться мимо него.

Всё, он выдохся на сегодня, надо было отдохнуть и ждать развития событий, да и на завтра подготовиться, усталость, всё же, брала своё. За разговорами с газетчиком он провёл больше часа.

В кабинет постучали.

– Кто там?

– Это я, вашбродь, вы ужинать-то будете?

– А ты как думаешь?

– Будете, вестимо, а то, как же, к вам целый день народ шастает туда-сюда, туда-сюда. Щас всё организую.

Через двадцать минут в кабинет прибыл ужин. Снова заглянул Мишка, чтобы забрать посуду.

– Ты, Мишка, завёл бы себе кого в столовой, что ли?

– А зачем, у меня баба есть туточки, и не одна. А в столовой не по вкусу мне барышни. Больно все заносчивые.

– Да я тебе не про то говорю.

– А так про что же?

– Отравить меня могут с пищей. Нужно проверенных барышень там содержать, чтобы жёны были казаков или кого из бюро. А то, сам знаешь, как бывает. В меня сейчас то бомбу кинут, то с револьвера стреляют, а то и кинжалом норовят заколоть. Не смогли, так будут думать, как по-другому умертвить, понимаешь?

Мишка аж в лице переменился.

– Ох, уж, сволочи, и как-то я так не подумал. А то ж, это племя бесовское, на деньги падкое, за золото и яду подсыплют, а то и без денег готовы человека со свету сжить. Одно слово – ведьмы. Я тогда старшому об этом расскажу, он голова, придумает что-нибудь.

– Правильно, Миша, так и надо. А я спать пойду в комнату отдыха, буди, если что срочное будет, да сестру позови, чтобы раны обработала.

– Сейчас. Так вы отдыхайте, вашбродь, а я ещё старшому и про сестёр милосердия тоже скажу, упрежу, стало быть. Мало ли какие они. Оно кажется, что баба справная и красивая, а сердце злое или революционерка бешенная, а то и душевнобольная, такие тоже есть, да немало. Вон как все больницы сейчас ранеными переполнены, а всех остальных по домам разогнали. И энтих в первую очередь. А нечего за казённый кошт проживать, когда воинов полно увечных! Голову-то не вылечишь, это уж навсегда, так зачем они нужны? Оно-то жалко, конечно, но война идёт, не до жалости.

Керенский вздохнул.

– Ступай, Миша, а то у меня уже голова болит от твоих рассуждений, да сестру не забудь позвать.