– Но как это возможно?
– Как? Очень просто. На любом митинге он официально объявит, что евреи запятнали себя разрушением государства и готовят контрреволюцию, а в отместку за это государство не будет их защищать. Об этом напечатают в газетах, расскажут в каждой деревне и главное, оповестят об этом действующую армию. Дальше предугадать события будет несложно. Мы плохие солдаты и нас слишком мало. В отдельных местечках наши боевые дружины ещё смогут дать отпор, но остальных просто сметут.
Первыми нападут наши украинские друзья вместе с поляками, эстафету подхватят русские крестьяне, а довершат дезертиры и уголовники. Грабь, насилуй, убивай, русских евреев постигнет печальная участь европейских евреев, изгнанных ещё в незапамятные времена отовсюду, где мы хорошо жили. Более гениального хода сложно придумать, и он его придумал. А вся ответственность ляжет на нас, раввинов. Я не готов погубить свой народ.
– Я поговорю с ним и постараюсь разубедить в этом.
– Вряд ли у тебя это получится, Генрих. Ты нашёл общий язык с Щегловитовым?
– Нет, он ярый антисемит, у нас с ним нет ничего общего, он контролирует каждый мой шаг. Это бесполезно. Тогда я убью его сам.
Мазе невесело усмехнулся.
– Керенский предусмотрел и это, в случае покушения и убийства нас ждут погромы и принудительная эмиграция. Он сейчас об этом говорил, предлагая обеспечить нас поездами и пароходами до Америки, и он не шутил.
– Но мы можем уничтожить всю верхушку одним ударом.
– А потом уничтожат всех нас. Русские – это не тот народ, который прощает убийства своих идолов. Нам не простят и уничтожат ещё жёстче, чем в любом другом случае. Что же, придётся идти на уступки, но как решит кнессет. Я приложу все усилия, чтобы убедить их согласиться и отречься от тех евреев, что продолжат бороться за власть, хотя бы на словах. Но боюсь, что это не сильно поможет и придётся взяться за молодёжь всерьёз. В конце концов, мы добились своей цели и глупо потерять всё то, к чему мы шли эти годы.
Как несколько раз сказал Керенский – это контрпродуктивно. Откуда же он появился, а ведь и у него есть примесь нашей крови, – печально вздохнул главный раввин.
– Да, самые ярые антисемиты – это сами евреи, – констатировал Блюменфельд. – Это вопрос выживания. Но что вы намерены предпринять?
– Собрать кнессет и принять решение. Но это ещё не всё, что я хотел бы упомянуть. В самом конце разговора, когда я уже почти ушёл, Керенский меня добил одной фразой.
– ???
– Он предложил создать государство евреев в Палестине со столицей в Иерусалиме, под российским протекторатом. Как вам?
– Он сумасшедший, – откинулся в кресле Блюменфельд.
– Я тоже так подумал сначала, но сейчас решил, что скорее мы с вами ими являемся, чем он. Керенский словно видит сквозь года и знает наши самые отчаянные замыслы. Мне трудно что-то решать самому, и поэтому всё решится коллегиально. Но как это заманчиво, он словно специально показал мне заряженный револьвер и в то же время показал дорогу в сторону нового дома.
– Я даже не знаю, что на это сказать. Я бы проголосовал за Керенского, даже если он врёт, он слишком честно врёт, и его слова больше похожи на правду, чем на обман. Думаю, после этого все проголосуют за Керенского, и вам придётся пожертвовать молодёжью ради спасения большинства и великой цели.
– Да, – вздохнул Мазе, – я тоже так думаю. Поэтому хотел бы знать, что вы приложите все силы, чтобы у Керенского не возникло действительного желания претворить свои планы в жизнь. Я имею в виду решение об объявлении евреев вне законов. Гои нам это не простят.
– Клянусь вам в этом, – просто сказал Блюменфельд.
– Хорошо, – Мазе посмотрел на часы. – Мне пора, поезд отходит через час с вокзала. Я приеду через трое суток. Если опоздаю по не зависящим от меня причинам, то вышлю в ваш адрес и в адрес Керенского телеграмму о наших намерениях.
– Да, я с нетерпением жду вашего решения.
Керенский сидел за одним столом с Климовичем, ужиная в столовой Смольного.
– Что вы думаете по сути моего разговора с главным раввином?
– Я бы не стал противопоставлять себя им.
– Согласен, но как вы считаете, они примут моё предложение или откажутся?
– Я думаю, что примут, но мы готовы к любому повороту. Вам достаточно не появляться на публике и в правительстве. Они ничего не смогут сделать. За две недели или чуть больше все вопросы по ним будут закрыты без привлечения наших сил. Их судьбу решит народ.
– Я тоже так считаю, даже думаю, что по факту их судьбу решит даже не русский народ, а все подряд: украинцы, молдаване, грузины. Нам лишь останется спасать их от толпы, разъярённой жадностью и свободой.
Климович согласно кивнул.
– Ну, что же, остаётся подождать три дня и тогда переходить к плану А или к плану Б.
Керенский вытер губы салфеткой и встал из-за стола. В голове у него забродила старая песенка: «Подождём твою маму, подождём, твою мать!», очень символично.
Глава 4. Армия
«Наша задача, которую мы ни на минуту не должны упускать из виду – всеобщее вооружение народа и отмена постоянной армии» … В. Ленин
«Страна, которая лишилась армии… должна принять неслыханный позорный мир» В. Ленин.
После всех событий и тревог Керенский сосредоточил свое внимание целиком на армии. Следующим на снаряде должна была стать финансовая политика, но здесь он немного отложил принятие важных решений. Одно он точно знал: ни у французов, ни у англичан брать взаймы не будет.
Шипов шепнул ему, что собираются приехать американцы и сообщил, что у англичан и французов давно нет денег и они берут кредит у американцев, а потом кредитуют нас, предоставляя в долг оружие. Взамен же берут пшеницу, дерево и остальное. В общем, как и всегда – наё…н – зебитте.
Сейчас же основной проблемой была необходимость быстро закончить войну. Несмотря на принимаемые меры, вопрос восстановления боеспособности армии не мог решиться за неделю, да и за месяц тоже. Май уже закончился и наступил июнь.
Керенский ежедневно направлял в Ставку генералу Реннекампфу запрос о текущем положении дел и получал ответные депеши, а бывало, даже по нескольку телеграмм подряд. Изредка приезжал с охраной нарочный и привозил секретную сводку положения дел, те сведения, о которых в телеграммах не стоило упоминать.
Нехотя и со скрипом стали работать военно-революционные трибуналы, укомплектованные наполовину авторитетными офицерами, наполовину служащими министерства юстиции. Странно, но среди этого состава евреев не было. И дело пошло. В тылу железнодорожная милиция задерживала дезертиров и отправляла их на фронт, но её сил было ещё мало, а дезертиров – очень много.
В телеграммах Реннекампфу Керенский требовал подготовить наступление в июле, назначив его предположительно на 15 число. Июльское наступление должно было стать решающим, как для войны, так и для страны в целом.
Керенский не был стратегом и понимал, что его познания в этом деле равны нулю, но всё же немного знал общую схему наступления, вроде растаскивания сил противника по разным направлениям. Не став мучиться, он вызвал к себе генерала Деникина, который пока ещё оставался начальником штаба Ставки. Новый Главнокомандующий менять его не стал. А Керенскому было пока всё равно.
И вот генерал Деникин готовился сейчас рассказать о возможности наступления, силах и средствах, назначенных для оного.
Встав у карты с правой стороны, зажав указку в левой, как и учили в академии Генерального штаба, Деникин начал доклад.
– Как вы видите, господин министр, фронт застыл в некоем равновесии, которое может быть нарушено в любой момент. Наши силы держат оборону по всей линии фронта. Братание с немцами закончено, но ещё не везде. Люди в целом готовы наступать, а руководство всеми фронтами принимает максимум усилий для этого.
Керенский оценил линию фронта, показанную на большой карте жирными синими и красными линиями. Всё было предельно ясно. Потери территорий были незначительными. Немцы заняли Львов и продвинуться дальше не смогли.
– Я понял, спасибо. Какие направления с точки зрения Ставки являются самыми опасными для обороны?
– Рижское направление, господин министр. Противник сосредотачивает там резервы в надежде ударить на Петроград и тем самым победить.
– Угу. А каково состояние наших войск на Северном фронте, если оценивать его по пятибалльной шкале?
– К сожалению, только на тройку.
– Угу, надо больше там организовывать трибуналов. Хорошо, я займусь этим. Какой фронт самый боеспособный на сегодняшний день?
