Переводчик не унимается:
– Почему? Так? мало?
– Ну, это… производство у нас безотходное… батареи солнечные…
Переводчик торопливо что-то втолковывает тем, там, безотходное, безотходное. Тут хочется добавить ещё что-то, втолковать, объяснить, только вот понять бы еще – что именно, а то только хуже получится…
У меня дети еще, говорит Ната. Тут же спохватывается, а может, они детей этих на дух не выносят, сейчас и не дадут ничего…
– Хорошо… пройдемте…
Ната вздрагивает, это еще что, это новенькое что-то… Тут же тушуется, сдает назад, да нет, да что вы, да не надо, да ладно, да обойдусь (как обойдусь? Как????), да…
А не выйдет:
– Пройдемте.
Проходят. Куда-то в никуда. Имя. Год рождения. Еще что-о такое, не пойми, что. Зачем все это. Зачем. Зачем им все это знать, какая разница, в самом-то деле.
А у меня дети дома, говорит Ната.
А детей сюда приводят.
Вот так.
Ната рыдает, а детей-то за что…
Вечереет.
Ната детям сказку рассказывает, старую какую-то, сама когда-то давно краем уха слышала, был у крестьянина сын, и сливовое дерево, и хотел крестьянин сына женить, и собрал с дерева сливы, и поехал продавать за сор… Дети не понимают, дети шумят, младший вопит, а давай про этого лучше, у которого один глаз вместо башки, – Ната про такого не знает…
– …можете идти домой.
– А?
– Можете домой идти.
Ната не верит, что вот так просто отпустили, и хорошо, и отпустили, и больше туда ни ногой, а интересно, тогда – куда…
…домой…
Ната оглядывается.
Не понимает.
Не верит.
Как такое вообще может быть, почему трава, как на картинках, как в кино, да нет, не так, а… по-настоящему, в кино не показывают, как трава от ветра колышется, как шелестит, как живет… раньше Ната траву только в кино видела, Ната не застала, когда трава была…
Хорошо здесь.
Здорово здесь.
Розы на клумбе.
Под потолком под крышей кресло подвешено в виде луны.
И светильники в виде звезд.
И хорошо.
И не хочется думать про то, что осталось где-то там, там, далеко…
Ната готовит черничный пирог.
Дети орут, а давай в МегаДрим сходим, а там классно. И не объяснить детям, а придется втолковать, что нет больше никакого МегаДрима, и города самого нет, и в Москву дети хотели, а Москвы тоже нет, тут вообще непонятно, что есть… розы на клумбе и кресло над самой крышей, пока дети на нем не раскачались, не оборвали к черту, и черничный пирог еще есть…
Да как нет, еще как есть, да вот же, да там же…
Ната идет за детьми, ну что, ну что там еще…
А вот.
МегаДрим на окраине города, как стоял, так стоит, только людей…
…только людей нет…
Только людей…
…Ната спохватывается, оглдяывается, ищет этих, этих, каких этих, черт пойми, но этих, переводчика нет, они без переводчика не понимают…
– …вы… вы что сделали, черт бы вас побрал? Вы что сделали-то?
Переводчика нет, а так они не понимают, а Нате плевать, что не понимают, срывается на крик…
Странник
Хожу под непонятной звездой,Горящей для одного.Нет у меня чужих городов,Потому что нет своего —Все города в единый массивСливаются за окном.Я не отвечу, о чем ни спроси —Независим и одинок.Я потерялся среди столиц,В скором поезде жду рассвет,Нет неродных человечьих лиц,Потому что родных – нет.Серые камни лежат у ногПереулков и дальних трасс,Женские лица слились в одно —С холодным оттенком глаз.Видятся, видятся мне в окнеПустого, ночного купеРуки, протянутые не ко мне,Единственному, как перст.Но знаю, что со мной навсегдаОстанутся до концаЧужие женщины, города,Чужие руки, сердца…Безвременье года
После Нового Года в городе начинается Дрезден – вступает в свои права, раскидывает повсюду заснеженные шпили, уютные магазинчики, откуда веет дразнящими запахами, развешивает по стенам узорчатые фонари, расстилается чуть подснеженными мостовыми, раскачивается резными вывесками, играет огоньками новогодних ёлок. Кто-то не любит Дрезден за холода, кто-то, наоборот, обожает за неповторимый уют.
Ближе к последним числам Дрездена уже проступают черты Эдинбурга, например, самые зоркие горожане уже видят гору, на которой расположен замок, или видят башенные часы, а порой не понимаешь, то ли едешь по ровному месту, то ли поднимаешься в гору. Но все-таки это еще не совсем Эдинбург, а вот когда поднимешься на холм, увидишь памятник-ротонду, хлопнешь себя по лбу – ба, да это же Калтон-Хилл, – вот тут уже не отвертишься, пришел Эдинбург, ветреный, промозглый, продувающий со всех сторон, кое-как пытающийся согреть сам себя кружкой эля и теплым пледом у очага. Стаи волынок порхают по веткам, тянут заунывные песни, жмутся к теплу витрин.
Мало-помалу отступают холода, робко-робко пробиваются на деревьях розовые цветы, а какой-нибудь шпиль вытягивается в Эйфелеву башню, разбуженную теплом. На улицах вырастают столики под зонтиками, балконы покрываются цветами, а с дерева, укрытого нежной весенней листвой, можно сорвать свежеиспеченный круассан.
Чем становится теплей, тем больше проступают очертания Колизея, и уже не поймешь, настоящее, где бесконечно далекое прошлое, времена хитонов и тог…
Римские ночи мало-помалу сменяет раскаленный Каир, где сам воздух, кажется, пропитан зноем, и отчаянно ищешь хоть какую-то тень, чтобы укрыться от палящего солнца. Бывают года, когда Каир не появляется, все тянется и тянется солнечный Рим, а за ним Мадрид с темными ночами – но чаще всего все-таки не отвертеться от палящей жары, причудливых мечетей, улиц, пропитанных душистыми пряностями, обломками загадочной старины. И изнемогаешь от зноя, и умоляешь кого-то, ну, пожалуйста, ну, не надо, ну посмотрели, полюбовались, ну давайте теперь что-нибудь не такое жаркое, ну очень-очень просим…
Погода не спешит смиловаться, погода нескоро и нехотя меняется на Мадрид, помпезный, торжественный, с жаркими днями и темными ночами, которые скрывают в своих переулках немало тайн. Мадрид пролетает незаметно, как-то слишком быстро, и вот уже падают с неба первые желтые листья, и вот уже останавливаешься потому, что что-то чиркнуло по плечу, покатилось к ногам, глядь – а это нота, ми-минор или фа-бемоль, летят, падают, падают, укрывают площади. Вена пришла.
А где Вена, там и скрипки, летят стайками, рассаживаются по веткам, наигрывают замысловатые мелодии. Рояли выходят из кустов, подбирают ноты, меланхолично жуют, деревья покрываются марципановыми конфетами, люди собирают небывалый урожай, из-за деревьев возвышаются шпили городской ратуши, Собора Святого Стефана, Карлсикрхе.
Мы не хотим, чтобы Вена уходила, Вена и сама не хочет, чтобы она уходила, – тянется и тянется, кажется, до бесконечности. Но Петербург все больше вступает в свои права, дует холодными ветрами с Невы, окружает дворами-колодцами, разливается каналами, раскидывается мостами, окутывает студеными сумерками. На больших улицах вроде бы еще марципаново-скрипочная Вена, а как шагнешь в переулки, окутает промозглой сыростью, сами откуда-то слетаются стихи, чуждые, пугающие, призрачные…
Мы и сами не замечаем, как туманы Петербурга мало-помалу превращаются в совсем другие туманы, подернутые тайнами, интригами, заговорами, силуэтами призраков, а уж если вы увидели, как по деревьям порхают перепончатокрылые тыквы, а по мостовым прохаживаются многоэтажные автобусы, можете не сомневаться – наступил Лондон. Лондон с холодными ветрами и туманами, призрачными замками, потерявшими самих себя. Чем больше подступают холода, тем больше проступают черты рождественского Брюсселя, украшенного ярмарками и пряничными домами в натуральную величину. А там уже и Адвент, и Рождество, и Новый Год скоро, и ветви деревьев сгибаются под тяжестью картин Дрезденской галереи, вот они слетелись, и сидят, щебечут, и стены домов укрываются флейтами водосточных труб…
Душа с канделябром
Сколько-то лет.
Как-то выглядит.
Где-то работает.
Где-то живет.
Неважно, неважно, все неважно.
Говорит:
– …вот вы скажете, что это безумие какое-то, что я из ума выжил – и будет в чем-то прав….
– Ну, я бы так не сказал. Знаете, сюда все приходят, с этого начинают, а-а-а, я, наверное, с ума сошел – а потом оказывается, что и по правде такое случилось, что сам бы не увидел, не поверил бы…
– Есть у меня знакомый один… ну как, знакомый… ну не знакомый, ну… ну вот его страница в Сети…
Смотрю страницу в Сети, какие-то скандалы, ну, а у кого там нет скандалов, жалобы какие-то, ну так то сейчас не жалуется, фотографии чего-то там не пойми, чего, нет, в смысле, вот он в машине едет, вот он луну снимает, вот он с друзьями… а не то, что вы подумали.
Все, как у всех.
Ничего такого.
Вопросительно смотрю на посетителя, если можно назвать посетителем того, кто в тысячах километров от меня:
– И…?
– Он канделябры собирает.
Зависаю. Отчаянно припоминаю, канделябр, канделябр, это же оружие какое-то, это дело серьезное, как бы не застрелил кого…
– Оружие?
– Позвольте, но канделябры не…
Выжимаю остатки памяти, хоть убей, не знаю…
– А что?
– Так это… подсвечники… красивые такие…
– А-а-а… ну… тоже дело…
– Ну вот, он выброшенные подсвечники подбирает, чинит их, красит, у него весь дом в канделябрах этих… потом людям дарит…
– В смысле… продает?
– В смысле, дарит. Еще и смотрит так придирчиво, хороший ли человек, где живет, как там канделябру у него будет, хорошо или нет… одному даже продать отказался, потому что, видите ли, в доме сыро, подсвечник чугунный заржаветь может…
– Ничего себе… и… и что случилось?
Сос!
Срочно!
Отзовитесь, кто может!
Сегодня выискал в подъезде старого дома чудесный канделябр, настоящее произведение искусства, себе оставить не могу, сами знаете, весь дом полон, они уже меж собой дерутся! У меня уже просто рука не поднимается возвращать его в грязный подъезд, после того, как я его отмыл, покрыл лаком, подлатал сломанное крыло! Видели бы вы, как он летает, это ни на каком видео не передать, а как светит! Я вас умоляю, возьмите хотя бы на время, кому не трудно!
ВАМ СООБЩЕНИЕ ОТ НЕИЗВЕСТНОГО ПОЛЬЗОВАТЕЛЯ
Здравствуйте. Мы по поводу канделябра.
Здравствуйте. Где вы находитесь?
В нашем доме.
А дом где?
В нашем городке.
А городок?
А городок наш не существует.
Да как же вы живете-то?
А нас тоже не существует. Но это нам не помешает, мы можем приютить канделябр. Вот у моего отца в доме канделябры были, я знаю, как с ними управляться…
А дети у вас есть?
Есть, я знаю, вы семьям с детьми не отдаете, ну у нас же ненастоящие дети, так что проблем не будет… Да вы и сам тут немножко ненастоящий, так что согласитесь…
Ну, хорошо, я вам ближе к вечеру канделябр подвезу, посмотрю, как у вас там…
Дом, два этажа, большой зал внизу, семь комнат… четверо детей… адрес счас скинем…
– Ну вот, однажды увидел я у него запись на странице… подобрал канделябр, себе оставить не может, возьмите, кто может… А я, понимаете, тоже себе взять не могу… Сами же видите, комнатушку снимаю, и вообще, я здесь, в Таймбурге, а он в Букбурге…
– И вы…
– …а у меня, знаете, есть городок…
– У вас?
– Ну да… маленький такой городок… ненастоящий…
– Игрушечный?
– Да нет же, он вообще ненастоящий!
– В смысле… – наконец-то догадываюсь, – вымышленный?
– Ну да, да… давно он у меня… я туда от проблем всяких убегаю… нет, вы не думайте, что я целыми днями на кровати лежу, в потолок плюю, я вообще архитектор… Но вот знаете, работа за день так мозги высосет, что только и сил остается домой вернуться, лечь и воображать городок… уютный такой… теплый… пахнущий имбирными пряниками… люди там добрые… и вот я стал придумывать, что вот, жители этого городка берут канделябры к себе… пишут этому человеку в личку, он с ними беседует, проверяет, может, даже сам лично канделябр этот привезет, на дом посмотрит, на условия, что за люди там живут, еще насторожится, если семья с детьми… Он так-то в семьи с детьми не отдает, но то в реальности, а то в вымышленном городе…
– …а что на самом деле было с этими канделябрами?
– Вы не поняли? – презрительно смотрит на меня, – они на самом деле отправлялись туда… в дома… в семьи… стоять на камине, зажигать свечи от очага, мурлыкать у огня, взмахивать перепончатыми крыльями…
– Простите, н-не понимаю…
– Да я и сам не понимаю, как оно так… но это работает, вот в чем дело-то, это работает… и вот знаете, я сегодня вечером напридумывал… ну, этот человек, который с канделябрами… он постоянно в разъездах во всяких, нынче здесь, завтра там… и вот я выдумал, что он заплутал, поздно вечером далеко от дома, ему переночевать надо было где-то…
Смотрю на страницу в Сети, не понимаю:
– Что-то не сходится, он тут пишет, что дома с друзьями выпивает… и вообще, тут такой человек, с ним что случится, сразу начнет на весь мир об этом трубить, вон, потерял телефон, а, нет, не потерял, я с него же пишу…
– Ну да, да, на самом-то деле он с друзьями сидит, а я вот сочинил, что он заблудился, и надо ему где-то переночевать, хоть где, хоть на полу, лишь бы в доме, ночи-то сейчас холодные… И вот я решил, пусть он в каком-нибудь доме в городке заночует, заодно и посмотрит, как там канделябры его обустроились… Понимаете, мне хотелось, чтобы кто-то еще на мой городок посмотрел, как там хорошо, как там здорово… вот он волнуется, а вдруг плохим людям канделябры отдал, а так посмотрит, какие дома уютные, и народ там хороший…
– Так… в чем же проблема-то?
– Так понимаете… я только сейчас понял, что натворил…
– А что натворили?
– А то… Это же был мой город, только мой! Только для меня одного…
– А вы пустили…
– …пустил… в большом зале постелили на диване, подушки взбили, одеяла достали, канделябр хозяина признал, сразу же к нему на столик у постели перебрался… И вот понимаете, вот он там спит… а утром проснется… и все жильцы дома проснутся… и умоются… и сядут за стол завтракать… – И он будет сидеть с ними… пить кофе… а это мой город, только мой… понимаете?
– И… и что вы хотите?
– Ну… я вот не знаю, что придумать, чтобы… Ну, я не знаю… чтобы не было вот этого утром…
– А если вам вообще просто придумать, что всего этого не было, и не заблудился он…
– …да как же можно, что придумали, то обратно уже не раздумаешь, понимаете вы?
– Гхм… да? Ну, хорошо… что-нибудь… придумаем… еще что-нибудь…
– …спасибо вам огромное. Выручили.
– А… а что такое?
– Так ему утром позвонил кто-то, он из городка как ошпаренный выбежал, даже кофе пить не стал, дети хозяйские его проводили, он бегом-бегом ботинки шнуровать и бежать, и в экипаже уехал… А что там за звонок был, если не секрет?
– Так убили его.
– В смысле?
– Настоящего его… убили… то есть, он сам себя…
– К-как?
– Да вы сами-то на страничке-то посмотрите в Сети…
Люди, это нечто… вчера тут один знакомый мой, ну, не знакомый, ну, в Сети друг на друга подписаны, так вот он меня к себе в городок в гости пригласил, городок у него есь вымышленный… здоровски так, и в каждом доме по канделябру по нашему, парень, ты крутой, ты спаситель канделябров, респект тебе. И что думаете, пока я там гостил… ну как гостил, он придумал, что я заблудился и в городок его попал… А сегодня с утра пораньше звонок, приезжайте скорее, вас убили. Оказывается, пока я там гостил, меня настоящего полиция арестовать хотела, в дом ко мне пришли, арестовать меня хотели… я от них через черный ход ломанулся, в машину прыгнул, скорей, на газ… ну и правильно, и в столб, и насмерть… Я, главное, понять не могу, что полиция-то прикопалась, вроде и не шумели мы с пацанами сильно, да и вообще, если бы на шум жаловались, чего бы я от полиции убегал…
ОСТАВИТЬ СВОЙ КОММЕНТАРИЙ
Ты чего, самого себя не знаешь, что ли?
Да то-то и оно, что нет, я же не настоящий, сетевой, я себя знаю только вот такого, в Сети, а какой я на самом деле, хрен пойми…
– А что он на самом деле?
– А то… Вы бы знали все его махинации, вы бы в осадок выпали… Любитель канделябров… там на миллион уголовных статей он дров наломал, там и убийства за ним числятся, и много чего…
– Ничего себе…
– Так что это вам огромное спасибо, без вас бы не стали с ним разбираться, не докопались бы до истины…
– Знаете… а я еще один город построил…
– Ну, вы вообще молодец.
– Там канделябры живут… сидят по вечерам у камина, пьют кофе по утрам, ездят на работу…
– Вот я почему-то знал, что вы это сделаете…
(прямой эфир)
– …особенно благодарен человеку, которого и не знаю толком, он же что сделал, когда от меня один аккаунт остался, и дом арестовали, меня тогда трясло всего, канделябры же, они же погибнут… Он же тогда что сделал, он же целый город для моих подопечных соорудил! Ну и для меня, получается, тоже… сейчас вот, еще парочку на помойке нашел, вот, смотрите, красавцы какие… один погнулся малость, ну это ничего, поправимо… Все починим, будут лучше прежнего…
Герой
Живут и рушатся империи,Клинки и палицы звенят —Упорно не могу поверить,Что этот мир – не для меня.Не верю, что мой путь не выверенИ по страницам не разбит,То, что не я героем выведенВ сюжетной фабуле судьбы,Что, думая о послезавтрашнем,Ночами долгими без снов,Глаза внимательные автораСледят пытливо – не за мной,Что устремлениями чистымиКакой-то творческой душиНе для меня весь мир неистовыйПридуман, склеен и прошитДля моего святого имени…Не верю, что на смех толпеСюжетная, большая линияИдет не по моей судьбе,Не для меня живет и стелется…Не верю я, что всю судьбу,Интриги и хитросплетенияНе мой прочерчивают путь,Что хор многоголосых зрителейНет, не из-за меня страдал,И не моя рука решительноПоследний нанесет удар,Не для меня живут империиИ просят факелы огня —И автор всемогущий бережноОберегает не меня,И что в побоище стремительномДо финиша не доживу…Не верю, что не победителемВойду в последнюю главу.Многоклеточное время
– Многоклеточное время.
– Что, простите?
– Время. Многоклеточное.
Еще хочу спросить, что нужно делать с этим многоклеточным временем, тут же спохватываюсь:
– А разве… разве время может быть многоклеточным?
В ответ я слышу недоумение, изумление какое-то, а разве нет, а разве не так, а разве может быть иначе.
– Многоклеточное время, – повторяет он.
Спохватываюсь. Спрашиваю себя, кто он. Потому что не может быть никакого его, и вообще никого не может быть, после того, что случилось, я не видел этого, но знаю, – случилось, что-то, после чего остались только пустые города, где одинокий ветер гонит мертвые листья. Я даже не могу сказать, хорошее что-то случилось или плохое, – он не знает, хорошее или плохое, ему все равно, что случилось с людьми в этом городе, – через тысячи лет после моей смерти.
По крайней мере, я не вижу на улицах истлевших черепов, уже это радует, хотя, может, случилось такое, что и черепов не осталось…
Он не дает мне задуматься, он не дает мне спросить – что случилось.
Он не знает.
Хочу спросить, как я умер.
Не спрашиваю.
Уже понимаю – не ответит.
И уже понимаю – здесь, сейчас, это не имеет никакого значения, или меня сбила машина, или я тихо уснул в возрасте девяноста с чем-то там лет…
Здесь это неважно.
Здесь.
Так далеко от привычных сегодня, завтра, вчера, что само время уже не имеет значения.
Время…
– Многоклеточное время, – повторяет он.
– Что?
– Время, – он начинает сердиться, – многоклеточное.
В его сержении я улавливаю, что он разочарован, что он вернул меня в бытие, в жизнь, ненадолго – чтобы я что-то сделал с этим многоклеточным временем, нашел его, собрал его, создал его, ё-моё, я ему что, физик, что ли, да это и физики с таким не справятся, это, извините, не к нам, не к двадцать первому веку, это к какому-нибудь тридцать седьмому или пятьдесят четвертому…
Он повторяет. Собирая остатки терпения в кулак, которого у него нет:
– Многоклеточное. Время.
Время. Время. Отчаянно хватаюсь за остатки разума, иду по опустевшему городу, оглядываю витрины, ну же, ну же, ну пожа-а-алуйста, да не марки почтовые, и не открытки, и не пироги… хотя в пироги надо будет наведаться, и не…
…а вот.
Часы.
Вхожу в крохотный магазинчишко, уже понимаю, он зайдет за мной, зайдет – это громко сказано, он как-то иначе перемещается, если вообще перемещается, а не находится во всех точках пространства одновременно. Оглядываю ряды часов, растерянно показываю на тикающие круги:
– В-вот…
Он смотрит. Терпеливо. Внимательно. Ищет. Замирает разочарованно:
– Не то. Не то.
– Из-звините…
Пытаюсь вложить в это «Из-звините» все свое неподдельное разочарование, ну, извините, не понимаю я, что вы тут про время говорите, вы бы пояснили как-нибудь, что надо-то, да как пояснили, я все равно не пойму, уж слишком мы… разные…
– …одноклеточное, – выдает он, наконец. И понимаю, что это он не в адрес моих умственных способностей, это он про время, которое развешано тут, отдельными циферблатами…
– Мне надо многоклеточное.
– А… да…
– Найдите…
Понимаю, что у меня нет выбора, что остается только искать, понять бы еще, что искать…
– …упадешь, разобьешься ко всем чертям!
…голос тетушки откуда-то из ниоткуда, из воспоминаний, из прошлого, орет таким тоном, будто хочет, чтобы я упал к чертям и разбился, как будто она расстроится, если я не упаду к чертям и не разобьюсь насмерть.
– …быстро слезай, пока ремня не получил!
Это мама. Оттуда же. Из прошлого. Из памяти. Думаю, как она мне ремня задаст, если я тут, наверху, а она внизу, а думается что-то другое, ну ма-аам, ну столько тысяч лет не виделись, столько веков, а ты опять орать, хоть бы обнялись, что ли, когда мы обнимались, да никогда, хоть бы по душам поговорили, когда мы по душам говорили, да никогда, хоть бы порадовалась за меня, что я… а что я, а ничего я, в Прагу перебрался, соотечественникам своим устроиться помогаю, да что, я хоть бы президентом планеты был, мама бы и то рычала, то, что ты нашел, это не работа, а вот дашенька-сашенька-какашенька с третьего этажа мусор подметает, вот умничка…
Тьфу, блин.
Приказываю им исчезнуть. Всем. Всем. Все не хотят исчезать, я тоже не хочу их слышать, я прогоняю их всех, остается только препод откуда-то там какой-то там, смотрит на меня презрительно с истлевшей много лет назад кафедры, а чего по лестнице-то, по стремянкам-то, там же внутри лестница винтовая есть, нет, мы же не ищем легких путей…
Тут бы хлопнуть себя по лбу, только если хлопну по лбу, свалюсь ко всем чертям тетушке на радость…
Он рядом.
Я чувствую.
Он рядом.
Здесь.
Показываю на часы, с легким оттенком гордости, как будто я сам эти часы мастерил…
– Вот, пожалуйста… Орлой… башенные часы…
Он недоволен, ему не нравится Олрлой, потому тчо…
– …одноклеточный…
Меня передергивает. А где, интересно, я должен взять ему скопище часов, сплетенных единым механизмом…
– …думай, думай, головой-то своей подумай, голова-то, что ли, для того, чтобы на крыльце курить, так, что ли? Вот как на крыльце курить, вот они не боятся, а как головой думать…
…даже не отвечаю, что в жизни ни на каком крыльце не курил, «Кафедра» меня не услышит, «Кафедра» остался там, много веков назад…
Думаю. В голову ничего не приходит, ну да, еще бы в мою голову что пришло, туда даже если что и придет, от страха в осадок выпадет и сбежит вперед штанов…
– А в Гугле посмотреть никак не судьба?
Меня передергивает:
– И что я должен в Гугле искать?
– О-ох, все-то за тебя искать надо… Ну на вот, смотри…
Смотрю, как призрачные пальцы бегают по клавишам, выискивают что-то…
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
Вы ознакомились с фрагментом книги.
Для бесплатного чтения открыта только часть текста.
Приобретайте полный текст книги у нашего партнера:
Полная версия книги