Адепт не хуже прочих
– Нужно составить план. Без этого никак.
Он определённо темнил и недоговаривал, но мне было плевать.
– Это я сделаю. А что с проклятием?
– Слово?
– Слово, – подтвердил я.
Первый рассмеялся.
– Уж поверь, у тебя не будет возможности сдать назад. Я знаю превеликое множество похабных песенок, и у меня лужёная глотка. Попробуешь юлить, буду распевать их ночи напролёт. Точно свихнёшься!
– К делу! – поторопил я его.
Сосед тянуть кота за хвост не стал и сказал:
– Тебе надо развить внутреннее зрение и научиться отслеживать потоки энергии. Не ощущать их волной тепла, а видеть. Ну или хотя бы чувствовать достаточно чётко, чтобы вычленить отклонения от нормы – всё иного цвета, слишком холодное или горячее. Это понятно?
– Не очень-то.
– Ничего сложного в этом нет. Не станешь отлынивать, справишься за седмицу, самое большее – за две. После этого начнёшь не просто прогонять энергию по телу, но и вымывать ею всё инородное. От проклятия так легко не избавишься, твоя задача – собрать все его метастазы в одном месте и не позволять разрастаться дальше.
– Чего собрать?!
– Щупальца.
– А потом? Так и держать их всю жизнь?
– Разживёшься деньжатами – из тебя любую пакость выжгут. – Первый помолчал немного, потом сказал: – Ну или сам справишься. Только понадобится чёртова прорва энергии. Без доступа к источнику или мощному алхимическому накопителю даже не пытайся.
– А…
– Пока хватит! – оборвал меня сосед. – Для начала разберись с внутренним зрением!
Я беззвучно ругнулся и вновь открылся небесной силе, начал впитывать её, прогонять по телу и выплёскивать, а заодно пытался заглянуть в себя и уловить присутствие чего-то инородного. Пытался и не мог.
Да всё со мной в порядке, черти драные! Ещё б только не нога…
Завтрак нисколько не разочаровал, обед и вовсе превзошёл вчерашний ужин. Так помногу есть попросту не привык, и после необычайно сытной трапезы начало клонить в сон. Мне бы энергию в себя тянуть, пока травяной отвар благотворное влияние оказывает, а вместо этого зеваю и глаза разлепить не могу.
Я поглядел-поглядел на Первого, да и начал по его примеру разминаться, подпрыгивать, качать пресс, отжиматься и подтягиваться, ухватившись за прутья решётки – благо все эти гимнастические упражнения были прекрасно знакомы: отработал их, когда думал податься в акробаты. В итоге удалось разогнать кровь, перестал клевать носом.
Так дальше и пошло: ел, спал, развивал дух, укреплял тело. Наращивал приток энергии и увеличивал стабильность её поступления, заодно пытался разобраться с внутренним зрением. Упражнялся, упражнялся и упражнялся. Уделял этому всё свободное время, лишь бы только не думать о Рыжуле, Луке, Хвате и остальных. Раскрывался небесной силе и впитывал её до тех пор, пока не начинала идти кругом голова. Заявившийся седмицу спустя в казематы приютский врач оказался моими успехами всецело доволен.
– Поздравляю, юноша! Вы далеко не безнадёжны! – объявил он после того, как изучил меня через пластину алхимического стекла и окуляры странных очков. – Вот вам новое задание: не просто выталкивайте из себя энергию, а собирайте её у солнечного сплетения и уже лишь после этого равномерно распределяйте по телу. Лучезар, прибери линзы!
Ассистент врача принял у него очки, вынул разноцветные стёкла и вернул их в шкатулку, тогда-то и послышался знакомый скрип: нам доставили обед.
Паренёк посильнее натянул на лицо капюшон хламиды, подхватил саквояж и поспешил на выход, но только начал протискиваться мимо каталки, и черноволосый молодчик втихаря поставил ему подножку, а после ещё и бросил недовольно:
– Осторожней давай!
Посмеиваясь, Овод взял лужёный судочек и тотчас выронил раскалившуюся посудину, разлив суп.
– Ах ты… – зашипел он было на поквитавшегося с ним юнца, но вмиг заткнулся, стоило обернуться на шум врачу.
– Это что ещё такое? – угрожающе произнёс зеленоглазый франт, и мягкости в его голосе не осталось ни на грош.
– Делов-то – без первого остался… – пробурчал Овод, дуя на обожжённые пальцы.
– Не пойдёт! – отрезал врач. – Живо на кухню! Бегом!
Молодчик со всех ног метнулся прочь по коридору, а его конопатый товарищ раздал нам судочки и утянул каталку вслед за врачом.
– Всё даже интересней, чем я думал, – озадаченно пробормотал Первый, когда мы остались вдвоём. – Уж не знаю зачем, но тебе поручили сформировать зачаток главного меридиана.
– Это что? – поинтересовался я.
– Излив ядра, – не слишком-то и понятно пояснил Первый, а расспросить его помешал вернувшийся со второй порцией супа Овод. Протереть пол ему и в голову не пришло, сразу куда-то утопал.
Я занялся похлёбкой и озадаченно хмыкнул.
– Даже странно, что простой врач так гоняет слуг.
– В приютах не бывает простых врачей, – усмехнулся Первый. – Да и эти обалдуи не слуги, а воспитанники.
– В самом деле? – удивился я и в несколько глотков допил успевший остыть отвар. – А чего они ишачат тогда?
– Перестарки! – презрительно бросил в ответ сосед по каземату. – Застряли здесь и содержание отрабатывают.
После кружки травяного напитка меня бросило в жар, и заполонявшая всё кругом небесная сила стала ощущаться куда явственней обычного, не сказать – острее. Я открылся ей и начал впитывать всем телом, пытаться собрать в районе солнечного сплетения и только лишь после этого выталкивать вовне.
Впитывать и выталкивать получалось, собирать – нет. Просто даже до конца не представлял, как к этому подступиться. Разговор увял сам собой, но толком позаниматься я не успел: вновь послышался знакомый скрип, пришлось стряхивать оцепенение и вручать давешней парочке молодчиков пустые судочки. Но только лишь этим сегодня дело не ограничилось.
– Руки высунь! – потребовал Овод, а после поправил меня: – Да не так, дурень! В одну ячейку!
Он притащил с собой ручные кандалы, которые на моих запястьях и защёлкнул. И сразу – будто в ледник спустили. Согревающее присутствие небесной силы сгинуло в один миг, стало зябко.
– Зря, – сказал мой сосед и улёгся на шконку.
– Пасть захлопни! – угрожающе рыкнул Овод и принялся отпирать навесной замок. Снял его, распахнул решётку и скомандовал: – Выходи!
Я шагнул в коридор, озадаченно позвякивая короткой цепочкой кандалов. Металл неприятно холодил кожу, захотелось поскорее от этой пакости избавиться, но никаких защёлок на браслетах не обнаружилось, они казались цельными.
– Приберись тут! – потребовал молодчик, а когда его конопатый напарник протянул мне швабру, перехватил её и отставил к стене. – Нет! Пусть лижет! Давай, сожри всё с пола! Чтоб блестело!
Накатило бешенство, и я потянулся к небесной силе, но ни впитать её, ни даже вдохнуть не смог. Браслеты обожгли запястья холодом, на металле проступили какие-то символы, а сам он будто бы стал тяжелее и потянул вниз согнутые в локтях руки.
Даже так? Ну-ну…
Черноволосый молодчик был со мной одного роста, но заметно шире в плечах, я глянул ему в глаза и спросил:
– А если нет?
– Всё равно сожрёшь! – мерзко осклабился тот и поднял немаленьких размеров кулак. – Только тогда мы сначала повеселимся!
Манерой держаться он напомнил мне Гусака, а тот никогда не упускал возможности развлечься за чужой счёт. Этот – такой же.
Я наступил Оводу на ногу, ухватил за грудки и рванул на себя, одновременно качнулся вперёд и со всего маху боднул самодовольную харю, лбом рассадив нос. Без промедления оттолкнул молодчика – тот не удержал равновесия и рухнул навзничь. Его конопатый приятель вскинул руки, и воздух перед ними расцвёл оранжевым сиянием, повеяло лютым жаром. Ухватив отставленную к стене швабру, со всей силы ткнул ею неофита и – не достал!
Деревянная ручка вспыхнула и на добрую треть осыпалась невесомым пеплом, будто скуренная в одну глубокую затяжку самокрутка!
Впрочем, хватило и этого: парень испуганно отшатнулся от всполоха бесцветного огня и упустил приказ, сияние разом погасло. Я тотчас шагнул к нему и вколотил обгорелый и от этого чуть заострённый конец палки во внутреннюю часть бедра – туда, где не так много мышц. Засадил лишь на полвершка, но конопатый взвыл, зажал ладонями рану и на одной ноге поскакал прочь.
– Караул! На помощь!
Мне бы нагнать его и приголубить по голове, да только с пола уже начал подниматься Овод. В уличных драках правило одно: начал – доводи до конца, и я бы довёл, просто не успел. Только замахнулся окровавленной на конце палкой, и враз сдавило всего, словно живьём в могилу зарыли, а в носу нестерпимо засвербело от запаха раскалённой пыли. Ни вздохнуть, ни пошевелиться.
– Говорил же – зря! – послышалось из соседней камеры, а миг спустя меня подбросило в воздух и со всего маху впечатало в стену.
Черти драные, больно-то как!
5-13
Едва ли наставник Заруба меня пожалел – скорее уж не захотел объясняться с приютским начальством по поводу учинённого смертоубийства. Приложился о каменную стену я знатно, но сознания не потерял, обошлось и без переломов. А вот Оводу так не свезло.
– Этот гад… – начал было молодчик, и тут же получил кулаком в лицо. Не устоял на ногах, упал и сразу заработал пинок под рёбра.
– Пошёл вон, недоумок! – во всю глотку гаркнул Заруба. – И чтоб я вас здесь больше не видел!
Овод поднялся на четвереньки, сплюнул кровь и выбитый зуб, затем кое-как встал и поплёлся на выход. Ну а меня вернули в камеру, избавили от кандалов и заперли. Мыть пол прислали воспитанника на год или два младше проштрафившейся парочки.
– Ты на кой чёрт руки высунул? – поинтересовался Первый, когда мы вновь остались в казематах вдвоём.
Голова перестала кружиться, да и плечо, которым врезался в стену, уже почти не ныло, так что я уселся на шконке, тяжко вздохнул и спросил:
– А что ещё оставалось? Открыли бы и зашли!
Первый только фыркнул.
– Не зашли бы! Ты ж для этих перестарков не пойми кто! Чернокнижник!
Разговор стал мне откровенно неприятен, я ухватился за возможность перевести его на другую тему и полюбопытствовал:
– Скажи лучше, почему они перестарки?
Мой сосед обвёл рукой камеру.
– Думаешь, кто за всё это платит? Не за наши казематы, за весь приют?
– Церковь? – предположил я.
– Больно им надо! – рассмеялся Первый. – Сам посуди: у каждой нормальной школы по десятку приютов вроде этого! В убыток себе их бы никто содержать не стал!
– Почему сразу в убыток? – пробурчал я, потирая отбитое плечо. – Им же ученики нужны! На учениках и зарабатывают. Нет разве?
– Не без этого, – признал мой сосед. – Школы и вправду снимают сливки, забирая самых перспективных адептов и всех тех, кто выказывает хоть какую-то склонность к нужному им аспекту, но они за это право не платят, лишь оказывают покровительство и снабжают техниками и методиками. Зарабатывают приюты на том, что продают воспитанников на сторону.
Я недоверчиво нахмурился, и Первый усмехнулся.
– Не в рабство, само собой, продают, а в ученики. Ближе к выпускным испытаниям на смотрины съезжаются представители разных школ, тогда устраиваются аукционы или просто собираются заявки. Как бы то ни было, вложения в обучение неофитов окупаются сторицей.
– Я слышал, в приютах ничему не учат, только готовят к ритуалу очищения.
Мой сосед пожал плечами.
– Где как, но обычно всё же закладывается база для дальнейшего обучения. Сам понимаешь, молодой петушок стоит куда дороже цыплёнка. А тех, кто застрял в приюте из-за неспособности пройти ритуал очищения, нагружают работой, чтобы они хоть как-то оправдали своё содержание. Бесполезные куски дерьма!
– Неужто такой сложный ритуал? – озадачился я.
Первый недобро улыбнулся.
– Тебя убивают, а потом возвращают к жизни. Срабатывает этот фокус, так скажем, не со всеми.
– Да хватит уже! – отмахнулся я, решив, будто собеседник сгущает краски, и спросил о другом: – И что же – адепты не могут выбрать школу по собственному усмотрению?
– Могут, но придётся заплатить отступные. И если какой-то адепт сначала откажется от дальнейшего обучения, а в будущем передумает, без отступных тоже не обойдётся. Если, конечно, школы одного уровня. Право сильного никто не отменял. – Первый усмехнулся. – А знаешь, за счёт чего живут сами школы?
Я припомнил слова Горана Осьмого и сказал:
– Вгоняют в долги учеников.
– Именно! – рассмеялся мой сосед. – Самых плохоньких быстренько отсеивают, самых перспективных разбирают профессора. Остальных принимают во внешние ученики с перспективой перейти во внутренние. Вот их и доят. Но ты не беспокойся, тебе это не грозит.
– Иди ты! – ругнулся я, улёгся на шконку и отвернулся лицом к стене.
Удар о стену даром не прошёл, мне стало нехорошо.
Дальше всё вернулось на круги своя. Разве что спать стал куда меньше прежнего – такое впечатление, в карцере на полжизни вперёд выдрыхся. Подтягивания и отжимания много времени не отнимали, поэтому с раннего утра и до самого позднего вечера я упражнялся с небесной силой. Но хоть и тянул в себя энергию уверенней день ото дня, заглянувший для очередного обследования врач даже головой от разочарования покачал.
– Ну нет, юноша, так дело не пойдёт! Никаких подвижек не вижу, абсолютно никаких! Вы и так уже для нашего заведения староваты, поэтому позволить себе топтаться на месте попросту не можете. Времени на раскачку нет. Не научитесь собирать силу у солнечного сплетения, придётся вас забраковать!
Словечко это не понравилось до крайности, я даже зябко поёжился.
– Не чувствуешь ток энергии? – спросил вдруг ассистент врача.
– Не особо, – сознался я.
– А кожу припекает, когда силе открываешься? – уточнил паренёк.
– Есть такое.
Врач хмыкнул и прищёлкнул пальцами.
– Молодец, Лучезар! – похвалил он помощника. – Юноша, попробуйте сосредоточиться на этом ощущении! Представьте, как в тело проникают тончайшие нити силы, ловите и тяните их к солнечному сплетению! Работайте!
Он начал собираться, я не утерпел и спросил:
– А я надолго здесь вообще?
– Работайте! – повторил врач и ушёл.
Первый покрутил носом и вдруг сказал:
– А ведь у него на тебя виды!
– Да вот ещё!
– Точно-точно! Помяни моё слово!
Он как-то очень уж нервно одёрнул рукав робы, и я обратил внимание на высунувшийся из-под обшлага краешек затейливой татуировки – не фрагмент той похабщины, коей расписывают себя матросики, а часть необычайно сложного рисунка. Будто узорчатое щупальце на кисть выползло, и это при том, что прежде кожа моего соседа была совершенно точно чиста!
– Как так? – поразился я. – Откуда наколка взялась?!
Первый досадливо поморщился, но всё же пояснил:
– Это не татуировка, а внешний абрис. Меридианы проявляются по мере восстановления способностей.
– Восстановления? – озадачился я.
Сосед по каземату раздражённо дёрнул ногой и указал на лязгнувшую цепь.
– И вправду думаешь, будто меня она или прутья здесь держат? Вздор! Накачали алхимией, только-только отходить начинаю!
Тема эта Первому оказалась неприятна, но я щадить чувства собеседника отнюдь не собирался и спросил:
– Татуировки-то зачем было делать, соседушка?
– Преимущество внешнего абриса в том, что энергия не напитывается телесными эманациями. Мне попросту не нужен этот клятый ритуал очищения! Не нужен!
Он вновь дёрнул ногой, опять звякнула цепь.
– Абрис! – вздохнул я. – Только и разговоров, что об этом абрисе! Это вообще что?
Первый глянул хмуро, но отмалчиваться не стал.
– Совокупность силовых меридианов, узловых точек и ядра, – пояснил он и после недолгой паузы счёл нужным добавить: – От количества и расположения узлов зависит сложность арканов, которые может задействовать тайнознатец, поэтому в каждой школе используется собственная схема, да только это палка о двух концах.
– Почему? – заинтересовался я.
– Каноничный абрис основан на тридцати шести узлах, но сейчас его используют разве что церковники. А началось всё с того, что бояре стали перекраивать схему, дабы никто не мог украсть их фамильные арканы. Школы пошли и того дальше, только они сделали всё, чтобы ученикам оказалось несподручно использовать чужие заклинания. «Огненный репей» наших гостеприимных хозяев – банальная шаровая молния, только чуть мощнее за счёт формулы, идеально подогнанной к абрису школы. Волей-неволей ученикам приходится тратиться на изучение внутренней тайнописи, покупать схемы и нанимать репетиторов для освоения приказов и заклинаний, а это всё деньги. И деньги немалые.
Я только хмыкнул, поскольку ни в какую школу поступать не собирался.
Вот стану адептом и безо всякого обучения развернусь! Пламен – слабак! В тонкий блин его раскатаю. Для этого становиться аколитом вовсе не обязательно.
Я отрешился от мыслей о будущем, смежил веки, открылся небесной силе и сосредоточился на лёгком тёплом покалывании, с которым начала проникать в тело энергия.
Ну и где эти драные нити?
Первого выдернули из камеры следующим утром. На сей раз помимо надзирателя в казематы заявились ещё трое тайнознатцев: два молодых человека и дядечка лет за сорок. Меня аж к полу исходящей от него властью придавило.
Соседушка попытался было взбрыкнуться, но его вмиг скрутили и уволокли, а старший из приютских колдунов задержался и окинул меня оценивающим взглядом – будто ножом рыбу распотрошил. В себя я пришёл только минут через пять.
Черти драные! Вот это мощь! Горан Осьмой и рядом не стоял!
Неужто всамделишный асессор пожаловал?
Я поскрёб затылок. Хорошо бы и самому вот так…
Эх, да чего уж там! Я тяжко вздохнул и открылся силе, начал впитывать её, собирать, прогонять по телу и выбрасывать вовне. Очень быстро взопрел и тогда, следуя совету врача, сосредоточился на жжении, лёгком и едва уловимом, но вполне реальном – самообманом тут и не пахло. И то ли сегодня не отвлекало присутствие соседа, то ли взбудоражил неожиданный визит тайнознатцев, но я будто бы воочию увидел проникающие в меня лучики оранжевого тепла.
Были они короткими-короткими и почти сразу размывались, наполняя тело однородным свечением; я ухватился за одну из ниточек и легонько потянул её к солнечному сплетению, но та моментально оборвалась. Тогда сплёл несколько в единый жгутик, и мало-помалу дело пошло на лад. К обеду дотянул до нужного места первую из силовых жилок, к вечеру таковых набрался уже целый десяток.
Они так и норовили развеяться, приходилось беспрестанно контролировать их и укреплять. У меня попросту шла кругом голова, но поблажек себе не давал – сказать по правде, я чертовски не хотел оказаться отбракованным.
Соседа вернули в камеру уже поздним вечером. Именно вернули – приволокли волоком и уложили на нары, а после защёлкнули на ноге браслет кандалов. Следов побоев на теле заметить не удалось, но Первый сипел и хрипел столь же надсадно, как и те, кому крепко достаётся в драках. Лично я ничуть не удивился бы, окажись у него сломаны рёбра. И ещё – кисти вновь очистились, татуировок на них больше не было.
В себя пришёл Первый только утром. Со шконки не слез, от завтрака отказался, лишь выпил травяной отвар.
– И что это было, соседушка? – поинтересовался я, когда он худо-бедно очухался.
Первый провёл кончиком языка по зубам, словно желал убедиться, что все они на месте, потом откашлялся и сказал:
– Не бойся, тебе это не грозит.
– И что именно мне не грозит?
Сосед по каземату вздохнул, устроился поудобней и надолго замолчал.
– Без тренировок в полную силу школьного турнира не выиграть и повышения не получить, – произнёс он некоторое время спустя. – Наставникам приходится сдерживаться в поединках друг с другом, а со мной такой нужды нет.
– А сам ты?
– Да с чего бы мне их жалеть? – сипло выдохнул Первый. – Их это устраивает. Без риска чемпионом не стать. – Он перевалился на бок, глянул хмуро и сказал: – На тебе станут натаскивать неофитов, так что постарайся не разочаровать приютского врача – собирать тебя по кускам станет именно он.
– Типун тебе на язык! – ругнулся я.
Первый обидно рассмеялся, но сразу закашлялся, я развернулся к нему спиной и обратился к небесной силе. Не хотел, чтобы на мне натаскивали неофитов. Сам намеревался им стать. А отбракуют – и не выгорит. Тогда сгорю и пеплом развеюсь, как и не было.
Нити энергии перекручивались и рвались, а я всё тянул их и тянул, попутно не позволял небесной силе рассеяться, гнал её к солнечному сплетению. И пусть это была лишь малая толика проникавшего извне тепла, приютский врач оказался увиденным всецело доволен.
– Так держать, юноша! – похвалил он меня в свой следующий визит и даже соизволил ответить на очередной вопрос о продолжительности карантина. – Выйдешь отсюда, когда я сочту это возможным, но не ранее сорока дней.
Он ушёл, а я начал прикидывать, сколько уже нахожусь в казематах, но почти сразу меня от этих подсчётов отвлёк сосед.
– Не терпится людей посмотреть, себя показать? – хмыкнул Первый и покачал головой. – А ты, Серый, упёртый! Не самое плохое качество, но всё хорошо в меру. – Он помолчал немного, затем вдруг посоветовал: – Да не тяни ты силу по нитям! Десять лет так её цедить будешь! Ты же её теперь чувствуешь? Ну и сосредоточься на ощущении тепла в нужном месте, а как поймаешь его – попробуй согнать туда всю энергию исключительно своей волей. Если уж делать что-то, так делать это правильно!
– Тебе-то откуда знать, как правильно? – огрызнулся я, не сдержавшись.
Первый в ответ самодовольно ухмыльнулся.
– Нешто сам не учился? – фыркнул он и будто осёкся, спешно перескочил на другую тему: – И об уговоре не забывай! Чую, скоро за тобой придут.
– Я – неофит! – в пику ему отрезал я, но совету после недолгих колебаний всё же последовал.
Начал пытаться согнать энергию в одну точку исключительно силой воли, благо имел представление, что именно должно получиться в итоге, но неизменно всего так и передёргивало из-за мерзкого ощущения сосущей пустоты, а ещё вскоре возникло впечатление, будто бы чуть ниже грудины во мне запалили костерок. Собрать энергию худо-бедно получалось, удержать её от рассеивания – уже нет.
Когда сказал об этом Первому, тот беспечно пожал плечами.
– Терпи. Ты упорный, справишься.
Я едва не послал его куда подальше.
– Да в чём дело-то?! – потребовал объяснений после очередной неудачной попытки довести упражнение до конца.
Сосед прикрыл ладонью рот и зевнул, потом соизволил пояснить:
– А чего ты хотел? Это и есть закалка тела. Пятый или шестой шаг возвышения, в разных традициях по-разному. Но как делаешь ты – результата не будет ещё долго. Нужно рывком собирать всю доступную небесную силу и сжимать её в одной точке, чем плотнее – тем лучше. Вот ты выталкиваешь энергию из себя, а теперь направь её в центр тела. Всю сразу! Будет больно, но недолго.
Он соврал. Было не просто больно, а очень больно. Я бы даже сказал – чертовски! И корёжило никак не меньше минуты, чуть зубы не раскрошились, так ими скрежетал.
Ну да – у меня всё получилось. Вгляделся в себя, в полной мере ощутил заполонившее тело мягкое оранжевое тепло, а потом вместо того, чтобы вытолкнуть небесную силу вовне, надавил в обратном направлении, и в груди ровно маленькое солнце вспыхнуло! Ох и прожарило меня!
– Лихо! – присвистнул Первый. – Серый, а ведь у тебя талант! Только не вздумай сгусток силы наружу выталкивать. Позволь ему рассеяться, а то без сформированных меридианов потроха себе спалишь!
Я кое-как разжал судорожно стиснутые зубы и прохрипел:
– Благодарю за предупреждение!
– Всегда пожалуйста! – рассмеялся Первый. – Ничего-ничего! Дальше проще будет. И нити протягивать тоже не забывай, пригодится.
С пола я подниматься не стал – скорчился, мысленно отгородился от небесной силы и спросил:
– На кой?
– Отличное упражнение для развития входящих меридианов.
– Поверю на слово, – пробурчал я.
– Как тебе будет угодно!
Наверное, я бы не утерпел и пристал к соседу с расспросами, но тут под звон кандалов в подвал затащили голого юнца. Он визжал и вырывался, не прекратил бесноваться даже после водворения в камеру. Не затыкался ни на миг, нёс какую-то дикую тарабарщину, бился о прутья решётки, выл и самыми распоследними словами крыл Царя небесного, будто именно тот был повинен во всех бедах этого юродивого.
Я поначалу покрикивал на дурачка, но очень скоро Первый меня одёрнул:
– Оставь его! Не поможет.
– Это кто вообще? Сектант?
Первый покачал головой.
– Нет, обычный неофит. Для ритуала очищения ещё слишком рано… Скорее всего что-то пошло не так при закалке вблизи источника. Дал слабину, и кто-то до него дотянулся.
– В смысле – дотянулся?
– Бесноватых ни разу не видел? – вопросом на вопрос ответил Первый.
– О-о! – выдохнул я. – И что с ним теперь будет?