Там, где пахнет лопухами. Повесть

– Не ной, – дежурно отозвалась Верка. Встала, покопалась в какой-то куче. Нашла алюминиевый поднос. Водрузила на чемодан. Проверила, надёжно ли держится. Да, надёжно. Сверху – треснутую чашку. В неё свечку. Чиркнула зажигалкой. Мишка погасил фонарь. Захламлённая комнатка озарилась дрожащим светом. Пламя сразу уверенно разгорелось, но из-за сквозняка неуклюже раскачивалось, изгибалось, словно в наркотическом танце.

Пока Верка заворожённо наблюдала за оранжевым язычком, а Мишка тупо глядел в пустоту, Ванька осмотрелся получше.

Мешки, тюки, чемоданы. Тумбочка с оторванной дверцей. Проигрыватель, стопка пластинок в обтрёпанных обложках. Битый хрустальный ёжик. Противогаз.

Всё как у всех.

Что ли взять почитать книжку, пока эта дура опять на них не уселась?

Он подошёл к стопке, опустился на корточки. Повёл пальцем вниз, изучая надписи на корешках. Обычный скучный набор – Толстой, Пушкин, справочник радиолюбителя, русские народные сказки, «Юный натуралист»… А вот один корешок без надписи.

Придержал верхнюю половину стопки, чтоб не упала. Вытащил тонкую книжицу. Как ни старался, стопка всё равно грохнулась на пол, рассыпалась.

– Ты чё творишь, гад?! Хочешь нас выдать с потрохами?!

Ванька не ответил.

Книжка оказалась ежедневником за какой-то лохматый год в твёрдом переплёте. Тяжёлые, годами сыревшие, слежавшиеся страницы стали нехотя, с грузным шелестом отклеиваться друг от друга. Корешок потрескивал, поскрипывал.

Почти все страницы оказались исписаны убористым, аккуратным детским почерком. На переднем форзаце крупными печатными буквами: «Дневник Кати Козловой».