– Как ты могла догадаться, – бодро продолжил Рифмоплёт, – не все люди сумели вернуться в Явь. Чтобы выжить в Нави, они объединялись в общины, строили поселения. На свет появлялись дети, сменялись поколения. «Живые» люди, рожденные в Тридевятом царстве, или, как нас еще называют, тёмнодушники, действительно обошли стороной некоторые законы, на которых зиждется мир. Из-за этого мы не можем покинуть Навь. Ни ногами, ни колдовством.
«А еще ваши души навечно привязаны к Нави, как и у нечисти, – подумал, но не сказал Кощей, – и поделом». Отсюда и название.
Погибая, нечисть по прошествии времени возрождалась в былом обличье и с уцелевшими воспоминаниями. Однако, ее дух был склонен постепенно стариться, чтобы рано или поздно насовсем отойти в сердце Нави и питать его. Тёмнодушники были лишены такого дара. Они жили в мире, им не предназначенном. После смерти их души погружались в сон, оставаясь на погосте, либо скитались по Тридевятому царству, либо вселялись в новорожденных тёмнодушников. Некромантия могла взаимодействовать только с душами, обладавшими собственными останками, и помещать их в кости.
Постепенно беседа перешла к девице. Юлий напрасно надеялся, что повествование о сторонах бытия, таких разных, но находившихся в равновесии меж собой, возвратит память. Но юноша не сдавался. Первым делом он предложил Кощею, как спасителю, дать имя девице.
– Я не ее родитель, чтобы нарекать именем, – отказался навий царь.
Примерно такой ответ Юлий и ожидал услышать. Однако, после своих слов Кощей кратко обрисовал первую встречу с девицей, намекая на то, что не имеет возражений против домысливания имени, но возлагает эту задачу на воображение Юлия. Юноша предался размышлениям с большой ответственностью.
?
– Лада! – воодушевленно воскликнул бард спустя пару часов, предлагая девице новое имя. – В честь богини весны из Прави, покровительницы любви, защитницы детей и хранительницы домашнего очага. Кощей встретил тебя в лесной глуши, спящую на ковре из полевых цветов. В деревенской избе, где ты гостила, примула пустила молодые побеги: хоть бери и нарезай в ботвинью, суп такой на кислом квасе.
Юлий вызвал у девицы смущение, а вместе с ним и очаровательную улыбку, которой хотелось любоваться. Зарделась-зарумянилась красавица, будто маков цвет. Конечно, такое сравнение было похоже на комплимент. Новое имя пришлось девице по нраву.
– Как знать, может быть ты и в самом деле светлое божество, – лирический лад Юлия резко сменился на небеспочвенные рассуждения, – ведь все вокруг тебя наливается жизнью, окутывается теплом и расцветает.
– Исключено, – с холодом отозвался Кощей. – Навь словно отражение Прави. Как две чаши весов, эти стороны бытия не имеют ни границ, ни пересечений. Божествам Прави не попасть в Навь, и наоборот, – Бессмертный остановился и глянул на девицу, уплетавшую на ходу мясной пирожок. – Хорошо. Лада так Лада.
Сумерки опустились на зимний лес довольно рано. Люди провели в дороге половину дня и уже выбивались из сил, ведь их суровый проводник, не знавший усталости, не давал возможности перевести дух. Ноги заплетались, а глаза теряли тропинку. Юлий пустил вперед Ладу, чтобы та не отставала. Бессмертный снял с пояса ножны и поднял их над головой. Из черепа, украшавшего навершие меча, полилась лазурь. Колдовство осветило дорогу, и следовать за навьим царем стало легче. Кощей был скуп на слова поддержки и не пытался приободрять спутников, но Юлий и Лада сохраняли боевой настрой и терпели неудобства, ведь ночевать в Дремучем лесу им совсем не хотелось.
Темнота сгущалась. Путникам мерещилось нечто зловещее: то ветви деревьев превращались в крючковатые пальцы, то мелькали плотные тени, то раздавались неведомые звуки, тревожившие тишину. Юлий шел последним, и ему становилось не по себе: стыла кровь, а иногда тряслись поджилки. Воображение барда бесновалось: он опасался, что нечисть вот-вот схватит его сзади.
Долго ли, коротко ли, а меж голых стволов показался долгожданный огонек. То был свет от лучин – тонких тлеющих щепок. Кощей привел спутников на поляну, похожую на лысину из-за отсутствия деревьев на ней. Посередке стоял аккуратный теремок в два этажа, хотя верхняя комната была такой маленькой, что умещалась под низкой покатой крышей. Простоту сруба восполняло уютно сложенное крыльцо с перилами, ступеньками и навесом, а еще украшенное витиеватой резьбой. Едва Кощей, Юлий и Лада появились на поляне, как на крыльцо вышел лис, передвигаясь на задних лапах, словно человек.
– О-го-го, кого судьби-и-инушка привела, неизбе-е-ежная привела, причу-у-удливая привела! – дружелюбно молвил он нараспев. – Нюх меня не подвел! Все гадал я, что за неведомые странники сквозь ночную чащу пробираются? Заходите!
– Вот тебе на, – опешил Юлий, – говорящий лис.
К слову, росточка лис был человеческого, носил рыжую шубку и пышный хвост, которым ловко воспользовался, смахнув снег с порога. В теремке было светло и тепло. Быт оказался вполне привычным для человека: возвышалась печка, занавеска отделяла угол с кухонной утварью, стояла широкая скамейка, накрытая домотканым рушником. Юлий и Лада удобно устроились на ней, разом вытянув ноги, гудящие от пройденных дорог. Кощей вошел последним и остался у порога, закрыв за собой тягуче заскрипевшую дверь.
– Я Колобок, будем знакомы! – представился лис.
Бард и девица назвали свои имена в ответ. Лада распутала узелок и предложила хозяину теремка последний пирожок, чтобы выразить признательность его гостеприимству. Лис рассмеялся, сказав, что не ест выпечку. Тогда девица робко спросила, нечисть ли он?
– История моего создания очень заня-я-ятная, очень заба-а-авная и зате-е-ейная, – начал нараспев лис, подмигивая озорными карими глазками. – Дедушка из одной семьи, живущей в Яви, с колдовством знавался. Давненько он сделал теленочка из еловой смолы для своей внучки Танюшки, да магией жизнь в оного вдохнул. Так и прозвали того: Бычок-смоляной бочок. От теленочка колдовская пыль осталась. Годами позднее дедушка у своей старухи попросил испечь колобок, а времена были несытные, даже муки в избе не нашлось. Старуха по коробу поскребла, по сусеку помела, да нашла колдовскую пыль. А та белая, рассыпчатая, точно мука! Старуха замесила тесто, состряпала колобок, испекла его да на окошко студить положила. В тот момент я и родился.
Колобок зашуршал в печном углу, подготовил две березовые миски и две ложки.
– Молодо-о-ой я был, глу-у-упенький был, несмышле-е-еный был, – продолжал лис. – Покатился с окна на лавку, по полу к двери, прыг через порог – да в сени, оттуда на крыльцо и во двор, за калитку, все дальше и дальше. Многих лесных зверей на своем пути повидал и каждому песенку спел. А потом лисицу встретил. Плутовка думала схитрить и полакомиться мной. Она притворилась, будто плохо слышит. Я рыжей поверил и на нос ее вскочил. Опомниться не успел, как съеденным оказался. Но не тут-то было! Колдовская суть не дала мне сгинуть. Я поборол душегуба: вытеснил ее разум и занял тело. Так-то.
Колобок пробежался длинными, похожими на человеческие, но обрамленными лисьими коготками пальцами по пучкам сухих трав, подвешенных к потолку, и что-то отщипнул. По-хозяйски достал из печи глиняные горшки с похлебкой из репы и с пшенной кашей. Лежали у него в закромах тушки грызунов, но над ними нужно было похлопотать, чтобы подать к ужину. В теремке отсутствовал стол, ведь лис не часто встречал гостей, а в обыденном своем житие в нем не нуждался.
Колобок разлил по мискам похлебку и раздал юноше и девице. Люди с аппетитом накинулись на горячую еду, постукивая деревянными ложками. Юлий старался не чавкать, хотя иногда забывался. Лис с удовольствием ухаживал за гостями, не жалея добавки. Лада глянула на Кощея. Мрачный и задумчивый, он стоял со скрещенными на груди руками, подпирая стену. Девица предложила присоединиться к трапезе, на что навий царь махнул рукой. «Нет необходимости», – буркнул он. Колобок заметил, с каким интересом люди рассматривают убранство теремка, изучают взглядом незатейливую лестницу, что ведет в комнатушку под крышей, и заглядывают за приоткрытую дверь чулана, где хранятся ветхие и поломанные вещи.
– Нравится? – узконосая плутоватая мордочка лиса изобразила улыбку. – Говорят, будто бы раньше этот теремок приютом для многих зверей был, пока однажды не пришел медведь и не развалил его. Я занимался возведением теремка от зимы до зимы. Скажу я вам, работа была неле-е-егкая, была кропотли-и-ивая и усе-е-ердная!
Колобок с предвкушением ждал от гостей рассказа. Какая беда или дело привели их в самую глушь Дремучего леса? Юлий и Лада так сильно проголодались, что не могли собрать воедино мысли. Тогда Кощей проявил инициативу и без прикрас поведал старому знакомому о причине посещения. Запрыгнув на печную лежанку, лис с увлечением слушал колдуна, кивал головой и диву давался.
– Середка сыта и концы веселятся! – перемежая речь поговорками, молвил Юлий.
Юноша потянулся и присоединился к повествованию. Лада поделилась опасениями по поводу потерянной памяти. Бедолага отчаянно нуждалась в помощи. Колобок понимал, что Кощей не стал бы содействовать каждому встречному, значит, у него была на то веская причина. Чтобы ее узнать, следовало пообщаться с навьим царем с глазу на глаз.
– Нужно хорошенько все обдумать. Не стоит решать на ночь серьезные вопросы, – сказал лис, намекая на то, что путникам будет полезен отдых.
Намерения Колобка изменились, как только Юлий достал из своей сумы балалайку. Лис так любил петь, что не смог отказать себе в этом удовольствии! Бард сел на край скамейки, прижав ногами треугольный корпус музыкального инструмента. Пальцы юноши с озорством забегали по струнам. Юлий спел балладу про старуху из Яви, которая так сильно мечтала о молодости, что переела молодильных яблок и превратилась в розового младенца. «Молодильные яблоки существуют?» – полушепотом спросила Лада. Колобок усмехнулся. «В некотором роде все яблоки молодильные, – молвил он. – Съедай хотя бы одно в день и не будешь знать хворей». Затем Юлий исполнил шутливую песенку про маленького, круглощекого и проказливого духа леса по имени Аука, который своими «Ау!» морочил голову заблудившимся людям. Девица подыгрывала юноше, ударяя деревянными ложками в такт музыке. В завершение Рифмоплёт исполнил несколько веселых куплетов про мужика, что перепил хмельного меда да лягушку поцеловал.
– Как славно! Я будто вновь побывал на гуляниях тёмнодушников! – радовался лис, нахваливая барда. – Как погляжу, ты не голь на выдумки! А частушки слагать умеешь?
– Чего тут уметь? Как раз намедни сочинил одну, – Юлий кашлянул, поправив голос, и запел: – Чем печалишься, Коще-е-ей? Аль поел ты кислых щей? Правда, щи тут не при чем – кислый лик всегда при не-е-ем! Опа!
– Аха-ха-ха! – засмеялся Колобок и внезапно смолк, поймав на себе острый взгляд Бессмертного, после чего с нарочитой суровостью бросил барду: – Ты это, глупости свои где-нибудь в лесу исполняй!
Кощей вышел из терема и остался на крыльце, вдыхая свежий воздух зимы.
– Ты в своем уме, дуралей ты эдакий? Знаешь, над кем подшучиваешь? – Колобок пристыдил Юлия сразу после ухода бледного человека. – Кощей младший сын Чернобога, один из правителей Тридевятого царства, могучий колдун и повелитель мертвых. Страх перед ним настолько велик, что не только люди, но и нечисть с ним встреч избегают! На всякий случай поясню для Лады: Чернобог является главным противником Прави. Он темный владыка, божество разрушения.
– Но хорошая же частушка выдалась? – спросил Юлий, пропуская мимо ушей лисьи нравоучения.
– Хорошая, – тихо признался Колобок и мягко вздохнул. – Кощей изменился. Лет эдак триста назад он бы надел на тебя жабью шкурку и оставил бы квакать на кикиморовых болотах. А ныне вот, помогает.
Колобок уложил гостей спать. Ладе досталась теплая и уютная печная лежанка. Юлий устроился на скамье. Едва люди сомкнули глаза, как погрузились в крепкий сон, только сопение и слышалось. Измотались они, конечно. Лис вышел на крыльцо. Там, на ступеньках, сидел колдун в черной короне и мантии, задумчиво изучая звездный небосвод. Ранее Колобок заметил на одежде Бессмертного боевые прорехи и следы крови. Лис вручил новую рубашку-косоворотку, со словами, что царю негоже носить рванье. Он считал Кощея своим другом, который однажды приютил изгоя Яви в Тридевятом царстве. Колдун принял подарок. Колобок хвостом смахнул со ступенек снег, сел рядом и сказал:
– Ты, конечно, можешь не прислушиваться к мнению сросшейся с лисицей сдобы, но на мой взгляд Лада необычайно хороша. Помнится, в свои лихие годы ты часто вторгался в Явь ради такой невесты, а тут красавица сама появилась в Нави словно из ниоткуда. Не уда-а-ача ли, не сча-а-астье ли?
– Я давно сосредоточил внимание на правлении Тридевятым царством, как велел отец, – отринув намеки Колобка, молвил Кощей. – Лада вызывает у меня опасения. Скажи, ты ощущаешь светлую силу, что исходит от девицы? Из-за нее Чудо-юдо вступил со мной в бой и пал от моего меча.
– Ни шиша себе! – удивился лис. – Нет, ничего подобного я не чувствую. В конце концов, я же творение случайного колдовства из Яви, а старый вепрь – чистокровная навья нечисть. Ты бы поспрашивал кого из своих.
– А что лешие рассказывают? Ты частенько обращаешься к ним за сплетнями.
– Лешие в спячке, зима же, – пожал плечами Колобок. – Ой, ты не представляешь, какие из них сложные и тугие собеседники. Они могут рассказывать во всех подробностях про какую-нибудь букашку, севшую на ветку, или птичку, свившую гнездо. Ты будешь часами их слушать, дожидаясь, когда они перейдут к сути. Зато лешие знают язык леса. У них глаза и уши везде, где растут деревья. Это делает их ценными соглядатаями. Минувшей осенью численность леших в Нави возросла. В Яви люди их из лесов гонят, ставят капканы.
Кощей надеялся, что у лиса найдутся полезные сведения. Их отсутствие огорчало, это было заметно по бледному лицу и сдвинувшимся на переносице черным бровям.
– Я с точностью могу судить, что Лада живая, ибо некромантия обходит ее стороной. И не блуждающая душа, поскольку ее видят тёмнодушники. К тому же, мертвецу не может принадлежать светлая сила, – Кощей искал решение загадки.
– Девица живая, а это уже что-то, – лис распутывал клубок своих мыслей и жалел, что воспоминания Лады не способны рассказать о себе. – В таком случае, тебе остается только одно – обратиться за помощью к Бабе-яге. Скорее всего Лада попала в Тридевятое царство через врата избушки на курьих ножках. Если девица уроженка Яви, она сможет вернуться домой. Если врата не откроются, значит, она тёмнодушник, как и Юлий. Кстати, не держи на барда зла. Ему молодость дурью по голове бьет.
– Смерть Рифмоплёта не принесет мне удовольствия. Пускай балагурит, его ремесло обязывает. Но если он еще что-нибудь срамное исполнит, проткну мечом. А затем подниму его голые кости и заставлю прислуживать до скончания веков.
По голосу Кощея казалось, что он настроен враждебно, но Колобок-то знал: за этими словами скрывается своеобразный тонкий юмор. Какие бы злодеяния не приписывали Бессмертному, он не был кровожадным убийцей, губившем для услады. Пусть и правил он посмертным миром и повелевал мертвыми, а жизни отнимать не стремился.
?
Ночь будто бы промчалась одним мгновением. Люди проснулись от суеты Колобка, занимавшегося приготовлением завтрака. Блеклый утренний свет зимнего солнца рассеяно ниспадал в окошко, озаряя комнату. Юлий первым делом проверил свою балалайку: после вчерашних прибауток в сторону Кощея он засыпал с мыслью, что наутро от музыкального инструмента останутся щепки да струнки. Балалайку никто не тронул. Вместо того, чтобы сделать правильные выводы, буйная голова замыслила как-нибудь повторить свой успех.
