– В Париже сейчас мода-с на мини-юбки, – сказал, наконец, директор банка, – даже господствуют-с футуристические образы. Но согласитесь, Катерина Андреевна, что в платье-с женщина смотрится куда-с привлекательней. Вы меня сегодня-с очень удивили-с с этими Вашими-с фокусами-с… Прямо Шерон-с Стоун! Как Вы его пригвоздили-с, как… это надо было видеть-с!
Затем он на глазах кассирши разорвал ее заявление на несколько маленьких кусочков.
– Сегодня-с, Вы были на высоте-с, Катерина Андреевна. Пожалуй-с, пришло время поговорить-с о повышении оклада-с.
Но Катерина Андреевна отрицательно покачала головой.
– Дело не в зарплате, Вениамин Кристофорович, а в перспективах. Мне все осточертело, – и она повела ребром ладони по горлу. – Сидеть в душном офисе все дни напролет и заниматься раскулачиванием населения, увы, но это не моя стезя. Я Вам еще сегодня за обедом говорила об этом, что собираюсь уходить, но сейчас вдруг поняла, что надо действовать решительно.
И она потянулась за новым листком бумаги, чтобы еще раз написать заявление.
Одна в ночи
Ветер сильно подул в лицо, и она, повернувшись к нему спиной, какое-то время стояла, пережидая этот внезапный вихрь. Ее пальто из альпака выделялось в темноте белым, колышущемся пятном. На мосту в этот час никого не было, лишь изредка проносились автомобили, освещая фарами одинокую женщину. Она подошла к краю, подгоняемая ветром, и положила свои озябшие руки на перила. Она часто так делала, размышляя о бренности жизни, вглядываясь в бездну омута, манившую ее каждый раз, когда она шла на ненавистную ей работу или возвращалась с нее. Этот качающийся через реку мост словно специально воздвигли на ее пути, чтобы она понимала, как шатка эта конструкция по имени жизнь. Именно сейчас, когда она покинула банк навсегда, омут особенно пугающе притягивал к себе, манил в свои темные воды, в которых отражались блеклые фонари набережной и рекламные вывески близ стоящих зданий.
Она сильно устала за этот день и до сих пор не верила, что все же решилась порвать с ненавистной работой, забирающей все ее жизненные силы, загоняющей ее каждый раз в стыдливое стойло. Сколько ограбленных банком и обреченных на нищенское существование вот так, как и она, стояли, возможно, на этом мосту и вглядывались вниз, решаясь на свой последний прыжок!?
В ее прекрасных глазах уже не было слез. Женщина была полностью опустошена и даже позвонила бывшему мужу, с которым она все еще жила по инерции и делила квартиру. Она переживала, как там ее Кнопа и может ли он встретить ее. Но бывший муж задерживался в клинике и пытался в спешном порядке к завтрашнему утру подготовиться к нашествию комиссии из министерства.
– Катенька, ну чего ты так убиваешься! Ну, успокойся, пожалуйста, – проговорил он в трубку, стараясь сохранить ласковость в голосе. – С Кнопой твоей ничего не случится. Если что, сделает все дела на коврике. Ей не в первой. Я сам буду за полночь. Увы, дела.
Она еще долго слушала в трубке прерывистые гудки и вдруг неожиданно поняла, что в свои сорок лет никакие собаки не заменят детей. Да, она никогда не знала радости материнства, и инстинкт, подогреваемый шумом детских площадок и видом беременных или уже с колясками мамочек, каждый раз толкал ее в состояние неполноценности и даже ничтожности. Ей срочно нужно было заботиться о ком-то, чтобы раньше времени не превратиться в склочную, завистливую, брошенную всеми старуху. Поэтому она пару лет назад завела для себя маленькую собачку – йоркширского терьерчика, девочку, и баловала ее, как только могла, и находила в этом утешение.
Сейчас, когда пелена иллюзий спала, и все вокруг рушилось, сыпалось, словно карточный домик, женщина с татуировкой змеи подумала о своей любимице. Это была спасительная мысль, но и она развеялась вместе с сильным порывом ветра.
Ее муж был бездетен. Возможно, именно невозможность зачать от него ребенка и стала главной причиной развода, хотя как не банально звучит: она никогда никого не любила и вышла замуж лишь из-за статуса. Он был профессор с обширными связями и всегда при деньгах, обладал определенной репутацией. Именно Михаил Александрович устроил ее в банк, когда посчитал, что она сходит с ума в четырех стенах, напрасно строя из себя счастливую домохозяйку.
Но именно в этот момент, как только жена ощутила свободу, пусть и мнимую, но свободу, она и подала на развод, и как отвергнутый муж не отговаривал ее от этого, как он считал, опрометчивого шага, Катерина Андреевна была тверда в своем решении и непоколебима. Единственное, что удалось Михаилу Александровичу, так это упросить ее оставить все как есть, то есть продолжать мирно сосуществовать в одной большой квартире на Ленинском проспекте, в доме академиков. Она согласилась, потому что ее удручала вся эта суета с дележом собственности, но она надеялась при первой возможности уйти к другому. Но пока на горизонте не было алого паруса. Достойные ее внимания мужчины были заняты, либо их уже прельщали более молодые и глупые девицы.
Катерина Андреевна печально улыбнулась. Так улыбаются, когда ускользает последняя надежда. Когда она отдыхала в Стамбуле, то познакомилась с ним в метро. У нее еще было пару дней отпуска, и он пригласил ее съездить к морю, в Анталию, и она согласилась. Он прекрасно ухаживал за ней, вел себя как галантный кавалер и обещал луну с неба. Она тогда еще была замужем, но уже была готова к серьезным переменам. Нежась в лучах южного солнца, плескаясь в бликах теплого моря буквально в нескольких метрах от пляжа, она поцеловалась с ним. Возможно, длительное хождение босиком по берегу открыло в ней давно спящую чувствительность, и, как результат, она в прямом смысле окунулась с головой в курортный роман. Это была ее первая подобная близость. До этого она никого к себе не подпускала кроме мужа. И этот соленый поцелуй унес ее в беззаветную, доходящую до самозабвения даль.
Сейчас, стоя ночью на этом мосту и всматриваясь в омут под лютующим порывом ветра, эта женщина вспомнила с теплотой и нежностью, как закрыла в тот сладкий миг глаза и обнимала красавца-мужчину за плечи, не чувствуя дна под ногами. В тот день на анталийском пляже было много народа и целующиеся были хорошо видны, как на ладони. Мужчина-красавец тянул ее подальше в море, опасаясь, что по местным законам все увереннее уходящую в исламизацию Турцию их могут посадить в тюрьму или даже закидать камнями. Она же, разрываемая между желанием плотской любви и страхом перед береговой службой, напротив, искала спасение на суше. Тогда она сделала какой-то неуверенный рывок к пляжу, но он схватил ее за ноги и потянул к себе, любуясь изгибами ее тела.
– Каква гузель спин. (Какая прекрасная спина!) – воскликнул он на смеси турецкого и болгарского языка.
Она оттолкнулась от него, испуганная такой внезапной близостью, а собственно, чего она могла ожидать от возбужденного в этот миг мужчины? Он еще крепче притянул ее к себе и, чтобы никто не видел ее инстинктивного сопротивления, погрузил в воду. Она ушла с головой, едва успев глотнуть воздуха, и это, может быть, и спасло ей жизнь.
Через какие-то мгновения она вынырнула, с жадностью глотая воздух, и поплыла испуганная к берегу, придерживая одной рукой оборванный купальник, а ее получивший свое спутник молча и бесшумно поплыл за ней следом, словно касатка, урвавшая свой первый кусок мяса.
Потом она вспомнила свой последний рабочий день, как директор уговаривал ее повременить с увольнением, предлагал двойной оклад и сулил большие перспективы в карьере. Толстяк словно прозрел, осыпая ее щедро комплиментами, и даже сделал намеки на отношения нерабочего характера. Все-таки не зря она в последнее время одевалась в лучшие свои платья! И все было хорошо и даже прекрасно, если бы не тот ужасный момент, когда она в зале, сидя за кассой перед взбалмошным клиентом, специально раздвинула коленки. Как она могла опуститься до такого? Сейчас ей стало совестно перед этим опустившимся алкоголиком, закладывающим свое единственное жилье. Она не сомневалась, что старик был уже обречен через месяц или чуть более быть выброшенным судебными приставами на улицу, как, впрочем, и сотни других несчастных. То, что деньги займа проматываются такими представителями общества в первые дни, она не сомневалась.
Она быстро прошла Арбат и нырнула в метро. К платформе подошел поезд, нового типа, современный, весь раскрашенный в какие-то унылые цвета, и она села в пустой вагон, не комфортно чувствуя себя в нем и с опаской оглядываясь. В соседних вагонах были такие же, как она, одинокие и пугливые люди, но их было хотя бы по два или три человека. И когда поезд, пройдя несколько пустынных станций, вдруг встал в туннеле по непонятной причине, она с ужасом стала искать спасения в посторонних и встретилась с одним из них взглядом. Этот был мужчина примерно ее возраста в черной кожаной куртке. Он сидел в соседнем вагоне на ближней лавочке и рассматривал уволенную кассиршу через покачивающиеся от хода стекла вагона. Он, как и она, бросил в ее сторону взгляд человека, не понимающего причину столь внезапной остановки. Свет на мгновение мигнул, чем еще больше напугал Катерину Андреевну. Она ждала с надеждой успокаивающий голос машиниста, который объяснит о произошедшем, но никто ничего не объявлял, и вдруг поезд качнулся и дал ход назад, как будто что-то забыл на предыдущей платформе. Медленно покачивая вагонами, с каким-то неприятным и холодящим душу скрежетом, он вышел на уже проехавшую платформу и остановился. Двери молча открылись и немногочисленные пассажиры вышли. Затем поезд вновь закрыл двери и ушел вперед порожним. Лишь в последнем вагоне спала с открытым ртом, точно неживая и какая-то неухоженная тетка, похожая на кем-то забытую вещь.
«Бедняжка…» – пронеслось в голове Катерины Андреевны, которой везде мерещились жертвы ее мошеннического банка.
Прибыл новый состав, уже обычный, но такой же безлюдный. Ей стало опять страшно, когда она вновь увидела преследовавшего ее незнакомца. Он взглянул на нее, делая непринужденный вид, и пропустил первой в вагон. Она представила, что этот попутчик – насильник или что-то в этом роде, что его совсем не смущают камеры, и он просто выжидает подходящий момент, чтобы наброситься на нее с ножом, как только двери закроются. Поэтому почти в самый последний момент, когда двери стали закрываться, она выскользнула обратно и осталась на перроне совсем одна, а незнакомец, прильнув к стеклу двери, долго смотрел на нее с жуткой тоской, пока его не унес этот поезд.
Внизу под мостом река была окаймлена набережной, и женщина опять прикинула, что если вдруг она все же решится броситься вниз, ей нужно держаться значительно левее, иначе она просто расшибется о камни, а видеть себя разбившуюся или раздавленную проезжающим транспортом, она меньше всего хотела.
«Интересно, как прыгают самоубийцы с таких мостов? Головой или ногами вниз? А не все ли равно при такой высоте?» – и она вдруг ужаснулась, что нездорова.
Эта коварная и заманчивая мысль умереть в тот миг, когда она только-только разрывала путы, связывающие ее с прежней жизнью, еще сильнее напугала ее, и она поспешила прочь, лишь бы быть подальше от этого гибельного места. Но встречный ветер мешал ей двигаться, и она запустила замерзшие руки в карманы пальто и слегка наклонила голову вниз. Под ногами шевелились тени оледеневших деревьев, словно щупальца страшных чудовищ, пытающихся ее схватить, и она перешагивала через эти шевелящиеся лапы, перепрыгивала их, как маленькая непослушная девочка, и почти бежала в сторону неродного дома. Там, на коврике, ждала и скулила ее маленькая любимая собачонка.
Стук каблуков устрашающим эхом преследовал спешащую домой женщину, преследовал вместе с носившимся повсюду широкими кругами мусором, который так и норовил затянуть в свои таинственные хороводы.
Ангел-спаситель
– Ах ты, моя сучечка… – улыбнулась Катерина Андреевна на пороге своей квартиры, беря на руки суетившуюся и визжавшую от радости собачонку. – Да тихо тебе, тихо! Сейчас пойдем гулять!
Но Кнопа не желала успокаиваться. Она визжала еще сильнее, громко лаяла, и хозяйка, справедливо опасаясь гнева соседей, поспешила опять на улицу.
– Ты, наверно, хочешь настроить против нас весь дом, Кнопа, – покачала головой Катерина Андреевна, нажимая кнопку лифта, и собачонка подтвердила свое намерение непрерывным и уже не в какие рамки не входящим тявканьем.
Выйдя из подъезда, женщина сразу отпустила свою любимицу во двор, а сама предпочла постоять у подъезда, наблюдая за ней издалека. Ее не оставляло какое-то дурное предчувствие, связанное с незнакомым мужчиной, от которого она так ловко избавилась, выскользнув из пустого вагона. Где она могла раньше его видеть, и почему он преследовал ее в столь поздний час, оставалось для нее мучительной загадкой. Неведомый страх постепенно овладевал ей и заставлял вздрагивать при каждом шорохе. И когда она услышала где-то отдаленный, прерывистый свист, сердце ее сжалось.
– Кнопа, домой! – крикнула она в тревоге, когда ее собака скрылась за углом детской площадки.
Несколько окон на первых этажах в доме погасло, и двор погрузился в еще большую темноту. В столь поздний час многие жители уже готовились ко сну или легли в постель. С минуту или две женщина так и стояла у подъезда, в какой-то нерешительности, ругая себя за беспечность, что не взяла поводок. Затем пересиливая свой страх, она все же пошла во двор, стуча своими каблуками.
– Кнопа! Домой!
Ей опять послышался свист.
– Кто здесь? – прошептала она, вся в тусклом сиянии, но ответа так и не последовало.
Когда Катерина Андреевна обошла вокруг детскую площадку и, ничего не понимая, куда подевалась ее собака, остановилась у детских качелей. Те, еле слышно позвякивая цепями, раскачивались на ветру, будто кто-то невидимый катался на них. Отсюда хорошо был виден фасад дома, и она без труда определила свои окна. Сколько лет она прожила здесь с нелюбимым человеком? Почему до сих пор, уже будучи разведенной, не решилась уйти от него?
Кто-то тронул ее за плечо, и это так напугало ее, что он даже вскрикнула и повернулась в ожидании чего-то ужасного. Но там стоял бывший муж с Кнопой на руках. Это был седой мужчина с умным, внимательным взглядом сквозь толстые линзы очков. Несмотря на свой невысокий рост, в нем чувствовался человек серьезный и солидный. Может быть, деловой костюм и длинное пальто придавали ему эту солидность, а, может, уже выработанное годами качества легко выдавали в нем заслуженного врача, профессора.
– Тьфу ты черт! Только о тебе вспоминала… – выругалась Катерина Андреевна.
– Извини, что напугал, – улыбнулся профессор, передавая собачку. – Я думал, ты видела, как я паркуюсь на стоянке, и ждешь меня здесь. Я тебе еще мигнул фарами и даже свистнул… Потом эта бестия побежала ко мне…
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
Вы ознакомились с фрагментом книги.
Для бесплатного чтения открыта только часть текста.
Приобретайте полный текст книги у нашего партнера:
Полная версия книги