Психика в западноевропейской философии.
« В нас расцветает то, что мы питаем, таков вечный закон природы».
«Самому себя совершенствовать, самому себя образовывать и,
В случае к склонности к злу, развивать в себе нравственные качества –
Вот в чем обязанности человека».
И.Кант.
Философы нередко представляли психику как обусловленную богом сущность, проявляющуюся «в наилучшем из всех возможных миров». Таковы были, к примеру, взгляды немецкого философа-идеалиста Г. В. Лейбница (1646–1716). Разносторонний ученый – математик, физик, биолог, языковед, – Лейбниц высказал и ряд положений о функционировании человеческой психики, многие из которых лишь начинают серьезно исследоваться современной психологией.
Крупнейшей фигурой в ряду таких философов является И. Капт (1724–1804) – родоначальник немецкого классического идеализма. Среди его философских исследований нет работ, непосредственно затрагивающих вопросы психической активности. Большая часть его положений о возможностях психики человека, о формах ее активности содержится в лекциях по педагогике, которые он читал в Кенигсбергском университете, в таких работах, как «Антропология», «Пролегомены», в частных письмах и заметках. Подобно другим представителям просветительской философии, Кант придавал огромное значение воспитанию как основному методу в деле усовершенствования человеческой природы для реализации «идеи человечества». При этом род людской должен собственными усилиями постепенно из самого себя выработать все свойства, присущие природе человеческой.
Первым шагом на пути к воспитанию, по Канту, является дисциплина, которая не дает человеку уклоняться от его назначения человечности. «Заманчиво представить себе, – писал он, – что благодаря воспитанию человеческая природа будет развиваться все лучше и лучше и что ей можно придать такую форму, которая соответствовала бы идеалу человечности. Эта надежда открывает перед нами в перспективе будущее, более счастливое поколение людей».
В одном из писем Кант недвусмысленно указывал на действенность психических усилий в деле сохранения собственного здоровья. «…Я, – писал он, – всегда в состоянии преодолеть недомогание и избежать болезни; впрочем, я считаю, что всего долее живут в том случае, если менее всего заботятся о продлении жизни, но соблюдают, однако, осторожность, дабы не сократить ее каким-либо вмешательством в нашу благотворную природу»[47 – Там же, с. 550.]. В другом месте он подробнее развивает эту мысль, утверждая, что разумный человек не позволяет развиться ипохондрии. Если у него возникает страх воображаемых болезней, он прежде всего должен исключить все основания для таких предположений. Если же заболевание имеет место и предотвратить его невозможно, человек должен уйти в свои повседневные дела и тем самым избавиться от беспокойства. В ряде случаев и философский взгляд на ситуацию может сослужить хорошую службу человеку, не являющемуся философом. Нередко это помогает отстранять неприятные ощущения и вместе с тем вызывать побуждения, привносящие интерес в нашу духовную жизнь. Отдавая должное тренировке психических возможностей, развитию чувств человека, Кант в то же время расценивал их как чистую субъективность, что не могло не сказаться на разработке им психологии.
Исследуя исторические этапы развития философской мысли, оказавшие определенное влияние на психологические воззрения, нельзя не остановиться на психологическом наследии Г. В. Ф. Гегеля (1770–1831). Руководствуясь разработанным им на основе объективного идеализма диалектическим методом, Гегель сумел внести богатейший вклад в самые различные области человеческого знания, в том числе в психологию.
Согласно воззрениям Гегеля, человек как существо физическое несовершенен. Естественным мотивом его поступков является удовлетворение желаний. Совершенен человек лишь как существо духовное. Именно духовное начало призвано помогать ему преодолевать естественные склонности: непосредственность человека – это то, что необходимо преодолеть. Таким образом, Гегель понимал развитие человечества как время, необходимое разуму для того, чтобы в процессе истории изменить природу человека, уничтожить его эгоизм и придать духовность обществу. Это безусловно оптимистическая концепция.
Своеобразные воззрения на роль психической активности человека были присущи немецкому философу И. Г. Фихте (1762–1814). Он рассматривал внешний объективный мир лишь как самополагание Я – самосознающего и самоограниченного духа. Я воспринимает не внешний мир, а свои ощущения. В том, что мы называем познанием и рассмотрением вещей, считал Фихте, мы познаем и рассматриваем всегда только самих себя; во всем нашем сознании мы не знаем ничего, кроме нас самих и наших собственных определений. Наше мышление обусловлено нашим влечением. Воля определяет разум. Для Я его воля есть непосредственно данное, самополагающее, самоутверждающее. Дух проявляет себя через деятельную волю. Все законы воли в ней самой. Она является источником понятий о добре и зле.
Поскольку все определяется волей, задача совершенствования человека сводится к формированию его нравственной воли. Сам человек на основе развитой познавательной способности, творчества собственного духа должен создать для себя картину нравственной жизни, выработать свой нравственный идеал. Этому же способствует и вера, религия. В результате источником и критерием нравственного идеала мыслится чистое созерцание законов самого духа, всеобщей воли. Через образование, через развитую способность к умственной деятельности человек возвышается над своей собственной природой. А это может осуществляться только благодаря самодеятельности духа и любви к умственной работе.
Заметное влияние на развитие психологической мысли в Западной Европе оказали работы немецкого философа-материалиста и атеиста Л. Фейербаха (1804–1872). Будучи студентом, он слушал лекции Гегеля, под воздействием которых и сформировались его взгляды.
Непосредственное отношение к развитию психологических воззрений имеет учение Фейербаха о нравственности. Психологические истоки понятий о нравственности он усматривает в единстве и взаимосвязи психологических сущностей Я и Ты. Стремление к счастью признается им движущей силой человеческой воли. Отсюда с необходимостью вытекает сознание нравственного долга перед другим человеком, поскольку Я не может ни быть счастливым, ни вообще существовать без Ты. Таким образом, стремление к индивидуальному счастью перерастает рамки эгоизма, поскольку оказывается бесплодным вне человеческого единения. Этическое учение Фейербаха имело прогрессивное значение благодаря своей гуманистической, демократической и антирелигиозной направленности. Однако оно не приводило к выводу о необходимости преобразования общественного бытия.
Анализ философских концепций экзистенциализма важен здесь не потому, что они оказали заметное влияние на характер некоторых направлений психологической науки. Существенное значение этих концепций в том, что они лишают человека его активных психологических позиций, уводя в сторону иррационализма и иллюзий. Влияние экзистенциализма усиливалось по мере его широкого распространения в литературе и искусстве.
Основоположником этого течения явился датский философ С. Кьеркегор (1813–1855). Воспитанный в интеллектуально-художественной среде, он окончил богословский факультет в Копенгагене. Его сочинения («Или – Или», «Страх и трепет», «О понятии страха» и др.) не пользовались в свое время широким признанием. Высказанные в них идеи и психологические воззрения получили громкую известность лишь в последующую эпоху. Выход из мрачного тупика Кьеркегор видел лишь в модернизации, совершенствовании христианства. Прибежищем личности среди всех низостей окружающей жизни должна стать вера. Лишь она может спасти смысл несовершенного мира. Рассудочность, объективность убивают не только религию, но и философию. Я не могу познать себя путем умственного анализа своего внутреннего мира, утверждал Кьеркегор. Существование – живой поток, непрерывно созидающий нас самих, а интеллектуальный анализ фиксирует какое-нибудь определенное состояние и не способен уловить этот живой поток. Субъект – вот истина. Сколько личностей – столько и истин. Истина – это тайна каждого из нас.
Так, один из крупных представителей христианского экзистенциализма – Г. Марсель (1889–1973) в свою очередь сокрушается об утрате человеком своего места в мире. Разбитому, расколотому на части миру, полагает он, соответствует расколотый человеческий внутренний мир – неподлинная жизнь конкретных людей. Духовное возрождение людей требует прежде всего отказа от науки, ибо вера в ее всемогущество – вредная утопия: наука не способна объяснить, улучшить и спасти мир. Знание не решает проблем внутренней жизни, оно не может выявить подлинные ценности, утверждающие нравственный идеал. Интеллектуализация внутренней жизни является сама по себе делом рук дьявола. Человек – это паломник со взглядом, устремленным на непрерывно меняющиеся картины своего Я. Поэтому бытие – не состояние, а процесс непрерывного рождения.
Философская концепция Марселя предусматривает и соответствующую психологическую активность человека. Нам, брошенным в материальный, расколотый, «расщепленный» и бессмысленный мир, пишет он, надлежит найти абсолютные ценности, восстановить сферу нравственных норм, которые существуют в боге как объективные платонические идеи. Бытие других людей воспринимается через любовь. Именно посредством любви к ближнему я люблю в человеке образ бога – верю ему и преклоняюсь перед ним, независимо от того, как он ко мне относится. Земное существование человека – необходимое и очищающее испытание. Поэтому бедствия, войны, несправедливость и нищета, согласно этой концепции, естественные явления, способствующие развитию и совершенствованию души.
Между различными культурами издавна происходил интенсивный обмен материальными и духовными ценностями. Именно поэтому в настоящее время в отношении многих психологических идей практически утрачена возможность выяснить, возникли они на почве данной культуры или же оплодотворили ее, будучи усвоены от другой или других. Можно только утверждать, что повсюду зарождение и эволюция научных представлений находились в зависимости от опытного изучения психики как части природных явлений. В историческом плане психологические воззрения эволюционировали от категории души в древнем мире к категории сознания в период зарождения буржуазного общества. Вполне естественно поэтому, что психология зародилась в комплексе знаний, носившем имя философии. Близость психологии к философии обусловливалась и тем, что основным объектом философского мышления было и остается отношение сознания к бытию. Понятие же о сознании, несомненно, имеет психологическую «модальность».
Психика в западноевропейской философии и в освещении русских авторов.
К античным традициям, обнаруживающим явное влияние учений Платона и Аристотеля, восходят, в частности, и те начала знаний о человеческой психике, которые имеются в памятниках древнерусской письменности. К этим произведениям относятся «Слово о законе и благодати» митрополита Илариона (сер. XI в.), «Повесть временных лет» (нач. XII в.), «Слово о полку Игореве» (кон. XII в.).
В XII веке на Руси появилось первое сочинение, предназначенное для «массового» чтения, – «Пчела». Это был сборник кратких изречений преимущественно нравоучительного характера – своеобразная энциклопедия житейской мудрости, – пользовавшийся широкой известностью у русских людей. Он включал высказывания философов, поэтов и историков античности: Демокрита, Сократа, Платона, Аристотеля, Эпикура, Эпиктета, Анаксагора, Эсхила, Софокла, Еврипида, Плутарха, Геродота и других. В качестве основного положения сборника провозглашалось бессмертие человеческой души. При этом понятие о душе связывалось с непрерывной борьбой двух начал – духовного и телесного, находящихся в непрестанном противоречии.
Следующим литературным источником, в котором достаточно полно выражены господствовавшие в тот период (XIII в.) взгляды на природу и психологию человека, является «Толковая Палея». Это сборник библейских и апокрифических высказываний, приводимых для толкования «Ветхого завета». Интересно, что религиозные и мистические рассуждения неизвестного автора довольно часто соседствуют в нем со стремлением объяснить явления природы и сущность человеческого организма вполне материальными причинными силами. И здесь вопросы психической деятельности человека трактуются с точки зрения традиционного представления о душе и теле как вечно противоборствующих началах. Либо душа, либо тело непременно берут верх в этой борьбе. Если душа действует в тесном содружестве с умом («в сужичьстве едином спрягшася»), то совместными усилиями они подчиняют себе «телесный сосуд». Но, с другой стороны, тело может «поработить душу и ум», и тогда душа «нечистоты и всякого скаредья (мерзости) исполниться и… в бесконечную погибель вовлечеться».
В литературном памятнике XI века «Диоптра» («Зерцало»), автором которого был византийский писатель Филипп Пустынник, подчеркивается, что в «прениях», происходящих между душой и телом, активным началом оказывается тело, а не душа, т. е. душа ставится в подчиненное отношение к телу. Душа тем не менее причастна к божеству и потому именуется «божественнейшей».
К концу XV века интерес к вопросам психической жизни человека настолько усилился, что возникла потребность в специальных произведениях на эту тему. Первым опытом в этом направлении явилось сочинение Нила Сорского – крупного церковнополитического и литературного деятеля последней четверти XV – начала XVI века.
Будучи «пострижепником» Кирилло-Белозерского монастыря, он имел возможность пользоваться его богатейшими книжными собраниями. Отсюда же он отправился в Константинополь и на Афон, где изучил греческий язык и ознакомился с собранием книг афонских монастырей, имевших сочинения Аристотеля, Платона, Гомера, Софокла, Геродота и других античных авторов. Здесь же он проявил интерес к учению «исихастов» – представителей религиозного направления, призывавшего человека к отчуждению от «мирской суеты», и по возвращении на родину начал проводить их идеи в жизнь.
Дошедшее до нас литературное наследие Нила Сорского невелико. Оно включает несколько посланий к разным лицам, монастырский устав (наиболее значительный его труд) и наставление ученикам, поселившимся в основанном им скиту. Для нас представляет интерес его устав, в котором формулируются основные принципы нравственного совершенствования и управления психической деятельностью. С этой целью он включил в устав целый психологический «трактат» – развернутое учение о природе человеческих страстей и методах их обуздания.
Развивая религиозную концепцию «обуздания страстей», аскетизма, Нил Сорский высказал своеобразные для того времени психологические взгляды.
Непосредственную практическую направленность имеют психологические исследования великого русского ученого-энциклопедиста М. В. Ломоносова (1711–1765). Имея в виду активирующую роль положительных страстей, М. В. Ломоносов указывает на необходимость соединения разума со страстями: «Глубокомысленные рассуждения и доказательства не так чувствительны, и страсти не могут от них возгореться; и для того с высокого седалища разум к чувствам свести должно и с ними соединить, чтобы он в страсти воспламенился»[29 – Там же, с. 170.]. Выступая за преодоление дуализма разума и страстей как мотивов человеческого поведения, М. В. Ломоносов тем самым положил начало традиции, связанной с именами великих революционных демократов А. И. Герцена, В. Г. Белинского, Н. Г. Чернышевского, Н. А. Добролюбова.
Во второй половине XVIII века, после открытия в России Академии наук (1725 г.), психическая жизнь человека начинает исследоваться с «медицинской», физиологической точки зрения. Наиболее известные физиологи этого периода – Н. М. Амбодик-Максимович, В. Ф. Зуев, М. X. Пеккен, Севастьянов, отец и сын Загорские и др. Типичным образцом популяризации психологических знаний того времени можно считать курс лекций по гигиене И. И. Венцеля, дошедший до нас в виде книги «Диэтика человеческой души, или правила сохранять силы и здравие разума и сердца посредством внимательного попечения о сохранении здравия телесного» (1803 г.). Здесь, в частности, говорится о том, что для здоровья «души» совершенно необходимо попечение о здоровье всего тела вообще, а «системы нервов» и желудка особенно. Нервы должны легко и хорошо принимать впечатления и быстро и верно передавать душе движение, возникшее в результате этих впечатлений. Без этого условия наши идеи, понятия, представления, суждения и заключения бывают недостаточны, обманчивы и бесполезны.
Русские революционные демократы В. Г. Белинский (1811–1848), А. И. Герцен (1812–1870), Н. А. Добролюбов (1836–1861), Н. Г. Чернышевский (1828–1889) внесли серьезный вклад в материалистическое объяснение поведения и сознания личности, впервые сформулировали принципы ее психологической и социальной активности. В работе Н. Г. Чернышевского «Антропологический принцип в философии» доказывалось, что человеческое сознание не есть некая эманация другой натуры, обнаруживаемая только внутренним опытом, или интроспекцией; психические акты неотделимы от явлений, изучаемых естествознанием, ни со стороны сущности, ни со стороны познаваемости. «Психология, не опирающаяся на физиологию, – писал В. Г. Белинский, – так же не состоятельна, как физиология, не знающая о существовании анатомии»[33 – Белинский В. Г. Полн. собр. соч. М., 1956, т. 10, с. 26.]. По своей природе психика – одна из форм жизнедеятельности, и она доступна объективному изучению в такой же степени, как и другие феномены природы. Изучаемые психологией явления нравственного порядка, утверждал Н. Г. Чернышевский, проистекают одно из другого и из внешних обстоятельств по закону причинности.
А если это так, то психология должна искать настоящие причины любого наблюдаемого явления в окружающей человека среде, так как «то явление, которое мы называем волею, само является звеном в ряду явлений и фактов, соединенных причинною связью»[34 – Чернышевский Н. Г. Избр. филос. соч. В 3 т. М., 1951, т. 3, 11.]. Аналогичные мысли по вопросу о свободе воли были высказаны и Н. А. Добролюбовым, считавшим, что воля «еще более, нежели чувство, зависит от впечатлений, производимых на наш мозг внешним миром» [35 – Добролюбов Н. А. Избр. филос. соч. М., 1945, т. 1, с. 178.].
Таким образом, революционные демократы, отвергая господствовавший в то время в психофизиологии механистический взгляд на рефлекс, подготовили почву для повой, сеченовской модели психического.
Глава III.
Сознание1.Сознание – определение и концепции.
«Где ты в этом мире потеряешься,
если все здесь в твоем сознании».
Вэй Дэ Хань.
«Сознание это энергия все тончайшей
и наиболее динамичной форме…».
Д.Кехо.
В работе А.Н.Органа, 2013, в разделе «Психика и пищеварение», дано восточное определение из Риг Веды и приведены некоторые концепции сознания. Ниже привожу изложение этих положений.
Из восточных учений узнаем, что когда мы начинаем понимать, что такое сознание и чувствовать, что оно находится повсюду во все- ленной, на любом уровне и имеет соответствующие центры в нас са- мих, но пока мы еще не нашли «свое» сознание. Может быть, потому, что сознание нельзя найти в готовом виде – это нечто, что должно быть зажжено, как огонь. Сатпрем пишет: «Поэтому задача начинаю- щего практиковать… – это становиться сознательным на всех планах всеобщего существования – не только ментально осознавать себя и других и все предметы, находясь как в состоянии бодрствования, так и во сне…». В некоторые благословенные минуты нашей жизни, мы чувствуем в нашем существе некое тепло, какие-то внутренние волны или живую силу, которую невозможно описать словами, которая появ- ляется без нашего ведома, внезапно возникая ниоткуда, без причины, обнаженная, как нужда или пламя. В детстве нас еще часто охваты- вает ощущение этого чистого восторга, этой неизъяснимой носталь- гии. Но вскоре мы вырастаем из юношеского возраста; этой силой, как и всем остальным, завладевает разум и покрывает ее высокими идеальными словами. Он направляет ее в русло физических усилий, профессий и т.д. Или, этой силой завладевает витальное и прикрывает ее более или менее возвышенными сентиментами, или использует ее для какого-нибудь личного предприятия, для осуществления господ- ства, покорения или обладания. Иногда эта сила увязает еще глубже. А иногда она целиком поглощается, и остается лишь подобие жалкой тени под тяжелым бременем. Но ищущий, который заставил замол- чать свой ум и уже не становится жертвой идей, который успокоил свое витальное существо и уже не захватывается и не уносится каж- дую минуту великой неразберихой ощущений и желаний, открывает во вновь обретенной прозрачности своей природы нечто подобное новой молодости, новый толчок в более высокое, свободное состоя- ние. По мере того, как с помощью «активных медитаций», с ростом стремления и потребности ищущего усиливается его концентрация, он начнет чувствовать, что этот толчок как бы оживает внутри него.
Он заметит – сначала в своих пассивных медитациях (в спокой- ствии, дома, с закрытыми глазами) – что эта сила в нем движется, имеет массу и различную интенсивность, что она перемещается в нем в верх и в низ, как жидкость, как некая живая субстанция; затем мы начинаем чувствовать, что это не только безличная сила, но и присутствие, существо внутри нас, некая поддержка, нечто, что дает нам крепость и силу, и дает нам возможность спокойно смотреть на мир. Эта маленькая внутренняя вибрация делает нас неуязвимыми, и притом мы уже не одиноки. Она существует все время, везде – согревающая, близкая и сильная.
Внутри нас находится целый ряд вибрационных узлов, или центров сознания каждому из которых соответствует один специфический тип вибраций, которые можно различать и чувствовать непосредственно в зависимости от степени нашего безмолвия и остроты нашего восприя- тия. Ум – лишь один из этих центров, один тип вибрации, только одна форма сознания, хотя он и стремится занять первое место.
Более подробно будет описано ниже при изложении концепции Шри Ауробиндо.
Сатпрем, 1989, пишет что самое главное открытие касается нас самих. Если мы будем поступать так же, как это будет далее описано при успокоении ума, и останемся совершенно прозрачными, то вскоре мы обнаружим, что не только ментальные вибрации приходят извне прежде, чем они войдут в наши центры, но что все приходит извне: вибрации желания, вибрации радости, вибрации воли и т. д. Все наше существо сверху донизу – это воспринимающая станция: Поистине, это не мы думаем, изъявляем волю или действуем, но мысль, воля, побуждение и действие являются в нас. Поэтому говорить «я мыслю
– следовательно, я существую» или «я чувствую – следовательно, я существую» или «я хочу – следовательно, я существую» – значит уподо- биться ребенку, который думает, что диктор или оркестр спрятаны в телевизоре, что телевизор – это мыслящий орган. В действительности ни одно из этих «я» не есть мы и они не принадлежат нам, ибо музыка их – всеобща. Нам хочется не согласиться с этим, ибо в конце концов это все наши ощущения, наша боль, наши желания; это наша чувстви- тельность, а не какой-то там телеграфный аппарат! В некотором смысле мы правы, это наша природа в том смысле, что мы привыкли реагировать на одни вибрации больше, чем на другие, или некоторые вещи волнуют нас или причиняют нам боль больше, чем другие; и этот набор привычек по крайней мере, на первый взгляд, выкристаллизовался в личность, которую мы называем самими собой. Однако если мы при- стальнее взглянем на это, то не сможем даже сказать, что это именно
«мы» приобрели все эти привычки. Наше окружение, наше воспита- ние, наши атавизмы, наши традиции делают выбор за нас.
Когда мы открываем сознание, мы обнаруживаем, что это – сила. Примечателен тот факт, что ток внутренней силы мы начинаем ощу- щать еще до того, как осознаем, что это – сознание. Сознание – это сила, сознание-сила, как говорит Шри Ауробиндо. Действительно, эти два понятия неразделимы и равнозначны [взаимозаменяемы]. Это было хорошо известно древней мудрости Индии, которая никогда не говорила о сознании, Чит, не присоединив к нему термина Агни – жар, пламя, энергия: Чит-Агни (иногда употребляют слово Тапас, синоним Агни: Чит-Тапас). В санскрите понятию духовной или йоги- ческой дисциплины соответствует слово тапасья – то, что вырабаты- вает жар или энергию, или, правильнее, сознание–жар или сознание