Смотритель

От автора

Я долго раздумывал над тем, делать или не делать описание жизни встретившегося мне замечательного человека, к судьбе которого мне пришлось приложить руку, и я очень счастлив тому, что моя рука не дотянулась до него.

Въедливый читатель может подумать, что данным заявлением я пытаюсь завязать интригу и создать завесу таинственности над тем, что будет написано в последующих главах. Ничего подобного. Просто в условиях возвращения к массовым репрессиям инакомыслящих, создания зловещей атмосферы шпиономании, борьбы с «пятой колонной» и нарушений международных обязательств любые слова могут быть использованы для обвинения кого-угодно во враждебно-подрывной и шпионской деятельности по сталинско-ежовской статье номер пятьдесят восемь. Тюрьмы уже переполнены, снова в ходу блатной жаргон и самым модным стал шансон – уголовная культура, которая создавалась не только уголовными талантами, но и политическими заключенными.

Кто-то не помнит, но в годы моей молодости была популярной песня «Вологда» Владимира Высоцкого:

Пятьдесят восьмую дают статью,

Ничего, – говорят, – вы так молоды,

Если б знал я, с кем еду, с кем водку пью,

Он бы хрен доехал до Вологды.

Но, как говорится у нас, от тюрьмы и от сумы не зарекайся. Можно сидеть тихой мышкой в уголке и тебя арестуют за то, что ты молчком планировал покушение на горячо любимого и всенародно избранного или втихаря собирал шпионскую информацию для передачи агентам парагвайской разведки и контрразведки с Каймановых островов. А, может быть, ты тайно роешь тоннель от острова Сикоку до станции Октябрьская Московского метрополитена.

Можно открыто выступать – результат один тот же.

Можно пойти на сотрудничество с властью, то есть стать тайным информатором, либо партийно-политическим информатором в силу высокой сознательности, верности принципам и идеалам правящей партии, которая должна заметить активного члена и дать ему ход наверх, либо стать секретным сотрудником, о котором никто не знает, но который может исчезнуть вместе с оперработником, если они влезут в святая святых или попробуют это. Можно пойти в наемные боевики. Организовывать нападения на оппозиционных активистов, разгонять пикеты и демонстрации протеста, безнаказанно калечить людей и проливать кровушку. Но как только ситуация чуть изменится, то от боевиков открещиваются все и говорят, что знать о них не знали и знать в дальнейшем не хотят, типа, у нас государство правовое, Конституция действует и бандитизм должен наказываться по закону. Так что у нашего гражданина есть широкое право выбора, кем ему быть и определять, что такое хорошо и что такое плохо.

Лучше всего, конечно, быть сотрудником спецслужб. При любой власти всегда при деле. Опять же обучение хорошее и бесплатное. Абы кого в разведку или в контрразведку не пустят. Языки нужно знать, законы, уметь многое. Зато зарплата неплохая, квартирное обеспечение, лечение, отдых и все такое прочее.

В милиции несколько похуже. Если у власти честные люди, то приходится бороться с преступностью и искоренять ее из своих рядов. Если у власти преступники, то приходится бороться с честными людьми и искоренять их из своих рядов. Стабильности особой нет.

Зато самые стабильные тюремщики. Какая бы власть ни пришла, а тюрьмы нужны всегда и специалисты по содержанию заключенных ценятся на вес золота.

А над всем этим стоит тайна, чтобы никто не узнал, сколько человек уже репрессировали, кто был активным участником этих репрессий, чтобы не допустить раскола в обществе и низвержения авторитетов, забравшихся на вершину по ступенькам, мокрым от крови ненавистных конкурентов и оппонентов.

Все вышесказанное, если говорить по-научному и с философской точки зрения – надстройка, а базисом являются общечеловеческие ценности. Например, рыбалка, которая объединяет палачей и жертв, делая их сопричастными к великому таинству подманивания к себе рыбы и лова ее для поедания в виде ухи на берегу речки и горящего огня да с рюмочкой водки под звездным небом, располагающим к мечтаниям и всякого рода воспоминаниям о делах давно минувших, и о людях, исчезнувших из памяти и из жизни вообще.

После трудов праведных нужно хорошенько отдохнуть. Представьте себе, как это трудно создавать подрывные агентурные группы из деклассированного и полумаргинального элемента для заброски в тыл врага и захвата там власти с помощью таких же маргиналов.

А дальше дело техники. Шелупонь одевается в военную форму, а регулярная армия под видом добровольцев и отпускников концентрируется на направлениях предстоящего удара. Граница открыта, гуманитарные конвои, военное имущество, а западная общественность с чистыми глазами верит всей херне, которая несется с экранов телевизоров.

Все повторилось как в 1938-1939 годах в той же Европе. Аншлюс Австрии, захват Чехии и потом вторжение в Польшу.

Дедушка Крылов хорошо написал в одной знаменитой басне «Кот и повар», как повар ругал проворовавшегося кота, а кот Васька слушает да ест.

Гитлер тоже не думал, что, вторгаясь в Польшу, он начнет Вторую мировую войну. Так, пожурят немного, выгонят из Лиги наций и успокоятся, получив заверения, что все это сделано для борьбы с польским фашизмом и милитаризмом пилсудчиков, мечтавших построить огромную и великую Польшу «от можа до можа». Но Англия и Франция внезапно объявили войну Германии, проявив свое коварство в отношении чистых и мирных германских помыслов. Для того, чтобы вернуть к себе расположение западного мира и мир с ним, Гитлер напал на коммунистический Советский Союз, но это только раздразнило всех и практически весь мир разделился на фашистов и антифашистов. И последних оказалось больше.

Сейчас мы все ходим по лезвию бритвы. Бритвы Оккама. Напомню ее главный принцип: «Не следует множить сущее без необходимости». Если это перевести на русский язык, то заумный принцип получает простое звучание: не ищите приключений на свою жопу. Даже Козьма Прутков не прошел мимо этого лезвия, сказав просто и емко: не ходи по косогору – сапоги стопчешь.

Мы находимся в своем естественном состоянии. И никогда не выходили из него. Монголо-татарское иго, неоднократное сожжение Москвы войсками Золотой Орды. Сдача Москвы французам. Сожжение Москвы. Битва под Москвой в декабре 1941 года. Впервые отстояли Москву. А что будет в ближайшие годы? В ту войну СССР мог гикнуться без западной помощи, а что может быть сейчас в противостоянии со всем Западом? Даже представлять не хочется, ведь все, что у нас есть, все западное. В дополнение к санкциям мы объявили контрсанкции против себя, опустошив полки магазинов. Весь расчет на то, что доведенный до отчаяния российский народ, сплотится вокруг своего лидера против подлых пиндосов, объявивших нам новую холодную войну. И чем больше будет жертв, умерших от нервных заболеваний и плохого питания, тем выше будет слава пожизненного президента. Умом Россию не понять. Просто в нормальный ум не укладывается то, что свойственно русской нации.

Нам со стороны это все видно, как на ладони, но мы вынуждены молчать, разве что продумывая то, о чем я написал на бумаге. Мы знаем, что концовка будет такая же, как и в 1917 году.

Противодействие эволюции сравнимо с постройкой все более высокой плотины на горной реке вместо устройства дополнительных шлюзов для понижения уровня воды в водохранилище и смены руководства электростанцией. В любой системе есть критической уровень прочности. Нет такого крепкого сверхматериала, который можно было нагружать до бесконечности. Даже атланты, которые держат небо на своих плечах, падают изломанными на землю, когда маленький комарик садится им на плечо.

Так и в государстве. Где происходит плавная и мирная смена власти, то такое государство живет и развивается, а где этого нет, там свирепствуют революции, гражданские войны, разруха, массовые репрессии, войны для удержания власти и прочее, что уже прописано в нашей истории.

Вот черт, решили поговорить о рыбалке, а скатились на профессиональные разговоры. Да это всегда у нас так. Как только сидим и говорим о бабах, так начальство довольно и спокойно, а как только заговорили о работе, так начальство беспокоится, когда это мы успели напиться. Вот для этого у нас есть свои санатории и дома отдыха с базами для охоты и для рыбалки.

Кстати, не надо делать из нас утонченных личностей и интеллектуалов, как это делают писатели-детективщики, пишущие по заказу ВЧК-НКВД для получения премий того же ВЧК-НКВД. Мы – плоть от плоти того общества, которое послало нас на защиту его безопасности. Хотя, и здесь не будем кривить душой, на защиту безопасности руководства от того же общества. Это главная наша функция, ну а следующая функция – это борьба с теми, кто мешает нашей работе, а таких организаций, органов и организованных групп видимо-невидимо, и все хотят наложить лапу на наши органы. Если бы не они, то с ЦРУ, ФБР, БНД и им подобными мы бы боролись одной левой и то только после обеда.

Интеллект наш повыше среднего, но юмор обыкновенный, народно-солдатский, типа солдат на постое у старушек, или сидели у ели и ели то, чего не имели, а если бы это имели, то были бы не теми, кем были, и тому подобное. Это разведка у нас интеллектуальная, да и то в разведке одни сынки высокопоставленных папаш и мамаш, поэтому у нас в разведке такой уровень коррупции и кумовства, что все страны чувствуют себя спокойно от такой разведки, периодически перевербовывая разведчиков для себя и раскрывая легальные и нелегальные резидентуры. Это я к тому, что разведку вывели из нашей конторы и они начали воображать из себя невесть кого и невесть что.

Зато в области рыбалки и охоты нам равных нет. В нашу епархию снова вернулись пограничники, теперь мы имеем возможность порыбачить и поохотиться в пограничной зоне и полосе, где посторонние люди не ходят. А подальше от границы у нас есть хорошие заказники. Лично я люблю рыбачить на удочку и желательно карася. Это искусство и удовольствие одновременно. Два в одном, по-современному, как шампунь с кондиционером.

Так вот в нашем заказнике есть целая секция рыболовов, а любителей рыбалки на удочку только один я. Зато инструктор у меня старенький и шустрый старичок по имени Василь Васильевич. Человек молчаливый, но степенный и обстоятельный. От него я много узнал в рыбацком деле, совершенно не представляя тех хитростей, которые не описываются в красочно расписанных и цветливо оформленных пособиях.

Оказалось, что на рыбалке не нужно сидеть мышкой и бояться напугать рыбу. Конечно, вести себя по-медвежьи нельзя, но привлекать внимание рыбы нужно. Если не клюет, то через каждые три-пять минут нужно делать перезаброс, подтягивать к себе или в сторону поплавок с крючком, чтобы рыба увидела наживку и подошла ее попробовать. Да мало ли что. Я был учеником старательным и уважительным, не вел себя начальником по отношению к инструктору и постепенно у нас установились добрые отношения. А тут в разговорах и между делами потихоньку выяснилось, что он фронтовик, в битвах не участвовал, орденами-медалями не награжден и даже не получил обязательный для всех участников войны орден Отечественной войны второй степени.

Меня это удивило, и я постарался навести о нем справки. Я узнал, что он капитан МГБ (министерства государственной безопасности) в отставке и получил совет не совать свой длинный нос куда не надо. Он нормальный человек в качестве рыболовного инструктора? Нормальный. Вот иди и лови вместе с ним рыбу, а если что интересное услышишь от него, то немедленно иди в спецотдел и докладывай письменно обо всем.

Вот, бляха муха, не было печали, так черти накачали, как говорят китайцы – не ищи себе неприятностей, которые будут тебя доставать. Bu yao zi zhao ma fan. Я тут некоторое время приватно занимался китайским языком, и кое-что уяснил для себя, но, вероятно, уяснил не совсем четко. Похоже, что старичок находится в постоянной оперативной разработке и я вписан в число этих разработчиков. Если тебе дают рюкзак с булыжниками, то лучше этот рюкзак выкинуть и не нести его дальше. Тебе станет легче, и тому, кто тебе дал этот рюкзак, тоже убытка никакого. Поэтому я быстренько смотал удочки и прекратил выезжать в заказник на рыбалку. Умер Максим, ну и хрен с ним.

Вы не удивляйтесь, если в моей речи увидите некоторые матерки. Я человек русский, а, кроме того, человек военный, поэтому матерный язык знаю в совершенстве и он, по сути дела, является моим вторым родным языком, поэтому без него обойтись будет очень трудно. Например, разведчик в общении с женщиной легкого поведения будет говорить, что ее поведение является антиобщественным, не соответствующим нормам морали и оскорбляющим его православные чувства и тому подобное, то контрразведчик скажет просто и емко – блядь и все встанет на свои места. Все друг друга поняли.

Месяца через полтора меня вызвали в отдел собственной безопасности и поинтересовались, почему это я не выезжаю в заказник на рыбалку.

– А какое ваше дело до моей рыбалки? – я сразу отбрил их, потому что это мое частное дело и никому не позволено совать в него нос.

– А это уже не ваша рыбалка и не ваше дело, – вежливо охолонули меня, – это дело государственное и вы единственный за многие десятилетия, кто смог чем-то расположить к себе старика.

– А чем он обвиняется, – спросил я, – шпионаж, диверсии, терроризм, антисоветская пропаганда?

– Ни в чем не обвиняется, – прямо сказали мне, – просто о нем нет никаких данных, ни в личном деле, ни в архивах. Он как бы и есть, и его как бы и нет. Как был капитаном так им и остался. И сам ничего не говорит. Есть указание, подписанное еще наркомом Берия, что данного человека не трогать и ничего у него не выяснять. Это значит, что у человека есть какая-то «шуба», которую ему надели, а снять никто не может. Берии нет, а указание его есть, и никто не решается отменить это указание, а оно, как ты сам понимаешь, до сегодняшнего дня имеет силу приказа, требующего обязательного исполнения и никто кроме Берии его отменить не может.

– Абсурд какой-то, – недовольно сказал я, – любой председатель КГБ вправе отменить этот приказ.

– А вот и нет, молодой человек, – ласково просветили меня, – в государстве нашем есть незыблемые основы, которые никто не вправе поколебать. Стоит раскрыть архивы и показать хоть десятую часть нашей деятельности, то государство рухнет и похоронит нас под своими обломками. Вы это понимаете? – и начальник отдела высоко поднял свой указательный палец, показывая важность того, о чем он говорил.

– Отдайте его мне, и я за два дня выбью из него нужные показания, – с веселым задором молодого человека сказал я, – у нас даже Тутанхамон давал собственноручно написанные показания!

– Не накликайте на себя беду, – как-то многообещающе сказал начальник отдела, – я читал дела, когда товарищи допрашивали товарищей, сидели в одном кабинете, вместе выпивали, дружили семьями, а потом выбивали друг другу зубы и выкалывали карандашом глаза. Потом они менялись местами, и мучитель становился жертвой, а дети и жены рвали друг на друге волосья и втыкали в лицо столовые вилки. И в конце концов, обоих расстреливали в подвале как агентов экзотических разведок, жен отправляли в концлагеря, а детей в спецприемники для детей изменников родины. Вы этого хотите?

– А что, у нас есть какой-то другой выбор? – спросил я у начальника.

Оглянувшись по сторонам и приложив к губам указательный палец, начальник встал из-за стола и подошел ко мне. Наклонившись к моему уху, он тихо произнес:

– Есть выбор. В любой ситуации нужно поступать по-человечески, как человек, а не как обезьяна, которая поймает чужого детеныша и начинает есть его живьем. Даже не убивает из чувства гуманности. Поэтому, всех обезьян, – он повысил голос для возможной звукозаписывающей аппаратуры, – я не считаю человекоподобными существами. Это выродки, оставшиеся от генетических опытов по созданию homo sapiens, человека разумного. Поэтому и вы, как человек разумный, должны делать выбор в пользу своей родины. Кто бы ни руководил нашей родиной, что бы он ни делал, вы должны быть ему верны и делать все, что он приказывает, не раздумывая и не рассуждая. Потом вы с чистой совестью можете сказать, что время было такое, что вы думали совершенно о другом, осуждали насилие, но были вынуждены подчиняться приказу.

– Но такого не бывает, – возмутился я, – преступления есть преступления, и они должны быть наказаны.

– Молодой человек, молодой человек, – весело засмеялся старый полковник, – жаль, что в школе КГБ не преподают историю и уроки из ее самых главных этапов. Вам, вероятно, не рассказывали о том, что культ личности был осужден и признано, что в отношении многих честных людей были проведены массовые репрессии. И кто понес наказания? Да почти никто. Человек десять, а остальные как работали на своих местах, так и работают до сих пор. Когда был суд над фашизмом в Нюрнберге, то повесили двадцать человек и человек тридцать посадили в тюрьмы. Зато остальные отделались формулой «Время было такое. Мы люди подневольные. Нам приказали, мы делали». И самое главное, до сегодняшнего дня в современной Германии военными преступниками, на которых не распространяется срок давности, являются дезертиры из немецко-фашистской армии и люди, которые состояли в комитете «Свободная Германия», а также полковник фон Штауфенберг со товарищи, которые устроили покушение на Гитлера. И вовсе не участники массовых казней и члены SS. И это в той стране, которая отринула фашизм, как преступную идеологию. Вот вам и поле для умственных упражнений в свободное время.

– Хорошо, я подумаю об этом на досуге, – сказал я, – но что нам нужно от старичка рыболова?

– Мы и сами не знаем, что нам нужно, – сказал начальник отдела собственной безопасности. – С самого верха потупило строгое указание, узнать, какая тайна ему известна, и если эта тайна навредит государству, то сделать так, чтобы эта тайна так и осталась тайной…

– То есть, старичка нужно кокнуть? – как-то неудачно пошутил я.

Сердитый взгляд был мне ответом.

– Ты, вообще-то, кто по национальности? – вдруг спросил начальник отдела.

– Русский, – с чувством особой гордости сказал я.

– Русский? – переспросил полковник. – Так какого же хрена ты задаешь бестолковые вопросы. Ты что, до сих пор не понял, что мы живем как в сказке?

– В какой сказке? – удивился я.

– В любой, – сказал полковник, – например, иди туда – не знаю куда, принеси то – не знаю что. Это о твоем задании. И учти. Это твое самое сложное задание. Если ты коснешься страшной тайны, то я тебе не завидую. Тайна только тогда остается тайной, когда о ней знает только один человек. Возьми секретные протоколы к пакту Молотова-Риббентропа. Все говорили, что никаких протоколов нет, что это фальшивка, а они спокойно лежали сейфе генсеков и президентов и передавались по наследству в особой папке. Или материалы Катынского расстрела польских офицеров. Материалы нашлись там же, но их стали выдавать порциями. Лучше бы уж совсем их не было, но раз сказал А, то нужно говорить и Б.

– И что же делать мне? – спросил я.

– Не знаю, парень, – как-то устало и в то же время добродушно сказал начальник. – Тебе просто не повезло. Выкручиваться придется самому. Никто тебе не поможет, ни Бог, ни Царь и ни Герой, добьешься ты освобожденья своею собственной рукой. Так поется в революционной песне. Думай. Твое начальстве в курсе, что у тебя специальное задание из инстанции. Работу планируешь сам и отчитываешься только передо мной. Заведи себе за правило записывать на диктофон все рыбацкие беседы. На их основании будут определять наличие или отсутствие этой страшной тайны. Тебе нужно пробежать в ливень так, чтобы ни одна капля не упала на твой костюм.

– А я знаю, как это сделать, – перебил я полковника.

– Ну, и как? – удивился он.

– Нужно снять с себя всю одежду и положить ее в котел, как сделал один китайский мудрец, – сказал я, – а потом спокойно идти по дождю. Когда он закончится, достать сухую одежду и надеть ее.

– Все, хватит, – перебил меня полковник, – идите отсюда, иначе я с вами свихнусь от ваших историй и тайн.

– А что такое шуба? – спросил я.

– Эх. Молодость-молодость, – засмеялся полковник. Это побасенка такая. Один офицер никак не мог получить продвижение по службе, все говорили, что дело в шубе, то ли у него шубу украли, то ли он у кого-то шубу украл…

Я был молод и свободен. У меня не было обременяющей семьи, детей, поджидающих прихода с работы папы, родителей, которым требовалась помощь и уход. Одним словом, сирота широкого профиля. Все обыденно. Был единственным ребенком в семье. Когда мне было восемнадцать лет, родители попали в аварию, и я остался один. Спасло меня хорошее воспитание и то, что я сразу прекратил уличные знакомства, а затем поступил в высшую школу КГБ, заручившись рекомендацией одного старого чекиста, давнего знакомого моего отца. Не знаю, что было со мной, если бы я выбрал другой путь. Возможно, что меня давно бы не было в живых. Черные риелторы – это хорошо организованные банды, состоящие сами знаете из каких должностных лиц. Молодого пацана давно бы уже похоронили на старом заброшенном кладбище, а в его квартире проживал какой-нибудь бонза, крышующий эту банду. Так что, КГБ спасло мою жизнь. Дальше вы уже знаете.

На моем рабочем месте в моем кабинете стоял пустой стол. Непосредственный начальник спросил, какая мне нужна помощь и ушел, занятый своими делами, показывая, что здешние дела меня уже не касаются.

Пообедав в управленческой столовой, я пошел домой готовиться к новой рыбалке. Наутро я был в заказнике и пил чай у Василь Василича, который встретил меня как давнего знакомого и посетовал на то, что рабочие заботы не давали мне отдаться любимому времяпровождению.

– Василь Василич, – сказал я с улыбкой, – я сейчас в отпуске и буду рыбачить каждый день.

– Это и хорошо, – согласился старик, – а то рыбаков что-то мало стало. Все норовят сетями половить, а толку что? Бросили сеть, вытащили килограмм пятьдесят, а потом почти вся рыба погибнет или испортится, так и не дойдя до потребителя. Ловить нужно столько, сколько нужно для потребления или для переработки для длительного хранения.

Весь день мы занимались подготовкой к рыбалке. Проверяли и настраивали снасти, готовили палатку, проверяли лодку и мотор, заливали бачки бензином и маслом, делали запас продуктов.

– Пару бутылочек возьмем с собой? – спросил я. – Поедем, наверное, дня на два или три.

– Ну, если на два-три дня, то и бутылочек нужно брать столько же, – с улыбкой сказал Василь Василич.

Первая командировка

На реку мы выехали рано. Двум холостякам собраться – только перепоясаться. Свежий ветерок холодил лицо, по воде шла мелкая рябь, глухо гудел лодочный мотор, толкая нашу лодку, которая от радости журчала водой на редане, то есть в том месте, где приподнятый нос лодки уже не касался поверхности воды.

Минут через сорок мы пристали к пологому берегу, ориентируясь на сизое пятно от старого костра. Место обжитое и намоленное, как говорили рыбаки.

Палатку установили быстро, достали удочки и пошли вдоль берега, высматривая уловистые места. Да их и высматривать не нужно, к каждому из них были протоптаны тропинки и в кустах сделаны проходы, а на берегу установлены чурбачки. В хороших заказниках это дело чести и часть инфраструктуры рыбалки.

– Рыбачь здесь, – Василь Василич ткнул пальцем в небольшой проем в кустах, – а я расположусь рядом.

Я прошел на указанное место и очутился как бы в комнате из веток и листьев с широким окном в сторону реки. Всегда мечтал порыбачить именно в таком месте. Ты находишься в своем домике и тебе не нужно никуда идти, чтобы добыть пропитание. В углу комнаты был небольшой очаг, выложенный из камня. По краям очага в землю вбиты металлические прутья с рогульками наверху, чтобы на перекладине можно было повесить котелок с ухой или чайник для завершения трапезы. Рядом с очагом была небольшая вязанка дров, листья над очагом давно сгорели, образуя как бы дымоход в доме, который топится «по-черному».

Место мне досталось уютное, какое-то домашнее, так и хотелось прилечь в уголок, противоположный от очага, где было постелено свежее сено. Как на сеновале в деревне.

Ночь. Луна. Тишина. Сеновал.

Свежий клевер и памяти шквал.

Пламя страсти горело во тьме,

Ты была, или снилась ты мне?

С трудом отогнав от себя мысли о неге, я настроил удочку и закинул ее в воду. Поплавок плавно качался на воде, подмигивая то мне, то солнечным бликам, которые возникали на небольших волнах, создаваемых слабым ветерком.

– Товарищ Председатель, капитан Абрамов для выполнения задания особой важности готов, – отчеканил я, стоя в просторной зале, залитой ярким солнечным светом и обдуваемой ласковым ветерком, лениво шевелящим огромные шелковые шторы белого цвета. Все было в белом. Скатерть за столом, где сидел Председатель с заместителем и их белые костюмы. Мой белый костюм был настолько ослепителен, что Председатель улыбнулся и сказал: